ГОС по литературе ответы. Классицизм Образец для них исвоо античности Действие и поступки героев определяются с т зр разума Конфликт разум и чувства, общее и личное, желания и долг Строгое деление героев на положительных и отрицательных.
 Скачать 3.04 Mb.
|
|
25. Иван Александрович Гончарова. (1812-1891) Антитез героя-идеалиста и героя-практика в разных ее вариациях станет ведущей для романного мира Гончарова. Она будет организовывать систему образов всех романов писателя – «Обыкновенной истории», «Обломова» и «Обрыва». Сам Гончаров ни раз писал о внутр.худ.единстве всех трех романов, воспринимая их как «романнуютрилогию». Ее сквозная тема – Россия на переломе двух эпох: патриархально-крепостнической и пореформенно-буржуазной. Прекраснодушный романтизм Александра Адуева, мечтательная лень Обломова, мудрый консерватизм бабушки Татьяны Марковны бережковой в «Обрыве» - все это разныелики уходящей патриархальности. Им противостоят образы «деловых людей»: Петра Адуева, Штольца, Тушина. Причем, во всех трех романах Гончаров изображает смену историч.эпох как процесс принципиально неоднозначный, в к-м духовные обретения неизбежно влекут за собой и духовные потери наоборот. В каждом укладе Г.видит свои минусы. Тема утраты целостности человеческой личности, обособление «романтического» и «прагматического» начал («Обыкновенная история», «Обломов»). Социальное, психологическое и философское содержание понятия «обломовщина». Русский дилетантизм (Райский) и проблема синтеза в романе «Обрыв»; символика заглавия. «Обыкновенная история»1847г. Конфликт между дядей и племянником призван былотразить весьма характерные явления рус.общественной жизни, нравы и был той эпохи. «В борьбе дяди с племянником отразилась и тогдашняя только что начинавшаяся ломка старых понятий и нравов – сентиментальности, карикатурного преувеличения чувств дружбы и любви, поэзияпраздности, семейная и домашняя ложь напускных в сущности небывалых чувств..., пустая трата времени на визиты, на ненужное гостеприимство» (Гончаров). Вся праздная мечтательная и аффектационная сторона старых нравов с обычными порывами юности – к высокому, великому, изящному, к эффектам, с жаждою высказать это в трескучей прозе, всего более в стихах. Все это «отживало, уходило,являлись слабые проблески новой зари, чего-то трезвого, делового, нужного» (Гончаров). По замыслу автора помещечий уклад, взрастивший Александра Адуева, праздная без напряженного труда души и тела обстановка помещечей усадьбы – это и естьсоциальные причины, обусловившие полную неподготовленность «романтика» адуева к пониманию действительных потребностей современной общественной жизни. Эти потребности до известной степени воплощены в фигуре дяди Петра Ивановича Адуева. Здоровый карьеризм вполне уживается в его характере и с образованностью, и с пониманием тайн человеческого сердца. Следовательно, по мысли Гончарова, сам по себе наступивший «промышленный век» вовсе не угрожает духовному развитиюличности, не превращает ее в бездушную машину, черствую к страданиям др.людей. Но писатель отнюдь не склонен идеализировать нравственный облик представителя новой, победившей «философией дела». Жертвой этой «философии» предстает в эпилоге романа и дядюшка, к-й потерял любовь и доверие жены,и сам очутился на пороге полной душевной опустошенности. Здесь мы подходим к пониманию существа конфликта в первом романе Гончарова. Типы «романтика»и «человека дела» для писателя – не только и не столько знаки принадлежности героя к опред.сословию, профессии или даже культурно-бытовой микросреде (провинция или столица). Это прежде всего понятные и трактуемые весьма широко «вечные типы» и даже в иносказательном плане «вечные» полюса человеческого духа, возвышенное и низменное, божественное и дьявольское и т.п. недаром судьбы героев обрастают множеством лит.реминисценций, н-р, речи и поступки Александра постоянно «рифмуются» в виде прямых цитат-аллюзий с судьбами многих героев евр.лит., таких же «разочарованных идеалистов» как и он сам (здесь и Вертер Гете, и герои баллад Жуковского и Евгений из Пушкинского «медного всадника»). Выходит, что романтическая биография Александра Адуева – настолько же биография рус.провинциального романтика 1840х, насколько и биография «интернациональная». Одним из уроков жизненной мудрости стало для Александра открытие благотворнойвозвышающей силы страданий и заблюждений: они «очищают душу», делают человека «причастным всей полноте жизни». тот, кто в свое время не был «неизлечимым романтиком», не чудачил, никогда не станет и хорошим «реалистом». пушкинская мудрость- «смешен и ветреный старик, и юноша степенный»- словно витает над финальными страницами творения Гончарова. Не потому ли в финале Петр Иванович так жестоко расплачивается за свою деловитость, что он слишком быстро поспешил принять «правду Века» и так легко и равнодушно расстался и с «желтыми цветами» и с «ленточкой», украденной из комода возлюбленной,и с иной романтической чепухой, к-я, все же, наличествовала в его жизни? А Александр? Превращение Александра- «романтика» в «реалиста» тем и отличается от аналогичного дядюшкиного превращения, что «трезвый взгляд» на жизнь он прнимает, предварительно пройдя все ступеньки романтич.школы жизни, «с полным сознанием ее истинных наслеждений и горечи», а потому выстраданное «реалистическое» мировосприятие для Александра не есть «зло века», в угоду которому нужно непременно задавить в себе все поэтическое. Александр начинает постигать поэзию «прозы жизни», постепенно проникается и своеобразной «романтикой дела», его «душа и тело просили деятельности», - замечает автор, и на этом пути вектор духовной эволюции Адуева-мледшего предвещал появление будущего героя Гончарова, так же увлеченного романтикойдела – Андрея Штольца. Но Штольцо из него не получилось: ни на поприще «мечты», ни на поприще «дела»духовно победить тяжелую поступь «промышленного века» александру не удалось. но читатель все же помнит, что такая возможность вовсе не исключалась автором для своего героя. Это летнее утро в деревне Грачи начиналось необычно: с рассветом все обитатели дома небогатой помещицы Анны Павловны Адуевой были уже на ногах. Лишь виновник этой суеты, сын Адуевой, Александр, спал, «как следует спать двадцатилетнему юноше, богатырским сном». Суматоха царила в Грачах потому, что Александр собирается в Петербург на службу: знания, полученные им в университете, по мысли юноши, необходимо применить на практике служения Отечеству. Горе Анны Павловны, расстающейся с единственным своим сыном, сродни печали «первого министра в хозяйстве» помещицы Аграфены — вместе с Александром в Петербург отправляется его камердинер Евсей, сердечный друг Аграфены, — сколько приятных вечеров провела эта нежная пара за картами!.. Страдает и возлюбленная Александра, Сонечка, — ей посвящались первые порывы его возвышенной души. Лучший друг Адуева, Поспелов, в последнюю минуту врывается в Грачи, чтобы напоследок обнять того, с кем проведены были в беседах о чести и достоинстве, о служении Отечеству и прелестях любви лучшие часы университетской жизни... Да и самому Александру жаль расставаться с привычным укладом жизни. Если бы высокие цели и ощущение своего назначения не толкали его в дальнюю дорогу, он, конечно, остался бы в Грачах, с безгранично любящими его матерью и сестрой, старой девой Марией Горбатовой, среди гостеприимных и хлебосольных соседей, рядом с первой своей любовью. Но честолюбивые мечты гонят юношу в столицу, ближе к славе. В Петербурге Александр сразу же отправляется к своему родственнику, Петру Ивановичу Адуеву, который в своё время так же, как и Александр, «двадцати лет был отправлен в Петербург старшим своим братом, отцом Александра, и жил там безвыездно семнадцать лет». Не поддерживая связи с оставшимися после смерти брата в Грачах его вдовой и сыном, Петр Иванович сильно удивлён и раздосадован появлением восторженного молодого человека, ждущего от дядюшки забот, внимания и, главное, разделённости его повышенной чувствительности. С первых же минут знакомства Петру Ивановичу приходится едва ли не силой удерживать Александра от излияний чувств с попыткой заключить родственника в объятия. Вместе с Александром прибывает письмо от Анны Павловны, из которого Петр Иванович узнает, что на него возлагаются большие надежды: не только почти забытой невесткой, которая уповает на то, что Петр Иванович будет спать с Александром в одной комнате и прикрывать юноше рот от мух. В письмо вложено немало просьб от соседей, о которых Петр Иванович вот уже почти два десятилетия и думать забыл. Одно из этих писем принадлежит перу Марьи Горбатовой, сестры Анны Павловны, на всю жизнь запомнившей день, когда молодой ещё Петр Иванович, гуляя с ней по деревенским окрестностям, влез по колено в озеро и сорвал ей на память жёлтый цветок... С первой же встречи Петр Иванович, человек суховатый и деловой, начинает воспитание своего восторженного племянника: он снимает Александру квартиру в том же доме, где живёт сам, советует, где и как питаться, с кем общаться. Позже находит ему и вполне конкретное дело: службу и — для души! — переводы статей, посвящённых проблемам сельского хозяйства. Высмеивая, порой достаточно жестоко, пристрастия Александра ко всему «неземному», возвышенному, Петр Иванович постепенно пытается разрушить тот вымышленный мир, в котором живёт его романтический племянник. Так проходит два года. По прошествии этого времени мы встречаем Александра уже отчасти привыкшим к сложностям петербургской жизни. И — без памяти влюблённым в Наденьку Любецкую. За это время Александр успел продвинуться по службе, достиг и определённых успехов в переводах. Теперь он стал достаточно важным человеком в журнале: «он занимался и выбором, и переводом, и поправкою чужих статей, писал и сам разные теоретические взгляды о сельском хозяйстве». Продолжал писать и стихи и прозу. Но влюблённость в Наденьку Любецкую словно закрывает перед Александром Адуевым весь мир — теперь он живёт от встречи к встрече, одурманенный той «сладостной негой, на которую сердился Петр Иванович». Влюблена в Александра и Наденька, но, пожалуй, лишь той, «маленькой любовью в ожидании большой», которую испытывал сам Александр к забытой им теперь Софье. Счастье Александра непрочно — на пути к вечному блаженству встаёт граф Новинский, сосед Любецких по даче. Петр Иванович не в силах излечить Александра от бушующих страстей: Адуев-младший готов вызвать графа на дуэль, отомстить неблагодарной девушке, не способной оценить его высокие чувства, он рыдает и пылает гневом... На помощь обезумевшему от горя юноше является жена Петра Ивановича, Лизавета Александровна; она приходит к Александру, когда Петр Иванович оказывается бессилен, и нам неизвестно, чем именно, какими словами, каким участием удаётся молодой женщине то, что не получилось у её умного, рассудительного мужа. «Через час он (Александр) вышел задумчив, но с улыбкой, и уснул в первый раз покойно после многих бессонных ночей». И ещё один год промелькнул с той памятной ночи. От мрачного отчаяния, которое удалось растопить Лизавете Александровне, Адуев-младший перешёл к унынию и равнодушию. «Ему как-то нравилось играть роль страдальца. Он был тих, важен, туманен, как человек, выдержавший, по его словам, удар судьбы...» И удар не замедлил повториться: неожиданная встреча с давним другом Поспеловым на Невском проспекте, встреча, тем более случайная, что Александр даже не ведал о переезде своего задушевного товарища в столицу, — вносит сумятицу в и без того потревоженное сердце Адуева-младшего. Друг оказывается совсем не таким, каким помнится по годам, проведённым в университете: он поразительно схож с Петром Ивановичем Адуевым — не ценит ран сердца, испытанных Александром, говорит о карьере, о деньгах, радушно принимает старого друга в своём доме, но особых знаков внимания к нему не проявляет. Излечить чувствительного Александра от этого удара оказывается почти невозможным — и кто знает, до чего дошёл бы наш герой на этот раз, не примени к нему дядюшка «крайнюю меру»!.. Рассуждая с Александром об узах любви и дружбы, Петр Иванович жестоко упрекает Александра в том, что он замкнулся лишь в собственных чувствах, не умея ценить того, кто верен ему. Он не считает своими друзьями дядю и тётушку, он давно не писал к матери, живущей лишь мыслями о своём единственном сыне. Это «лекарство» оказывается действенным — Александр снова обращается к литературному творчеству. На этот раз он пишет повесть и читает её Петру Ивановичу и Лизавете Александровне. Адуев-старший предлагает Александру послать повесть в журнал, чтобы узнать истинную цену творчеству племянника. Делает это Петр Иванович под своим именем, считая, что так будет справедливее суд и лучше для участи произведения. Ответ не замедлил явиться — он ставит последнюю точку в надеждах честолюбивого Адуева-младшего... И как раз в это время Петру Ивановичу понадобилась услуга племянника: его компаньон по заводу Сурков неожиданно влюбляется в молодую вдову бывшего приятеля Петра Ивановича Юлию Павловну Тафаеву и совсем забрасывает дела. Выше всего прочего ценящий дело, Петр Иванович просит Александра «влюбить в себя» Тафаеву, вытеснив Суркова из её дома и сердца. В качестве вознаграждения Петр Иванович предлагает Александру две вазы, которые так нравились Адуеву-младшему. Дело, однако, принимает неожиданный поворот: Александр влюбляется в молодую вдову и вызывает у неё ответное чувство. Причём чувство столь сильное, столь романтическое и возвышенное, что сам «виновник» не в состоянии выдержать порывов страсти и ревности, которые обрушивает на него Тафаева. Воспитанная на любовных романах, слишком рано вышедшая замуж за богатого и нелюбимого человека, Юлия Павловна, встретившись с Александром, словно в омут кидается: все, о чем читалось и мечталось, обрушивается теперь на её избранника. И Александр не выдерживает испытания... После того как Петру Ивановичу неизвестными нам доводами удалось привести в себя Тафаеву, прошло ещё три месяца, в которые жизнь Александра после пережитого потрясения нам неизвестна. Мы встречаемся с ним вновь, когда он, разочарованный во всем, чем жил прежде, «играет с какими-то чудаками в шашки или удит рыбу». Апатия его глубока и неизбывна, ничто, кажется, не может вывести Адуева-младшего из тупого равнодушия. Ни в любовь, ни в дружбу Александр больше не верит. Он начинает ездить к Костикову, о котором некогда писал в письме к Петру Ивановичу сосед по Грачам Заезжалов, желая познакомить Адуева-старшего со старинным своим приятелем. Этот человек оказался для Александра как нельзя кстати: он в молодом человеке «душевных волнений пробудить не мог». И однажды на берегу, где они ловили рыбу, появились неожиданные зрители — старик и хорошенькая молодая девушка. Они появлялись все чаще. Лиза (так звали девушку) начала пытаться различными женскими хитростями увлечь тоскующего Александра. Отчасти девушке это удаётся, но на свидание в беседку вместо неё приходит оскорблённый отец. После объяснения с ним Александру не остаётся ничего другого, как переменить место рыбалки. Впрочем, о Лизе он помнит недолго... Все ещё желая пробудить Александра от сна души, тётушка просит его однажды сопровождать её в концерт: «приехал какой-то артист, европейская знаменитость». Потрясение, испытанное Александром от встречи с прекрасной музыкой, укрепляет созревшее ещё раньше решение бросить все и вернуться к матери, в Грачи. Александр Федорович Адуев покидает столицу по той же дороге, по которой несколько лет назад въехал в Петербург, намереваясь покорить его своими талантами и высоким назначением... А в деревне жизнь словно остановила свой бег: те же хлебосольные соседи, только постаревшие, та же любящая безгранично матушка, Анна Павловна; только вышла замуж, не дождавшись своего Сашеньку, Софья, да по-прежнему вспоминает о жёлтом цветке тётка, Марья Горбатова. Потрясённая переменами, произошедшими с сыном, Анна Павловна долго допытывается у Евсея, как жил Александр в Петербурге, и приходит к выводу, что сама жизнь в столице настолько нездорова, что состарила сына и притупила его чувства. Дни проходят за днями, Анна Павловна все надеется, что у Александра вновь вырастут волосы и заблестят глаза, а он думает о том, как бы вернуться в Петербург, где так много пережито и безвозвратно потеряно. Смерть матери избавляет Александра от мук совести, не позволяющих признаться Анне Павловне в том, что он снова замыслил побег из деревни, и, отписав Петру Ивановичу, Александр Адуев вновь едет в Петербург... Проходит четыре года после повторного приезда Александра в столицу. Много изменений произошло с главными героями романа. Лизавета Александровна устала бороться с холодностью мужа и превратилась в спокойную рассудительную женщину, лишённую каких бы то ни было стремлений и желаний. Петр Иванович, огорчённый переменой характера жены и подозревающий у неё опасное заболевание, готов отказаться от карьеры надворного советника и подать в отставку, чтобы увезти Лизавету Александровну хоть на время из Петербурга. Зато Александр Федорович достиг вершин, о которых некогда мечтал для него дядюшка: «коллежский советник, хорошее казённое содержание, посторонними трудами» зарабатывает немалые средства да ещё и готовится жениться, взяв за невестой триста тысяч и пятьсот душ... «Обломов» система образов романа организована по классическому принципу антитезы:возлежащему на диване «барину»и прожектору-мечтателю Илье Ильичу Обломову автор устраивает своеобразные»очные ставки». Словно на театральных подмостках, последовательно сменяют др.др.персонажи, призванные продемонстрировать Обломову преимущества альтернативного – деятельного – образа жизни. Сначала является крепостной слуга Захар, затем пеьтербургские знакомые Волков, Судьбинский, литератор Пенкин, Алексеев, земляк Михей Андреевич тарантьев… Эти герои полностью слиты в авторской характеристике со своей «средой». Подчеркнуты их безликость, бесхарактерность. но вот в конце первой части появляется Андрей Штольц. Гончаров старательно отделяет его, этого подлинного «героя дела» от предшествующих «деятельных Обломовых».отделяет, ставя акцент на главной черте характера Штоьца – еще с детства воспитанной отцом привычке рассчитывать в жизни только на свои силы и всего добиваться собственным трудом. и поо мысли Гончарова в этом принципе буржуазной морали нет ничего предосудительного. В нем- знамени новой европейской цивилизации, в которую вступала Россия на рубеже 50-60х. Штольцотносится к работе бескорыстно. Он ее любит не за конкретное содержание (а потому занимается сразу всем – коммерцией, туризмом, сочинительством, гус.службой), и не за материальную выгоду (Штольц равнодушен к комфорту), а за то наслаждение, к-е он получает от самого процесса труда. на вопрос Обломова «Для чего же мучиться весь век?» - Штольц с гордостью отвечает: «Для самого труда, больше не для чего. Труд – образ, содержание, стихия и цель жизни…». Штольц в такой же степени поэт дела, в какой Обломов – поэт лени. Оба – неисправимые идеалисты, различна только форма, в к-ю они облекают свой идеализм. Активностьдуха, самоценная сама по себе, - вот область,в к-й могут мирно сосуществовать «романтик» старого закала и «практик» нового времени. В определенном смысле Штольца можно считать двойником Обломова – своего рода «деятельным мечтателем».Да и в Обломове, на поверку, обнаруживается деятельное начало. только оно направлено не вовне, как у Штольца, а внутрь, в чистую сферу созерцательного «я». Это становится ясно из «сна обломова», непосредственно предшествующего встрече двух друзей. В «сне» изображена «физиология русской усадьбы»,дано почти этнографическое описание ее социально-бытового уклада.Прочитав под углом зрения «физиологического очерка» эту главу, читатель получает представление об истоках социальной психологии Обломова-барина: «труд как наказание» и привычка жить за счет труда других. Но вот сквозь жанровые рамки очерково-публицистического стиля, не подавляя его, а сосуществуя на равных с ним правах, все отчетливее проступают стилевые приметы иных жанров- идиллии народной волшебной сказки. «барство»Обломова прелстает уже в ином свете- как особый, образно-поэтический угол зрения на мир. Сказка и давала возможность Обломову не подчиняться действительности,а возвышать, преображать ее в мечте. «Да ты поэт, Илья!»- невольно восклицает Штольц, послушав фантазию друга на тему семейного счастья. «Да, поэт в жизни, потому что жизнь есть поэзия. Вольно людям искажать ее!» - парирует Обломов. Вот почему Обломов так ревниво охраняет мир мечты от вторжения в него реальной жизни и, как в сказке, очерчивает волшебное пространство своей души магическим кругом, никуда не выезжая из квартиры на Гороховой и встречая каждого визитера почти заклинательным жестом: «Не подходите, не подходите: вы с холода!». В итоге со своей привязанностью к одному месту жительства, к одному распорядку дня, с неистрибимой всяких резких перемен в судьбе и страхом принятия личных ответственных решений он закономерно остается «не у дел» в современном веке. Век этот не терпит ничего «вечного» и неизменного, время в нем не циклическое, а линейное, оно не повторяется, а поступательно развивается. Обломов со своим замкнутым духовным кругозором неизбежно теряет чувство движения истории. Крепостнический уклад Обломовки, заглавный герой романа, не мыслящий своей жизни без «трехсот Захаров» смотрится порою комически, а порою – трагически на пороге нового «промышленного века». Обломов представляет позднюю вариацию типа «лишнего человека»в рус.лит., а мотив преждевременного угасания «старческого детства» частый в монологах героя, его склонностьк мучительной рефлексии, парализующей волю, - все это вместе взятое заставляет невольно вспомнить его лит.предшественников Онегина и Печорина. Штольцу удалось, как замечает автор, «найти равновесие практических сторон с тонкими потребностями духа», значит Штольц побеждает иссушающий прагматизм «железного» века на его же сторич.территории. (характер его сформировался под влиянием двух противоп. стихий – отец – рус.барин, рус.мягкость, округлость, партиархальное начало, мать-немка – западный ум и сильная воля). Антитеза Обломов – Ольга Ильинская во многом продолжает смысл антитезы Обломов – Штольц. Характер Ольги, как и Штольца, органично сочетает в себе старое и новое. Как пушкинская Татьяна Ларина, Ольга проста и естественна: «ни жеманства, ни кокетства, никаой лжи, никакой мешуры, ни умысла». Но как героиня иного ист.времени, Ольга более уверена в себе, ум ее более, чем у Татьяны, требует пост.работы. Не зря в характере у Ольги Гончаров отмечает полное отсутствие всего книжного. По мнению Добролбого, «в ней более, нежели в Штольце, можно видеть намек на новую русскую жизнь». Ей недостаточно «просто любить» конкретного чел-ка, ей обязательно нужно изменить его, поднять до своего идеала, привить новые взгляды. В отношениях с обломовым она всегда балансирует на тонкой грани между порывами женской страсти и учительством. Самое шлавное в хар-ре Ольги – удивительный синтез женственного лиризма и мужественной гордости. «Чувство» и «дело» в ней по-своему спаяны крепче, чем в хар-ре Штольца. Любя Обломова, она буквально лепит из него нового чел-ка. Прмантика дел, следовательно, так же присуща ей. Казалось, она побеждает: заброшен обломовский халат, созерцатель превращается в деятеля. И все же эти количественные изменения в хар-ре Обломова, увы, не переводят его в новое кач-во. Его «люблю, люблю» (воспоминания о вчерашнем свидании) мирно уживалось с лежанием на спине. Т.о., родная Обломовка не покидает героя даже в минуты сильных душевных порывов. На последнюю отчаянную попытку Ольги и Штольца насильно вырвать Обломова из заколдованного «пространства халата», герой отвечает категорическим «нет»: «я прирос к этой яме больным местом; попробуй оторвать – будет смерть». К финалу сюжета роман приобретает черты своеобразной «трагедии рока»: «кто проклял тебя, Илья? Что ты сделал? Ты добр, умен, нежен, благороден…и…гибнешь!». В этих прощальных словах Ольги «трагическая вина» Обломова прочувствована вполне. Однако у Ольги, как и у Штольца, есть и своя «трагическая вина». Увлекшись экспериментом по перевоспитанию Обломова, они не заметили, как любовь к нему переросла в диктат над душой человека другой, чем у них, но по-своему поэтичной организации. Каждая из сторон конфликта не хочет признать за другой право на самоценность ее дух.мира, со всем плохим и хорошим, что в нем есть. Вместо того, чтобы перебросить мост из поэзии «века минувшего» в поэзию «века нынешнего», обе стороны воздвигают непроходимую преграду. За непонимание Штольц и Ольга расплачиваются то приступами «периодического оцепенения», то вдруг подкравшейся из мрака обломовской «грезы счастья». Безотчетный страх тогда овладевает Ольгой, объяснить котогрого не может и Штольц. Но автору все понятно – это обломовская «идилия» властно стучится в сердца поклонников «поэзии дела» и требует признания своего законного места в ряду дух.ценностей «новых людей». «Дети» обязаны помнить своих «отцов». Как преодолеть этот «обрыв», эту пропасть в историко-культурной цепи поколений – этой проблемой уже непосредственно будут жить и мучаться герои след.романа Гончарова. |