Кристен Эшли Рискованное приключение (Серия Горы Колорадо #1) Аннотация

• Название: Кристен Эшли Рискованное приключение (Серия Горы Колорадо #1) Аннотация
• Дата: 13.07.2022
• Размер: 6.27 Mb.
• Имя файла: Eshli_Kristen_Riskovannoe_prikluchenie_(LP)_LitLife.club_275431_.doc
• Тип: Документы; #630341
• страница: 12 из 43

Глава 7

Любовь его жизни
— Нина, милая, просыпайся, — услышала я голос Макса, и меня нежно потрясли за бедро.

Борясь со сном, я повернула голову и моргнула. Макс, в одних пижамных штанах, почему-то сидел на краю кровати и выглядел смущенным.

— Что? — спросила я, все еще сонная, но смутно встревоженная его смущением. Думаю, я еще ни разу не видела, чтобы Макс смущался.

— Малышка, — тихо сказал он и закончил тремя словами, от которых моя сонливость тут же исчезла, а голова, образно говоря, взорвалась: — Твой отец здесь.

Я резко приподнялась на локте и повторила, на этот раз громче:

— Что?

Не дав ему возможности ответить, я откинула одеяло, встала с кровати и затопала (что в этот раз было, безусловно, простительно) к лестнице.

— Нина, — окликнул Макс, но я не остановилась, а сердито рванула вниз по ступенькам.

Найлс позвонил моему отцу. Он не стал разговаривать со мной. Он поговорил с моим отцом.

В этом и есть суть того, что Найлс меня не слушает. Я говорила ему, что отцу нет места в моей жизни, но отец продолжает в ней присутствовать и делает это, общаясь с Найлсом. У Найлса замечательные отношения с семьей, и поэтому он никогда не понимал, почему я отказываюсь разговаривать с отцом. В основном потому, что Найлс никогда не слушал моих многочисленных объяснений по этому поводу.

И теперь отец здесь. Здесь. Он бросил все и пролетел полмира, чтобы сунуть нос в то, что его не касается. И я знаю, почему он это сделал. Так что не только его присутствие здесь, но и причины его присутствия привели меня в бешенство.

Я спустилась с лестницы, завернула за угол и увидела отца. Он стоял прямо, в дорогом костюме, начищенных до блеска ботинках и пальто из верблюжьей шерсти. Его волосы с легким намеком на седину были аккуратно подстрижены, щеки — гладко выбриты, а лицо выглядело на десять лет моложе, чем на самом деле. И хотя я знала, что он недавно совершил то же путешествие, что и я, он выглядел свежим как огурчик.

Он не посмотрел на меня, когда я приблизилась, а продолжил внимательно рассматривать фотографии Коттона.

— Папа, — рявкнула я.

— Это работы Коттона? — спросил он, все еще не глядя на меня.

— Папа! — рявкнула я громче.

— Эта была в Музее Виктории и Альберта. Я помню этот кадр. Очень необычный, но идеальный для этой картинки.

— Папа! — заорала я.

Тогда он повернулся ко мне, окинул взглядом меня в ночной рубашке и посмотрел мне за спину. Я обернулась и увидела Макса, уже в джинсах. Он заканчивал натягивать футболку, но был босиком. И снова отец не поздоровался со мной и никак ко мне не обратился. Вместо этого он заговорил с Максом:

— Могу я поговорить со своей дочерью наедине?

Макс не ответил, вернее, я не дала ему ответить, потому что протопала к двери.

— Нет, не можешь, — заявила я и открыла дверь, стоя на холодном воздухе, ворвавшемся внутрь, и глядя на отца. — Но ты можешь уйти.

— Нина, — сказал отец.

— Уходи, — ответила я.

Он подошел ко мне и остановился:

— Нам надо поговорить.

— Нам не о чем разговаривать.

— Мне позвонил Найлс.

— Да, я догадалась.

— Поэтому нам и надо поговорить.

— Нет, не надо, — повторила я.

Отец не стал дальше разговаривать со мной и посмотрел на Макса:

— Так вы не возражаете?

Макс смотрел на меня, но когда отец обратился к нему, перевел глаза на него, широко расставил ноги, скрестил руки на груди и сказал:

— Возражаю.

Если бы я не была так возмущена, то бросилась бы к нему и крепко поцеловала. К сожалению, я была возмущена.

— Папа, уходи, — потребовала я.

— Нина, послушай меня, — сказал отец, вместо того чтобы уйти. — Ты губишь свою жизнь.

Я покачала головой:

— Нет. Я губила, но все говорит о том, что больше это не так.

Отец посмотрел на Макса, потом быстро оглядел гостиную и посмотрел на меня, задержав взгляд на синяке. Его брови приподнялись, и с едва скрытой насмешкой он спросил:

— Серьезно?

— Уходи, — повторила я.

— Это на тебя не похоже.

— Ты меня не знаешь, — сказала я правду.

— Найлс хороший мужчина, много работает. Он из хорошей семьи.

— Ты хочешь сказать, что у него есть деньги.

— Я хочу сказать, что он хороший человек, и напомнить тебе, что в прошлом ты не слишком удачно их выбирала. На самом деле, ни разу.

У меня зачесались ладони от желания ударить его, что было удивительно, поскольку, не считая Дэймона, я никогда не вымещала свой гнев на людях. Я сумела справиться с собой.

— Уходи.

— Ты повторяешь свои ошибки, Нина, и как твой отец....

При этих словах мои глаза снова заволокло красным, и я заорала:

— Да как... ты... смеешь?!

Отец слегка наклонился ко мне и ответил:

— Я говорю правду ради твоего же блага.

— Ты говоришь про Макса, про человека, которого даже не знаешь.

— Да, но я знаю тебя.

— Нет, не знаешь! — закричала я.

— Подумай об этом, Нина. О своей жизни и о том, чего ты себя лишаешь.

— Уходи, — огрызнулась я.

— Это... — Он повел вокруг рукой. — ...неприлично. Позволь тебе напомнить, что ты помолвлена.

— Нет, я разорвала помолвку.

— Меньше недели назад ты была помолвлена с Найлсом, а теперь стоишь в одной ночной сорочке, с синяком на щеке, в присутствии незнакомого мужчины.

Настала моя очередь наклониться к нему, что я и сделала, оскалившись и угрожающе подчеркивая каждое слово:

— Во-первых, Макс не незнакомый мужчина, потому что это его дом. Во-вторых, ты серьезно? Ты собираешься рассказывать мне о приличиях?

— Нина...

— Извини, но не ты ли трахал всех вокруг, когда мама была беременна мной?

— Нина, ради Бога, сейчас речь не об этом.

— Да? То есть это нормально — спать с другой женщиной, когда твоя жена ждет ребенка, а потом бросить ее и ребенка через несколько недель после родов?

— Ты выросла с матерью и слышала только ее версию.

Я захлопнула дверь, скрестила руки на груди и выставила вперед одну ногу.

— Что ж, думаю, это будет интересно. Поведай, папа, каким образом нормально, что ты изменил маме, когда она была беременна, бросил нас, когда я родилась, и мы не слышали о тебе ни слова в течение семи лет? Скажи мне, что тут нормального?

— Нина...

— И еще, — перебила я, — просвети меня, каким образом все это нормально, а то, что я рассталась с Найлсом и живу своей жизнью — которая, должна добавить, тебя не касается, и ты не можешь этого отрицать, ведь на похоронах Чарли я сказала, что больше никогда не хочу тебя видеть, — скажи, каким образом это не нормально?

— Я рад, что ты заговорила о Чарли, — сказал отец.

— Да, скажи на милость, папа, почему ты рад, что я заговорила о Чарли?

— Подумай, Нина. — Он снова повел рукой вокруг, специально указав на Макса, посмотрел мне в глаза и сказал уже с откровенной насмешкой: — Подумай, что сказал бы Чарли.

Я не думала, в голове не осталось ни одной мыли, настолько огромной была моя ярость. В два длинных шага я подошла к отцу и со всей силы хлестнула его по выбритой щеке. Его голова дернулась в сторону, но внезапно мои запястья схватили, опустили вниз и скрестили передо мной, а моя спина оказалась прижатой к Максу, который оттащил меня прочь.

— Вон, — зарычал Макс.

— Не смей, — прошептала я отцу одновременно с рыком Макса.

— Убирайтесь, — повторил Макс.

— Нина... — начал отец, поднеся руку к щеке. На его лице застыло потрясение.

— Если бы Клэри не была такой хорошей женщиной, я бы подумала, что Чарли подменили при рождении. И сам Чарли подумал бы также, — заявила я.

Отец сузил глаза:

— Он был моим сыном.

— Ты забыл об этом, когда ему оторвало ноги! — закричала я.

— Убирайтесь, — приказал Макс. — Сейчас же, пока я вас не выставил.

Отец проигнорировал Макса и сердито уставился на меня:

— Чарли бы...

Но я его перебила:

— Ты понятия не имеешь о том, что сделал бы или не сделал Чарли. Чарли был хорошим до глубины души. А ты даже не знаешь, что это значит. Не смей говорить мне, что сделал бы Чарли.

Отец открыл было рот, но Макс его опередил:

— Я не стану повторять дважды.

При этой угрозе отец взглянул поверх моего плеча, потом снова на меня и сказал:

— Я остановился в гостинице в городе, Нина. Это не конец. Нам надо поговорить спокойно, если у тебя получится.

Макс перестал удерживать меня, но немного отодвинул назад, обошел и направился к отцу. Отец взглянул на него и быстро пошел к двери. Он открыл ее, остановился в проеме и посмотрел на меня.

— Я буду в гостинице.

— Приятного отдыха, — едко огрызнулась я.

Отец еще мгновение смотрел на меня, а потом вышел за дверь.

Я не стала смотреть, как он уходит, а протопала на кухню. Там я схватила со столешницы телефон и включила его.

— Нина, — сказал Макс, подходя ко мне, и его ладонь легла мне на поясницу.

Я не посмотрела на него, просто подняла палец вверх, а другой рукой принялась пролистывать список контактов, нашла Найлса и нажала вызов.

— Солнышко, тебе не кажется, что лучше сначала успокоиться? — предложил Макс, и я почувствовала успокаивающее тепло его тела, но продолжала смотреть на камин в другом конце комнаты, словно могла зажечь там огонь одним взглядом.

Я не ответила Максу. Я не желала успокаиваться. Я хотела закончить это и хотела высказать все, что думала.

Я услышала один гудок, потом второй, на третьем Найлс ответил.

— Алло.

— Отец только что был здесь.

— Нина?

Нина? Он больной?

— Да, Нина! — заорала я в телефон. — Кто еще из американцев станет тебе звонить и с едва сдерживаемой, но очевидной яростью сообщать, что ее только что навестил отец?

— Послушай, я понимаю, что ты возмущена, но...

— Да, я возмущена, Найлс. Я очень возмущена и, если ты скажешь мне, что должен идти на совещание, клянусь...

— Совещания нет, но меня ждет клиент...

— Да без разницы! — крикнула я. — Клиент не важнее необходимости выслушать меня, а я, Найлс, хочу, чтобы ты — хоть раз в жизни — меня послушал. Между нами все кончено. Ты понимаешь? Кончено!

Его ответ был поразительным:

— Мы поговорим, когда ты вернешься домой.

У меня перед глазами заплясали цветные пятна, но я все же сумела рявкнуть:

— О нет, не поговорим. Мы больше никогда не будем разговаривать. Все, что я оставила у тебя дома, можешь отдать на благотворительность.

— Я действительно хочу поговорить об этом, просто сейчас не подходящее время.

— Я знаю, что сейчас не подходящее время, — сказала я. — Это вторая причина, по которой между нами все кончено. Я, черт возьми, недостаточно важна, чтобы у тебя нашлось время меня выслушать. Первая причина — на случай если тебе интересно — даже когда ты слушаешь, ты не слышишь.

— Я слушаю.

— Да? Если ты слушал, тогда почему мой отец прилетел в Колорадо и устроил этим утром полную бесконечной любви беседу отца с дочерью?

— Он просто беспокоится, что ты делаешь неверный...

— Он беспокоится не об этом, Найлс. Он беспокоится о моем доступе к твоему трастовому фонду и о престиже, который потеряет, когда не сможет связывать свою фамилию с твоей семьей.

— Это не справедливо.

— Это не только справедливо, это чертова правда.

— Ты всегда была слишком строга к нему.

Мое зрение заполнили сверкающие белые вспышки, я отняла телефон от уха, подняла глаза к потолку и возопила:

— О Господи! Почему я вообще об этом разговариваю?

Пальцы Макса впились мне в бедро, и он пробормотал:

— Милая.

Я снова не ответила Максу, просто прижала телефон обратно к уху и сказала:

— Между нами все кончено.

— Кто это? — спросил Найлс, но я и ему не ответила. Я опустила телефон, завершила звонок и бросила его на столешницу.

— Нина, малышка, посмотри на меня, — увещевал Макс, сжимая мою талию, но я вывернулась из его рук, стянула с пальца кольцо Найлса и со всей силы швырнула через комнату.

Я слышала позвякивание, когда кольцо приземлилось на пол, но просто-напросто снова взяла телефон.

Макс взял меня за руку, обвив запястье сильными пальцами и остановив, так что я наконец подняла на него глаза. На его лице читалась противоречивая смесь беспокойства и веселья.

— Герцогиня, думаю, он все понял.

— Ошибаешься, — сообщила я ему. — Найлс не обращает внимания на мои слова, а когда обращает, слышит только то, что хочет услышать. И вообще, я звоню не ему, я звоню маме.

Макс посмотрел на меня, сжал мое запястье и отпустил, пробормотав:

— Я сделаю кофе.

— Добавь в мой текилы, — огрызнулась я. Он сжал губы и отошел.

Я нашла на экране телефона мамин номер и нажала вызов. Она ответила после второго гудка:

— Ты сегодня ранняя пташка.

— Отец только что был здесь.

Абсолютная тишина.

Потом мама взвизгнула:

— Что?

— Да. Он. Только что. Был. Здесь. Рассыпал благожелательность и любовь у порога Макса. Странно, что после его дивного визита тут еще не летают ангелочки, рассыпая розовые лепестки, а в окна не врывается радуга.

Я услышала, как закрылся кран, а Макс хохотнул.

Я повернулась и сердито глянула на него, а он улыбнулся мне и открыл кофеварку, чтобы залить воду.

— Что он там делал? — спросила мама.

— Найлс ему позвонил.

— Ради всего святого, зачем он это сделал?

Голос мамы звучал ошарашенно, и не без оснований.

— Не знаю. Потому что это Найлс?

Мой голос звучал взбешенно, и тоже не без оснований.

— Это... это... я даже не знаю, что это такое, — запинаясь, пробормотала мама.

— Дальше — лучше.

— О нет.

Теперь она казалась встревоженной.

— Отец сказал, что остановился в городе. Он сказал: «Это не конец».

— О нет.

Теперь она была в панике.

— О да.

— Что ты будешь делать?

Мама была на грани истерики.

— Ну, здание гостиницы довольно красивое, так что я предпочла бы его не взрывать.

Макс снова хохотнул, и я снова зыркнула на него, пока он включал кофеварку.

— Если такой вариант не подходит, то что ты станешь делать? — спросила мама.

— Игнорировать его.

— Его трудно игнорировать.

— Да, но по жестокой шутке судьбы, я его дочь. В упрямство можно играть вдвоем.

Мама помолчала и тихо сказала:

— Солнышко, я волнуюсь.

— Почему?

— Потому что я получила фото.

— Какое?

— Которое ты отправила по электронной почте, — сказала она. — Ты выглядишь счастливой, а он, Макс... он... красивый. — Без сомнений, тут она права. — И, солнышко, он тоже выглядит счастливым.

Мой гнев отступил, а по телу разлилось тепло.

— Мам...

— Я не видела тебя такой... — Она запнулась. — Черт, не думаю, что когда-нибудь видела тебя такой.

— Мам...

— Я не хочу, чтобы твой отец все испортил.

— Но...

— А он испортит. Если сможет, он это сделает.