архивоведение. Реферат Архивовед 28032019. Кадровые чистки среди архивистов история проблемы (1918 1940 е гг.)
 Скачать 146.5 Kb.
|
|
МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ» КАФЕДРА ИСТОРИИ РОССИИ Реферат по архивоведению на тему: "Кадровые чистки среди архивистов: история проблемы (1918 – 1940 –е гг.)» Выполнил студент 3 курса 1 группы профиль «ИО» ЗФО гуманитарного факультета Семункина Марина Николаевна Проверил: кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Федюнин И.В. Воронеж 2019 СОДЕРЖАНИЕ: 1. Введение …………………….…………………………………………………3 2. Глава 1. Общая характеристика периода архивного строительства периода 1917 – 1940 годов…………………………………………………………………5 3. Глава 2. Кадровые чистки среди архивистов: истоки, масштабы, последствия……………………………. ……………………………………....12 Заключение …………………………………………………………………..…31 Список используемой литературы……………………………………………..32 Введение Актуальность. Ключевое слово, которое может охарактеризовать понятие «человечество», — это память. Архивы — это и есть память. Память и преемственность обеспечивают бессмертие всего человечества в целом и каждого из нас. Документы имеют культурно-историческое значение. Во время Октябрьской революции, Гражданской войны патриотически настроенные архивисты (работники архивов, ученые) ставили перед собою задачу сохранения архивного наследия Российской империи. Они призывали "всех культурных и просвещенных людей провинции" объединиться "в архивные организации, общества, кружки, комиссии, комитеты или отделы при советах по народному образованию", чтобы спасать и сохранять, приводить в порядок и изучать письменные материалы, относясь к ним как "к большим и малым частицам русской истории, русской культуры, русских духовных богатств". Не это ли нам говорит о масштабном значении архивного дела как явлении духовной культуры, исторической памяти народа. Машина государственно-партийного аппарата Советской власти сумела с помощью жестоких мер поставить институт архивного дела на службу интересам коммунистической власти. Это было достигнуто не только структурными преобразованиями и регламентацией, но и «чисткой» архивных кадров. Цель. Изучить вопрос архивного строительства в истории Советского Союза в период 1920-40гг. через призму кадровой проблемы. Задачи. Исследовать истоки, причины репрессий в отношении архивных кадров, как это связано с реорганизацией архивной деятельности, какие последствия за собою повлекли действия советской власти в процессе превращения архивов из общественного института в придаток партийно-властной системы. Историография исследования. Работы Т.И. Хорохординой «История и архивы», «Российская наука об архивах: история, теория, люди» и ряд журнальных статей. Глава 1. Общая характеристика периода архивного строительства периода 1917 – 1940 годов Следует констатировать, что доступ к архивной информации начали ограничивать не при советской власти, хотя в 1990-е гг. в исторической литературе такая мысль имела место. Дореволюционные архивы не имели отделов спецхрана как таковых, так как допуск в них был крайне ограничен и в целом их можно было считать огромными спецхранами. Так, например, в Военноучетный архив Главного штаба ученые допускались с разрешения царя. Ситуация при Николае II была неоднозначной: режим доступа в архивы то ужесточался, то становился более свободным. С 1916 г. в Государственном архиве свободно выдавались все документы, кроме дипломатической переписки второй половины предыдущего века, а в Сенатском архиве объем секретных дел был резко сокращен. В архиве Синода ограничения определялись по признакам специальности и вероисповедания и т. п.. После Февральской революции была предпринята попытка изменить существующее положение, которая, однако, не увенчалась успехом. Уязвимым местом положения архивов в дореволюционной России было отсутствие единой архивной сети. В годы Первой мировой войны пренебрежение к ценностям архивов повлекло уничтожение большого количества материалов. Возникла угроза гибели ценнейших исторических документов. Необходимо было срочно приступить к организации и упорядочению архивов в масштабе всей страны. В первые месяцы после прихода к власти большевики стремились решить две противоположные задачи: использовать старый государственный аппарат, поскольку не имели своего, и в то же время разрушить его, создав на его месте новые органы власти и управления. В решении этих задач также проявлялись противоположные тенденции: стремление к централизации государственного аппарата и сильные центробежные влияния, которые были вызваны не только разрушением старых структур, но и войной, перестройками государственных и общественных организаций, произведенными Временным правительством, и т. д. После Октябрьской революции сразу же были проведены неотложные мероприятия по спасению от гибели исторических документов. В наиболее важные ведомственные архивы были направлены комиссары, чтобы срочно принять необходимые меры по охране документов. К весне 1918 г. Наркомпрос объединил под своим руководством систему образования и некоторые другие сферы культуры. Но архивное, а также библиотечное дело остались «без присмотра». Старые органы управления пытались сохранить и развить эти области культуры. Внешние обстоятельства, прежде всего наступление немцев и переезд правительства в Москву, подтолкнули большевиков к активной политике в этих сферах. СНК принял решение об эвакуации крупнейших архивов в новую столицу. Непосредственным исполнителем был назначен председатель Петроградского совета профсоюзов и председатель Петроградской коммуны Д.Б. Рязанов. 29 марта 1918 г. состоялось совещание Совета Союза российских архивных деятелей (РАД) с участием представителя Петроградской коммуны, на котором был создан Центральный комитет по управлению архивами (ЦКУА). Председателем его был избран Д.Б. Рязанов, заместителями – С.Ф. Платонов (членами бюро были члены Совета Союза РАД князь Н.В. Голицын и А.И. Лебедев). Этот комитет начал свою работу 2 апреля 1918 г. Основным содержанием его деятельности стал проект декрета об архивном строительстве, в котором планировалось закрепить идею о централизации архивного дела, что привело бы к преодолению ведомственности, затрудняющей свободный доступ исследователей к архивам. 16 апреля на заседании ЦКУА под нажимом Д.Б. Рязанова Комитет принял решение о вхождении в состав Наркомпроса с сохранением определенной автономии. С этого момента по инициативе советского правительства началась систематическая работа по созданию новой архивной системы, обеспечивающей потребности государственного строительства и исторической науки. С апреля по июнь 1918 г. существовала вполне реальная возможность создания единого архивно-библиотечного центра, однако она не была реализована прежде всего из-за разногласий среди лидеров СНК, а также противоборства М.Н. Покровского с одной стороны и А.В. Луначарского и Д.Б. Рязанова – с другой. Эти позиции столкнулись на заседании СНК 26 апреля 1918 г., где было принято решение разделить организацию библиотечного и архивного дела. За реформирование библиотек ответственным был назначен М.Н. Покровский, за архивную реформу – Д.Б. Рязанов. 1 июня 1918 г. появился подписанный В.И. Лениным декрет Совета народных комиссаров РСФСР «О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР», который заложил основы советской государственной архивной системы. Создавался Единый государственный архивный фонд (ЕГАФ), куда поступали все архивы правительственных учреждений. Руководство возлагалось на Главное управление архивным делом (Главархив), которое являлось отделом Наркомпроса, а его заведующий утверждался правительством. Все оконченные дела правительственных учреждений по истечении установленного срока передавались в государственный архивный фонд. Учреждениям запрещалось уничтожать какие бы то ни было документы без разрешения Главного управления. Отменялись все постановления по архивному делу, действовавшие ранее. Декрет 1 июня 1918 г. сделал исторические архивы общенародной собственностью, а архивное строительство – государственным делом . В коллегию ГУАД 13 ноября 1918 г. вошли Д.Б. Рязанов, В.Н. Сторожев, М.К. Любавский, С.Б. Веселовский, А.М. Полянский .1 В свою очередь, декрет СНК «О реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР» определил схему строения Единого государственного архивного фонда, который состоял из секций. В состав ЕГАФ не вошли фонды личного происхождения, общественных организаций, частновладельческих предприятий, монастырей, церквей и т. д. Это положение имело двойственный характер: с одной стороны, они оказались без юридической защиты государства, что способствовало их частичному уничтожению, с другой – государство не обращало на них внимания и в них не происходили «чистки», что в ряде случаев помогло им сохраниться. 1 апреля 1919 г. за подписью В.И. Ленина был опубликован декрет «Об архивах и делах расформированной прежней армии». 12 апреля 1919 г. было издано положение «О губернских архивных фондах», по которому все архивы губернских городов и уездов составляли часть Единого государственного архивного фонда и передавались в ведение местных учреждений Главархива. В этом же году были приняты декрет Совета народных комиссаров «О хранении и уничтожении архивных дел», дополнивший декрет от 1 июня 1918 г. и установивший порядок отбора и уничтожения ненужных архивных дел, декрет «Об отмене права частной собственности на архивы умерших русских писателей, композиторов, художников и ученых, хранящиеся в библиотеках и музеях». Принятие этих декретов во многом было обусловлено начавшейся еще в 1918 г. «чисткой» и уничтожением «ненужных» местных архивов. Кроме того, на состояние архивной службы оказал влияние экономический кризис, поскольку бумагоперерабатывающие предприятия простаивали. С одной стороны, с целью достижения компромисса с ВСНХ, с другой – для сохранения ценных исторических источников циркуляром ГУАД от 12.09.1919 г. № 3845 создавались специальные комиссии для отборки архивных дел в макулатуру, при этом ГУАД выступил против циркуляра Бумажного отдела Центрутиля ВСНХ от 27.11.1919 г. о спешной утилизации старых архивов, требуя предварительного просмотра архивного материала разработочными комиссиями1. Во время этих «макулатурных чисток» периода Гражданской войны на переработку было отправлено большое количество архивных материалов. Лишь в марте 1921 г. последовало распоряжение Президиума ВСНХ, Наркомпроса и НК РКИ, где говорилось, что «использование архивов производится при непременном согласии органов Главархива». С принятием и реализацией вышеназванных декретов были созданы основы советской архивной системы, определились принципы и формы работы, что позволило сохранить, собрать и привести в порядок громадные архивные фонды, необходимые для развития исторической науки. Высоко оценивая политическое и научное значение архивного строительства, компартия послала на этот участок опытных, знающих архивоведение большевиков: В.В. Адоратского, М.С. Ольминского, М.Н. Покровского, В.Д. Бонч-Бруевича, В.В. Максакова и др. К архивному строительству были привлечены старые кадры из числа историков и архивистов. На местах для обследования и приведения в порядок архивных материалов были привлечены сотрудники бывших губернских архивных комиссий, учителя, историки, краеведы, любители-энтузиасты. Большую помощь оказали отделы народного образования, местные советские и общественные организации, отделения Истпарта и научные общества. Архивное строительство испытывало большие затруднения из-за недостатка квалифицированных кадров, поэтому в 1918–1919 гг. в Москве и Петрограде для подготовки архивистов были созданы специальные курсы. На курсах при Археологическом институте обучались около 300 человек. По инициативе В.И. Ленина еще в годы Гражданской войны были заложены основы архива Октябрьской революции. В сентябре 1920 г. коллегия Главархива приняла решение об организации специального отделения для собирания и хранения материалов истории революции 1917 г., которое тесно сотрудничало с Истпартом. С 1925 г. отделение было реорганизовано в Центральный государственный архив Октябрьской революции. В 1921 г. в Москве состоялась I Всероссийская конференция архивных деятелей, которая подвела итоги архивного строительства в стране за первые годы советской власти и наметила основные задачи и перспективы работы в новых условиях. 30.01.1922 г. был издан декрет ВЦИК, по которому Архивное управление (Центрархив) из ведомства Наркомпроса перешло в ведение ВЦИК1. По примеру РСФСР центрархивы были организованы и в других союзных республиках. Местные архивные бюро широко развернули среди населения сбор материалов и разъяснительную работу о политическом и научном значении исторических документов и необходимости их тщательного хранения. Громадное значение для успешного хода архивного строительства в стране имели общесоюзные и республиканские совещания, конференции, съезды. Так, в марте 1925 г. состоялся I съезд архивных работников РСФСР, на котором было отмечено, что централизация архивного дела в стране, проводившаяся после революции, полностью оправдала себя и принесла значительные плоды. В мае 1929 г. на II съезде архивных работников был остро поставлен вопрос о подготовке квалифицированных кадров для работы в архивах и создании специального вуза. Как результат – 3 сентября 1930 г. СНК СССР принял решение об открытии Института архивоведения, который в 1932 г. был переименован в Историко-архивный институт. Рубеж 1920–1930-х гг. в архивном строительстве характеризовался кардинальной реорганизацией, что было в целом присуще исторической науке того времени. 28 января 1929 г. ВЦИК и СНК РСФСР утвердили «Положение об архивном управлении РСФСР»2, которое определило состав государственного архивного фонда, его управление и структуру. К этому же времени относится создание партийных архивов при ЦК партии, краевых и областных комитетах. 29 марта 1929 г. ЦК ВКП(б) принял постановление о создании единого партийного архива. Глава 2. Кадровые чистки среди архивистов: истоки, масштабы, последствия Главархив, являясь "пасынком" среди прочих административных органов, не располагал достаточной силой на местах, чтобы отстоять архивные ценности от атак "утилизаторов", получавших за успешную работу по "сбору отбросов" ("тряпья, архивных материалов, обрезков" и т. д.) премии, повышения по службе и другие поощрения. Главархив и его уполномоченные при этом выступали для властей в качестве досадной помехи, если не прямых вредителей и контрреволюционеров. Это уже была первая серьезная угроза политического характера. Главархив провозгласил принцип "гласности" в пользовании документами со стороны исследователей. Официально этот принцип был закреплен в 1920 г. в "Правилах пользования архивными материалами для государственных, научных и частных потребностей"1. В преамбуле ("Общие положения") этих "Правил" указывалось: "1. Все архивы считаются открытыми для пользования сторонних лиц, кроме тех из них, о временном закрытии которых последовало распоряжение ГУАД; 2. Архивами могут пользоваться государственные, ученые и общественные учреждения и частные лица", причем "русские ученые и исследователи к занятиям в архиве допускаются с разрешения управляющего архивом". Единственным условием ставилось "быть известными администрации архива или представить надежные рекомендации, например ученых специалистов, учреждений по месту службы и т. п.". Иностранцы допускались к занятиям в архиве по докладу управляющего архивом Главному управлению архивным делом . Однако в том-то и заключалась проблема, что большевики уже не могли доверить политику допуска и определения секретности ("временного закрытия") специалистам ГУАД как в центре, так и на местах. По мере упрочения однопартийной власти в общегосударственном масштабе в соответствующих органах ЧК накапливалась информация об "антисоветских" действиях и высказываниях ответственных сотрудников ГУАД и его "секций" в Петрограде и Москве. Первым из сигналов такого рода послужила публикация "Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 г. б. Московского охранного отделения", которая вышла под общей редакцией С.П. Мельгунова (впоследствии он будет выслан из страны) и М.А. Цявловского (он будет репрессирован) в частном издательстве "Задруга". В этом сборнике вниманию "будущих историков русской социал-демократии" предлагались документы об успешной работе охранки по вербовке и засылке в ряды ленинцев штатных провокаторов2. Нельзя было исключить и появление аналогичных документов по истории "предательства в пользу Германии", по неблаговидным финансовым делам партии в дореволюционный период и т. д. Другим сигналом послужили политически "вредные" лекции, с которыми выступали перед слушателями архивных курсов в Петрограде И.Л. Маяковский, Е.В. Тарле и другие историки и архивисты. И.Л. Маяковский убедительно доказывал идею о преемственности архивной реформы в России, исходя из трудов Н.В. Калачова и Д.Я. Самоквасова (впоследствии он будет вынужден публично отречься от этой точки зрения). Е.В. Тарле в лекциях, а также в сборнике "Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции. Воспоминания современников и документы", опубликованном в 1918 — 1919 гг. под его редакцией, позволял себе недопустимые с точки зрения официальной идеологии аналогии красного террора с кровавым террором якобинцев. Под большим подозрением находился и сам заведующий Главархивом Рязанов. Достаточно, сказать, что именно к 1919 г. относятся его слова, процитированные из "неуказанного источника" в 1931 г., когда он был арестован, снят с должности директора Института Маркса и Энгельса и исключен из партии: "Я не большевик и не ленинец. Я только марксист, и как марксист я коммунист"1.Одним словом, даже этих фактов было более чем достаточно, чтобы партия и советское правительство обратили самое серьезное внимание на деятельность Главархива. Период мирного сосуществования науки и идеологии подходил к концу. Уже 23 августа 1920 г. "в связи с отъездом Д.Б. Рязанова из Москвы" обязанности заведующего Главархивом были возложены на его влиятельнейшего в партийных кругах противника Покровского, который сразу же стал изгонять из архивных ведомств и учреждений людей "не наших" и заменять их "нашими". Впрочем, вспоминая в 1928 г. об обстоятельствах своего назначения, сам Покровский скромно ссылался на "верное большевистское чутье" старого большевика-ленинца В.В. Адоратского, который, вернувшись в 1920 г. из Казани, посетил московские архивы. Это, вспоминал Покровский, "на него, человека, не каждый день ходившего в архив, как я, а после некоторого промежутка нюхнувшего этой атмосферы, произвело головокружительное впечатление. Везде сидят не наши люди, и у них в руках наши бумаги, наши дела... Верное большевистское чутье т. Адоратского подсказало, что творится что-то неладное. В.В. Адоратский подошел к В.И. Ленину и стал говорить, что за безобразие происходит и нельзя ли этому положить конец, т. е. тому, что наши архивы находятся в руках чужих людей"1 . Результатом стал полный разгром Главархива "рязановского" состава. История отечественного архивного дела вступила в новый этап. Для архивистов это десятилетие пройдет под лозунгами большевизации архивных кадров и огосударствления архивов. Именно в эти годы начал возрождаться ведомственный (учрежденческий) подход к архивам, что означало, по существу, отказ от демократических принципов их комплектования, организации и использования, составивших основу декрета от 1 июня 1918 г. Именно в эти годы принцип "централизации" архивного дела, заложенный в основу декрета от 1 июня 1918 г. как принцип освобождения архивов от ведомственного контроля в интересах научного использования, получает новое истолкование и, главное, иное практическое воплощение. На первый план выдвигаются чисто управленческие аспекты "централизации", а научные интересы заменяются государственными, которые в 20-е годы уже почти полностью отождествляются с партийными. Новое руководство ГУ АД в свою очередь немедленно приступает к пересмотру состава работников управления и архивных учреждений на местах. Именно архивным руководством в 20-е годы осуществлялся вопиющий произвол в кадровой политике, например, в отчете Максакова (январь 1923 г.) коллегии Центрархива формулировался следующий вывод: "Безжалостно должен быть отброшен балласт, доставшийся нам в наследство от ведомственных архивов и первого периода деятельности Архивного управления. Нужно создать свой твердый штат сотрудников". Всего с ноября 1921 по январь 1922 г. было уволено 270 работников из 465, а в феврале их останется уже только 150, т. е., если сравнивать с 1920 г., становится видно: число уволенных составит почти две трети общего состава. Однако дело не в количестве, которое оправдывалось кампанией борьбы за сокращение штатов в связи с "экономией средств". Дело в изгнании профессионалов высшего класса, отдавших архивной службе по пять и более лет своей жизни. "Безжалостно", если употребить выражение самого Максакова, были уволены Я.Л. Барсков, Л.Г. Дейч, И.П. Щербов, а чуть позже — М.М. Богословский, А.М. Полянский, А.И. Лебедев и другие "последние из могикан" рязановского окружения1. Аналогичные "сокращения штатов" проходят в 20-е годы во всех "политически важных" архивах, хотя волна массовых репрессий настигнет их несколько позже. Архивные кадры формировались уже не столько по профессиональному признаку, сколько по "классовому", что на практике означало членство в партии или в крайнем случае принадлежность к рядам "сочувствующих", так называемых беспартийных большевиков. Другим направлением работы нового руководства Главархива стала реорганизация секционного деления ЕГАФ. Покровский и его единомышленники на заседании Коллегии Главархива 17 сентября 1920 г. приняли решение об организации новой структурной единицы, которой они придавали особое политическое значение. В состав Госархива вошли четыре отделения. Первые два – «древлехранилище», куда включали все материалы по внешней и внутренней политике России с древнейших времен до XVIII в., и хранилище государственных документов новой русской истории (XIX – начало XX в., до 1 марта 1917 г.). Третье и четвертое отделения — хранилище документов истории революции и общественного движения (до 1 марта 1917 г.) и архив Октябрьской революции, содержавший документы после 1 марта 1917 г. Первым управляющим Госархивом РСФСР был назначен Адоратский. Подлинный смысл создания этого архивного нововведения можно понять только в сопоставлении с принятым одновременно постановлением СНК РСФСР от 21 сентября 1920 г. «Об учреждении Комиссии для собирания и изучения материалов по истории Октябрьской революции и истории Российской коммунистической партии». Впоследствии эта комиссия стала более известной под названием Истпарт. В организационном плане главным смыслом выделения «особого государственного архива» в общей системе «единого государственного архивного фонда» означало изъятие политически важных, с точки зрения властей, комплексов документов из состава секций, каждая из которых имела свой собственный аппарат управления, свой план комплектования и использования. Госархив РСФСР подчинялся только большевистской "тройке" из Коллегии Главархива, а его отделения на местах — соответствующим провинциальным кадрам. Образование Госархива привело к тому, что властные структуры получили мощные рычаги для расшатывания секционной системы, создававшейся в расчете на объективное и научное исследование всего комплекса архивных материалов в соответствии с запросами прежде всего ученых. Предоставление вне очереди помещений и транспорта, отбор кадров по партийной принадлежности постепенно, с 1920 по 1925 г., привели к полной ликвидации секционной системы как аппарата управления. В соответствии с Положением об организации ЕГАФ РСФСР, утвержденным Коллегией Центрархива РСФСР 3 февраля 1925 г.1, началась массовая перегруппировка фондов по новой схеме, т. е. все документы делились на дореволюционные и пореволюционные, центрального и местного происхождения. Ценность документа определялась соответственно тому, насколько высоко по иерархической лестнице стояло учреждение-фондообразователь (этот термин появился позже) и насколько документ "работает" на действующую концепцию историко-партийной науки. Что оставалось делать тем, кто не вписывался в новую кадровую структуру, кто не подходил под схему "большевизации" архивов? Только работать. Они могли это делать, поскольку еще не была задействована в полную силу машина репрессий, еще оставались "древлехранилища", музеи, рукописные собрания библиотек и, наконец, неразобранные коллекции старых документов на местах. Иначе говоря, им оставались те архивы, до которых пока не доходили руки "историков-марксистов" и "красных архивистов", считавших, что подлинная история человечества началась только в Октябре 1917 г. и только связанные с ней документы достойны "консервирования для будущих исторических работ". Истинная причина политизации архивов объясняется тем, что уже в начале 20-х годов в связи с болезнью В.И. Ленина и обострившейся борьбой за власть в партийном руководстве архивные документы стали действительно важным политическим оружием, но не столько против классовых врагов и мирового капитализма, сколько во внутрипартийной борьбе. Набиравшие силу Сталин и его окружение стремились изъять из сферы свободного доступа все документы, касавшиеся вчерашнего дня партии. В данном случае речь шла о целенаправленной подмене "централизации" в интересах вневедомственного научного пользования "централизацией" в интересах осуществления жесткого политического контроля со стороны своеобразного "надведомственного" органа — ЦК партии, верным проводником политики которого и стала Коллегия Главархива во главе с Покровским и Адоратским. В это же время заместитель заведующего Центрархивом Адоратский подписывает "Правила пользования архивными материалами ЕГАФ", утвержденные Коллегией Центрархива 4 июля 1924 г1. В них указывается необходимым при составлении заявления на работу в архиве анкеты (в том числе и с вопросами о партийной принадлежности). Это — еще один шаг по фактической ликвидации доступа к документам как к объекту свободного научного исследования. Также переводится в ведение ЦК РКП(б) архив Истпарта, его сотрудники тоже. В1929 г., когда окончательно оформилась абсолютно самостоятельная многоступенчатая система архивов с Центральным партийным архивом во главе и десятками укрупненных архивов при истпартах на местах. Это было, по существу, возрождение пагубной для исторической науки традиции создания ведомственных архивов из разряда "неприкасаемых", против которой столь яростно боролись многие поколения ученых и архивистов России. К тому же сам факт обособления отдельного архива стал прецедентом, которому затем последовали и другие могущественные ведомства и учреждения. Органы ОГПУ уже с середины 20-х годов вмешиваются в деятельность архивов. Итак, все организационные кадровые и структурные преобразования архивной системы были продиктованы именно таким «партийно-ведомственным» подходом. К середине 20-х годов повторилась попытка формирования мощного объединения культурных сил России на внепартийной, не зависящей от государственного аппарата, сугубо общественной основе – движение краеведов, . В 20-е годы между архивистами и краеведами были и весьма существенные различия по некоторым частным вопросам. В основном речь шла о праве создавать собственные архивы из документов, собранных краеведами и хранящихся в местных музеях или библиотеках. Естественно, что советская власть не могла допустить этого. Вскоре краеведческое движение будет ликвидировано, все его руководители в центре и на местах — репрессированы. Вопрос шел о взаимовыгодном сотрудничестве и сроках "аренды". Собственно, так этот вопрос и понимался большинством участников съезда в 1925 г. и даже в последующих дискуссиях на страницах архивоведческих журналов. Жестокость репрессий, которые обрушатся на краеведов и архивистов объясняется тем, что тоталитарный режим несовместим с самим фактом существования независимой структурной части общества, ставившей перед собой чисто гуманитарные, историко-культурные цели. Симптомы конца этого своеобразного двоевластия, точнее говоря, призрачного сосуществования двух взаимоисключающих тенденций проявились не только в серии кадровых перестановок и организационных преобразований во всех архивных структурах. Так руководитель Центрархива Покровский на I съезде архивных деятелей, произнес: « Везде с настойчивостью проводится и внушается одна и та же мысль: "Мы не в достаточной степени оцениваем, какое громадной силы политическое оружие имеется в наших руках в лице архивов, конечно, не тех, которые приходится изучать при помощи палеографии, но архивов империалистической войны, царского времени, XX столетия и архивов самой Октябрьской революции... Отсюда неизбежна тесная связь нашего архивного управления с политическими органами Республики"1. Покровский четко делит участников съезда на две категории: "политических руководителей архивного дела", к которым он относит, естественно, только "коммунистов", и "специалистов", без которых "коммунисты" не могут работать, называя это явно вынужденное и временное, с его точки зрения, взаимодействие симбиозом. Но у тех, кого Покровский высокомерно называл "техническими элементами", были совсем другие представления о сущности профессиональной подготовки. "Когда историческая наука все шире и глубже захватывает такие области, где доминирующим источником ее питания является массовый архивный материал, архивисту должна быть отведена определенная и самостоятельная роль в научном строительстве. Архивист перестал быть чиновником и должен стать научным работником высшей квалификации, равноправным сотрудником историка-исследователя и археографа"1. Так писал член-корреспондент Академии наук СВ. Рождественский (1868 — 1934) (умер в ссылке). Но что он мог противопоставить "аргументации" высокопоставленного партийного оппонента, если тот опубликовал в "Правде" статью с яростными заклинаниями: «Нужно, чтобы... каждый историк-коммунист твердо помнил, что, идя на приманку из такого тухлого мяса, как давно подохшая буржуазная "объективность", он самым определенным образом предает на своем участке дело рабочего класса». Так проявились две принципиально несовместимые позиции, и нетрудно было предугадать, кто победит. 1929 год открывает в истории отечественного архивного строительства десятилетие "великого перелома". Множество отдельных кампаний по "чистке" архивохранилищ и архивных кадров, которые организовывались партийно-правительственными органами при активном использовании карательно-репрессивного аппарата (ОГПУ, а с июля 1934 г. Главным управлением госбезопасности НКВД), привели к полному огосударствлению архивов. Вначале фактически, а с 1938 г. и юридически архивные органы были полностью интегрированы в тоталитарную структуру управления всеми сторонами жизни государства и общества, что отразилось в передаче архивов в ведение НКВД. В течение десятилетия произошла своеобразная "милитаризация" архивов, проявившаяся в устранении остатков научной самостоятельности архивистов, насильственном разрыве их связей с краеведческими организациями и с творчески мыслящими историками и в конечном счете в установлении жесткой системы их подчинения партийно-государственной диктатуре. Во всяком случае, именно с 1929 г. связаны кульминация первой широкомасштабной, организованной помимо и вопреки рекомендациям Центрархива кампании по целенаправленному разгрому архивов в центре и особенно на местах, которая осталась в истории под эвфемистичным названием "макулатурная", а также начало первой массовой "чистки" архивных кадров. 2-й съезд архивных работников РСФСР, состоявшийся 25 мая - 1 июня 1929 г., в традиционной историографии отечественного архивного дела было принято называть "крупным событием... в истории советского архивного строительства". Сегодня мы с полным основанием можем называть его "съездом обреченных". Это был последний форум, на котором выступил Покровский. Здесь в последний раз прозвучат голоса тех, кто вскоре будет репрессирован в ходе процессов, которые начнутся в 1930 г. и окончатся в 1938 — 1939 гг. На съезде присутствовали академики С.Ф. Платонов, М.К. Любавский, Е.В. Тарле, которые будут арестованы меньше чем через полгода, а также те, кто разделит их судьбу немного раньше или чуть позже, А.М. Рахлин, А.И. Андреев, Д.Г. Истнюк, А.К. Дрезен и многие другие, известные и безвестные историки, архивисты, краеведы. Только из-за болезни, о чем специально извещены делегаты, не смог присутствовать на съезде Д.Б. Рязанов, которого арестуют спустя год с небольшим и уничтожат в конце 30-х. Иначе говоря, делегатам была приоткрыта завеса над перипетиями борьбы за власть над архивами между еще недавно всемогущим Покровским, выступающим за централизацию архивов любой ценой, и набирающими вновь силу ведомственными тенденциями в архивном строительстве; причем, по признанию самого Покровского, он был вынужден уступить этой тенденции. Во всяком случае, в его изложении это прозвучало именно так. Своеобразным завещанием звучали слова Покровского при закрытии съезда. Отвечая на запоздалые поздравления по случаю 60-летия, он сказал: "Я получил много приветствий по поводу моего юбилея, но никакое приветствие не было для меня таким ценным, как приветствие архивных работников... Вам меньше всего достается цветов жизни и больше всего терний"1. И затем последовало много других хороших поэтических слов в адрес рядовых архивистов — самоотверженных героев и представителей очень нужной профессии. Он выразил надежду, что "меньше чем через четыре года состоится всесоюзный съезд архивных деятелей" и что он еще будет приветствовать "всесоюзное объединение наших архивников". Этим прогнозам и пожеланиям не суждено было сбыться. (В 1932 г. Покровский умрет, общесоюзных форумов больше не будет, а "героев очень нужной профессии" лично товарищ Сталин в 1931 г. назовет "архивными крысами" и подвергнет репрессиям невиданных даже для того времени масштабов). Так была загублена хорошая, но невыполнимая на практике идея централизации архивного дела в общегосударственном масштабе, реализация которой, начатая в 1918 г. при Рязанове, была полностью переосмыслена при Покровском. Ни в том, ни в другом варианте тоталитарное государство не нуждалось. Сталину и его группе требовался всего лишь комплекс разрозненных и тщательно охраняемых учреждений, обслуживающий прежде всего круг заинтересованных ведомств. Однако вначале нужно было проверить, что же находится в архивах, и подобрать им настоящего "хозяина". По существу, все события, которые происходили в течение 30-х годов после окончания 2-го съезда архивных работников, были направлены на выполнение этой двуединой задачи, которую можно назвать "чисткой архивов" и "чисткой архивных кадров". Внешне это выглядело как целый ряд мер организационного и административно-хозяйственного характера. Только сегодня, на основании объективного анализа можно вскрыть их подлинный масштаб и отдаленные последствия. "Тезисы" Кретова представляют собой первый развернутый манифест перестройки всей архивной системы в тоталитарном духе. Так откровенно тоталитарные идеи среди архивистов еще никто не выражал. Вот почему есть все основания считать январь 1931 г. началом коренной ломки в судьбе архивов как системы учреждений и в личной судьбе почти каждого из архивистов. На практике существо этих "тезисов" проявилось в двух генеральных кампаниях 30-х годов: "макулатурной" и "кадровой чистки", - тесно переплетенных между собой. Именно после них Центрархив превратился в административно-бюрократическое ведомство, интегрированное в систему далеких от культурно-исторических задач "учреждений и действующее в отрыве от реальной жизни и деятельности ГАФ. Тезисы Кретова были воплощены сменившим Максакова Берзеным Яном Антоновичем., который решительно изменил стиль и направление работы руководства, насаждая принцип единоначалия и личной ответственности каждого руководителя за все и за всех. Иначе говоря, это было воплощением на практике идей "военизации" архивов, провозглашенных "тезисами Кретова". 10 августа 1933 г. была ликвидирована коллегия ЦАУ. О создании Архивного совета запрещалось даже упоминать. В апреле 1934 г. с поста заместителя заведующего ЦАУ был снят Максаков. Новый курс Берзина заключался в том, что, «если раньше значительная часть архивных работников была на положении обслуживающего аппарата у научных работников… то теперь центральной фигурой архивного дела должен стать архивно-технический работник». «Задачей номер один» объявлялась необходимость «архивно-технической разработки архивного материала», приведения его в порядок путем составления инвентарно-учетных документов разных видов, а также обеспечения надлежащей охраны архивов «силами рабоче-крестьянской милиции на основе соответствующих договоров между архивными учреждениями и органами НКВД». «Задачей номер два» (в порядке перечисления, но не по важности) провозглашалась «очистка архивов от политически не выдержанных и не соответствующих этой работе лиц». Все эти положения почти дословно повторяют Постановление Президиума ЦИК Союза ССР от 27 июня 1935 г.1, что подтверждает торжество «линии Берзина» в архивном строительстве . В 1938 г. состоялось решение о подчинении архивов НКВД, вполне правдоподобным представляется предположение, что вся эта спешная кампания по "переинвентаризации" фондов и кадров проводилась именно с учетом этого обстоятельства. Правда, Я.А. Берзин уже не дожил до логического завершения предпринятой им реорганизации (расстрелян по «шпионскому делу ЦАУ» 25 августа 1938 г.). Я.А. Берзин был последним видным деятелем революции, выполнявшим свой партийный долг в архивном строительстве, так же как он это делал на всех "внутренних" и "внешних" фронтах. Сменивший его в 1937 г. Н.В. Мальцев в качестве и. о. управляющего ЦАУ готовил архивы к передаче органам НКВД. К этому времени архивисты вынуждены были заниматься только выполнением заявок НКВД. Речь идет о той работе, которую Кретов еще в 1931 г. с гордостью выделил в числе приоритетных — обслуживании репрессивных органов советской власти, т. е. "оперативно-чекистской" работе. "Кадровый" вопрос с начала 30-х годов решался в архивных ведомствах и учреждениях методами, которые вполне сравнимы с методами проведения "макулатурных" кампаний. Людей просто "изымали" из сферы их жизнедеятельности и подвергали физическому уничтожению или насильственной изоляции от общества. Критерии, которыми при этом руководствовались власти, не укладываются ни в какие рамки цивилизованной законности и права. Поэтому мало просто констатировать факт, что в течение 30-х годов катастрофически упал общий образовательный и профессиональный уровень специалистов. Речь идет о гораздо более страшном явлении — о сознательном истреблении самостоятельно мыслящих профессионалов архивного дела или же о превращении их в послушных, беспрекословных исполнителей приказов и указаний "сверху". С этой точки зрения кажущиеся на первый взгляд эпизодическими кампании по кадровой "чистке" архивистов, которые то разгорались, то локализовывались в рамках отдельных архивов или учреждений, в конечном счете складываются в целенаправленную политику по плановому "производству" нового типа архивиста. Гораздо важнее то, что с начала 30-х годов за всеми кампаниями по "чистке" архивных кадров и даже за вопросами, казалось бы, чисто организационной, внутриведомственной перестройки деятельности архивных органов стояли "руководящие указания партии". На 2-м съезде архивных работников в 1929 г. Максаков сообщил, что "всего у нас по РСФСР имеется 1249 архивных работников". Это приблизительно такое же количество, которым располагала, скажем, Академия наук и подчиненные ей учреждения в то время. Но в отличие от достаточно "концентрированного" и стабильного академического коллектива, престижного в глазах властей и общества в целом, архивисты оставались на положении париев, маргиналов. Это определялось как размером заработной платы (Максаков сказал, что в среднем она составляла в 1929 г. нищенскую сумму — 80 руб. 50 коп.), так и тяжелейшими в чисто физическом смысле условиями работы (подвальные помещения, полуразрушенные церкви, пыль, холод, сырость и т. д.). В итоге главной болезнью системы архивных кадров стала огромная "текучесть". По словам Максакова, массовым явлением стало то, что "за 2 года в отдельных архивах меняется по 3 — 4 заведующих, а смена по одному заведующему на год - дело обычное". Так, отметил он, "в Сибири из общего числа архивных работников в 34 в течение года сменилось 29 человек". С течением времени эта проблема не только не решалась, но еще более усугублялась. Выступая в конце 1930 г., Максаков отметил, "что если в 1929 г. процент текучести достигал 51, то в отчетном году он превысил уровень 56,5 %". Однако он не мог открыто назвать основную причину этой катастрофы. Уходили теперь не только и даже не столько по собственной воле. Теперь архивистов начали "чистить" прежде всего по "классовому" и "партийному" признакам. Центрархив, следуя указаниям властей, развернул крупномасштабную "борьбу за новый тип архивиста, который чувствовал бы свою ответственность и понимал политические задачи, стоящие перед ним". Именно в 1930 г. задача "коммунизации" и "орабочения" архивных кадров была поставлена Центрархивом как задача первостепенной важности. Однако новые кадры отнюдь не собирались задерживаться на работе в архивах. Как отмечал на том же съезда Максаков: «В Центрархив партийцы не идут, предпочитая всякую другую работу архивной. К нам посылают и сами идут очень часто больные, издерганные, усталые люди — "на отдых", и к тому же в подавляющем большинстве случаев — без всякой архивной и исторической квалификации»1. Кампания по "коммунизации" и "орабочению" проводилась за счет массового увольнения из архивов старых специалистов. Это привело, например, к тому, что как указывалось в официальном отчетном документе несколько более позднего времени, на 1 января 1933 г. лиц с высшим образованием всего в архивах было 94 человека, а "о специальном архивном образовании и говорить не приходится: его имеют единицы". Главным критерием эффективной работы архивного руководства стала замена беспартийных кадров членами партии. Итогом всех этих посылок стал выдвинутый делегатами 2-го съезда знаменитый лозунг "Архивы в массы!", лозунг, который будет снят с повестки дня развернувшейся буквально через несколько месяцев репрессивной кампанией против историков, краеведов и архивистов. Эта кампания завершится в конце 30-х годов полным разъединением архивов и масс. Между ними встанет преграда — положения, правила и инструкции с грифами "НКВД" и "секретно". Первый удар по архивам как культурно-научным учреждениям был нанесен внезапно. Речь идет о кампании травли архивистов "старой школы". Потом она будет дополнена рядом других целенаправленных ударов, но до сих пор остается классическим примером провокации против гуманитарной интеллигенции. "Стариков", вдохнувших "воздух научного свободомыслия" при Д.Б. Рязанове, оставалось очень мало. Достаточно сказать, что на 2-м съезде, на котором присутствовали в качестве делегатов почти все из ветеранов архивного дела, их набралось чуть больше 20 человек (если считать тех, чей стаж работы был от пятнадцати лет и больше). Но они обладали огромным научным и чисто человеческим авторитетом. В зале съезда сидели академик М.К. Любавский, проработавший в архивах 42 года и продолжавший архивную службу, академик С.Ф. Платонов, вместе с Д.Б. Рязановым заложивший основы послереволюционного архивного строительства, а с трибуны съезда выступал академик Е.В. Тарле, признанный не только в стране, но и за рубежом историк, вступавший в ожесточенную полемику с "самим" Покровским. Здесь же выступали руководители краеведческих организаций, Центральное бюро которых возглавлял непременный ученый секретарь Академии наук с 1904 г. С.Ф. Ольденбург. "Дело академиков" ("дело архивистов") было первой пробой сталинского метода укрощения интеллигенции. По опубликованным тогда официальным данным, "из 960 сотрудников АН было уволено по чистке 648, что составило ⅔ общего состава"1. Практически единственным источником до настоящего времени остается публикация А.П. Пшеничного "Репрессии архивистов в 30-х годах"2, которая, по существу, представляет собой длинный список имен и должностей архивистов, замученных в сталинских застенках. Обследовав некоторые из только сейчас открывающихся описей фонда Главархива СССР в ГАРФ, он установил, что в 30-е годы (начиная с 1932 г.) практически не было перерывов в арестах и расстрелах руководящего звена архивных органов. С конца 1936 г. волна арестов захватывает директора ЦГАКА Г.К. Вальдбаха, членов коллегии С.А. Пашуканис и А.Я. Буберга, заведующую АОР А.М. Рахлин, управляющего центральными госархивами в Ленинграде А. К. Дрезена, директора ЦГАНХ Н. Шкипсну и др. В 1938 г. настал черед арестов по делу так называемой "шпионской организации ЦАУ", о котором до сих пор, по существу, еще ничего не известно. Видимо, точку в нем поставил расстрел управляющего ЦАУ СССР и РСФСР Я.А. Берзина. В 1939 г., как пишет Пшеничный, наступила "вторая волна" репрессий, когда арестовали более 100 сотрудников "ЦАКА, более 20 сотрудников ЦВИА и т. д. Масштабы и жестокость расправ (а мы знаем только имена руководителей, и только тех, кто не был осужден в "закрытом порядке") свидетельствуют о том, что Сталин и его окружение так и не были до конца убеждены в полной преданности архивистов тоталитарному режиму. Их панический страх перед людьми, которые в силу своей профессии могут владеть документами, представляющими угрозу "благополучию" вождей и прочности их идеологических догм, заставлял повторять кадровые "чистки" в массовых масштабах вплоть до конца 30-х годов, когда и архивы, и архивисты были полностью поглощены системой органов НКВД. Заключение В результате изучения вопроса развития архивного дела в истории Советского Союза в период 1920-40гг. посредством исследования преобразований и реорганизаций архивов данного периода можно сделать следующие выводы. Истинными причинами, истоками проблемы так называемых кадровых «чисток» среди архивистов можно назвать стремление советской власти подчинить идеологии тоталитаризма научно-исследовательский и культурно-просветительский аспект деятельности архивистов путем превращения архивов из общественно-культурного института в придаток , обслуживающий интересы узкопартийные интересы монопольных структур управленческого аппарата. Самостоятельно мыслящие специалисты были жестоким образом заменены техническими исполнителями указаний, издаваемых некомпетентными представителями внеархивных руководящих инстанций. Весь этот процесс происходил на протяжении пары десятелетий , приобретя к концу репрессивный характер, впрочем как и во всех сферах страны. Насильственное устранение специалистов «антимарксистского» направления привело к полному застою в области теории архивного дела и сказалось самым негативным образом на архивном строительстве. Список литературы: 1. Хорохордина Т.И. Российская наука об архивах: история, теория, люди /Т.И. Хорохордина. – М.: РГГУ, 2003. – 525 с. - (http://electronic-library.org). 2. Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. – 356с. – (http://www.h.120-bal.ru). 3. Гришаев О.В. Формирование системы Советских архивов в 1917-1920-е гг. // Общество:философия, история, культура. - 2017, - (http://ciberleninka.ru). 4. Кондрашин И.В. Идеологические основы Советского архивного строительства на рубеже 1920-1930-х гг. // Вестник РУДН. Серия «История России». – 2007, № 3 – С.119 – 124 (http://ciberleninka.ru). 1 Гришаев О.В. Формирование системы Советских архивов в 1917-1920-е гг. // Общество:философия, история, культура. - 2017, - (http://ciberleninka.ru). 1 Гришаев О.В. Формирование системы Советских архивов в 1917-1920-е гг. // Общество:философия, история, культура. - 2017, - (http://ciberleninka.ru). 1 Гришаев О.В. Формирование системы Советских архивов в 1917-1920-е гг. // Общество:философия, история, культура. - 2017, - (http://ciberleninka.ru). 2 Гришаев О.В. Формирование системы Советских архивов в 1917-1920-е гг. // Общество:философия, история, культура. - 2017, - (http://ciberleninka.ru). 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 2 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Там же 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1 Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 1Хорохордина Т.И. История и архивы / Т.Хорохордина. – М.: РГГУ,1994. 2 Там же |