Меннингер К. - Война с самим собой. Карл Меннингер Война с самим собой
 Скачать 2.06 Mb.
|
|
В каждом отдельном случае самоубийства преобладает тот или иной компонент. Есть люди, которые не в силах сами наложить на себя руки. Такие бросаются под поезд или поступают подобно Саулу или Бруту, которые заклинали своих оруженосцев прикончить их. По-видимому, самоубийство не может осуществиться до тех пор, пока к вышеупомянутым желаниям убить и быть убитым не добавится желание умереть. Как это ни странно, невзирая на явное проявление жестокости по отношению к себе и готовность капитулировать перед тяготами жизни, многие самоубийцы вовсе не горят желанием умереть. Неоднократно в отделениях «Скорой помощи» персонал сталкивался с «неудачливыми» самоубийцами, которые умоляли спасти им жизнь. Тот факт, что убийство и добровольный уход из жизни приводят к одному и тому же результату, а именно - к конечному угасанию жизни, - заставляет здравомыслящего человека задуматься: «Если человек хочет себя убить, или ему настолько плохо, что он желает быть убитым, то его стремление умереть очевидно». Однако в ходе наших рассуждений мы убедились, что так бывает далеко не всегда. Как роль убийцы, так и участь жертвы предполагают элемент проявления жестокости, в то время как процесс умирания сопровождается добровольной сдачей жизненных позиций. Об этих аспектах самоубийства мы поговорим в следующих главах. Сейчас мы лишь отметим то обстоятельство, что при попытке самоубийства желание умереть может либо присутствовать, либо отсутствовать; кроме того, тяга к смерти может принимать различные формы, подобно тому, как это происходит с другими упомянутыми побуждениями. Итак, самоубийство можно квалифицировать как специфический вид смерти, подразумевающий три неотъемлемых элемента: элемент умирания, элемент убийства и элемент жертвы убийства. При этом каждый из них требует детального анализа, ибо представляет как сознательные, так и бессознательные мотивы. Сознательные мотивы очевидны; на них мы останавливаться не будем и приступим к анализу подсознательных комплексов. Желание убить Практически с момента рождения в сердце ребенка дремлет агрессивность, направленная на объекты внешнего мира. Эксперименты психологов-бихевиористов 1 и наблюдения детских психоаналитиков2 1 «Психология глазами бихевиориста», Дж. Б. Уотсон, Липпинг котт, 1924. 2. «Детский психоанализ», Мелани Кляйн, Нортон, 1932. убедительно доказывают, что любое ограничение вызывает у самых маленьких детей неприятие и протест. Нет нужды говорить об аналогичном проявлении недовольства у взрослых3. 3. Впрочем, за последнее время психологи предприняли значительные усилия в этом направлении. Количественные и качественные данные такого анализа приводятся в следующих трудах: «Der Arger als Dy-namisches Problem», Т. Дембо; «Untersuchungen zur Handlungs und Affektpsychologie», т. Х, под ред. К. Левина; «Psychologische For-schung», Берлин, 1931 г., т. XV, с. 1-144; К . Левин. Динамическая теория личности. «Макгроу энд Хилл», 1935; Дж. Ф. Браун. Усовершенствованная техника Дембо. «Бюллетень клиники Меннингера», июль 1937 г.; цитируемые в этом труде исследования Дж. Б. Уотсона и Розали Рейнер Уотсон; «Проверка типов реакции на внешние раздражители», С. Розенцвейг, «Американский журнал ортопсихиатрии», октябрь 1935 г., с. 395 - 403. Первым ущемлением комфорта новорожденного является сам акт рождения, когда ребенок покидает благоприятную среду материнской утробы4. 4 Впервые о шоке, испытываемом ребенком при рождении, заговорил Фрейд, а Рэнк продолжил исследования в этом направлении, причем значимость родовой психологической травмы интерпретируется по-разному; вызывает сомнения утверждение о том, что первый стрессовый опыт новорожденного автоматически переносится на другие кризисные ситуации, например, на отлучение от груди или на смерть родителей. Более отчетливо агрессивная реакция ребенка проявляется при появлении конкурента или угрозе лишения удовольствия, например, материнской ласки. Такого рода обстоятельства сразу же вызывают резкое повышение агрессии (ранее носившей латентную форму). В сущности, подсознательной целью агрессивности является уничтожение раздражающего объекта. При этом возникают чувства негодования и страха - страха перед возможным возмездием и другими негативными последствиями. В результате обнаруживается закономерное желание избавиться от источника лишений и объекта, вызывающего страх. (Впоследствии чувство страха может возникать в связи с иными обстоятельствами.) Устранение, уход, отторжение, истребление - эти термины являются в своем роде эвфемистическими синонимами слова «уничтожение». Не мудрствуя лукаво такие побуждения называют желанием убить - убить не из извращенных садистских намерений, но с примитивной и конкретной целью самообороны. В повседневной жизни добропорядочных людей эти порывы, как правило, подавляются; исключение составляют лишь сообщества дикарей, преступников и психопатов. Подавленные эмоции формируют различные комплексы, речь о которых пойдет ниже. Наиболее мощным сдерживающим средством является нейтрализация импульсивных намерений, порожденных первобытными инстинктами, присущими каждому человеку. Агрессивные чувства могут быть нейтрализованы положительными эмоциями; принято считать, что «от ненависти до любви один шаг». В итоге завоеватель может оказаться не так уж и плох, выясняется, что с ним можно торговать, немного погодя уже ведутся и совместные дела, а там, глядишь, бывшие неприятели уже здороваются за руку. В истории человечества было тому немало примеров: греки и римляне, саксы и норманны, американские индейцы и колонизаторы. Так же и в отношениях между частными лицами. Нередко случается, что тот, кто был заклятым врагом, становится закадычным другом. Само собой разумеется, такое происходит не всегда; порой враждебность бывает непреодолима. В то же время возможен и такой вариант - люди быстро забывают зло и искренне считают, что всегда прекрасно относились к объекту былой ненависти1. 1. Глубокий анализ подсознательных мотивов, определяющих желание убивать, характеристики жертв и методов убийства и исповеди преступников приводятся в книге Теодора Рейка «Неизвестный убийца», Лондон, 1936 г. (английский перевод Катрин Джоунс). В соответствии с теорией Фрейда враждебность является проводником, прокладывающим дорогу к новым межличностным контактам, и лишь затем наступает время любви, которая согревает отношения, подобно тому, как молодая поросль пробивается на каменистом склоне. Если деструктивные импульсы, желание убить - какую бы направленность, внешнюю или внутреннюю, они ни имели - нейтрализовать позитивными эмоциями, то разрушительные и убийственные тенденции трансформируются в творческие и созидательные побуждения, и здоровые жизненные силы восторжествуют над желанием уйти из жизни. В этом смысле антитезой убийства является коитус, утверждающий воспроизводство жизни. Вполне понятно, что творческие тенденции могут принимать не только чисто физиологические формы. В отличие от традиционных нравственных норм, согласно которым природные инстинкты считаются «низменными», мы определяем «возвышенные отклонения» как процесс сублимации [очищения]. Побочные смещения или подмена - например, убийство оленя вместо одного из своих родственников, - строго говоря, не является сублимацией, хотя такие трактовки и имеют место. Если влияние эротического элемента или «животного инстинкта» и не способно полностью нейтрализовать деструктивные тенденции, нельзя недооценивать его значения в плане изменения способов его применения. В этом случае осуществление деструктивных наклонностей принимает новые, менее опасные формы. Возможно, есть смысл говорить о чередовании намерений. Так, чувства и настроения влюбленных, друзей и врагов имеют тенденцию к перемене. Противоречивые намерения можно отметить как в поведении кошки, поймавшей мышь, так и в отношении некоторых родителей к своим детям. В то же время наиболее известной формой эротической жестокости является садизм - сознательное получение удовольствия в процессе деструктивных действий. Проявление садистских наклонностей настолько отвратительно в своей неприкрытой порочности, что не может быть и речи о каком-либо благоприятном изменении мотивов. Вероятно, кое-кто может решить, что эротизация жестокости не только не подавляет деструктивные мотивы, но усугубляет их. Человек, избивающий лошадь и явно получающий от этого чувственное удовольствие, вызывает у нас большее негодование, чем тот, кто решается пристрелить животное. В глазах общества поведение первого не соответствует общепринятым нормам и выглядит как своего рода сексуальное извращение, ибо он искусственно стимулирует свою природную свирепость. Частично можно признать право на существование такой точки зрения. Его сексуальность ненормальна, так как она выражена лишь в одном из аспектов своего проявления1; [1] В действительности такое объяснение нельзя признать исчерпывающим. Садизм характеризуется направленностью сексуальных и инстинктивных рефлексов на сам акт, но не на объект. Так, конечной целью истязания лошади, ребенка, себя самого, женщины становится не объект издевательства, но процесс, принимающий эротическую окраску; при этом средства не берутся в расчет. Садисту присущ нарциссизм, так как сам акт эмоционально направлен в большей степени на исполнителя, а не на жертву. В целом эта тема все еще остается открытой, и приведенные выше формулировки не претендуют на однозначность, хотя и вписываются в контекст данного исследования. будь его либидо полноценным, он бы не только не стал убивать лошадь, но вообще воздержался от каких бы то ни было насильственных действий. На первый взгляд человек, пристреливший лошадь, представляется нам более гуманным, но неумолимая логика диктует вывод - его поступок следует признать менее цивилизованным и более деструктивным, чем действия извращенца-садиста. Подобное умозаключение становится очевидным, если мы абстрагируемся от лошади и представим на ее месте ребенка. Общество единодушно и, невзирая на обстоятельства, осудит на смерть человека, убившего ребенка. Однако человек, однобокое либидо которого вызвало приступ неконтролируемой агрессивности и, как следствие, - издевательства над ребенком, в худшем случае отправится за решетку или в сумасшедший дом, но уж никак не будет приговорен к высшей мере наказания. С усилением эротической составляющей садизм трансформируется в показное добродушие, так свойственное многим школьным учителям, судьям и другим администраторам, которые уверяют свою жертву в том, что они сами «испытывают еще худшие терзания». При этом суть дела не в наказании. Вероятно, речь идет о маниакальной приверженности правилам и ритуалам, отправляемым во славу и во имя закона, религии или в воспитательных целях. Лживость подобного поведения очевидна для жертвы, но не для мучителя. Деструктивная направленность по отношению к самому себе может иметь частичную или полноценную эротическую окраску. Порой удовольствие от самобичевания, о котором мы поговорим в следующем разделе книги, порождает новый мотив самоуничтожения. Следует помнить, что до определенной степени такая мотивация хоть и не совсем корректна и эффективна, но вполне самодостаточна в смысле снижения силы деструктивных побуждений. Нередко подобный мотив провоцирует всплеск агрессивности. В этом случае самоубийству может помешать лишь ярко выраженная сексуальная направленность. Как только последняя теряет интенсивность своей окраски, неизбежно происходит самоубийство. Именно о таком случае я рассказывал выше (самоубийство банковского клерка-растратчика). В ряде других случаев воля к жизни помогает преодолеть разрушительные тенденции, и природная агрессивность несколько сглаживается. Например, один из моих знакомых настолько возненавидел собственного брата, что был готов его убить; однако он обуздал свою агрессивность не столько из-за страха перед законом, сколько из сострадания к чувствам матери. Более того, он ощутил перед ней моральную ответственность за брата. Мучимый угрызениями совести, он предпринял несколько попыток к самоубийству, по счастью - неудачных. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он стал водить автомобиль с нарочитой небрежностью, которая неизбежно должна была привести к трагическому финалу. Однако, если не считать нескольких серьезных аварий, ему «повезло» - он остался в живых. Затем он вбил себе в голову идею о том, что должен умереть от смертельного недуга, и потратил немало усилий, чтобы заболеть сифилисом. В этом намерении он преуспел лишь частично, «подцепив» банальную гонорею, от лечения которой категорически отказался. Затем он принялся пьянствовать и дебоширить. Несмотря на все бесчинства, его жена и начальник продолжали прекрасно к нему относиться, так как были о нем очень высокого мнения, и неприглядное поведение не могло затмить его былые добродетели. Однако отношения становились все более натянутыми, и своими беспричинными и провокационными заявлениями он вынудил начальника принять решение о его увольнении, а жену - подать на развод, ибо он заявил, что не любит ее. Список несуразностей можно было бы и продолжить, но в конце концов самоубийство все же было предотвращено. Приведенный случай является характерным примером из серии аналогичных жизненных эпизодов. Вскоре герой этой истории нашел в себе силы преодолеть самого себя, устроился на работу и вернулся к жене. С ростом взаимного проникновения конструктивных и деструктивных эмоций увеличивается способность к адекватному восприятию окружающих объектов, нормальные жизненные инстинкты начинают преобладать, становится возможным осознанное разделение людей на друзей и врагов и определение объектов любви и ненависти. Чем выше личные качества человека, уровень его образования, социальный статус и творческие способности, тем в большей степени агрессивность меняет внутреннюю направленность на внешнюю, и правильная дифференциация объектов позволяет полностью нейтрализовать ненависть любовью. В этом случае примитивный нарциссизм, равно как и ненависть к самому себе, меняет направленность в сторону внешних объектов. Однако в определенных обстоятельствах баланс между негативным и позитивным проявлениями энергии нарушается. Иными словами, теряется связь с объектами приложения деструктивных и созидательных сил. В определенном смысле такое происходит на протяжении всей жизни человека, особенно в молодые годы. В то же время в травмирующих ситуациях нарушение энергетического баланса требует дополнительных усилий по его восстановлению, что, естественно, вызывает определенные трудности. Легко представить, что неожиданные события создают предпосылки необходимости такого восстановления. Это может быть смерть любимого человека, а в некоторых случаях и гибель объекта ненависти; сокращение возможностей для профессионального роста, увольнение с работы, ложное обвинение или привлечение к суду, короче, любое событие, нарушающее душевное равновесие и, соответственно, требующее дополнительных усилий по восстановлению баланса позитивных и негативных мотиваций. Ниже мы подробно рассмотрим обстоятельства такого рода и их специфическое влияние на психику человека. Сейчас же мы выясним, что происходит, когда поток любви и ненависти насильственно прерывается, и у человека неожиданно «отказывают тормоза». У нормального человека, иначе говоря, у большинства людей временный период озабоченности и тревоги компенсируется переносом внимания на новые объекты. В то же время у некоторых людей, особенности личности которых мы рассмотрим позднее, такого не происходит. Вместо этого осуществляется перенос ранее обозначенного сплава любви и ненависти на самого себя. Таким образом, агрессивные и деструктивные импульсы пролагают путь для мотивов эротического характера. В этом случае любая задержка в трансформации мотивировок приводит к тому, что силы разрушения достигают своей цели, и включается программа самоуничтожения. До тех пор пока конструктивные тенденции превалируют и нейтрализуют устремление к смерти, есть надежда на то, что самоубийственные импульсы примут другой оборот или будут устранены полностью. Другими словами, в соответствии с теорией самоубийства, в силу ряда причин подсознательное желание убить разворачивается от объекта к субъекту. Для подтверждения этой концепции необходимо: во-первых, доказать, что фактически деструктивные тенденции являются отражением агрессивности, направленной на внешние объекты, то есть собственное «я» начинает восприниматься как нечто внешнее; во-вторых, экспериментально убедиться в том, что человек, предрасположенный к самоубийству, в своих объективных привязанностях проявляет некую двойственность, пряча под личиной сознательной доброжелательности едва преодолимую подсознательную тягу к агрессии (убийству); в-третьих, выяснить, действительно ли самоубийство является прямым следствием разрыва связи с внешними объектами1. Нет необходимости говорить о том, что эта форма саморазрушения является прямым выражением первобытных инстинктов; эта гипотеза Фрейда доказала свою универсальность, и, несмотря на то, что в настоящее время мы не располагаем достаточными фактами для подтверждения ее состоятельности, никаких иных серьезных теорий пока не создано. Мы последовательно попытаемся ответить на вышеперечисленные вопросы. Прежде всего следует выяснить, каким образом человек начинает воспринимать себя как внешний объект, при этом идентифицируя себя с тем, к кому он испытывает ненависть и любовь, и, в частности, желание убить. Известно, что в сознании взрослых людей под воздействием снов, субъективных ощущений, воспоминаний и поведенческих стереотипов возникают фантазии, связанные с подсознательными и инстинктивными функциями ума. На этом уровне восприятия возможна воображаемая подмена собственной личности посторонним объектом. Явление такого рода называется идентификацией2, 2. В рамках практики психоанализа бессознательная подмена личности называется «идентификацией», а идентификация постороннего человека с самим собой обозначается как интроекция. или более точно - интроекцией. Так, мать бессознательно разделяет удовольствие дочери от посещения колледжа, то есть идентифицирует себя со своим ребенком. Влюбленный, фигурально выражаясь, отводит объекту страсти место в своем сердце. Таким образом, любое отношение к другому человеку может быть экстраполировано на себя самого. Соответственно, с точки зрения психологии, такое поведение допускает перенос враждебных эмоций на собственную персону. Подобная интроекция получила название «пинать кошку», когда человек (часто бессознательно) идентифицирует себя с «мальчиком для битья». |