Б. Хелингер И в середине тебе станет легко. Книга для тех, кто хочет найти гармонию в отношениях, любви и стать счастливым Издательство Института Психотерапии
 Скачать 0.74 Mb.
|
|
Искупление Но иногда живой должен пойти к мертвым и с ними остаться, например, убийца. Иначе вместо него пойдут его дети, а еще внуки и правнуки. Убийцы неразрывно связаны со своими жертвами. Поэтому они должны покинуть собственную семью и лечь рядом со своими жертвами. Это кажется жестоким, но любой другой путь влечет за собой плохие последствия для невиновных на протяжении многих поколений. 12 179 Приведу пример. Одна молодая женщина сказала в груше что с момента рождения обеих ее дочерей ее не покидает чувство, что она скоро должна умереть, что над ней витает нечто, чего она не в состоянии понять. Она расставила свою нынешнюю семью, и выяснилось, что ее заместительница смотрела на кого-то, кого в расстановке не было. На заданный по этому поводу вопрос женщина ответила: «Я смотрю назад в прошлое, на моего отца и моего деда». Ее отец совершил самоубийство, когда ей был один год, а дед ее был эсэсовцем и расстреливал еврейских детей и женщин. Тогда в расстановку были включены заместители для ее деда и покончившего с собой отца, а перед семьей рядом друг с другом были поставлены десять заместителей для убитых еврейских детей. Заместительница молодой женщины ни разу не взглянула на этих детей и ничего не сказала, словно она, как и ее дед, не испытывала к ним ни малейшего сочувствия. Но ее младшая дочь, то есть уже правнучка убийцы, сказала, что чувствует очень сильную потребность пойти к мертвым еврейским детям и встать к ним. Вот такое влияние оказывает убийство через поколения, если убийца отрицает свою связь с мертвыми и если убитым не воздают должного. Затем женщине велели вытянувшись лечь перед мертвыми детьми и спустя какое-то время, пока она горько плакала, вместе с собственными детьми встать перед мертвыми детьми на колени и посмотреть на них. Это принесло мертвым некоторое успокоение. Им стало грустно, и у них появилось ощущение, будто они снова становятся живыми. Они испытывали сочувствие к женщине и ее детям, особенно к младшей дочери, которая хотела встать рядом с ними. Но не все еще было хорошо, ибо они чувствовали угрозу со стороны убийцы и страх смерти. Лишь когда того выставили за дверь, что по значению равносильно смерти, мертвым стало лучше. Их внимание и сопереживание теперь полностью обратилось к плачущей женщине и ее детям, и они ждали, что от нее придет нечто, что избавит ее детей. Тем временем совершивший самоубийство отец женщины испытывал желание встать перед своей дочерью и ее детьми, чтобы защитить ее от ухода в смерть вслед за еврейскими деть- 180 ми. Он хотел встать к мертвым вместо нее и вместо ее деда. Но в отличие оттого, что думают многие живые, мертвые не хотели смерти невиновных. Тогда детей этой женщины поставили между их родителями. Те взяли их за руки, низко склонились перед мертвыми еврейскими детьми, посмотрели им в глаза и сказали: «Пожалуй ста. Но женщина по-прежнему чувствовала стремление пойти к мертвым. Она встала рядом с мертвыми детьми и своим мертвым отцом, который уже до этого встал к мертвым. Она чувствовала, что заслужила это и, оказавшись там, почувствовала облегчение. Однако со стороны заместителей мертвых детей последовали совершенно иные высказывания, я процитирую их здесь дословно. Первый ребенок: «Быть мертвым я воспринимаю как что-то неличное, как будто это никак не связано с убийцей, и уж совсем никак — с его внучкой. То, что она сюда вмешивается, мне кажется неуместным. Она должна пойти к своей семье. Я не заинтересован в том, чтобы она каялась. Это та область, которая не в ее компетенции». Второй ребенок: «У меня ноги подкосились, когда она пришла. Я сразу подумал, что ее место не с нами». Третий ребенок: «Это просто чересчур». Четвертый: «Я не хочу жертвы, это не ее дело». Пятый ребенок: «По мне, у нее есть задача рядом с ее детьми, надо положить конец страданиям». Шестой ребенок был глубоко опечален и сказал: «Ей не нужно идти вслед за нами и за своим отцом. Ее место в ее семье». Седьмой ребенок: «Если бы она по-настоящему на меня посмотрела, она бы знала, что не может здесь стоять». Восьмой ребенок: «Мне стало теплее, она означает для меня что-то очень близкое». Девятый: «Когда она сюда пришла, я подумал: твое место не здесь». Десятый: «Когда она подошла, во мне возникла агрессия». Ее мертвый отец сказал: «Когда сюда пришла моя дочь, это причинило мне боль. Мне хочется сказать ей: «Твое место с твоей семьей. Здесь я все сделаю сам». 181 Благодаря этим ответам женщине стало ясно: вставать к мертвым, не принадлежа к ним, — это самонадеянность. Она снова встала рядом со своими детьми, посмотрела еврейским детям в глаза и сказала: «Через какое-то время я тоже приду». Затем посмотрела на своих детей и сказала им: «Теперь я еще немного останусь». То же самое она сказала и своему мужу. Затем снова позвали заместителя деда. Он сказал: «Когда мне велели выйти за дверь, я испытал огромное облегчение. Я бы ничего не хотел и не имел права здесь сказать, точно так же я чувствовал себя и за дверью». Вот все, что касается этого примера. В этой связи я хотел бы еще кое-что сказать по поводу потомков жертв. Многие евреи, члены семей которых были убиты в лагерях смерти, стыдятся смотреть на мертвых и чтить их, ибо полагают, что не имеют права перед лицом их судеб оставаться в живых. Они чувствуют себя виноватыми и стремятся искупить вину, будто они преступники. Из-за этого ни они не могут прийти к мертвым, ни мертвые не могут прийти к ним. Но если выжившие и потомки погибших поворачиваются лицом к мертвым членам своих семей, смотрят им в глаза, пока не начинают их видеть по-настоящему,, когда они склоняются перед ними и с любовью отдают им должное, тогда мертвые словно бы воскресают, как если бы плохое «быть мертвым» для них прекратилось, и они могут наконец повернуться к живым и благословить их на то, чтобы они оставались, и тем самым их жизнь текла в них дальше. Поэтому самое утешительное для мертвых — это когда живые в такой расстановке говорят им: «Посмотри, у меня есть дети». Умереть вместо другого Есть еще одна динамика, которая ведет в семьях и родах к тяжелым заболеваниям, несчастным случаям и суициду. Если 182 ребенок чувствует, что его отец или мать хотят уйти или умереть — часто потому, что желают последовать за кем-то из своей родной семьи, — то он говорит им в душе: «Лучше я, чем ты» или «Лучше исчезну я, чем ты». В таких случаях дети могут заболеть, например, анорексией, с ними могут происходить тяжелые несчастные случаи или они могут совершить самоубийство. Такая динамика имеет место и между партнерами, я приведу один такой пример. Одна женщина, больная раком, рассказала, что ее муж двадцать лет назад застрелился. Она была его второй женой. С первой женой он разошелся, поскольку оба партнера считали, что другой — извращенец. В расстановке муж , стоял напротив своей первой жены и все время смотрел на ступни ее ног. Она же чувствовала странную легкость в ногах, будто могла оторваться от земли. Тогда мужу велели встать перед первой женой на колени и положить голову перед ее ногами. В этот момент женщина всплеснула перед лицом руками, зарыдала, ее начала бить сильная дрожь. Тогда она встала на колени рядом с ним, притянула его к себе, посмотрела ему в глаза и, громко рыдая, обняла его. Потом она встала и подняла мужа вместе с собой. Они обняли друг друга, и женщина положила голову ему на грудь. Жене велели сказать мужу: «Я принимаю это от тебя как подарок и дорожу им». Потом они долго и очень сердечно обнимались. Всем участникам стало ясно: муж покончил с собой вместо жены. Это те тайны любви, которые мы нередко легкомысленно отрицаем. Это та любовь, действие которой стоит за многими заболеваниями, обусловленными душой или семейной историей, будь то слова: «Я последую за тобой», или потребность искупить вместо кого-то вину, или фраза: «Лучше я, чем ты». А через какую болезнь или опасные для жизни действия эта любовь проявляется, особой роли здесь не играет. Даже при разных заболеваниях и разных судьбах основные динамики тут либо одинаковы, либо схожи. 183 Большая Душа Но душа выходит за пределы семьи и рода. Она взаимодействует с другим группами и в конечном счете с природой и всем миром в целом. Здесь мы познаем душу как не имеющую границ, как Большую Душу, которая не привязана ни ко времени, ни к пространству. Все противоположности соотносятся в ней друг с другом и потому исчезают, в том числе и такие, как добро и зло, до и после, жизнь и смерть. Правда, тело тоже связано с царством мертвых, поскольку, присутствуя в нем, мертвые продолжают действовать. Точно так же в семье и в роду их умершие члены какое-то время присутствуют, как будто и живые, и мертвые по-прежнему не могут друг без друга обойтись и благо одних зависит от блага других. Но для Большой Души этой разлуки ни в каком отношении не существует. Она связывает даже тех, кого из семьи пришлось исключить. В ней они тоже снова соединяются со своей семьей. Большую Душу мы познаем в первую очередь как ту силу, что берет нас на службу чему-то большему, чем мы сами. Это она несет и направляет нас, когда нам удается что-то новое, великое и долговечное, словно бы и не наш это был труд, но сама Большая Душа творила через наше посредство. То же относится и ко злу и к злодеям, как бы тяжело нам ни давалось это понимание. Мир Только лишь связь с Большой Душой дает нам возможность смотреть на переплетения объективно и преодолевать их путем обращения к Большему. Нередко можно наблюдать, как пациенты, которым удался первый шаг из их переплетения, через некоторое время возвращаются в него снова. Ибо переплетение, каким бы скверным оно ни казалось посторонним, дает оказавшемуся в нем человеку чувство принадлежности, любви 184 и власти. Это связано с тем, что даже там, где совесть нападает на нас слепо и инстинктивно, она прежде всего сообщает нам детское чувство исполнения и счастья, мира и принятое™. Только когда мы, распространяем просвещение в том числе и на совесть и отходим от нее, вступая в область Большой Души, лишь тогда инстинктивные потребности в принадлежности, признании и уравновешивании лишаются своего болезнетворного и опасного для жизни влияния. Лишь только на этом более высоком уровне ослепляющая любовь становится зрячей; «уравновешивание, которое лишь множит зло, превращается в такое, которое кладет злу конец; а самонадеянность, полагающая, что может сделать обратимыми и изменить судьбы других, смягчается смирением, которое знает о границах нашей любви. Лишь это смирение приводит нас, к гармонии со здоровьем и болезнью, добром и злом, жизнью и смертью. Но в конечном итоге это религиозное свершение. В нем «Я» и Большая Душа становятся единым целым. ПСИХОТЕРАПИЯ И РЕЛИГИЯ И психотерапия, и религии стремятся к спасению и исцелению души, и та, и другие стремятся через душу спасти и исцелить всего человека. В этом они едины. Но есть между ними и различия, поскольку психотерапии, обязанной своим происхождением науке и просвещению, свойствен критичный настрой по отношению к унаследованным нами религиям. И для религий это во многом целительно, ибо своими открытиями и познаниями психотерапия вынуждает религии очищаться, то есть отходить от мифических образов, надежд и страхов и возвращаться к истокам и корням. Душа и «Я» Однако для психотерапии тоже актуален вопрос, насколько она сама остается в плену архаичных образов и надежд, и потому тоже нуждается в демифологизации. Достаточно указать лишь на то, что «Я» в его власти над умами и сердцами некоторых психотерапевтов тоже является мифическим образом, питающим мифические надежды и стремящимся унять страхи порой путем почти суеверным. Мифом мне кажется и то, что и религия, и психотерапия рассматривают душу как что-то личное. Поскольку объективное наблюдение за тем, как действует душа, указывает скорее на то, что это мы находимся в душе. Что не у нас есть душа и не мы ею обладаем, но мы есть у души и она обладает нами. Что не она служит нам, а мы вместе с нашим «Я» привлекаемся ею на службу. Так что вопросов как по поводу психотерапии, так и религии, существует немало. Образ действий Мой образ действий феноменологичен. Это значит, что я, насколько могу, отказываюсь от привычного, в том числе и от 189 теорий с убеждениями, и вверяю себя познаваемой действительности, какой она, со временем меняясь, себя являет. И жду, не появится ли из скрытого что-то, что внезапно, подобно молнии, обнажает истину и рассеивает тьму, что приводит к гармонии с действительностью, которая оставляет далеко позади и знания, и планы, и желания «Я» и своим действием доказывает свою правоту. Душа и «Я» в религии Начну с религии и сначала поставлю вопрос: что происходит в человеке, если он считает себя религиозным? Глядя на религиозных людей, мы видим, что они воспринимают себя зависящими от сил, которых не понимают. Например, это знание о том, что их жизнь не в их власти. Перед лицом подобных познаний, основа и действие которых остаются для нас окутанными тайной, они занимают позицию почтения, смирения или благоговения перед чем-то таинственным, чего мы не понимаем. Это и есть подлинно религиозная позиция, которая велит нам скорее сделать шаг назад, чем вперед. Она свободна от притязаний, она означает гармонию и покой. Это религия души. И все же какой-то части души трудно примириться с подобной сдержанностью. Взамен она стремится взять таящуюся за явлениями действительность в свои руки, влиять на нее и заставить ее себе служить с помощью, например, ритуалов, жертв, покаяния, молитв. Это религия «Я». Правда, в религии «Я» есть некоторые отголоски религии души, ибо она тоже признает некую действительность, которая больше, чем мы. Однако в то же время здесь она пытается снять с этой реальности покров тайны и распоряжаться ею по своему усмотрению, что, по сути, является противоречием. Поэтому там, где мы стремимся раскрыть тайну и получить возможность ею распоряжаться, вместо того чтобы перед ней остановиться и ее уважать, религия вырождается. Этим для религий и нашей 190 религиозной жизни указан путь очищения. Это движение от «Я» обратно к душе. Религии откровения Особое значение для нас имеют религии откровения. Это те религии, которые восходят к, одному человеку, сказавшему другим, что получил от Бога откровение, и зачастую под угрозой вечного проклятия призывающему других этому откровению верить. Религии откровения — для нас это прежде всего христианство — являются как бы вершиной религии «Я». Здесь «Я», со всеми присущими «Я» качествами, не только Бог, о котором говорится, что он себя открыл. Получивший откровение тоже говорит как «Я», которое требует от других подчинить свое «Я» его «Я». Но если здесь тоже объективно рассмотреть происходящее, мы обнаружим, что этот некто говорит тут только о себе, а вера, которой он требует, это в конечном итоге вера в него самого. Тем самым он ставит себя выше не только своих приверженцев, но и выше провозглашенного им Бога, поскольку утверждает, что никого другого Бог подобным откровением не озарит, что все другие поэтому от подобного откровения отстранены и что Бог сам должен на веки вечные этому откровению подчиниться. Поэтому в первую очередь религии откровения нуждаются в просвещении и очищении. Религиозное сообщество Если теперь внимательно проследить за религиозным развитием отдельного человека, наше внимание обратит на себя тот факт, что его религиозное чувствование, вера и деятельность начинаются с его связи с семьей. Таким образом, первые религиозные представления задаются человеку семьей. Раньше ре- 191 лигия принадлежала к числу тех условий, выполнение которых давало право принадлежать к семье. Его нарушение воспринималось как отпадение от семьи и влекло за собой соответствующую кару. Поэтому раньше — а отчасти и сегодня — отпадение от религии семьи воспринималось не столько как отпадение от религии, сколько как отпадение от семьи, и связывалось со страхом потери права на принадлежность. При более глубоком рассмотрении обнаруживается, что этот страх никак не связан с содержанием религии, поскольку он сходным образом проявляется в семьях, принадлежащих к разным религиям, независимо от их учения и практики. Он переживается слабее или сильнее в- зависимости от того, насколько серьезно семья относится к своей религии. То же самое относится и к так называемой арелигиозной позиции, и к позиции атеистической. Они тоже являются обязательными — в той степени, в какой являются условиями сохранения права на принадлежность к семье. Эти религии являются религиями группы. Своей религией группы часто отграничивают себя от других. Благодаря ей они чувствуют себя выше других групп и стремятся за счет других расширить влияние своей религии и своей группы. Иногда они оправдывают религией угнетение других групп. С аналогичным религиозным пылом отстаиваются и некоторые политические убеждения, и влияние они имеют аналогичное. Эти группы являются неким расширенным «Я» и действуют как расширенное «Я». Поэтому групповая религия в еще большей степени является религией «Я». Для такой групповой религии «Я» речь идет не только о том, чтобы овладеть скрытой действительностью, но и о власти над другими людьми и группами. Естественная религия И все же внутри различных религий имеет место выходящая за рамки привязанности к семье и группе глубокая лич- 192 ная набожность, хотя и уважающая внешние требования из верности к Собственной группе, но внутренне намного перерастающая их содержания. К примеру, мистические течения в христианстве и исламе близки друг другу настолько, что различий между религиями, из которых они происходят, словно бы и нет. Следовательно, над тем, что разделяют традиции, содержания веры и религиозные ритуалы, есть религиозный опыт и религиозная позиция, которые являются личными, не зависящими от религии группы. Они связаны с общим для всех людей познанием мира и тех пределов, которые он для нас устанавливает. Поскольку эта религиозная позиция одинаково доступна каждому, ее можно назвать естественной религией. Ей не нужны ни учение, ни практика. В противоположность другим религиям здесь нет превосходства одной религии над другими, нет притязаний на власть, нет пропаганды. Здесь каждый сам по себе. Поэтому естественная религия объединяет там, где другие разъединяют. Естественная религия — это личное достижение, и может быть, наивысшее. А какого рода это достижение, я покажу на примере зарождения философии. Первым философам, о которых известно на Западе, удалось внутренне отказаться от представлений о человеке и природе, доставшихся им от предыдущих поколений, и отдаться действительности, такой, как она перед ними лежала, без оговорок и страха. Первое, что они при этом испытали, было удивление, что что-то есть. Что жизнь возникает из чего-то, что остается скрытым, и что она снова в это скрытое опускается. Это удивление перед лицом реальности, какой она себя являет, есть благоговение перед тем, что есть, без желания этого избежать или как-то истолковать. Это смирение перед тайной — без желания знать больше, чем она сама нам показывает. Это согласие с теми границами, которые устанавливает для нас познаваемая действительность — без желания их уничтожить или переступить. И это в высшей степени религиозно, но при этом естественно и смиренно. 13 — 3090 193 |