Блок. Л. А. Дельмас посвящён цикл Кармен, ряд стихотворений цикла Арфы и скрипки, с нею также связана поэма Соловьиный сад. Соловьиный сад
 Скачать 26.16 Kb.
|
|
Замысел поэмы «Соловьиный сад» 1910-1917 гг. литературоведы считают периодом «переоценки ценностей». Весной и летом 1909г. Блок путешествует по Италии. На фоне политической реакции в России и атмосферы самодовольного европейского мещанства единственной спасительной ценностью становится высокое классическое искусство, которое, как он вспоминал впоследствии, «обожгло» его в Итальянской поездке. Этот комплекс настроений находит своё отражение не только в цикле «итальянские стихи» (1909) и неоконченной книге прозаических очерков «Молнии искусства» (1909-1920), но и в докладе «О современном состоянии русского символизма» (апрель 1910). Подводя черту под историей развития символизма как строго очерченной школы, Блок констатировал «окончание и исчерпанность огромного этапа собственного творческого и жизненного пути и необходимость «духовной диеты», «мужественного ученичества» и «самоуглубления» [Долгополов 1964: 136]. В марте 1914г. Блок познакомился с певицей театра музыкальной драмы Любовью Александровной Андреевой-Дельмас, исполнительницей роли Кармен в опере Бизе. Это было последнее увлечение поэта, заметно отразившееся в его творчестве: Как океан меняет цвет, Когда в нагромождённой туче Вдруг полыхнёт мигнувший свет, - Так сердце под грозой певучей Меняет строй, боясь вздохнуть, И кровь бросается в ланиты, И слёзы счастья душат грудь Перед явленьем Карменситы. Л.А.Дельмас посвящён цикл «Кармен», ряд стихотворений цикла «Арфы и скрипки», с нею также связана поэма «Соловьиный сад». «Соловьиный сад» - разработка широко известного в мифологии и литературе сюжета о пленении героя волшебницей и о его освобождении из плена. Из наиболее древних можно упомянуть рассказ об Одиссее, побывавшем в плену сначала у Цирцеи, потом у Калипсо. Блок мог также ориентироваться на либретто оперы Вагнера «Парсифаль», где героя в волшебном саду пытается обольстить волшебница Кундри. В начале 20в. была также хорошо известна «поэма М.Лохвицкой «Лилит» - о роковой «властительнице мира», первой жене Адама из библейских апокрифов, а согласно халдейскому преданию, - богине любви и смерти, которая завлекает путников в свои «сады тенистые», где они обречены на вечный плен». Миф о Лилит всплывал также в отдельных стихотворениях Сологуба, Гумилёва - с разной трактовкой. Возможно, Блок имел в виду и эти параллели. Но у него хозяйка сада обрисована смутно, нельзя даже сказать, что она хочет погубить героя, - возможно, она желает ему добра, отчего и отпускает его, - но герой сам предпочитает скудную прозу жизни чарующему «соловьиному саду». Прощание с «соловьиным садом» для Блока знаменовало прощание с собственной творческой манерой. В совершенстве владея формой, будучи признанным одним из корифеев русской классической поэзии, Блок переживал глубокий кризис - не столько творческий, сколько личностный. «Поэмка», - занёс как-то в записную книжку Блок во время работы над «Соловьиным садом», видимо, чтобы отличить её от «Возмездия», которое всё ещё писалось в ту пору». Но в названии этом сказалось и любовное отношение Блока к своему детищу, которым он, по своим словам, «бахвалился» перед близкими. В поэме «Соловьиный сад» противопоставляются две темы. «Первая - будничная, прозаическая жизнь, наполненная содержанием и действием. Вторая - райская жизнь, без дела и цели» [Крук 1970: 94]. Поэма состоит из семи частей, которые можно озаглавить так: Утомительный труд и зной. Мечты о «недоступной ограде» соловьиного сада. Желание покинуть сад. «Чуждый край незнакомого сада». «Заглушить рокотание моря соловьиная песнь не вольна!» Бегство из сада. Утрата прежнего жилища, работы и друга. Можно привести три толкования поэмы «Соловьиный сад». Толкование первое. Тема поэмы - отношение Александра Блока к жизни, к своему долгу Человека и Поэта. «Его лирический герой - это сам поэт (вся поэма написана от первого лица, её напряжённый лиризм ощущается с первых строчек)» [Бройтман 1987: 34]. Из поэмы мы много узнаём о Блоке, прежде всего, о том, что он великий труженик. Его работа так же тяжела, как труд чернорабочего, так же ежедневна и изнурительна и составляет единственное содержание его жизни. Юношеские мечты и грёзы забыты, счастья нет, и поэт давно о нём не помышляет. Но вот на его пути встаёт искушение: «в синем сумраке белое платье за решёткой мелькает резной». Поддавшись ему, он попадает в «чуждый край незнакомого счастья», но, внезапно отказавшись от наслаждения жизнью, возвращается к своему ремеслу, к ежедневному непрерывному труду, потому что иначе не может. Толкование второе. Благодаря символическим образам, на которых строится драма лирического героя, границы темы расширяются, и мы читаем поэму как произведение не только об Александре Блоке, но и о самой поэзии, о её отношении к жизни. Поэма «Соловьиный сад» говорит о содержании искусства - о том, что содержанием искусства должна быть жизнь, как бы груба она ни была, а не красивые грёзы. Из-под лома поэта появляются груды камней, которые он терпеливо отвозит к железной дороге. Они кому-то нужны. И мохнатая спина осла, и его «волосатые ноги», и тесная хижина бедняка, и зной, от которого мутится разум, - это грубые, прозаические подробности. Но это жизнь. Она имеет такие же права на поэтическое воплощение, как и соловьиный сад: Я ломаю слоистые скалы В час отлива на илистом дне… «Отчётливо слышна музыка стиха, которая, как мы уже это видели, исчезала у Блока, когда он изображал безмузыкальную стихию буржуазной действительности» [Локшина 1978: 64]. Труд - это важная, необходимая часть всеобщего бытия, это музыкальная стихия жизни. Грубая жизнь в поэме оказывается сильнее грёз. Она вытесняет их из поэмы. Ею начинается и ею заканчивается это поразительно мелодичное и стройное, совершенное по форме произведение искусства. Толкование третье. Назвав своего героя обездоленным бедняком и изобразив его труд, Блок ещё и по-другому расширил границы темы. Мы можем прочитать поэму как произведение о смысле человеческой жизни. Смысл жизни, говорит поэт, не в личном счастье, которое отъединяет «я» человека от остального мира и запирает его в «соловьином саду» любви и грёз, а в умении разделить с другими людьми, и прежде всего с обездоленными бедняками, их «кремнистый» путь и «дольнее горе». Каждое из трёх толкований, взятое само по себе, упрощает смысл поэмы и является несколько прямолинейным. «Соловьиный сад», последняя поэма, законченная А.Блоком накануне реальной, народной грозы 1917 года, - одно из самых трагических произведений поэта. Оно трагично, ибо в нём поэт признал бессилие соловьиной песни «заглушить рокотание моря», следовательно - усомнился в праве своём на подобную песню. Если «уюта - нет», если уюта и не может быть в мире, ставшем враждебным человеку, то место поэта там, где человеку тяжко. В этом невесёлом признании сказалось величие гения, прошедшего сквозь испытания и проклятия «страшного мира» и почувствовавшего свою ответственность за стыд этого мира. Период с 1910 по 1917гг. в творчестве А.Блока является периодом «переоценки ценностей», нашедшем отражение в докладе «О современном состоянии русского символизма»: Блок констатирует начало периода «самоуглубления». Героем поэмы «Соловьиный сад» является человек, живущий в «страшном мире», сознательно выбравший земное страдание, жертвенность и судьбу неудачника. Герой сам предпочитает скудную прозу жизни чарующему «соловьиному саду». Блок переживал глубокий кризис, и творческий, и личностный. В поэме «Соловьиный сад» семь частей, противопоставлены две темы: будничная жизнь, наполненная действием, и райская жизнь, без дела и цели. Попытка героя уйти от «жизни проклятий» в безмятежный соловьиный сад не остаётся безнаказанной. Цифровая символика (семь глав в поэме) аллегорична: драма героя поэмы как бы дана в недельном сечении её развития и завершения. Автор стихов «Кармен» отказывается от «соловьиного сада», ибо «только для себя» - нет и не может быть счастья. По характеру своего дарования Блок действительно близок был к «соловьиным садам» поэзии, отгороженной от трагедии народной жизни. Но он был слишком велик, чтоб ограничиться сферой асоциального песнопения, его властно, как долг чести, влекли к себе и «рокоты сечи». Поэтому и в «саду» его настигла трагедия. Поэма «Соловьиный сад» - исповедь А.Блока. Беспощадное, предельно обнажённое покаяние поэта, представшего перед необходимостью жертвы и подвига. «Возмездие» писалось долго, с большими перерывами. Замысел возник в 1910 г.; реализовывался он в этом и последующем 1911 г., затем некоторое время 1912-го, 1913-го, потом в августе и декабре 1914-го, частично 1915-го, далее весной — летом 1916-го, наконец, в январе и июне последнего года жизни поэта — 1921-го. Но поэма так и не была закончена. Настойчивое возвращение к ней свидетельствовало о важности и трудности этой работы для Блока. С «Возмездием» был связан емкий круг проблем. В июне 1916 г. Блок сделал запись: «Поэма обозначает переход от личного к общему. Вот главная ее мысль». Что имелось в виду? Прежде всего, перевоплощение очень сильных впечатлений от смерти отца Александра Львовича, размышлений о нем и себе в восприятии своего времени; раздумий о двух поколениях одного рода — в соотношение XIX и XX вв. Есть и другой смысл в этом высказывании. Далее поэт записал: «Во мне самом осталось еще очень много личного. <...> Да поможет мне Бог перейти пустыню; органически ввести новое, общее в то, органическое же, индивидуальное, что составляет содержание первых моих четырех книг». Речь шла о «преобразовании» души художника, ощутившего зовы мятежной эпохи, свою причастность к судьбе множеств. Вот почему происходило то, что назвал Блок в другой раз «преодолением матерьяла». С этой точки зрения проясняется пролог поэмы «Возмездие». К художнику, стремящемуся к правде «жизни — без начала и конца», обращены строки: Сотри случайного черты — И ты увидишь: мир прекрасен. Познай, где свет,— поймешь, где тьма. Пускай же все пройдет неспешно, Что в мире свято, что в нем грешно, Сквозь жар души, сквозь хлад ума. Поэт мечтает «хоть малую страницу из книги жизни повернуть», сказать — О том, что мы в себе таим, О том, что в здешнем мире живо, О том, как зреет гнев в сердцах, И с гневом — юность и свобода, Как в каждом дышит дух народа. В поэме были частично реализованы такие побуждения, тем более сложные, что они предполагали раскрытие и событий времени («что в здешнем мире живо»), и внутреннего состояния людей («что мы в себе таим»). Замысел предпринимался грандиозный. Может быть, потому он полностью не осуществился. Были написаны первая, небольшая часть второй и третья главы. Совместить в одном произведении разные направления поиска позволил особый подход Блока к реальным приметам эпохи конца XIX — начала XX в. В поэме очень сильно проявлен авторский, обобщающий взгляд на мир. С первых строк читатель чувствует это. Эпиграф взят из Ибсена: «Юность — это возмездие». Тема заключается в том, как развиваются звенья единой цепи рода. Отдельные отпрыски всякого рода развиваются до положенного им предела и затем вновь поглощаются окружающей мировой средой; но в каждом отпрыске зреет и отлагается нечто новое и нечто более острое, ценою бесконечных потерь, личных трагедий, жизненных неудач, падений и т. д.; ценою, наконец, потери тех бесконечно высоких свойств, которые в свое время сияли, как лучшие алмазы в человеческой короне (как, например, свойства гуманные, добродетели, безупречная честность, высокая нравственность и проч.). Словом, мировой водоворот засасывает в свою воронку почти всего человека; от личности почти вовсе не остается следа, сама она, если остается еще существовать, становится неузнаваемой, обезображенной, искалеченной. Был человек — и не стало человека, осталась дрянная вялая плоть и тлеющая душонка. Но семя брошено, и в следующем первенце растет новое, более упорное; и в последнем первенце это новое и упорное начинает, наконец, ощутительно действовать на окружающую среду; таким образом, род, испытавший на себе возмездие истории, среды, эпохи, начинает в свою очередь творить возмездие; последний первенец уже способен огрызаться и издавать львиное рычание; он готов ухватиться своей человечьей ручонкой за колесо, которым движется история человечества. И, может быть, ухватится таки за него... Начинается «Возмездие» с емкой характеристики прошедшего и текущего столетий. Сразу высказана острокритическая их оценка. «Век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век» принес «буржуазное богатство», «экономические доктрины», «темные дела», а вместе с ними «нейрастению, скуку, сплин», «бессильные проклятья бескровных душ и слабых тел» — «увяла плоть и дух погас». А далее: Двадцатый век... Еще бездомней, Еще страшнее жизни мгла. Здесь утверждалось «сознание страшное обмана всех прежних малых дум и вер». И «черная, земная кровь» сулила «неслыханные перемены, невиданные мятежи». В контекст исторической действительности введена судьба одной семьи, двух поколений — отца и сына. Причем общее и частное сочленены «плавно», по мере знакомства с «милой дворянской семьей», характерной по своему либеральному духу для эпохи, и с не менее показательным салоном Анны Павловны Вревской, где среди вымышленных лиц появляются и реальные: Достоевский, поэт Полонский, ботаник Бекетов. Да и сами образы отца и сына, при всей автобиографичности их истоков, обладают большим общественным звучанием. Главные герои «Возмездия» несут в себе, как вечную муку, духовные недуги своего времени. Старший — красавец, эрудит, умница, которого вслед за Достоевским все называют Байроном, Демоном, пугает дисгармоничностью чувств, эгоизмом поступков (не случайно он сравнивается автором с хищным ястребом): На Байрона он походил, Как брат болезненный на брата Здорового порой похож... ...тайно околдован дух Усталым холодом болезни, И пламень действенный потух. Ущербность этого странного человека многообразно оттенена в поэме. Но нет и следа холодного обличения. Герой подвержен «тяжелому пламени печали», испытаниям «циничного, тяжкого ума», напоминает «скитальцев, гонимых по миру судьбой». От холодного, антигуманного века получил он и расточение своих природных дарований, и возмездие за свою слабость — отверженность: Так жил отец: скупцом, забытым Людьми, и богом, и собой, Иль псом бездомным и забитым В жестокой давке городской. В полном одиночестве умирает этот некогда блестящий «Байрон». Лишь его сын в краткий момент прощания с прахом «любил тогда отца впервой — и, может быть, последний». Молодого человека все потрясло: смерть, чужая, «в лучах больной зари», Варшава — «на задворках польских России». «Баловень судеб», он вдруг почувствовал безысходную тоску, а себя — «в самом сердце ночи». На такой тревожной ноте обрывается «Возмездие». В предисловии (1919) к поэме Блок прояснил незавершенный замысел. Сын «демона», наследуя его «мятежные порывы и болезненные падения», так же бесславно гибнет, оставив, однако, своего ребенка «тихой и женственной дочери» польского народа. Мальчик растет, воспринимает любовь к истерзанной, униженной родной земле и в отличие от своего деда и отца набирает силу, позволяющую надеяться, что он «ухватится ручонкой за колесо, движущее человеческую историю». Но об этом Блок так и не написал. Поэма, несмотря на свою незаконченность, выразительно воплощает мысль о возмездии опустошенным детям больного века. Ведущую роль играет сам автор. Он «расширяет» план произведения. То вводит ироническое соотнесение старшего героя с неким «мы» его современников: «...грозим министрам и законам из запертых на ключ квартир». В конкретный опыт отца и сына как бы включено самочувствие многих людей. То всемерно усилено одиночество «Демона» упоминанием «Демона» М. Врубеля (в подтексте — и М. Лермонтова), скука жизни — сопоставлением с «поправевшим и послабевшим» Фаустом, «Смрад души» — с персонажем «Скупого» Мольера, Гарпагоном. И постоянно слышится авторский голос, переключающийся с судьбы героев на состояние Варшавы, несущей угрозу возмездия всей стране — «под бременем обид, под игом наглого насилья». Есть в поэме и главная «высота», от которой ведется «отсчет» всем недугам и утратам конца XIX — начала XX в. В «Возмездии» сразу ощущается влечение Блока к незабвенным открытиям создателя «Евгения Онегина». Пушкинское начало наблюдается в сюжетостроении, лиро-эпической структуре, в стремлении связать личную судьбу героев с общественной атмосферой, наконец, использовании «онегинской строфы». Неслучайное совпадение, конечно. Блок как бы продолжил историю «эгоиста поневоле» начала XIX в. в духовном угасании индивидуалиста порубежного времени. Степень нарастания противоречий здесь предельная, но и мучения «выпадения» из жизни — тоже. Между тем не только обострением этих моментов отличаются блоковские герои от пушкинского. Среди трагических явлений своей эпохи Блок говорит о самом, может быть, болезненном для себя (и для многих художников-современников): Безмолвствует народный гений, И голоса не подает, Не в силах сбросить ига лени, В полях затерянный народ. В молчании «народного гения», в глухоте к нему и созревает необратимое искажение всех «мятежных порывов». Поэтому Блок и хотел привести второго отпрыска бесславного дворянского рода к сближению с дочерью «клеверных польских полей». Здесь же должен был вырасти наследник сына, возродив утраченную его дедом и отцом силу духа. Так была выражена мечта о внутреннем единении личности с общим, массовым опытом. Самому поэту опасность одиночества, думается, не грозила, хотя он «казнил» и себя в лице младшего героя «Возмездия». С ранних лет чувствовал Блок неразрывную связь с Россией, поэтическому проникновению в ее дух и судьбу отдавал свое вдохновение. С конца 1900-х гг. эта волнующая тема становится ведущей, противостоящей мучительным переживаниям страшного мира, близящегося возмездия. |