тест. Тема 1. Литература Белгородчины xvii xviii веков
 Скачать 42.73 Kb.
|
|
Тема 1. Литература Белгородчины XVII – XVIII веков 1.1. Введение в литературное краеведение Литературное краеведение – научная дисциплина. Наука определяется как особая познавательная деятельность, направленная на получение нового знания, обладающего объективностью, обоснованностью, определенностью, точностью, проверяемостью, объективной истинностью. Научные знания получают специальными научными методами, такими как анализ, синтез, классификация, интерпретация. Существует и специальный терминологический аппарат. Литературное краеведение относится к гуманитарному типу науки и является историко-литературной дисциплиной. Цель: изучение литературного творчества определенной территории (Белгородской области) в его историческом развитии от момента возникновения до настоящего времени, выявление его специфических особенностей. На сегодняшний день необходимо отметить актуальность изучения литературного краеведения Белгородчины. Актуальность заключается в том, что сформировался объект исследования, возраст которого составляет около 25 столетий. Сама наука о Белгородской литературе находится в стадии зарождения, так как определенная методология, понятийный аппарат выдвигают задачи различной значимости. Их предполагается решать в двух направлениях: диахронном и синхронном. Диахрония сосредоточена на поиске историко-литературных памятников, определении их авторства, текстологической идентификации проблем, связанных с переводом, например, с церковно-славянского на современный русский или с украинского на русский язык. Синхрония концентрируется, прежде всего, на объективном историко-теоретическом анализе произведений нового и новейшего времени. Основной для современного литературного краеведения Белгородчины может считаться работа, проделанная краеведами, прежде всего, после образования Белгородской области в 1954 году. Здесь образовались две группы исследователей: энтузиасты-любители (учителя литературы, музейные работники) и профессионалы (журналисты). Их этапным событием стало появление в 1979 году сборника «Литературный Белгород» (составители – ученые-литературоведы). При анализе памятников белгородской литературы используется три литературоведческие дисциплины: история литературы, теория литературы и литературная критика. Литературное краеведение – историко-литературная дисциплина, которая пользуется методологией, выработанной теорией литературы, и кроме того произведениями литературной критики, которая призвана подвергнуть анализу современный ей литературный процесс, давать оперативную оценку фактам живой литературной действительности. Труды литературных критиков имеют не столько научное, сколько эстетическое значение, так как они субъективны, эмоциональны и образны. Тематика предлагаемого курса располагает литературные памятники в хронологической последовательности. Белгородская литературы начинается в XVIII веке и плодотворно развивается по сей день. Основные хронологические периоды: · памятники XVIII века; · литература писателей-земляков XIX века; · литература Белгородчины XX века: - первая половина XX века; - вторая половина XX века; · литературы новейшего времени (начало XXI века). 1.2. Иоасаф (Горленко) – Святитель Белгородский 1.2.1. Биография Происходил из знатного малороссийского рода Горленко. Родился в семье полковника Прилуцкого казачьего полка Андрея Дмитриевича Горленко, его мать – Мария Даниловна – была дочерью гетмана Д.П. Апостола. Дед и отец будущего святителя были близки к гетману И. Мазепе; в 1709 году оба вместе с Мазепой бежали в Османскую империю, но после смерти гетмана вернулись на родину. По возвращении А.Д. Горленко был выселен в Москву, с конфискацией земельных владений. В 1713 году был определён в Киевскую академию. В 1725 году в Киево-Межигорском монастыре пострижен в рясофор с именем Илариона. В 1727 принял монашество с именем Иоасафа; в 1728 рукоположен в иеродиакона. По окончании академического курса остался преподавателем при академии. В 1737 году назначен игуменом Лубенского Мгарского Спасо-Преображенского монастыря. В 1744 году повелением императрицы Елизаветы посвящён в сан архимандрита и переведён наместником Троице-Сергиевой Лавры. 2 июня 1748 года в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга хиротонисан в епископа Белгородского и Обоянского. Незадолго до своей кончины отправился в родной город Прилуки для свидания с родителями. В середине сентября 1754 года отправился обратно в Белгород. Но, остановившись в слободе Грайворон, где была его архиерейская вотчина, тяжело заболел и, проведя более двух месяцев на одре болезни, 10 декабря 1754 года в 5-м часу пополудни, преставился. Он прожил 49 лет. Два с половиной месяца после блаженной кончины Иоасафа тело его во гробе стояло открыто в Свято-Троицком соборе, не предаваясь тлению и не теряя обычного цвета и вида. Тело почившего архипастыря оставалось непогребенным до конца февраля 1755 года, ввиду того, что назначенный Святейшим Синодом для совершения погребения Иоасафа Переяславский и Борисопольский Преосвященный Иоанн Козлович был задержан разлитием рек. Лишь 28 февраля 1755 года в сослужении многочисленного сонма пастырей, гроб с телом Иоасафа был поставлен в склепе (в юго-западной части белгородского Свято-Троицкого собора), который был сооружен по повелению почившего святителя. 1.2.2. Традиционализм автобиографии православного святителя в «Собственноручных записках…» Иоасафа (Горленко) В данном разделе проводится исследование традиционалистского содержания и формы в автобиографии православного святителя первой половины XVIII века, Иоасафа (Горленко), епископа Белгородского и Обоянского (годы жизни – 1705-1754; на Белгородской кафедре с 1749 по 1754). Рассматриваемый материал представлен типологической разновидностью жанра автобиографии – «записками». В XVIII веке продолжалась традиция древнерусской литературы создания произведений, посвященных описанию событий жизни их составителей. Традиция ведет начало от «Поучения» князя Владимира Мономаха (ок. 1117 г.). В памятниках церковной традиции автобиографические элементы содержатся в рассказе Лазаря Муромского, основателя Успенского монастыря на острове Муч, записанном игуменом Успенского монастыря Феодосием в конце XIV в. Автобиографическими записками – духовными завещаниями составителей открываются два монастырских устава – Устав Евфросина Псковского (XV в.) и Устав Герасима Болдинского (до 1554 г.). Предположительно между 1570 и 1595 гг. написана повесть игумена Мартирия о своем пустынножительстве и об основании им Зеленецкого монастыря. Названные произведения предшествовали созданию автобиографических повествований XVII века: «Записки» основателя Троицкого скита на Анзерском острове Елеазара Анзерского (1676-1656) и автобиографических житий Аввакума (1672-1675) и Епифания (в 1667-1671 гг. составлена первая часть жития Епифания; в 1673-1675 – вторая; около 1666 г. создана автобиографическая записка, предшествовавшая житию). Таким образом, традиция составления автобиографии в древнерусской литературе существовала, развивалась по законам средневековой поэтики и в таком виде вошла в Новое время. «Собственноручные записки о жизни своей епископа Иоасафа (Горленко), путешествие в свете сем грешника Иоасафа, игумена Мгарского» – это довольно лапидарные записи по годам событий, связанных, прежде всего, с церковным служением автора. Хронологический охват краткой автобиографии Иоасафа определяется первой записью о рождении в 1705 году до «финального» 1746 года, когда записи обрываются. Пропустив рассказ о детстве, Иоасаф говорит об отроческом стремлении к монашеству, которое осуществилось уже в 1725 году, когда будущий святитель «принял рясофор», стал иноком в Киево-Межигорском монастыре, а в 1727 году он «принял мантию» в Братском монастыре. В следующем 1728 году был «рукоположен в диаконы», а в 1729 г. определен «во учителя» при Киевском Братском училище и в этой должности пробыл три года, до 1732 года. В череду назначений Иоасафа на церковные должности, происходивших почти ежегодно, вводятся и упоминания о творческой деятельности – 1732 года торжественное чтение собственной приветственной речи в виде «диалога» по поводу восшествия на престол Киевской епархии преосвященного Рафаила Заборовского, ставшего архиепископом Киевским. С 1737 года в записях об очередных назначениях на должности появляется и настойчиво звучит тема «болезней», от коих Иоасаф не избавился до самой смерти, «болезновал в отчаянии живота», и эта же тема перемежается пространными рассказами о содержании сновидений, которые заполняют почти все погодные записи вплоть до последней записи от 4 апреля 1746 года, на которой автобиография обрывается. В автобиографии обнаруживаются «погодные» записи, «видения» автором своей жизни сквозь призму средневековых книжных форм. Проявляется жанровое мышление, характерное именно для данной эпохи: восприятие жизни явно традиционалистское и выражено в традиционалистском виде (прикладной характер, этикетность, формульный стиль книжного творчества). С точки зрения типологии биографизма автобиографическое сочинение святителя относится к средневековому типу, который обусловлен религиозным мировоззрением (по содержанию) и нормативностью, точнее, каноничностью (по форме). Видение своей жизни и «выстраивание» ее в произведении Иоасафом (Горленко) условно может быть определено – «по вертикали»: «Бог – Человек». Это отличает средневековый тип биографизма от типа биографизма Нового времени, насыщенного секуляризированным содержанием и ненормативным по форме. Условно определяя видение автором себя и запечатляя это видение в произведении, можно воспользоваться аналогией – «по горизонтали»: «Человек – Человек». В летописное повествование погодная запись вводится традиционными формулами: «В годе 1729, в месяце августе последних числ…». Летописные «погодные» записи сформировали особую сферу повествования – единичных фактов, важных для «летописца», заслуживающих упоминания, но не требующих подробного изложения в форме развернутого рассказа – регистрация смерти того или иного священника, основание церкви, стихийное бедствие, явления природы. «Автобиографические летописания» святителя именно на этом и сосредоточено, в отличие от собственно «классических» летописей не затрагивают политических событий. С летописным повествованием сочинение святителя сближается особым историческим мышлением, которое предполагает основную категорию, в аспекте которой могли и должны были рассматриваться события, категорией «времени». Ряд фактов (исторических, политических) просто выпадает из реального причинно-следственного контекста. В жанре, описывающем жизнь человека, время становится «биографическим». Закономерная тенденция летописца внести упорядоченность в поток фактов, закрепив их к определенной единице времени, в биографии обуславливается еще и «человеческим фактором»; в центре автобиографии оказывается собственная жизнь автора. Как правило, летописи включали биографии князей, святых, и эти биографии выдерживались обычно в агиографическом плане, то есть приобретали «житийный» характер. В XVIII столетии биографизм заявляет о себе традиционалистски – агиографическим «обозначением» биографии. Литература активно пользуется потенциалом жанра жития, примером может служить первый в России историко-биографический очерк «Житие Квинта Горация Флакка», созданный в 1742 году А.Д. Кантемиром. И даже через пятьдесят лет, в 1789 г., А.Н. Радищев создает беллетризированное «Житие Федора Васильевича Ушакова». Автобиография святителя сближается с житийным каноном и в идейном, и в символико-богословском, и в стилистическом уровнях произведения. Следование канону на стилистическом уровне выражается в использовании определенных поэтических средств, важнейшим из которых является агиографическая топика (loci communes); на идейном и символико-богословском уровне ориентация на канон находит отражение в принципе уподобления (imitation) и следовании сакральным образцам. Если провести сопоставление во внутрижанровой агиографической типологии с автобиографией Иоасафа, то она оказывается наиболее близка каноническим «житиям святителей», основное содержание которых сводится к повествованию о подвижнической жизни св. иерархов, их церковному и общественному служению. Это отнюдь не обязательно свидетельствует о создании собственного жития самим священнослужителем (по аналогии с аввакумомским житием), но лишь указывает на традиционализм художественного мышления. Отступлением в автобиографии, выстраиваемым по образцу житийного канона, можно было бы считать рассказ от первого лица, а не от третьего, отсутствие композиционной трехчастной нормы – вступления, собственно жития и заключения, в котором обязательно присутствует похвала святому. Рассматриваемая автобиография демонстрирует парадоксальную ситуацию – наличие внутри жанра противоборствующих тенденций, детерминированных различными методами – «летописным», «агиографическим» и «биографическим». Типологически средневековые автобиографии проявляют традиционалистский характер в следовании «литературному этикету», предполагающему создание ситуаций в произведении по этикетным требованиям. «Литературный этикет и выработанные им литературные каноны – наиболее типичная средневековая условно-нормативная связь содержания с формой». «Дело, следовательно, не только в том, что определенные выражения и определенный стиль изложения подбираются к соответствующим ситуациям, но и в том, что самые эти ситуации создаются писателем именно таким, какие необходимы по этикетным требованиям…». Этикет словесный детерминирован этикетом поведения, который, в свою очередь, этикетом миропорядка. «Все вместе сливается в единую нормативную систему, стоящую над автором и не отличающуюся внутренней целостностью, поскольку она определяется извне – предметом изображения, а не внутренними требованиями литературного произведения». Специфика проявления литературного этикета в автобиографии церковного деятеля заключается в том, что в церковной сфере литературный этикет был более необходим и сохранялся дольше, чем в светской части литературы, в которой, прежде всего, и совершалось разрушение литературного этикета, начавшееся с XVI века, а к XVIII веку система литературного этикета была частично заменена другой системой. Автобиографии средневекового типа подчиняются этикетным нормам, канонически закрепленным в летописании и агиографии. В рамках автобиографии они находятся в противоречивом единстве. «Летописный» этикет требует «погодных записей», регистрации событий факт за фактом, сопровождения моральной оценкой, ссылками на божественную волю. Летопись давала биографу образец изложения событий и в погодном виде, и в виде летописных рассказов, свидетельствовала о закономерной тенденции внести порядок в поток подлежащих обзору фактов, прикрепив каждый из них к определенной единице времени. В сложном единстве с «летописным этикетом» находится «агиографический этикет». Этикет составителя жития подчинен методу абстрагирования и проявляется в автобиографиях в том, что, описывая свою жизнь, автор стремился увидеть ее так, как надлежит проживать и вести себя святым («этикет святого»). Автор этикетно вкладывает в свои уста выражение «простоты и благочестия», описывает свою «покорность Божьей воле», то есть личностное восприятие собственной жизни в рассказе должно соответствовать общепринятым отвлеченным представлениям о святости, соотноситься с житийным каноном святителя. Именно в церемониальном виде выдержан агиографический по типу рассказ о рождении святого, непременно у благочестивых родителей, раннем осознании духовного призвания, выборе монашеского поприща, наречении иноческим именем, «принятии мантии», «рукоположении в диаконы», «рукоположении во священники», «посвящении во игумена». Этикет предусматривает выражение незаинтересованности святителя в карьерном продвижении, потому агиографически типичны «оправдательные формулы»: «аще и по крайнему моему нежеланию, божию же смотрению преданный, и по архипастырской не отрицающий». В сложное взаимодействие с летописным и агиографическим этикетом вступает литературное явление нового характера, такое, как «биографизм», который нацелен на проявление личностно-индивидуального начала и способствующего разрушению средневековой условно-нормативной связи содержания с формой. В XVIII веке этикетный обряд существует, но он отрывается от ситуации, его требующей. Его правила уже соблюдаются не к месту, и не в тех случаях, когда они нужны. По мысли Д.С. Лихачева, этикет перестает быть в это время жизненно необходимой для феодализма формой идеологического принуждения и становится явлением оформления государственного быта. На наш взгляд, разрушение литературного этикета за счет появления биографизма происходит посредством оживления церемониальной стороны сочинений реально наблюдаемыми подробностями, столкновением этикета с конкретизацией изложения в прямой речи и, наконец, за счет «подновления» этикетных формул. Все-таки при всех внутренних противоречиях автобиография православного святител Иоасафа (Горленко) являет яркий пример новаторского осмысления автобиографического жанра в новых социокультурных условиях XVIII столетия. 1.2.3. Агиографический жанр в XXI веке (на материале жития Иоасафа (Горленко), епископа Белгородского) Предметом рассмотрения в данном разделее является агиография православного подвижника Иоасафа (Горленко), епископа Белгородского. Задачи выявления жанровой специфики традиционалистского произведения об Иоасафе (Горленко), особенности преобразования агиографической литературы в условиях господства в культуре принципа художественной модальности, определили методологию исследования в виде исторической поэтики, включающей сравнительно-исторический и рецептивный методы как основной научный инструментарий. В начале ХХ века протоиреем Александром Маляревским ко дню канонизации было написано житие святителя Иоасафа, епископа Белгородского и Обоянского. Традиционно наличие жития является непременным условием канонизации. К 300-летию со дня рождения Иоасафа, совпадавшим с 10-летием возрождения Белгородской и Старооскольской епархии, было издано житие святителя, которое составил протоиерей Олег Кобец. Житийная литература (агиография) о русских святых имеет тысячелетнюю историю. За это время были выработаны особые композиционные правила и жанровые агиографические нормы – канон, в соответствии с которым прославлялся герой, обосновывавший своим поведением общехристианский идеал. Литература первой половины XVIII века активно пользуется потенциалом жанра жития, примером может служить первый в России историко-биографический очерк «Житие Квинта Горация Флакка», созданный в 1742 году Антиохом Кантемиром. Автобиография Иоасафа (Горленко) сближается с житийным каноном и в структурном, и идейном, и символико-богословском, и стилистическом уровнях произведения. На структурном уровне следование художественному канону выражается в наличии строгой композиционной схемы жития; на стилистическом уровне – в использовании определенных поэтических средств, важнейшим из которых является агиографическая топика (loci communes); на идейном и символико-богословском уровне ориентация на канон находит отражение в принципе уподобления (imitation) и следовании сакральным образцам. Во внутрижанровой агиографической типологии автобиография Иоасафа наиболее оказывается близкой житиям святителей, основное содержание которых сводится к повествованию о подвиге св. иерархов – церковному и общественному служению. Это отнюдь не обязательно свидетельствует о создании собственного жития (по аналогии с Аввакумом), но лишь указывает на традиционализм художественного мышления. Герой характеризуется как смиренный аскет, строгий молитвенник и постник. Его пример оказывает сильное влияние на братию монастыря, которая предлагает архиепископу Киевскому Рафаилу (Заборовскому) устроить в обители архимандрию и назначить архимандритом отца Иоасафа. Ходатайство братии удовлетворяется и в 1744 игумен Иоасаф возводится в сан архимандрита. Сохраняется в житии Иоасафа и мотив «истязания плоти» в борьбе героя с «множеством полком невидимых бесов». Однако если в древнерусском варианте воспроизведения мотива инициатива в борьбе с плотью исходит от самого подвижника, то Иоасаф истязаем тяжелыми и продолжительными болезнями, которые им переносятся, как и подобает святому, мужественно, и воспринимаются в качестве испытания Божьего, ибо умалением плоти возвеличивается дух. Закономерно присутствие в житии Чудотворца описание чудес, происходивших с ним, либо им же творимых. Это и явления святых угодников (св. Афанасий), и их помощь в отправлении церковной службы; это и чудесные видения и сновидения – явление Матери Божьей во сне Иоасафу с укоризной о небрежении изюмской паствы к ее иконописному лику; это и предчувствие приближения кончины, которую он принимает с достоинством и спокойствием, успевая встретиться в последний раз с престарелыми родителями, посетив родной город Прилуки; распоряжается выстроить каменный склеп для погребения архиереев, в котором завещает захоронить свое тело; совершает Божественную литургию в белгородском Троицком кафедральном соборе; это и посмертные чудеса – особая благодать, дарованная Богом нетленным мощам Иоасафа в исцелении от всевозможных недугов. Очевидно, что житие Иоасафа (Горленко) выстроено в целом в соответствии с древнерусским житийным каноном, впрочем, в силу большого жанрового потенциала, в нем оказывается немало новых черт. Несмотря на нормативность, агиография способна эволюционировать, демонстрировать гибкость и универсальность в создании образа героя духа. Для житийной литературы характерен прием абстрагирования, то есть намеренное игнорирование составителем определенности, точности, того, что указывало бы на частность, единичность описываемых ситуаций. Функция этого приема сводится к изображению жизни героя как бы вне времени и пространства, именно поэтому не упоминаются имена, именования людей по их социальному положению, опускаются географические наименования, точные даты и т.д. В Житии Иоасафа, составленном в XXI веке, эта традиция явно изживает себя. Святитель Иоасаф представлен в конкретизированном временном и пространственном континууме. Соблюдается точная датировка событий вплоть до времени суток, до часа, например, в эпизодах упокоения Иоасафа, в рассказе о видениях. В начале жития намечен подробный рассказ об украинском происхождении святого, его родителях, их относительно высоком социальном положении; особо подчеркивается, что род Горленко был известен преданной службой царю и отечеству, поминается прадед святителя Лазарь Горленко, погубленный казаками за верность московскому государю. Участие в политической жизни ближайших родственников Иоасафа, связанное с этим их социальное и материальное положение – оказывается новой важной темой агиографического произведения, впрочем, осмысленной вполне традиционно, ибо испытаниями, выпавшими для всей семьи и «страданиями с молодых лет Господь укреплял дух Своего избранника – будущего святителя Церкви». Житие снабжается разнообразной культурно-исторической информацией, не сводимой только к справочной функции, но расширяющей представление читателя об условиях свершения жизненного подвига героя. Рассказывается об оплоте Православия в Украине Киевской академии и Киево-Печерской лавре, о лучших воспитанниках и известных богословах – ректорах академии; в виде социально-географического очерка описывается особое территориальное положение Белгородской епархии; говорится об историческом значении епархии и в ней Православной Церкви, отдельных храмов, а также отправлении религиозного культа. В ткань житийного повествования органично вплетается документальный материал – прошения, указы, распоряжения, судебные решения, вкупе составляющие представление об административной и хозяйственной деятельности святителя, об его этикетном образе. Два фактора влияют на повествовательный стиль жития Иоасафа – стремление к документальности (следствие отказа от приема абстрагирования) и современное нам административное мышление, проявляющееся в том, что герой «»эффективно решает вопросы», «делает определенные выводы», «принимает все меры к подъему образовательного (духовно-нравственного) уровня духовенства». Древний канон требовал оценивать персонажа в соответствии со средневековым этикетом и положением на иерархической лестнице. В типе житий подвижников церкви прослеживается строгое следование канону, чем, например, в типе княжеских житий. Однако в житии Иоасафа появляется интерес и к самой личности подвижника, а не только к его этикетному трафарету. Осознание ценности человеческой личности – это факт уже древнерусской литературы XVII века, и в литературоведении обозначается как «открытие характера». Сквозь канонический образ подвижника церкви нельзя не усмотреть образ живого человека, целеустремленного, энергичного, всецело поглощенного духовным поприщем, устройством Православной церкви и утверждением Православной веры, сурового к нерадивым в вере независимо от их социального положения, должностей, званий, черпающего душевные силы в любви к Богу и людям, о чем свидетельствуют многочисленные примеры сострадания и милосердия, приводимые в произведении. Таким образом, рассматриваемый памятник представляет собой жизнеописание не только святителя Иоасафа, но и биографию человека Иоасафа, что обуславливает новизну самого жанра – житийно-биографической повести. 1.2.4. Проповедническое «Слово святителя Иоасафа Белгородского о любви к Богу» Исследование жанровой специфики слова в литературно-публицистическом творчестве Иоасафа (Горленко), епископа Белгородского, является целью данного раздела. В своем публицистическом произведении Иоасаф говорит о Вере и Любви, о любви к Богу, о христианской любви. Жанровое слово – предмет исторической поэтики, которая рассматривает литературу в «большом времени». В истории поэтики общепринято выделение трех стадий – эпохи синкретизма, эпохи рефлексивного традиционализма и эпохи художественной модальности. Эпохальные черты (традиционалистические в творчестве Иоасафа) отражаются в их мышлении в целом и в жанровом слове в частности. В связи с этим важно выявить не только идеологическое содержание слова в произведении Иоасафа, но и специфическую содержательность (формы) слова. Иоасаф произнес свою проповедь перед императрицей Елизаветой Петровной 28 ноября 1742 года в придворной церкви северной столицы. Он говорил о евангельской заповеди любви к Богу и ближнему как о главной для спасения души человека и убеждал, что именно в этой заповеди «вся сила законов и пророков», и «исполняющий эту заповедь исполняет весь закон». «Слово» Иоасафа – образцовый пример церковного торжественного красноречия, по внутрижанровой типологии может быть отнесено к «юго-западной схоластической школе», представителями которой в XVII – XVIII вв. были киевские ученые проповедники – Стефаний Славинецкий, Симеон Полоцкий, Димитрий Ростовский, Стефан Яворский. Расцвету жанра проповеди в начале 40-х гг. XVIII в. способствовало правление Елизаветы Петровны. Правительница, взошедшая на трон в результате дворцового переворота, должна была работать с общественным мнением с целью убеждения в легитимности своего правления, утверждаясь в сознании современников как законная императрица. Публичной и церковной проповеди отводилась роль пропагандистского рупора государственных идей. Несомненно, проповедь Иоасафа как художественный феномен эпохи традиционализма ориентирована не на новое и оригинальное, а на типически повторяющееся – на «общие места», на топосы. При этом структура произведения организована в соответствии с ожиданиями слушателя, искушенного в церковном красноречии. Естественно, что в таком произведении не могла не проявиться и рефлексивность. Автор не только читает проповедь, но и тут же толкует ее, что приводит к возникновению «метаобраза» типичного для рефлексивного традиционализма – к рассказу о том, как рассказывается: «Полагаю, что это рассуждение не будет противным писанному древне в законе …»; «Итак, последуем этому порядку!»; «Думаю, что ни для кого не надо толковать, что значит …»; «Я сказал об этом только для примера. Об остальном подумаем про себя…»; «Не надо много речей, как Его любить в этом смысле, чтобы изъяснить». Слово проповедническое Иоасафа является вещающим, изрекающим, прямо направленным на свой предмет и выполняет публицистическую функцию. 1.2.5. Композиция драматизированного эпоса «Брань…» Иоасафа (Горленко), епископа Белгородского В творческом наследии святителя Иоасафа присутствует произведение, воспевающее духовный героизм: «Брань честных семи добродетелей с семью грехами смертными, происходящая в человеке-путнике всегда, особенно в дни Святой Великой Четыредесятницы, описанная по порядку ее седмиц поэтическим образом и ритмом» (1737). Создание произведения хронологически приходится на первую половину XVIII в., тем не менее, оно принадлежит традиционалистской поэтике. Это типичный образец клерикальной словесности. Его идейный смысл характерен для древнерусской книжности, выражает извечный выбор человека между добром и злом. Не случайно писатель в заглавии прибегают к слову «брань» (по-древнерусски «война», «битва»). Драматизированный эпос представляет интерес не столько как исторический источник, сколько как отражение религиозно-философского мировоззрения, церковного сознания, специфического эстетического видения жизни, детерминированного психологией эпохи. «Брань…» нацелена на развитие благочестия, что сразу же указывает на ее прикладной характер, который, во-первых, выражается в дидактическом разъяснении догмата о всеблагой воле Господа и зловредности Сатаны, спасительности для человека веры в Бога, и, во-вторых, в использовании в церковном быту, так как произведение Иоасафа было торжественно прочитано на Пасху 1737 года, когда он служил преподавателем и экзаменатором Киевской Духовной академии, иеромонахом, в качестве приветственного слова в стихах собственного сочинения прибывшему в Киев новому правящему архиерею – архиепископу Рафаилу (Заборовскому). Другой типологический признак средневековой литературы – традиционализм – проявляется в ориентированности автора на образцы предшествовавшей словесности, общим для которых был эпический жанр, а уже в эпическое повествование от лица автора включались драматизированные элементы, часто в виде батальных сцен. Композиция иоасафовской «Брани…» выстроена в виде глав, приуроченных к семи седмицам Великого поста и отдельным эпизодам из литургии. Традиционно в это время Церковь, приуготовив верующих к подвигам поста и покаяния, вводит их в самый подвиг. Богослужения Великого поста как и богослужения подготовительных к нему недель, постоянно побуждая к посту и покаянию, изображает состояние души, кающейся и плачущей о своих грехах. Этому соответствует внешний образ совершения великопостных богослужений. Каждой седмице Великого поста предъявляются обрядовые требования, которые учитывались и при создании композиции «Брани…» Иоасафа. Сюжет выстраивается именно как чередование седмиц Поста. Договор противоборствующих сторон о битве с объяснением причин вражды и назначением времени битвы осуществляется по правилам ратного этикета. Таким образом, «Брань…» Иоасафа, так же как и все его творчество, носит переходный характер – от поэтики Средневековья к Новому времени. Драматизация эпоса при изображении батальных сцен – одна из черт переходности, представленная в рассматриваемых произведениях по-разному: у Иоасафа объективизированном виде в сюжете действиями аллегорических фигур. Драматизация эпоса становится средством актуализации в литературе XVIII века идеи человека и борьбы сил добра и зла за его сердце и душу. |