ГОС по литературе ответы. Классицизм Образец для них исвоо античности Действие и поступки героев определяются с т зр разума Конфликт разум и чувства, общее и личное, желания и долг Строгое деление героев на положительных и отрицательных.
 Скачать 3.04 Mb.
|
|
«Рудин»55г. Деятельный и влиятельный участник литературно-философских московских кружков этой поры, идеалист, увлекательный и вдохновенный оратор, с мыслями, «обращёнными в будущее», Рудин - одна из разновидностей «лишних людей», созданных русской жизнью и уже воплощённых в героях русской литературы- Онегине, Печорине, Бельтове. В людях этого сложного типа большое духовное богатство растрачивалось бесплодно. Никто из них не нашёл своего призвания и настоящего дела. Они мучительно искали, но ни в чём - ни в одной сфере деятельности, ни в любви (которая играла в их жизни часто первую роль) - они не осуществили своих надежд, своих запросов. Всё кончилось скукой, разочарованием, сознанием своей бесполезности и неумением найти своё место в том мире, где они жили, - в русской действительности. Рудин - продолжение, но не повторение онегинско-печоринского типа (лишних людей из дворянской аристократической среды). Он, сын бедного помещика, учился в Московском университете, скитался за границей, «был весь погружён в германскую поэзию, в германский романтический и философский мир». Он проповедник и энтузиаст. Он умеет и себя, и других увлекать словами о свободе, о самопожертвовании, о «блаженстве деятельности», звать и зажигать, особенно молодые сердца. Но он или не умеет действовать, или, чаще всего, не может действовать вследствие неблагоприятных для него общественных условий. За что бы он ни брался, всё кончается неудачей. Ничем кончились, например, его агрономические затеи (усовершенствования, нововведения) в имении богатого барина, с которым случайно столкнула его судьба. Как мыльный пузырь, лопнуло задуманное им «общеполезное дело»- превратить в одной из губервий несудоходную реку в судоходную. Постигла его неудача и на педагогическом поприще, где он тоже хотел «коренных преобразований», став преподавателем гимназии. Жестокое крушение терпит он и в любви. Горячо и смело полюбила его Наталья, семнадцатилетняя дочь богатой и знатной помещицы Ласунской, увлечённая его восторженным идеализмом. И Рудин полюбил Наталью. Придя на свидание, девушка сказала ему, что мать её объявила, что скорее согласится видеть свою дочь мёртвой, чем женой Рудина. На свой вопрос, что же ответила на это Наталья, Рудин услышал: «Я ей ответила, что скорее умру, чем выйду за другого замуж...» И вот, когда Наталья готова бросить родной дом и идти за любимым человеком, веря ему до конца, когда она на всё решилась и спрашивает Рудина, что же делать,- Рудин отвечает, что надо покориться, расстаться, раз «матушка не согласна»: ведь он беден, и, видно, им не «суждено» жить вместе, и счастье не для него. «Да, природа мне много дала, но я умру, не сделав ничего достойного сил моих... Всё моё богатство пропадёт даром... Первое препятствие - и я весь рассыпался...» - так сам о себе говорит Рудин, сам признаётся, что он «родился перекати-полем», что его «сгубила» фраза, что он «кончит скверно». Он кончил безымённой жертвой: был убит на парижских баррикадах в 1848 г. с красным знаменем в руке. В лице Рудина Тургенев давал героя уже отошедшей эпохи: в романе выступал человек 30-40-х годов. Тургенев подытоживал и «судил» уже пройденный этап в развитии русской общественной жизни. Многое ему оставалось близким и дорогим в этом прошлом, и Герцен недаром отметил, что Тургенев «создал Рудина по своему образу и подобию». Автор осудил в своём герое его неприспособленность к жизни, его волевую пассивность, чрезмерный перевес воображения над способностью видеть и понимать действительность, его фразёрство. Но устами Лежнева в заключительных главах романа и всей искренней теплотой тона этих глав Тургенев высоко оценивал то лучшее, что было в бескорыстном бедняке Рудине: «огонь любви к истине», всегдашнюю готовность «жертвовать своими личными выгодами», трудиться и бороться, неутомимо стремиться к идеалу. И за этого неудачника в жизненной практике, но сеятеля «доброго слова, которое - тоже дело», подымал Лежнев свой тост: «Пью за здоровье товарища моих лучших годов, пью за молодость, за её надежды, за её стремления, за её доверчивость и честность, за всё то... лучше чего мы, всё-таки, ничего не узнали и не узнаем в жизни... Пью за тебя, золотое время, пыо за здоровье Рудина!» Стихам, которыми он начал свою литературную деятельность, сам Тургенев не придавал большого значения и даже не включал их в собрание своих сочинений. В 40-e годы, однако, его повести в стихах («Параша»). В истории русской драматургии, в период от Гоголя до Островского, драматические произведения Тургенева были замечательной попыткой созда¬ния русской бытовой и психологической драмы. «Нахлебник», «Завтрак у предводителя», «Месяц в деревне»—лучшие из пьес Тургенева—запрещались николаевской цензурой. «Дворянское гнездо»58г. не происходит в романе бурных потрясений или глубоко трагических событий, но мастерство писателя как раз и заключается в том, что на фоне казалось бы идиллической жизни дворянства, Иван Сергеевич Тургенев сумел показать закат жизни этого сословия. Герои любят, переживают. Но они мало приспособлены к жизни, не умеют найти смысла своего существования.Роман о душевно светлых людях, чьё время уже практически прошло. «в то же время на пороге другой двери показалась стройная, высокая, черноволосая девушка лет девятнадцати - старшая дочь Марьи Дмитриевны, Лиза». Вторым тургеневским романом было «Дворянское гнездо», Роман написан в 1858 г. и напечатан в январской книжке «Современника» за 1859 г. Нигде поэзия умирающей дворянской усадьбы не разливалась таким спокойным и грустным светом, как в «Дворянском гнезде». Роман имел исключительный успех. Им «зачитывались,- по словам современника,- до исступления, он проник повсюду и сделался таким популярным, что не читать «Дворянское гнездо» было непозволительным делом». Перед читателем проходила подробно рассказанная жизнь доброго и тихого русского барина Фёдора Ивановича Лаврецкого, сына богатого и родовитого помещика, который был женат на крепостной крестьянке. Мать умерла, когда Феде не было и восьми лет. Отец дал ему «спартанское» воспитание по им самим придуманной «системе». «Система» сильно повредила молодому Лаврецкому, сделала его человеком могучего здоровья, с виду суровым и в то же время застенчивым и робким, чуть не ребёнком. Он вырос в искусственном уединении и «втайне чувствовал себя чудаком». После смерти отца перед ним открылась жизнь. Ему шёл двадцать четвёртый год. Он поступил в Московский университет. Встреча с красавицей-девушкой Варварой Павловной круто перевернула всю его судьбу. Он женился, но женитьба очень скоро кончилась разрывом по вине Варвары Павловны. Нелегко пережил он свою семейную драму. После нескольких лет заграничной жизни он вернулся на родину - в своё родовое поместье. И вот пришла новая любовь, история которой и составляет сюжетное ядро романа: Лаврецкий встретил Лизу Калитину. Лиза выросла в затишье губернского города и была девушкой глубоко религиозной, что и обусловило весь замкнутый круг её миросозерцания. Её отношение к жизни и людям определялось безропотной покорностью чувству долга, страхом перед «грехами» жизни, боязнью причинить кому-либо страдание, обиду. И даже когда в ней заговорила любовь и Лиза узнала, что она любима, её охватил страх, а не радость. Введённый в заблуждение неверным известием о смерти Варвары Павловны, Лаврецкий был у порога второй женитьбы, сулившей ему полноту счастья. Но неожиданное возвращение Варвары Павловны опрокинуло всё. Наступил печальный финал. Лиза ушла в монастырь, Лаврецкий перестал думать о собственном счастье, утих, постарел, замкнулся. Он, впрочем, нашёл и дело: занялся хозяйством и «упрочил быт своих крестьян». Но всё же последней, дорисовывающей его образ чертой остаётся его горькое обращение к самому себе: «Здравствуй, одинокая старость! Догорай, бесполезная жизнь!» Тонкий анализ душевных переживаний, волнующий лиризм сцен и описаний, мягкость повествовательного тона составили ту подкупающую прелесть художественного мастерства, которая определила силу и обеспечила выдающийся успех «Дворянского гнезда». Сюжет: Первым, как водится, весть о возвращении Лаврецкого принёс в дом Калитиных Гедеоновский. Мария Дмитриевна, вдова бывшего губернского прокурора, в свои пятьдесят лет сохранившая в чертах известную приятность, благоволит к нему, да и дом её из приятнейших в городе О... Зато Марфа Тимофеевна Пестова, семидесятилетняя сестра отца Марии Дмитриевны, не жалует Гедеоновского за склонность присочинять и болтливость. Да что взять — попович, хотя и статский советник. Впрочем, Марфе Тимофеевне угодить вообще мудрено. Вот ведь не жалует она и Паншина — всеобщего любимца, завидного жениха, первого кавалера. Владимир Николаевич играет на фортепиано, сочиняет романсы на собственные же слова, неплохо рисует, декламирует. Он вполне светский человек, образован и ловок. Вообще же, он петербургский чиновник по особым поручениям, камер-юнкер, прибывший в О... с каким-то заданием. У Калитиных он бывает ради Лизы, девятнадцатилетней дочери Марии Дмитриевны. И, похоже, намерения его серьёзные. Но Марфа Тимофеевна уверена: не такого мужа стоит её любимица. Невысоко ставит Паншина и Лизин учитель музыки Христофор Федорович Лемм, немолодой, непривлекательный и не очень удачливый немец, тайно влюблённый в свою ученицу. Прибытие из-за границы Федора Ивановича Лаврецкого — событие для города заметное. История его переходит из уст в уста. В Париже он случайно уличил жену в измене. Более того, после разрыва красавица Варвара Павловна получила скандальную европейскую известность. Обитателям калитинского дома, впрочем, не показалось, что он выглядит как жертва. От него по-прежнему веет степным здоровьем, долговечной силой. Только в глазах видна усталость. Вообще-то Федор Иванович крепкой породы. Его прадед был человеком жёстким, дерзким, умным и лукавым. Прабабка, вспыльчивая, мстительная цыганка, ни в чем не уступала мужу. Дед Петр, правда, был уже простой степной барин. Его сын Иван (отец Федора Ивановича) воспитывался, однако, французом, поклонником Жан Жака Руссо: так распорядилась тётка, у которой он жил. (Сестра его Глафира росла при родителях.) Премудрость XVIII в. наставник влил в его голову целиком, где она и пребывала, не смешавшись с кровью, не проникнув в душу. По возвращении к родителям Ивану показалось грязно и дико в родном доме. Это не помешало ему обратить внимание на горничную матушки Маланью, очень хорошенькую, умную и кроткую девушку. Разразился скандал: Ивана отец лишил наследства, а девку приказал отправить в дальнюю деревню. Иван Петрович отбил по дороге Маланью и обвенчался с нею. Пристроив молодую жену у родственников Пестовых, Дмитрия Тимофеевича и Марфы Тимофеевны, сам отправился в Петербург, а потом за границу. В деревне Пестовых и родился 20 августа 1807 г. Федор. Прошёл почти год, прежде чем Маланья Сергеевна смогла появиться с сыном у Лаврецких. Да и то потому только, что мать Ивана перед смертью просила за сына и невестку сурового Петра Андреевича. Счастливый отец младенца окончательно вернулся в Россию лишь через двенадцать лет. Маланья Сергеевна к этому времени умерла, и мальчика воспитывала тётка Глафира Андреевна, некрасивая, завистливая, недобрая и властная. Федю отняли у матери и передали Глафире ещё при её жизни. Он видел мать не каждый день и любил её страстно, но смутно чувствовал, что между ним и ею существовала нерушимая преграда. Тётку Федя боялся, не смел пикнуть при ней. Вернувшись, Иван Петрович сам занялся воспитанием сына. Одел его по-шотландски и нанял ему швейцара. Гимнастика, естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло и геральдика составили стержень воспитательной системы. Будили мальчика в четыре утра; окатив холодной водой, заставляли бегать вокруг столба на верёвке; кормили раз в день; учили ездить верхом и стрелять из арбалета. Когда Феде минуло шестнадцать лет, отец стал воспитывать в нем презрение к женщинам. Через несколько лет, схоронив отца, Лаврецкий отправился в Москву и в двадцать три года поступил в университет. Странное воспитание дало свои плоды. Он не умел сойтись с людьми, ни одной женщине не смел взглянуть в глаза. Сошёлся он только с Михалевичем, энтузиастом и стихотворцем. Этот-то Михалевич и познакомил друга с семейством красавицы Варвары Павловны Коробьиной. Двадцатишестилетний ребёнок лишь теперь понял, для чего стоит жить. Варенька была очаровательна, умна и порядочно образованна, могла поговорить о театре, играла на фортепиано. Через полгода молодые прибыли в Лаврики. Университет был оставлен (не за студента же выходить замуж), и началась счастливая жизнь. Глафира была удалена, и на место управительницы прибыл генерал Коробьин, папенька Варвары Павловны; а чета укатила в Петербург, где у них родился сын, скоро умерший. По совету врачей они отправились за границу и осели в Париже. Варвара Павловна мгновенно обжилась здесь и стала блистать в обществе. Скоро, однако, в руки Лаврецкого попала любовная записка, адресованная жене, которой он так слепо доверял. Сначала его охватило бешенство, желание убить обоих («прадед мой мужиков за ребра вешал»), но потом, распорядившись письмом о ежегодном денежном содержании жене и о выезде генерала Коробьина из имения, отправился в Италию. Газеты тиражировали дурные слухи о жене. Из них же узнал, что у него родилась дочь. Появилось равнодушие ко всему. И все же через четыре года захотелось вернуться домой, в город О..., но поселиться в Лавриках, где они с Варей провели первые счастливые дни, он не захотел. Лиза с первой же встречи обратила на себя его внимание. Заметил он около неё и Паншина. Мария Дмитриевна не скрыла, что камер-юнкер без ума от её дочери. Марфа же Тимофеевна, правда, по-прежнему считала, что Лизе за Паншиным не быть. В Васильевском Лаврецкий осмотрел дом, сад с прудом: усадьба успела одичать. Тишина неспешной уединённой жизни обступила его. И какая сила, какое здоровье было в этой бездейственной тишине. Дни шли однообразно, но он не скучал: занимался хозяйством, ездил верхом, читал. Недели через три поехал в О... к Калитиным. Застал у них Лемма. Вечером, отправившись проводить его, задержался у него. Старик был тронут и признался, что пишет музыку, кое-что сыграл и спел. В Васильевском разговор о поэзии и музыке незаметно перешёл в разговор о Лизе и Паншине. Лемм был категоричен: она его не любит, просто слушается маменьку. Лиза может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, т.е. душа его не прекрасна Лиза и Лаврецкий все больше доверяли друг другу. Не без стеснения спросила она однажды о причинах его разрыва с женой: как же можно разрывать то, что Бог соединил? Вы должны простить. Она уверена, что надо прощать и покоряться. Этому ещё в детстве научила её няня Агафья, рассказывавшая житие пречистой девы, жития святых и отшельников, водившая в церковь. Собственный её пример воспитывал покорность, кротость и чувство долга. Неожиданно в Васильевском появился Михалевич. Он постарел, видно было, что не преуспевает, но говорил так же горячо, как в молодости, читал собственные стихи: «...И я сжёг все, чему поклонялся,/ Поклонился всему, что сжигал». Потом друзья долго и громко спорили, обеспокоив продолжавшего гостить Лемма. Нельзя желать только счастья в жизни. Это означает — строить на песке. Нужна вера, а без неё Лаврецкий — жалкий вольтерьянец. Нет веры — нет и откровения, нет понимания, что делать. Нужно чистое, неземное существо, которое исторгнет его из апатии. После Михалевича прибыли в Васильевское Калитины. Дни прошли радостно и беззаботно. «Я говорю с ней, словно я не отживший человек», — думал о Лизе Лаврецкий. Провожая верхом их карету, он спросил: «Ведь мы друзья теперь?..» Она кивнула в ответ. В следующий вечер, просматривая французские журналы и газеты, Федор Иванович наткнулся на сообщение о внезапной кончине царицы модных парижских салонов мадам Лаврецкой. Наутро он уже был у Калитиных. «Что с вами?» — поинтересовалась Лиза. Он передал ей текст сообщения. Теперь он свободен. «Вам не об этом надо думать теперь, а о прощении...» — возразила она и в завершение разговора отплатила таким же доверием: Паншин просит её руки. Она вовсе не влюблена в него, но готова послушаться маменьку. Лаврецкий упросил Лизу подумать, не выходить замуж без любви, по чувству долга. В тот же вечер Лиза попросила Паншина не торопить её с ответом и сообщила об этом Лаврецкому. Все последующие дни в ней чувствовалась тайная тревога, она будто даже избегала Лаврецкого. А его настораживало ещё и отсутствие подтверждений о смерти жены. Да и Лиза на вопрос, решилась ли она дать ответ Паншину, произнесла, что ничего не знает. Сама себя не знает. В один из летних вечеров в гостиной Паншин начал упрекать новейшее поколение, говорил, что Россия отстала от Европы (мы даже мышеловки не выдумали). Он говорил красиво, но с тайным озлоблением. Лаврецкий неожиданно стал возражать и разбил противника, доказав невозможность скачков и надменных переделок, требовал признания народной правды и смирения перед нею. Раздражённый Паншин воскликнул; что же тот намерен делать? Пахать землю и стараться как можно лучше её пахать. Лиза все время спора была на стороне Лаврецкого. Презрение светского чиновника к России её оскорбило. Оба они поняли, что любят и не любят одно и то же, а расходятся только в одном, но Лиза втайне надеялась привести его к Богу. Смущение последних дней исчезло. Все понемногу расходились, и Лаврецкий тихо вышел в ночной сад и сел на скамью. В нижних окнах показался свет. Это со свечой в руке шла Лиза. Он тихо позвал её и, усадив под липами, проговорил: «...Меня привело сюда... Я люблю вас». Возвращаясь по заснувшим улицам, полный радостного чувства, он услышал дивные звуки музыки. Он обратился туда, откуда неслись они, и позвал: Лемм! Старик показался в окне и, узнав его, бросил ключ. Давно Лаврецкий не слышал ничего подобного. Он подошёл и обнял старика. Тот помолчал, затем улыбнулся и заплакал: «Это я сделал, ибо я великий музыкант». На другой день Лаврецкий съездил в Васильевское и уже вечером вернулся в город, В передней его встретил запах сильных духов, тут же стояли баулы. Переступив порог гостиной, он увидел жену. Сбивчиво и многословно она стала умолять простить её, хотя бы ради ни в чем не виноватой перед ним дочери: Ада, проси вместе со мной своего отца. Он предложил ей поселиться в Лавриках, но никогда не рассчитывать на возобновление отношений. Варвара Павловна была сама покорность, но в тот же день посетила Калитиных. Там уже состоялось окончательное объяснение Лизы и Паншина. Мария Дмитриевна была в отчаянии. Варвара Павловна сумела занять, а потом и расположить её в свою пользу, намекнула, что Федор Иванович не лишил её окончательно «своего присутствия». Лиза получила записку Лаврецкого, и встреча с его женой не была для неё неожиданностью («Поделом мне»). Она держалась стоически в присутствии женщины, которую когда-то любил «он». Явился Паншин. Варвара Павловна сразу нашла тон и с ним. Спела романс, поговорила о литературе, о Париже, заняла полусветской, полухудожественной болтовнёй. Расставаясь, Мария Дмитриевна выразила готовность попытаться примирить её с мужем. Лаврецкий вновь появился в калитинском доме, когда получил записку Лизы с приглашением зайти к ним. Он сразу поднялся к Марфе Тимофеевне. Та нашла предлог оставить их с Лизой наедине. Девушка пришла сказать, что им остаётся исполнить свой долг. Федор Иванович должен помириться с женой. Разве теперь не видит он сам: счастье зависит не от людей, а от Бога. Когда Лаврецкий спускался вниз, лакей пригласил его к Марье Дмитриевне. Та заговорила о раскаянии его жены, просила простить её, а потом, предложив принять её из рук в руки, вывела из-за ширмы Варвару Павловну. Просьбы и уже знакомые сцены повторились. Лаврецкий наконец пообещал, что будет жить с нею под одной крышей, но посчитает договор нарушенным, если она позволит себе выехать из Лавриков. На следующее утро он отвёз жену и дочь в Лаврики и через неделю уехал в Москву. А через день Варвару Павловну навестил Паншин и прогостил три дня. Через год до Лаврецкого дошла весть, что Лиза постриглась в монастыре, в одном из отдалённых краёв России. По прошествии какого-то времени он посетил этот монастырь. Лиза прошла близко от него — и не взглянула, только ресницы её чуть дрогнули и ещё сильнее сжались пальцы, держащие чётки. А Варвара Павловна очень скоро переехала в Петербург, потом — в Париж. Около неё появился новый поклонник, гвардеец необыкновенной крепости сложения. Она никогда не приглашает его на свои модные вечера, но в остальном он пользуется её расположением вполне. Прошло восемь лет. Лаврецкий вновь посетил О... Старшие обитательницы калитинского дома уже умерли, и здесь царствовала молодёжь: младшая сестра Лизы, Леночка, и её жених. Было весело и шумно. Федор Иванович прошёлся по всем комнатам. В гостиной стояло то же самое фортепиано, у окна стояли те же самые пяльцы, что и тогда. Только обои были другими. В саду он увидел ту же скамейку и прошёлся по той же аллее. Грусть его была томительна, хотя в нем уже совершался тот перелом, без которого нельзя остаться порядочным человеком: он перестал думать о собственном счастье. |