Практика маркетинг. Луис Сепульведа Старик, который читал любовные романы
 Скачать 391.09 Kb.
|
|
– Пираньи? Шуар покачал головой. Впрочем, Антонио Хосе Боливар уже знал, что пираньи предпочитают тихие глубокие заводи и никогда не заходят в бурливые ручьи. На человека они нападают, только если действительно голодны или же если их раззадоривает запах попавшей в воду крови. С пираньями у него никогда никаких трудностей не возникало, и он даже перестал считать их за серьезную опасность. От шуар он узнал, что достаточно натереть тело соком каучукового дерева, чтобы отпугнуть стаю даже сильно проголодавшихся пираний. Сок этот, конечно, тоже не подарок. Он омерзительно пахнет и сильно жжется, а кроме того, стягивает кожу, будто желая напрочь содрать ее с тела. Впрочем, все неприятные ощущения мгновенно исчезают, стоит окунуться в воду. При этом можно быть уверенным, что ни одна пиранья в округе не подплывет к тебе близко, потому что запах каучука ей еще противнее, чем тебе. – Это хуже чем пираньи, – пояснил шуар и показал рукой на воду. Присмотревпшсь внимательней, Антонио Хосе Боливар заметил, как у самой поверхности стремительно движется крупное, вытянутое в длину больше чем на метр, темное пятно. – Это что еще за тварь? – спросил оторопевший Антонио Хосе Боливар. – Сом гуакамайо. Огромная рыбина. Впоследствии Антонио Хосе Боливару не раз доводилось ловить сомов под два метра в длину. Весили они больше семидесяти килограммов. Опасность сомов гуакамайо по иронии судьбы заключалась не в какой-либо особой агрессивности, а наоборот, в их смертоносном для человека дружелюбии. Заметив оказавшегося в воде человека, сом подплывает к нему, чтобы поиграть, и так неистово машет хвостом, что с легкостью может перебить ему позвоночник. Антонио Хосе Боливар Проаньо сидел и слушал, как плещется в невидимом ручье какая-то крупная рыба. Вполне возможно, что это и был очередной сом гуакамайо, объевшийся термитами, шмелями, вымытыми из норок водой личинками других насекомых, креветками, сверчками, пауками, а то и мелкими змейками, теми, что умеют мгновенно сжиматься в тугую пружину и в прыжке расправлять свои кольца. За эту ловкость и скорость их называли «летающими змеями». Неожиданно из темноты до старика донесся шорох. Антонио Хосе Боливар не задумываясь назвал бы его на языке шуар «живым звуком». Как учили его индейцы, «днем есть человек и есть сельва; ночью человек сам становится сельвой». Звук повторился. Старик вздохнул с облегчением. К нему подошел, неслышно ступая, другой охотник, до смены которого оставался еще почти час. Он потянулся до хруста в костях, затем подсел к старику и едва слышно прошептал: – Я вроде как выспался. Иди садись на мое место. Считай, что я его для тебя лично нагрел и подсушил собственной задницей. Старик покачал головой. Охотник повторил свое предложение: – Иди поспи. Вдвоем караулить нет смысла. – Да я не устал, – так же шепотом ответил Антонио Хосе Боливар. – Пойду спать, когда светать начнет. – Вроде как в воде что-то плещется? – спросил охотник, кивнув головой в ту сторону, откуда доносился плеск. Антонио Хосе Боливар порадовался слуху и вниманию своего напарника. Он уже собрался было рассказать ему об опаснейшем обитателе проток и ручьев соме гуакамайо и других рыбах, как вдруг донесшийся откуда-то из темноты новый звук заставил обоих замолчать. – Ты слышал? – Спокойно. Сидим тихо и слушаем. – Что это было, как ты думаешь? – Не знаю. Но явно что-то тяжелое. Иди и разбуди остальных. Только аккуратно, по очереди, чтобы они, проснувшись, не шумели. Не успел охотник подняться и сделать шаг по направлению к товарищам, как прямо в глаза ему ударил луч серебристого света, пронзивший заросли, усеянные сверкающими каплями, которые многократно усиливали его ослепляющий эффект. Как выяснилось в следующую секунду, виноват во всем был алькальд. Встревоженный шумом, он встал, зажег фонарик и пошел по направлению к старику и его сменщику. – Погасите фонарь, – строго, но не повышая голоса, приказал Антонио Хосе Боливар. – Это еще с какой стати? Вокруг нас шляется какая-то тварь, и я хочу знать, какая именно, – ответил алькальд, судорожно водя фонарем из стороны в сторону и нервно подергивая при этом курок револьвера. – Я же сказал: немедленно выключите эту гадость. – Не дожидаясь дальнейших возражений, старик вырвал фонарик из рук алькальда и швырнул его о землю. – Да как ты смеешь?! Гневные слова толстяка потонули в шуме множества одновременно захлопавших крыльев, и в следующую секунду на охотников обрушился целый водопад мерзко пахнущего помета. – Вот уж спасибо так спасибо, ваше превосходительство, – сказал один из охотников. – Нет бы посидеть спокойно и разобраться, что к чему! А теперь придется сваливать с этой полянки, пока на запах свежего дерьма не набежали муравьи. Как-то не хочется обсуждать с ними, кто больше имеет прав на эту вонючую мерзость – мы или они. Алькальд растерялся и не знал, что делать. Он молча опустился на колени, нашарил в траве фонарик и поспешил вслед за своими спутниками, покидавшими место ночевки. Охотники сквозь зубы, чтобы не слишком раздражать толстяка, ругали алькальда последними словами, проклиная его самоуверенность, неловкость и неумение вести себя в джунглях. Вскоре они добрались до поляны, на которой и остановились, чтобы дождь смыл со шляп и одежды зловонный помет. – Так что случилось-то? Что это такое было? – стал спрашивать алькальд, обращаясь ко всем сразу. – Дерьмо это, вот что. Неужели по запаху не чувствуете? – Да я понимаю, что дерьмо. Знать бы еще, кто нас так обделал. Там что, над нами стая обезьян ночевала? В предрассветных сумерках все четче проступали силуэты людей и стена окружавшей поляну сельвы. – Позвольте вам кое-что объяснить, ваше превосходительство, – сухо обратился к алькальду старик. – Авось когда-нибудь пригодится. Если вам предстоит провести ночь в сельве, то лучше всего выбрать место поближе к стволу сгоревшего или сгнившего дерева. Там всегда ночуют летучие мыши – самые лучшие сторожа во всей сельве. Сон у них куда более чуткий, чем у человека. Тот звук, что потревожил нас, они тем более заметили. Они уже приготовились было взлететь и скрыться в противоположном направлении от того места, откуда донесся этот звук, но тут вы, ваше превосходительство, вспугнули их своим фонарем и криками раньше времени. Если бы не вы, мы бы сейчас точно знали, кто шумел. Атак случилось то, чего и следовало ожидать. Летучие мыши – твари очень впечатлительные. При малейшей опасности они моментально выбрасывают из себя все, что можно, чтобы ничто не сковывало их движений в воздухе. Вот и получилось, что вся стая обделалась со страху прямо нам на головы. Так что приступайте, сеньор алькальд: голову нужно протереть насухо, так, чтобы запаха помета не осталось. А не то москиты вас просто живьем сожрут. Алькальд последовал общему примеру и стал счищать с себя липкие, омерзительно пахнущие экскременты. К тому времени, когда процедура была окончена, в сельве уже посветлело достаточно, чтобы продолжать движение. Они шли три часа без остановки, все время на восток. По пути им приходилось переправляться через вздувшиеся от постоянно прибывающей воды ручьи, пересекать овраги, прогалины и поляны, проходя по которым, все запрокидывали головы, подставляя лица свежей дождевой воде. Добравшись до небольшого озера, охотники устроили привал, чтобы отдохнуть и подкрепиться на скорую руку. Меню составили собранные по пути фрукты, а также раки, которых толстяк отказался есть сырыми. Кутаясь в плотный непромокаемый плащ, он стучал зубами от холода и не переставал сетовать по поводу того, что нельзя разжечь костер. – Ничего, мы уже близко, – успокоил его один из охотников. – Если идти напрямую, то совсем близко, – кивнув, заметил старик. – Но надо сделать крюк и обойти ферму с другой стороны. Легче и быстрее было бы, конечно, просто перейти речку вброд и подойти к ферме прямо по тропе. Вот только что-то мне подсказывает, что зверь, которого мы ищем, вовсе не дурак. От этой дикой кошки можно ждать всего, чего угодно. А мне, по правде говоря, совсем не улыбается попасть в засаду, устроенную этой тварью. Охотники кивнули старику в знак согласия и, запив завтрак несколькими глотками фронтеры, встали, чтобы идти дальше. В этот момент, не предупредив никого и не объяснив, в чем дело, алькальд стал удаляться в другую сторону Впрочем, далеко он не ушел, и сквозь ближайшие кусты было видно, как он присаживается, чтобы облегчиться. Пихая друг друга локтями, охотники стали обмениваться язвительными замечаниями по адресу своего формального командира. – Похоже, их превосходительство стесняются показать нам свою попку, – заметил один из них. – С него станется, он запросто может сесть прямо на муравейник, приняв его за отхожее место. – Вы, ребята, подождите, чем все это кончится, – подмигнув остальным, сказал третий охотник. – Держу пари, он сейчас поинтересуется, нет ли у нас бумажки, чтобы подтереться. Охотники развлекались, зло подшучивая над Слизняком, как они всегда называли алькальда в его отсутствие. Неожиданно общий смех был прерван криками перепуганного насмерть толстяка, за которыми последовали шесть револьверных выстрелов. Похоже, алькальд вообще не знал, что такое экономить патроны, и расстреливал за раз целую обойму. Потный перепуганный толстяк выскочил из-за кустов, придерживая штаны одной рукой и размахивая зажатым в другой револьвером. – Сюда! Сюда! Быстро! – выпучив глаза, кричал он. – Я ее видел! Она была там! Прямо передо мной! Чуть не набросилась! Ничего-ничего, пару пуль я ей точно влепил. Давайте сюда, живее! Ищите ее, она не могла далеко уйти! Охотники зарядили ружья и со всех ног бросились в ту сторону, куда показывал алькальд. Заметив кровавый след, при виде которого толстяк пришел в детский восторг, они прошли по нему еще несколько шагов и наткнулись на бьющееся в предсмертных конвульсиях красивое животное с длинной мордочкой. Блестящая рыжая шкурка несчастного зверя была перепачкана грязью и свежей кровью. Животное смотрело на людей широко раскрытыми глазами, из носа-кнопки вырывалось чуть заметное прерывистое дыхание. – Это же медведь-медоед. Эх, сеньор алькальд, как можно не глядя палить из этой чертовой игрушки? Убить медоеда – дурной знак. Хуже приметы, пожалуй, и не вспомнишь. Это знают все, даже дети. Во всей сельве нет более безобидного зверя. Охотники покивали головами, соглашаясь со словами старика и сочувствуя несчастному животному. Алькальд молча перезарядил револьвер, так и не решившись сказать ни слова в свое оправдание. Лишь после полудня они подошли к полустершейся вывеске Алказельцера. Прибитая Мирандой к верхним ветвям одного из деревьев, она служила не столько рекламой, сколько дополнительным ориентиром, облегчавшим поиски магазина редко бывавшим в этих местах золотоискателям. Неподалеку от дерева, к которому была приколочена вывеска, виднелся дом Миранды. Самого хозяина они нашли в нескольких шагах от входной двери. По всей его спине, от лопаток до поясницы, тянулись два глубоких следа, оставленных гигантскими когтями. В чудовищной зияющей ране на шее виднелись шейные позвонки. Покойник лежал ничком, все еще продолжая сжимать в мертвой руке мачете. Не обращая внимания на муравьев, построивших за ночь из веточек и листьев целое архитектурное сооружение для удобства обработки трупа, охотники подтащили покойного к дому. Внутри слабо горела карбидная лампа, по всему помещению распространялся сильный запах горелого жира. Вскоре источник вони был обнаружен. Осмотрев керосинку, охотники выяснили, что керосин в ее резервуаре выгорел до последней капли, и, уже догорая, примус сжег тканевый фитиль. На горелке стояла сковорода с двумя обуглившимися игуаньими хвостами. Осмотрев труп, алькальд удивленно пожал плечами: – Ничего не понимаю. Миранда жил здесь бог знает сколько времени. Человек он бывалый и в трусости никогда замечен не был. И он, судя по всему, впал вдруг в такую панику, что выскочил из дома, даже не потушив керосинку. Почему, спрашивается, он не заперся здесь внутри, заслышав приближение тигрицы? Вон и ружье висит – почему он им не воспользовался? Даже со стены не снял. Остальные охотники задавали себе те же вопросы. Алькальд наконец снял с себя плащ-палатку, и несколько литров скопившегося под ней пота тотчас же образовали под его ногами целую лужу. Глядя на покойного, все закурили, выпили фронтеры, а затем один из охотников занялся примусом, а другой, заручившись разрешающим жестом и кивком алькальда, открыл несколько банок консервированных сардин. – Он парень-то неплохой был, – сказал кто-то из охотников. – После того как от него жена ушла, он остался один как перст. Так его и забросило в эту глушь, – вспомнил другой. – Родственники-то у него есть? – спросил алькальд. – Нет. То есть уже нет. Сюда они приехали вместе с братом, но тот умер от малярии несколько лет назад. Жена сбежала с каким-то фотографом. Я слышал, что она живет где-то в Саморе. Кстати, может быть, хозяин «Сукре» знает, где ее разыскать. – Я так думаю, что со своего магазинчика он имел какую-никакую прибыль. Интересно, что он делал с этими деньгами? – поинтересовался толстяк. – Да с какими деньгами, ваше превосходительство? Миранда ведь игрок был. Порой так заигрывался в карты, что просаживал все, оставлял только самый необходимый минимум, чтобы пополнить запасы товара. Тут всегда так, ваше превосходительство. Сельва – она такая. Хочешь не хочешь, она проникает в тебя и подчиняет тебя своим законам. Если у человека нет определенной цели, он так и будет ходить по кругу, раз за разом возвращаясь на одно и то же место. Выслушав товарища, остальные охотники согласились с ним с чувством какой-то извращенной гордости. В этот момент входная дверь открылась, и прямо с порога Антонио Хосе Боливар Проаньо ошарашил всех неожиданными словами: – Ребята, там еще один труп. Все бросились к выходу и вскоре, поливаемые дождем, уже стояли над обнаруженным стариком покойником. Тот лежал на спине со спущенными штанами. Его плечи были исполосованы ягуарьими когтями, а на шее зияла уже до ужаса знакомая охотникам рана. Рядом с трупом торчало воткнутое в землю мачете, которым несчастный так и не успел воспользоваться. – Я, кажется, понимаю, что здесь произошло, – негромко сказал старик. Охотники обступили труп, готовые выслушать версию Антонио Хосе Боливара. Судя по пыхтению алькальда, тот судорожно пытался оценить обстановку, чтобы догадаться о том, что старику казалось очевидным. – Этого человека зовут – точнее, звали – Пласенсио Пуньян. Он и у Миранды-то бывал нечасто, а в поселке совсем не показывался. Похоже, они с Мирандой решили вместе пообедать. Видели там, на сковородке обгоревшие хвосты игуан? Это Пласенсио принес их. Эти твари тут у нас не водятся. Он, наверное, подстрелил их где-то в нескольких днях пути отсюда, ближе к предгорьям. Вы-то, наверное, его не знали. Он был камнеискателем. То есть, понимаете, не золото искал, как большая часть этих сумасшедших, что приезжают в наши края, а драгоценные камни. Говорил, что где-то там, в скрытых сельвой скальных грядах, можно найти изумруды. Помню, он не раз рассказывал про Колумбию и про зеленые камни размером чуть ли не с кулак, которые там добывают. Жалко, что все так получилось. Судя по всему, в какой-то момент он захотел облегчиться и, выйдя из хижины, отошел сюда, в ближайшие кусты. Тут-то тигрица и напала на него – на корточках, без штанов и без мачете – абсолютно беспомощного. Она набросилась вот с этой стороны, спереди. Вонзила бедняге когти в плечи и впилась зубами в глотку, видите – до самых позвонков. Миранда, должно быть, услышал крики Пласенсио, выскочил из дома и увидел самое страшное. Потом он бросился прямиком к лошади, чтобы как можно быстрее покинуть это место. О том, чтобы заскочить хоть на секунду в дом – захватить ружье и выключить керосинку, – он даже подумать не успел. Впрочем, далеко уйти ему тоже не удалось, как мы все уже видели. Один из охотников приподнял и повернул труп на бок. К спине прилипли остатки экскрементов. – Ну ладно, – сказал охотник. – Хорошо еще, что парень перед смертью успел сделать то, ради чего выходил из дому. Труп перевернули и оставили лежать ничком, чтобы безучастный ко всему дождь смыл с покойного следы последнего дела, задуманного и исполненного им при жизни. Глава восьмая Оставшуюся часть дня они занимались мертвецами. Обоих покойников завернули вместе в гамак Миранды, положив лицом друг к другу, чтобы им не так страшно было входить в мир вечности. Как-никак всегда веселее, если с тобой рядом старый знакомый. Затем из старых простыней и одеял был сшит саван, к углам которого привязали четыре тяжелых камня. Получившийся сверток охотники дотащили до ближайшей глубокой заводи, подняли на руки, посильнее раскачали и по команде алькальда бросили в воду подальше от берега. Мешок с громким всплеском пробил дыру в покрывавшей заводь ряске, увлекая за собой множество растений и пугая многочисленных жаб, дремавших по соседству. Когда охотники вернулись к дому Миранды, над сельвой уже стали сгущаться сумерки. Алькальд поспешил распределить очередность дежурства. По его решению, двое охотников должны были бодрствовать, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, через четыре часа их должны были сменить двое других. Сам же алькальд на правах командира решил выспаться до утра. Они поужинали рисом с жареными бананами. Поев, Антонио Хосе Боливар промыл и почистил свою челюсть. Он уже было завернул ее в носовой платок, как вдруг задумался и, к удивлению спутников, поменял решение: вставные зубы снова заняли свое место во рту старика. Сказав, что он собирается дежурить в первую смену, Антонио Хосе Боливар дал понять, что намерен оставить в своем распоряжении карбидную лампу. Его напарник по дежурству с удивлением наблюдал за тем, как старик водил лупой над рядами непонятных значков, выстроившихся на страницах книги – редкой диковины в этих местах. – Слушай, старик, так, оказывается, люди не врут – ты и вправду читать умеешь? – Ну да, худо-бедно умею. – А что сейчас читаешь? – Роман. Только ты лучше молчи. Когда ты начинаешь говорить, огонек в лампе дергается, и мне становится трудно следить за буквами. Они словно прыгать начинают. Напарник отодвинулся к дальнему концу стола и продолжил наблюдать за стариком издали. Тем не менее увлеченность, с которой Антонио Хосе Боливар водил лупой по странице, настолько поразила деревенского охотника, что он не мог удержаться от вопросов. |