Лесная ведунья три книги. Лесная ведунья Отчаянная борьба за Гиблый Яр продолжается. Веся пытается понять, что же нужно магам, чародеям и ведьмамостутпницам в лесу, полном нежити.
 Скачать 1.01 Mb.
|
|
За созданием фигуры наблюдали и волкодлаки, и вампиры, и моровики, и домовой, и кот Ученый, а Мудрый ворон сидел наверху, с высоты корректируя по бумажке, которую держал крылом: - Правей! Еще правей! Теперича левей! Ученый кот не выдерживал и периодически мотался наверх к ворону - перемещаться в пределах деревьев он мог без труда, и сверял бумажку с имеющейся конструкцией. - На полшага правей! - продолжил ворон, едва аспид поставил новый камень, и, подняв голову, вопросительно посмотрел на нашего Мудрого. Горный хрусталь был передвинут. Затем аспид отошел на пару шагов, руку к конструкции направил - из ладони вырвался огонь, да и засиял светом, преломляясь в четырех кристаллах и создавая не плоскую, а трехмерную конструкцию, где лучи образовывали надежный световой куб. И такая сила в том кубе была, что даже мне, хозяйке лесной, не по себе стало. А аспидушка лишь кивнул удовлетворенно, и крикнул ворону: - Все, благодарствую. И направившись в октагон, принялся за фигуры не магические - алхимические. Такие, что магам вовсе не подвластны. Да и не изучают алхимию маги, опасно слишком, от того и под запретом. А аспид вот, чертит себе, спокойственно. И тут тихо мне лешинька сказал: - То есть, говоришь, он по делам из лесу уходил? - Ну да, - я с интересом следила за происходящим, - видимо за хрусталем вот горным мотался. - Видимо, - нехорошим тоном леший протянул, - только есть одна неувязочка, Веся, хрусталь этот горный, он еще вчера принес, когда вернулся вдруг внезапно да торопливо. И так торопился, что хрусталики эти в кусты крапивы бросил не глядя, а опосля к тебе в избенку поспешил. И сдается мне, октагон сей формы странной такой, от того… что хрусталь бросили вчера, сохранностью не озаботившись… Пожав плечами, заметила: - Может потому и мотался из лесу. Так то не планировал, а как к избе вернулись опосля разговору, за который ты сердишься, он и решение то принял, что по делам ему надобно. - А по каким, Веся? - насмешливо леший вопросил. - Мне откуда знать? - возмутилась я. - Не нянька вроде я аспиду, чтобы делами его интересоваться. - Не нянька… - мрачно согласился сотоварищ мой верный. И тут нас заметил аспид. Мне кивнул приветственно, а вот лешему приказал: - Мост нужен крепкий, широкий. Деревья раздобудь к ночи. Леший почему-то после слов этих на меня посмотрел с подозрением. Я ж стояла, то на солнышко глядя, то на верхушки деревьев, и делала вид, что вообще ничего не слышала. Нет, мне-то конечно было известно, от чего аспид приказ такой дал - он лешего отсылал подальше, как и было уговорено, да только мы не договаривались, что отсылать лешиньку будут при мне, а я другу сердешному врать не способная. - Вееесь, - позвал леший. - А погода-то сегодня какая хорошая, - невинно заметила я. Леший продолжал пристально на меня глядеть, я чувствовала это всей собой, даже не глядя на друга верного. - Солнышко-то как светит, - продолжила, демонстративно ничегошеньки вот вообще не понимающая. А леший глядит все суровее, и даже холодком из лесу повеяло. И тут в дело аспид вмешался. Кристаллы свои оставил, к нам подошел шагом уверенным, размашистым, остановился на лешего глядя, и спросил: - Неясно, что в просьбе моей, леший? А друг сердешный возьми да и ответь многозначительно: - Многое. А потом возьми да и потребуй: - Браслет обручальный хозяйке верни. И аспид, что хотел уж ответить, вдруг промолчал. А вот я не стала. - Лешинька, пущай пока на нем будет, мало ли, - вздохнула устало, - по ночи едва спасти успела-то. Леший на меня сурово поглядел, на аспида, на меня… на аспида, на меня… - Да хватит уже! - не выдержали нервы мои. - Иди, деревья для моста доставай, не теряй времени даром. И посмотрел на меня вдруг лешинька так, что стыдно стало, как пес побитый посмотрел, с обидой на несправедливость во взгляде, а я… что я сказать ему могла. «Лешинька, - прошептала мысленно, в глаза черные заглядывая виновато, - я в тебе уверена, знаешь ведь. Никогда и никого у меня ближе тебя не будет, да не хочу, чтобы больно тебе было, понимаешь?» Затрещал леший корою древесною, да и так ответил: «Говоришь больно за меня? А мне каково было, когда ты кажен вечер до могилки шла и слезы горькие проливала? Но то твой выбор был, я его уважал». И поняла я все, да только: «Тебе больно будет, а плакать стану я, лешинька…» Развернулся друг сердешный молча, да и без слов в лесу скрылся, осталась я стоять, за каждое слово себя ненавидя. Да аспид вдруг утешил: - Ты, хозяйка лесная, хоть и сказала, что в верности лешего уверена, но вспомни - ранее другое поведала, что не пустишь лешего в Гиблый яр, от того, что там ведунья его прежняя, и коли та призовет, ты ему уже будешь не указ. Вспомнила? Вот после этого стало чуть легче, да все равно - горько и тяжело на душе. Чувствую долго прощения просить буду, очень долго. И простит, конечно, правду ведь сказала - никого у меня ближе лешего нет и не будет, а все равно на душе тяжело. - Идем, - предложил аспид. И руку протянул. Я на ту руку поглядела, на ней браслет обручальный серебра светлого сверкал ярко, кожа то у аспида черная, матовая, чешуйчатая, так что браслет выделяется сильно, а свою ладонь все равно не протянула. За клюку ухватилась сильнее, да и пошла к октагону, сделав вид, что не было руки протянутой, не было и моего демарша независимости. «Простил уже» - донеслось до меня от лешего послание мысленное. «Покажу тебе ведунью, своими глазами покажу, - пообещала я». Так и помирились. Так что до октагона дошагала я с улыбкой счастливою, встала, между фигурою магической и избушкой, клюку держу, аспида жду. Тот шел неторопливо, от чего-то на меня глядел пристально, и взгляд его недобрым был, ох и недобрым, да только - а нечего меня за руку водить, чай не ребенок! Когда подошел ко мне аспид, я уж чуть не постукивала туфелькой от нетерпения, но ждала. Терпеливо ждала. А едва подошел, предупредила: - Как обеих выпустишь, за меня встанешь. Совсем хмурым аспид стал, да и произнес мрачно: - За спинами женщин не прятался и начинать не собираюсь. Поглядела я на него скептически, аж до боли в шее - высок был господин Аедан, да и ответила: - Аспидушка, родненький, перед тобой не женщина, перед тобой сила леса Заповедного. Так что будь добр, делай что говорят. И тут вдруг взбеленился аспид, да и прошипел яростно: - А иначе что? Ну, сам спросил, я не настаивала. - Леееесь, - позвала невинно. Зловредина поганистая явилась незамедлительно. Еще через краткий миг аспид был спеленат, аки дитя малое, Леся-затейница, даже попыталась было его поукачивать - ну страдала чаща от неиспользованного материнского инстинкта. Да не тут то было - полыхнул аспид пламенем, путы сжечь пытаясь. Улыбнулась я. Усмехнулась чаща… Остался аспидушка во все тех же путах, только теперь лоза была обожженная, а потому крепче стала, надежнее даже. И на этом демонстрацию силы прекратив, я приказала Лесе отпустить пленника и исчезнуть. Исчезнуть, это потому, что не умела чаща моя после пакости вид сурьезный принимать, и лыбилась издевательски, а у аспида, может, гордость. Про гордость угадала - стоял теперь весь как туча грозовая, да смотрел на меня так, что я себя Гыркулой обмолвившимся о портках почувствовала. - Предупредила ведь, - сказала примирительно, - я тебе не женщина, аспидушка, я хозяйка Заповедного леса, то есть я - это лес. Считай - я дерево. За деревом от непогоды укрыться не постыдно ведь, согласись. Не согласился, но на шаг отступил. Да так что вроде и чуть за мной, а все же практически вровень. - Ассспидушшшка, - прошипела я. Поскрежетал зубами, но еще на шаг назад отступил. И вовремя, а то уже вампиры с волкодлаками как-то тоже опасаться перестали и решили подойти поближе. - Двадцать шагов назад! - приказала я, голос повысив. Кровопийцам и мясоедам пришлось послушаться, моровики весело остались на месте - им то что, им ничего не сделается. А затем аспид достал два артефакта-ловушки, да и бросил их в октагон, на максимальном расстоянии друг от друга, так чтобы попали они по краям центрального прямоугольника, но не выходили за линию удаленных кристаллов. И задымились оба артефакта. Я сжала клюку напряженно вглядываясь, аспид, кажись, нарушил запрет и приблизился вплотную ко мне, но хоть стоял позади, и то хлеб. А потом случилось то, чего ожидала я, но никак не ждал аспид. Лесные ведуньи не простая нечисть, и нежить из них вышла тоже не простая, а потому из левого артефакта змеей-молнией метнулся побег тернистый прямо к горлу аспида, да ведунья в удар всю силу вложила, так что прорвал побег контур октагона и жертву бы свою настиг… но я на пути стояла. Вскинула клюку, и отбросило лиану ядовитую терновую обратно в контур. Вторая ведунья атаковать аспида не стала, поняла, что не противник она мне, от того не до аспида - до Гыркулы попыталась достать… - Шаиссен! - прошептала я. И осыпался побег пеплом безжизненным. Взмах клюкой и пепел смело в контур октагона. - Я бы справился, - вдруг сказал аспид. - Едва ли, - ответила, напряженно глядя на оба артефакта, которые дымились, но замерли, явно обдумывая следующий шаг, - ты пойми, аспидушка, мне не сложно им противостоять, потому что это мой лес, моя территория. Я здесь непобедима. А тебе силы беречь нужно, ведь по ночи опять в бой пойдешь, я правильно понимаю? Помолчал аспид, да и ответил сдавленно: - Правильно. Улыбнулась я невольно, да и прошептала: - Спасибо. - За что? - мрачно вопросил союзник мой военный. - За то, что понимаешь и гордыню свою в узде держишь. Я это ценю. Очень. Спасибо. Хмыкнул аспид, говорить ничего не стал, оно и не требовалось. Между тем, дым из левого артефакта валить перестал, показался побег, да весь черный, гнилой, больной, а из него как из семени восстала лесная ведунья. И содрогнулась я невольно, чуть шага назад не сделала, да отступать было некуда, позади меня вплотную уж аспид стоял, так что вид я приняла уверенный да гордый, а самой жутко было до крику истошного. Мертвая лесная ведунья. Вместо глаз человеческих - глаза ворона. Кожа потемневшая, где зеленым мхом покрыта, а где черной потрескавшейся кожей. Впалый рот, да в ухмылке жуткой, хуже звериного оскала скалится, а в остальном… ну парик и плащ у меня пострашнее были, не зря в них столько сил да смекалки вложила. Даже гордость взяла за свое рукоделие. Но хватило моего воодушевления ненадолго - я ж не только ведунья, я и ведьма еще. А от того больше увидела, чем хотелось бы - над этой нежитью висела черной тучей несправедливость, да мрачным туманом - предательство. И замерла я, в ведунью вглядываясь, а у самой дыхание перехватило, слезы глаза жгли. И то едва не стоило мне жизни - протянула руку костистую ведунья, да сжала воздух у горла моего так, что не продохнуть уж вовсе не от жалости было. Да тут в дело аспид вмешался - обхватил рукой за талию, к себе рывком прижимая, да ударил пламенем, чистым потоком, прямо в октагон… а пламя то я перехватила. На какой-то миг показалось - время остановилось. Но затем прошептал аспид заклинание, вспыхнули контуры октагона, изолируя нас от ведуний и ведуний от нас, а меня Аедан резко к себе развернул, да и прорычал, глазами змеиными синими сверкая: - Ты что творишь, ведьма? Я бы ответила, может, но хватило меня лишь на тихое: - Ключевое слово «ведьма». И отпустил меня аспид, только глядел неодобрительно… Так неодобрительно, что казалось его воля - выпорол бы в назидание. Но тут я хозяйка, в этом лесу мне никто не указ. Медленно я к самой грани октагона подошла - за силовым барьером бесновалась-бесилась нежить поганая… это вторая ведунья из артефакта выбралась. А первая стояла, все пытаясь снова до меня добраться путем захвата контроля над воздухом, но поздно - я уж себя в руки взяла, настороже была. И вот дилемма новая - будь я ведуньей лесной, уничтожила бы обеих не глядя, но и ведьма я. И как ведьма видела отчетливо - одна ведунья черна была изнутри, словно гниль проела, и зависть в ней была при жизни, и злость, и голод тщеславия неутоленный, а вторая… Та, что слева была, была и иной. И стояла я, в нее вглядываясь, да искала… Чего искала-то? «Веся, не так что-то?» - леший мой переживал-тревожился. «Не так, - ответила я, да и показала ему обеих ведуний». Недолго молчал леший, а потом произнес: «Моей бывшей хозяйки нет». Сама уж поняла, та повыше была, и хоть мельком ее видела, а узнала бы. Тут же… «Лешинька, та, что слева, девчонка ж совсем», - откуда мне то было ведомо я не знала, но мы, ведьмы, такие, мы многое ведаем незнамо как. Через мгновение леший был рядом. Встал, на аспида поглядел неодобрительно, так что тот даже отступил на шаг, опосля на меня еще более неодобрительно… я подумала, и отступила на шаг, вслед за аспидом. Просто лешинька он в гневе страшен, а аспидушка он и так страшен - минус на минус… пусть сами и разбираются. - Веся, не смей! - проскрежетал леший, разрушая всю мою спешно придуманную стратегию. - Не смей что? - не понял аспид. Я постояла, прядь волос за ушко заправила, да и решила: - А вам двоим определенно есть о чем поговорить. Аспидушка, портки мои у лешего есть. Есть-есть, правду говорю. Лешинька, а это аспидушка меня сегодня из лесу сманил, да под удар подставил. И вот таким вот нехитрым образом доведя обоих до испепеления друг друга взглядами мрачными и настроения препаршивого, я аккуратненько лешиньку обошла, да обратно к краю октагона вернулась. Я думала. Быстро, решительно, соотнося свои силы и силы своего леса. Девчонку можно было спасти. Ведунью в ней нет, и магической силы у нее более не будет, но саму девчонку, а она меня едва ли старше, скорей одногодка практически, я по фону ее ауры судить могла, спасти можно было. Сжала я клюку, вдох сделала всей грудью, да и… - Веся! - заорал леший. - Веся, стой! - вторил ему аспид. Шаг на выдохе и то, что по всем законам магии было изолировано как от вторжения, так и от исторжения, пропустило меня, ласково коснувшись тела теплой, словно печное тепло, магией. Дальнейшие мои действия были продуманы лишь частично: - Смерть! - всего одно слово, но взмах клюки опрокидывает ведунью справа наземь, из земли прорываются побеги, оплетая хрипящую и орущую нежить, побеги впиваются в ее тело корнями, грибные споры покрывают тело и крик обрывается. Любая смерть в лесу на пользу идет. Особливо если лес тот Заповедный, а хозяйка его приказ отдала. И мне не требовалось даже взгляда, чтобы ощутить окончательное разложение нежити - я просто это ощущала. Как ведунья. Как та, что чувствует лес, словно часть самой себя. И эта же часть меня, моей души, требовала вторую жертву - но я и ведунья и ведьма. А ведьма во мне видела боль, видела страдания, несправедливость видела… и жизнь, которую еще можно было спасти. - Ссссмерть!!! - прошипела ведунья, пытаясь повторить мой маневр. Глупая, это же мой лес, а мой лес слушает лишь меня. - Ярина, - позвала почти беззвучно. Заповедная откликнулась мгновенно, вспорола землю под ведуньей, оплела ее лианами, не давая и шевельнуться. Оплела ее ноги корнями, не давая и шагу ступить. И вот тогда спокойно я к нежити приблизилась, хоть и держала клюку наготове, хоть и была настороже, а все же руку протянула, коснулась той черной тучи несправедливости, да и ощутила на губах вкус предательства. Видение было ярким, отчетливым, словно не видение вовсе, а наяву вижу все. Ведунью звали Дарима, да имя то своим она не считала - его мать, гибнущая, прошептала, отдавая кроху чаще леса Заповедного… Там она и осталась, мать этой девочки. Едва сидела, бессильно привалившись к дереву, по щекам ее текли слезы… по груди кровь. А вдали полыхал огнем магическим замок каменный… магов работа. Маги эту женщину и преследовали, маги и нашли - улыбалась она, да на лес глядела взглядом вечным, взглядом мертвым. И сунулись было маги в лес, о ребенке им было ведомо, но восстала чаща, а супротив чащи Заповедной ни одному магу не устоять. Отступили. И над телом матери чаща глумиться не позволила… хорошая чаща была, правильная. «Веся, убью!» - бушевал мой леший. Аспидушка тоже гневался, но я сейчас почти ничего из этого мира не слышала, я прошлое наблюдала… И видела я, как растет девочка, не ведая вовсе, что человек она. Как обратилась к ней впервые Силушка лесная, да молвила гласом звериным, криком птичьим - иное дитя леса не поняла бы. А после, как долго и тяжело познавала ведунья язык человеческий, да и язык магический. Как пыталась слова складывать, а звучали нескладно, сколько ночей провела над учебниками ненавистными, а деваться то было некуда. Не было у нее другой жизни, куда уйти тоже не знала - росла дитя, и верила, что весь мир, это лес. Один лишь лес, со зверями да птицами, с чащей, дубом Знаний и Силушкой лесной, учебный процесс контролирующей. И от того невдомек было девушке, что ходит она как зверь в шкуре, что не волосы на голове, а колтун ни разу не чесанный, что не в избе живет - в логове под корнями дуба Знаний устроилась. Да кто ж ведает, что лучше для нас, а что хуже? Парубка славного, парубка справного встретила она, когда в реке была. Тот сети искал, унесенные течением, она травы собирала речные, для медведя захворавшего… И когда парня того увидала она, в ее сердце весна распустилась, а мое сжалось от тревоги-предчувствия… Я ж сразу решила, что он и стал ее погибелью, он и предал… А оказалось - не он… |