Мастера психологии (Питер) Джозеф Кэмпбелл Тысячеликий герой Питер 2008 удк 88. 37 Ббк 159. 923
 Скачать 1.35 Mb.
|
|
Ил. 5. Огненный ритуал Синто (фотография Джозефа Кэмпбелла). Япония, 1956 г Катха-Упанишада, 3–14. Упанишады – это древнеиндийские трактаты о природе человека и вселенной, на основе которых сформировались более поздние философские воззрения. Относятся как минимум кв. дон. э Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 23 Ариадна, дочь царя Миноса, влюбилась в мужественного Тесея, когда увидела его сходящим на берег в толпе несчастных афинских юношей и девушек, доставленных на корабле и обреченных на съедение Минотавру. Она сумела поговорить сними сказала, что поможет ему выбраться из лабиринта, если он пообещает увезти ее с собой с Крита и взять в жены. Он пообещал. Тогда Ариадна обратилась за помощью к мастеру Дедалу, который искусно построил этот лабиринт и помог матери Ариадны спрятать рожденное ею чудовище. Дедал дал девушке клубок простой льняной нити, которую отправившийся в лабиринт герой должен был привязать у входа в лабиринт и разматывать, когда отправится вглубь. Какая мелочь Но без этого в лабиринте спасения нет. То немногое, что нам нужно, совсем рядом – только руку протяни. Примечательно, что тот же самый мастер, что на службе преступного царя охотно замыслил ужасы лабиринта, также охотно готов послужить спасению из него. Нов помощь ему – сердце героя. На протяжении веков Дедал был символом творческой личности и ученого воплощая собой необычайное, почти дьявольское равнодушие личности, игнорирующей нормы общественной морали, и подчиняющегося не ей, а лишь своему творчеству. Такой герой следует по пути Мысли – он открыт, бесстрашен и убежден в том, что истина, к которой он стремится, освободит нас всех. Итак, мы можем, подобно Ариадне, обратиться к нему за помощью. Лен для своей путеводной нити он собрал на полях человеческого воображения. Потребовались многие столетия землепашества, десятилетия селекции, работа физическая и духовная, чтобы спрясть эту тугую нить. А нам можно даже не рисковать, отправляясь в этот путь в одиночку, ведь до нас этот путь проделали герои прежних дней этот лабиринт детально изучен нам остается лишь следовать за путеводной нитью, что указывает герою путь. Где мы опасались обнаружить мерзость и ужас, мы найдем Бога там, где мы рассчитывали вырваться на волю, мы попадем в самое средоточие собственного существования где думали остаться в одиночестве, мы воссоединимся со всеми людьми Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой. Трагедия и комедия «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Такими пророческими словами граф Лев Николаевич Толстой начал свой роман о духовном расколе героини его современности, Анны Карениной. На протяжении семи десятилетий, прошедших с тех пор, как эта сбившаяся с пути жена, мать в порыве слепой страсти бросилась под колеса поезда, символически завершив смертью физической духовную смерть заблудшей души, – роман за романом, новостные колонки газет и неслышные миру крики отчаяния, сливаясь в неистовый хор, все славят и славят быка – адское детище лабиринта яростного, разрушительного, вселяющего безумие, воплощение того бога, который милосердно обновляет мир. Современные романтические истории, как и греческая трагедия, воспевают таинство расчленения, благодаря которому жизнь продолжается. Счастливый конец вызывает справедливое презрение, потому что он вводит нас в заблуждение ибо известный и видимый нам мир, приведет нас лишь к одному концу – к смерти, разрушению, расчленению и невыразимым душевным страданиям, после того, как этот мир покинут те, кого мы любим. «Жалость – это чувство, которое охватывает наш разум в присутствии всего, что составляет глубокий и непреходящий смысл человеческих страданий, приобщая нас к страдающему человеку. Ужас – это чувство, которое охватывает разум также в присутствии всего того, что составляет глубокий и непреходящий смысл человеческих страданий, приобщая нас к скрытой причине Как отмечал Гильберт Мюррей в своем предисловии к английскому переводу «Поэтики Аристотеля трагический катарсис очищение или обновление эмоций зрителя трагедии посредством переживания жалости или ужаса) соответствует прежнему ритуальному катарсису очищению общины от скверны пороков прошедшего года, от скверны греха и смерти, функцию которого выполняли празднество и мистерии с расчленением бога-быка Диониса. Медитирующий разум вовремя мистерии сливается нес бренным, которое публично умерщвляется, ас вечным началом жизни, которое временно пребывало в этом теле, представляло собой реальность в ложном обличье (воплощая страдающее существо и тайную причину), субстрат, в котором растворяются наши личности, когда трагедия, что разбивает лицо человека разбила вдребезги, расколола и окончательно разрушила нашу бренную оболочку. Быком обернись ты, наш Вакх, наш бог, Явись многоглавым драконом Иль львом золотистым ты в очи метнись! 39 Эта гибель наших логических и эмоциональных связей с судьбоносным моментом нашей жизни, единственными неповторимым во времени и пространстве, это признание вселенского его значения и переход к новому этапу жизни, бурлящей, победоносной, уничтожающей прежних нас, эта роковая любовь – amor fati, любовь судьбоносная, которая неизбежно приводит к смерти и составляет суть искусства в этом ее радость и экстаз искупления: Настали дни мои, я слуга, Идайского Юпитера Посвященный James Joyce, A Portrait of the Artist as a Young Man (New York: The Modern Library; Random House, Inc.), p. 239. 37 Аристотель, Поэтика. Об искусстве поэзии. Аристотель. Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории. Минск: Литература, 1998). 38 Robinson Jeffers, Roan Stallion (New York: Horace Liveright, 1925), p. 20. 39 Еврипид, Вакханки, (Еврипид. Трагедии. М, 1980. Т. 2. С. 375–434.). Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 25 Куда бредет полуночный Загрей, бреду и я; Я выдержал его окрик громовой; И красные, кровавые пиры его свершил; Я выдержал Великой Матери горный пламень; Я свободен и назван именем Бахус жрецов, в кольчуги облаченных 40 Современная литература в значительной мере посвящена аллегорическим образам, переживающим болезненный раскол, окружающим нас повсюду и царящим в наших душах. Там, где подавлено естественное стремление выразить недовольство существующим нездоровым положением вещей – и нельзя выкрикнуть проклятия или провозгласить панацею – там приходит время искусства трагедии, которое оказывает на нас гораздо более мощное влияние, чем античная греческая трагедия это реалистичная, глубоко личная и многоликая трагедия демократии, где бог распят не только у дворца, но ив скромных домах обычных людей, где все получают удар плетью и пощечины. Больше не мечтают о царствии небесном, будущем райском блаженстве и отпущении грехов, нечем облегчить страдания, мы достигли высшей власти, нам осталась лишь непроглядная тьма, пустота несбывшихся надежд, готовая поглотить жизни, выброшенные из материнского лона на свет лишь для того, чтобы потерпеть крах. В сравнении с этим наши мелочные разговоры о достигнутых победах кажутся весьма жалкими. Нам слишком хорошо известно, какая горечь поражений, потерь, разочарований и несбывшихся надежд по иронии судьбы отравляет жизнь даже сильным мира сего. Потому мы не склонны ценить комедию так высоко, как трагедию. Комедия как сатира – не лишена смысла, она развлекает и помогает отвлечься от реального мира, но никогда сказка о счастье не может быть воспринята всерьез она родом из далекой, призрачной страны детства, надежно укрытой от реального мира, всем тяготам которого мы скоро глянем в лицо, подобно тому, как мифы о рае всегда предназначены для стариков, чья жизни уже позади, а рыдающие души должны быть готовы перешагнуть последний порог, открывающий переход во тьму – современное представление Запада о комедии строится на абсолютно неправильном понимании реалий, отображенных в сказке, мифе и божественных комедиях о спасении души. В древнем мире к ним относились как искусству более высокому, чем трагедия, более сложному для понимания, более стройному и содержащему больше откровений. Счастливый конец сказки, мифа и божественной комедии души должен трактоваться не как противоречие, а как превосходство над вселенской трагедией человека. Объективный мир остается прежним, но, поскольку внимание обращено внутрь самого субъекта, именно он кажется изменившимся. Где раньше боролись жизнь и смерть, появляется бессмертное существо, которому также нет дела до случайностей времени, как кипящей в котелке воде нет дела до играющих в ней пузырьков, или как космос никак не заметит появления или исчезновения галактики. Трагедия – это разрушение самой формы и нашей привязанности к формам вообще комедия – это необузданная и беззаботная, неистощимая радость торжествующей жизни. Таким образом, трагедия и комедия являются выражениями единой мифологической темы и опыта, который включает и то, и другое, будучи скрепляем ими это движение вниз и движение вверх (kathodos и anodos), которые вместе становятся откровением о жизни и которые человек должен познать и полюбить, если хочет очиститься от скверны греха (катарсис очищение) (неповиновения божественной воле) и смерти (отождествления с бренной формой Еврипид, Критяне, из Порфирий, О воздержании, IV, 6–9. См. дискуссию об этом стихе в Jane Harrison, Prolegomena to a Study of Greek Religion (3rd edition, Cambridge University Press, 1992), pp. 478–500. Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 26 «Так, изменяется все, ноне гибнет ничто и, блуждая, входит туда и сюда тела занимает любые дух Новые вечно, затем что бывшее раньше пропало, сущего не было, – все обновляются вечно мгновенья». 41 «Преходящи эти тела Воплощенного, именуемого Вечным, непреходящего, неисповедимого Миссия истинного мифа и сказки в томи состоит, чтобы поведать истину об опасностях темного внутреннего перехода от трагедии к комедии и о том, каких преодолеть. Именно поэтому происходящее в них выглядит фантастическими нереальным потому что оно отражает не физические, а психологические победы. Даже когда легенда отражает события жизни реального исторического лица, его победы преподносятся не как обычные события, а как сказочные подвиги ведь суть не в том, что именно было совершено в реальном мире, а в том, что прежде чем это свершилось, еще нечто иное, более важное и существенное должно было свершиться в лабиринте, который нам всем знаком ив который мы попадаем в наших снах. Хотя герой мифа ходит по твердой земле, его путь всегда ведет внутрь – в глубины, где ему предстоит борьба с темными силами и к нему возвращаются силы давно утерянные, забытые, необходимые для преобразования мира. Но вот подвиг совершен, всем несчастьям положен конец, свершилась победа над беспощадным временем и покорено пространство но еще свежа память о пережитом ужасе, еще слышны пронзительные крики боли, и жизнь теперь наполняется всеобъемлющей торжествующей любовью и сознанием своего собственного несокрушимого могущества. Обычно незримый, тлеющий в непроницаемых глубинах, свет с громким ревом прорывается наружу. И тогда страшные раны кажутся тенями имманентной, нетленной вечности время уступает славе и мир наполняется удивительной, ангельской, но, возможно, монотонной и навевающей дремоту музыкой небесных сфер. Как все счастливые семьи, все мифы о спасении и спасенные миры похожи друг на друга Овидий, Метаморфозы, XV. 42 Бхагавадгита, 2:18. Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 27 Ил. 6. Укротитель чудовищ (необработанные ракушки и ляпис лазурный. Шумер, Ирак гг. дон. э Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой. Герой и бог Традиционный миф о приключениях героя обычно представляет в преувеличенном виде все обряды перехода уединение – инициация – возвращение к обычной жизни, которую можно назвать центральным блоком мономифа. 43 Прометей вознесся на небеса, похитил у богов огонь и спустился вниз. Ясон, проплыв через Симплегады, попал в чудесное море, перехитрил дракона, охранявшего золотое руно, и с новыми силами вернулся с этой добычей, чтобы вырвать принадлежащий ему по праву трону узурпатора. Эней спустился в подземный мир, переплыл Ахерон, одолел неподкупного Цербера, свирепого трехглавого пса, и, наконец, говорил с тенью умершего отца. Ему открылось все судьбы душ, участь Рима, который он должен был основать, и то, как невзгод избежать или легче снести их Через ворота из слоновой кости он вернулся в обычный мир, чтобы исполнить намеченное. Герой решается покинуть обыденный мири направляется в область удивительного и сверхъестественного (x): там он встречается с фантастическими силами и одерживает решающую победу (y): в этом таинственном приключении герой обретает способность принести благо своим соплеменникам (z). 43 Слово «мономиф» взято из романа Джейма Джойса Поминки по Финнегану» (Ориг. изд. New York: Viking Press, Inc., 1939). 44 Вергилий, Энеида, VI. Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 29 Возвышенное повествование о трудностях, выпавших на долю героя, их величественная суть, глубина их постижения и самоотверженность при выполнении задуманного представлены в передаваемой из поколения в поколение легенде о Великих Испытаниях Будды. Молодой принц Гаутама Шакьямуни тайком покинул дворец своего отца, чудом миновал на великолепном коне Кантхака охраняемые ворота и поскакал в ночь при свете факелов четырежды шестидесяти тысяч богов, легко преодолел величавую реку шириной в одиннадцать сотен и двадцать восемь локтей, а затем одним взмахом меча срезал свои королевские локоны – а оставшиеся волосы длиной в два пальца завились вправо и плотно обвили его голову. Облачившись в монашеские одежды, он отправился странствовать в облике нищего, и за годы этого, на первый взгляд бесцельного, скитания постиг и прошел восемь стадий медитации. Он жил как отшельник еще шесть лети, стремясь к великой цели, дошел до высшей степени аскезы, и, казалось, пришла его смерть, но он вскоре воскреси вернулся к менее суровой жизни странствующего аскета. Однажды, сидя поддеревом, он созерцал восточную часть света, и вдруг дерево озарилось сиянием. Явилась юная девушка по имени Суджата и поднесла ему молочный рис в золотой чаше. Когда Будда бросил пустую чашу в реку, та поплыла вверх, против течения в знак того, что он приближается к своей цели. Он поднялся и направился по дороге, проложенной богами, ширина которой была одиннадцать сотен и двадцать восемь локтей. Змеи, птицы, лесные и полевые божества приветствовали его цветами и райским благоуханием, звучала музыка небесного хора, десять тысяч миров были наполнены благоуханиями, гирляндами цветов, гармонией и приветствовали его ибо он был на пути к великому дереву Просветления, дереву Бодхи, под которым он должен был принести освобождение этому миру. С решительным намерением он расположился поддеревом Бодхи в Месте Покоя, и тут же передним возник Кама- Мара, бог любви и смерти. Грозный тысячерукий бог явился верхом на слоне ив каждой руке держал оружие. На двенадцать лиг передним простиралась его армия – на двенадцать лиг влево и на двенадцать вправо от него, а позади него – до самой границы мира и на девять лиг в высоту. Боги, защитники вселенной, начали сражение, но будущий Будда сидел неподвижно поддеревом. И тогда бог устремился к нему, стремясь нарушить его сосредоточенность Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 30 Ил. 7. Будда Шакьямуни под Деревом Бодхи (резьба по аспидному сланцу. Индия, конец – начало X в. н. э. Просветление Будды – это центральный момент в восточной мифологии, такой же важный, как и распятие Христа в западном мире. Будда поддеревом просветления (деревом Бодхи) и Христос на Святом Кресте (древе Искупления людских грехов) – это аналогичные фигуры, воплощающие образ Спасителя и мотив Мирового древа, один из древнейших символов с незапамятных времен. В последующих эпизодах мифа можно найти много вариантов событий. Место Покоя и гора Голгофа являются образами Сердцевины Мира, Мировой Оси. Призыв к Земле стать свидетельницей происходящего в традиционном искусстве буддизма представлен в виде Будды, положившем на правое колено правую руку, с пальцами, слегка касающимися Земли Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 31 Смысл в том, что буддистское учение невозможно передать словами, его можно лишь постичь на пути Просветления. Эта доктрина о непостижимости Истины, которая пребывает вне форм и имен, составляет основу учения великого Востока, а также присутствует в воззрениях Платона и его последователей. В то время как научные истины можно передать другим, поскольку они представляют собой доступные для демонстрации гипотезы, построенные на фактах, ритуал, мифология и метафизика суть проводники, которые ведут к грани откровения, последний шаг, который каждый человек может совершить лишь в сосредоточенном молчании. Поэтому в санскрите одно из слов, обозначающих мудрый – это muni («молчаливый»). Шакьямуни – одно из имен Будды Гаутамы – означает молчаливый мудрец из клана Шакья». Хотя они является основателем одной из главных мире религий, которые проповедуются перед людьми, главное в ней остается скрытыми постигается в молчании. Противник обрушил на Спасителя смерчи, камни, громы и молнии, дымящееся оружие с острыми лезвиями, горящие уголья, горячий пепел, кипящую грязь, обжигающие пески и четырехкратную тьму, но все брошенное против него превращалось силой десяти совершенств Гаутамы в небесные цветы и благовония. Тогда Мара послал против него своих дочерей, Желание, Томление и Вожделение, окруженных внушающей сладострастные желания свитой, но им также не удалось отвлечь разум Великого Сущего. Наконец, утверждая свое право сидеть в Месте Покоя, этот бог в гневе метнул острый, как лезвие бритвы, диски приказал своему устрашающему войску забросать его горными утесами. Но Будущий Будда лишь двинул своей рукой, чтобы коснуться кончиками пальцев земли, призывая таким образом богиню Землю засвидетельствовать его право сидеть там, где он сидит. И та откликнулась сотней, тысячью, сотней тысяч громов, и вот слон противника пал на колени в почтительном поклоне перед Будущим Буддой. Армия тут же рассеялась, и боги всех миров осыпали его гирляндами цветов. Одержав эту победу перед заходом солнца, победитель в первую ночную стражу обрел знание своих прошлых жизней, во вторую стражу – божественное око всеведущего видения ив последнюю стражу – понимание цепи причинности. С приходом рассвета он испытал полное просветление. Затем семь дней Гаутама – теперь уже Будда, Просветленный – сидел в блаженной неподвижности семь дней стоял он в стороне, созерцая место, где обрел просветление семь дней ходил он между тем местом, где сидели тем, где стоял семь дней пребывал он в шатре, воздвигнутом богами, и обдумывал учение о причинах всего сущего и избавления от страданий; семь дней сидел он поддеревом, где девушка Суджата поднесла ему молочный рис в золотой чаше, и медитировал о доктрине блаженства Нирваны он перешел к другому дереву, и страшная буря бушевала семь дней, но из корней дерева явился Царь Змей и защитил Будду, развернув свой капюшон и, наконец семь дней Будда просидел под четвертым деревом, все еще предаваясь блаженству освобождения от страданий. Затем он усомнился в том, что сможет передать свое откровение другими подумал, не оставить ли мудрость в себе нос небес снизошел бог Брахма и просил его стать учителем богов и людей. Так Будда приблизился к тому, чтобы проповедовать учение о Пути И тогда он отправился обратно в города к людям, где проповедовал им о том, что есть Путь. Ветхий Завет повествует о похожем эпизоде в легенде о Моисее, который в третий месяц после исхода сыновей Израиля из земли Египетской пришел с народом своим в Синайскую С сокращениями из Jataka, Introduction, i, pp. 58–75 (Buddhism in Translations [Harvard Oriental Series 3], [Cambridge, MA: Harvard University Press, 1896], pp. 56–87), и Lalitavistara as rendered by Ananda K. Coomaraswamy, Buddha and the Gospel of Buddhism (New York: G. P. Putnam’s Sons, 1916), pp. 24–38. Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 32 пустыню; и там сыны Израиля разбили лагерь против горы. И взошел Моисей на гору, и воззвал к нему Господь с горы. Господь дал ему каменные Скрижали Закона, повелев Моисею вернуться сними к сынам Израиля, избранному Богом народу. 46 Еврейская народная легенда гласит, что вдень этого откровения с горы Синай доносились раскаты грома. Вспышки молний, сопровождаемые нарастающим трубным гласом, повергли народ в сильный трепет и страх. Бог склонил к земле небеса, привел в движение землю и потряс границы мира, так что задрожали глубины и страх объял небеса. Его величие явилось через четыре портала – через огонь, землетрясение, бурю и град. Цари земли затрепетали в своих дворцах. Сама земля в страхе ждала уже начала воскресения мертвых, когда ей придется отвечать за кровь убиенных, что она впитала, и за тела умерщвленных, что она укрыла. Земляне успокоилась, пока не услышала первые слова Десяти Заповедей. Небеса разверзлись, и гора Синай, освободившись из земли, поднялась в воздух, так что ее вершина ушла в небо, касаясь подножия Трона Господня, а ее склоны укрыло густое облако. Явился Бог, сопровождаемый по одну сторону двадцатью двумя тысячами ангелов с коронами для Левитов – единственного рода, оставшегося верным Господу, в то время как остальные поклонялись золотому тельцу. По другую сторону от него стояли шестьдесят мириад три тысячи пятьсот пятьдесят ангелов, и каждый с огненной короной для каждого сына израильского народа. Вдвое большее число ангелов стояло по третью сторону в то время как с четвертой стороны их было неисчислимое множество. Ибо Господь явился нес одной стороны, а сразу отовсюду одновременно, что, однако, не помешало и небесами земле преисполниться Его славы. Несмотря на эти несметные армады, на горе Синай не было толчеи, не было столпотворения, места хватало всем. 48 Мы вскоре убедимся, что, будь то подробные описания деяний героев Востока, долгие описания древних греков или величественные строфы Библии, приключение героя, как правило, развивается в логике основных сюжетных линий, описанных выше удаление от мира, приобщение к некоему источнику силы и возвращение в обычный мир с источником новой энергии, которая вернет утраченную некогда жизнь. Гаутама Будда принес на Восток благословенный дар – свое удивительное учение о Законе Добра – точно также, как Запад обрел заповеди Моисея. Греки считали, что благодаря самоотверженности Прометея человечество получило огонь, которому оно обязано самим своим существованием, а римляне утверждали, что Эней, покинув павшую Трою и леденящий душу мир мертвых, основал их город, средоточие всего мира. Повсеместно, будь то любая сфера человеческой деятельности – религиозная, политическая или область личной жизни, – акты истинного творчества сначала предстают как смерть героя для всех окружающих и внешнего мира, и возвеличивается все, что происходит с ним в период небытия, после которого он, возрожденный, с новыми созидательными силами возвращается в этот мири человечество единодушно представляет события именно так. Нам нужно всего лишь проследить за бесчисленными героями, проходящими классические стадии общего для них всех приключения, чтобы снова увидеть то, что всегда являлось в откровении. Так мы сможем понять не только значение этих образов для современной жизни, но и единство человеческого духа в его стремлениях и превратностях, его силу и его мудрость Исход, 19:3–5. 47 Myriad (англ) – десять тысяч. – Примеч. пер Louis Ginzberg, The Legends of the Jews (Philadelphia: The Jewish Publication Society of America, 1911), vol. III, pp. 90–94. Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 33 Последующие страницы будут представлять собой одно общее сказание о множестве символических жизнеописаний, которые принципиально важны для каждого человека. Первая большая стадия, стадия уединения или исхода, будет представлена в пяти подразделах главы, части I: 1. Зов странствий, или знаки призвания героя. Отказ откликнуться на зов, или безрассудное бегство от бога. Сверхъестественное покровительство, неожиданная поддержка того, кто отправился в предначертанный ему путь, полный приключений. Преодоление первого порога. Чрево кита, или вступление в царство ночи. Стадия испытаний и побед инициации будет рассмотрена в шести подразделах главы II: 1. Путь испытаний, или опасные лики богов. Встреча с Богиней (Magna Mater), или блаженство вновь обретенного младенчества. Женщина как искусительница, прозрение и агония Эдипа. 4. Примирение с отцом. Апофеоз. Награда в конце пути». Возвращение и воссоединение с обществом, которое необходимо для постоянного круговорота духовной энергии в мире и которое, сточки зрения общества, является оправданием для длительного отшельничества, может оказаться наиболее трудным испытанием для самого героя. Ибо когда он, подобно Будде, преодолев все трудности, приходит в состояние полной гармонии абсолютного просветления, возникает опасность, что это блаженное состояние может стереть из его памяти все беды мира, что он утратит интерес к миру и чаяниям людей или же ему может показаться слишком сложной проповедь пути к просветлению людям, обремененным житейскими проблемам. Но если герой, вместо того чтобы пройти через все предварительные испытания, подобно Прометею, просто устремляется к цели и овладевает (силой, хитростью или благодаря удаче) благом, предназначающимся миру, то силы, которые он вывел из равновесия, могут прийти в такое возмущение, что он будет сокрушен как извне, так и изнутри – распят, подобно Прометею, на скале своего собственного бессознательного, которое он хотел безнаказанно обойти. Герой может благополучно и добровольно вернуться в мир людей и встретить при этом абсолютное непонимание и равнодушие тех, кому он пришел на помощь, и потерпеть поражение. Мы обсудим такой вариант завершения героических приключений в главе III под шестью подзаголовками. Отказ возвращаться, или отвержение мира. Волшебное бегство, или побег Прометея. Спасение извне. Преодоление порога, возвращение домой, или возвращение в мир повседневности. Властелин двух миров. Свобода жить, характер и функция предельного блага. Если герой в своем приключении совершает полный круг, это представлено как негативное явление в историях о потопе, например, где не герой обретает силу, а сама сила противостоит герою, ион снова повержен. Истории о потопе рассказывают во всех уголках света. Они составляют неотъемлемую часть архетипичного мифа о земле, ив силу этих причин будут рассматриваться в части II Космогонический цикл. Герой из легенд о потопе символизирует присущую человеку от рождения способность к выживанию, даже если на него обрушиваются самые страшные природные катаклизмы или он падет жертвой страшных грехов Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 34 Собирательный герой мономифа обладает исключительными способностями. Часто соплеменники оказывают ему почести, часто бывает итак, что он не получает их признания и даже становится объектом презрения. Ему и/или миру, в котором он живет, не хватает символов. В сказках это бывает какая-то небольшая деталь, например, у него нет золотого кольца, а в сказаниях об Апокалипсисе ущерб нанесен всей физической или духовной жизни на земле, она обращается в прах или находится на грани этого. Обычно сказочный герой добивается локальной победы в пределах своего микрокосма, а герой мифа – победы всемирно-исторического, макрокосмического масштаба. В то время как герой сказки – младший или презираемый ребенок – обретает необычайные способности и одерживает победу над теми, кто его обижает, герой мифа в конце своего приключения добывает средство для возрождения всего своего общества в целом. Герои какого-то отдельного племени или страны, например китайский император Ци Хуан Ди, Моисей или Тескатлипока у ацтеков, приносят ценный дар своему собственному народу герои универсальные – Магомет, Иисус, Гаутама Будда – несут свое послание для всего мира. Вызывает ли наш герой смех или исполнен величия, грек он или варвар, еврей или кто- то еще – его приключения в основном сходны и мало в чем отличаются у разных народов. Народные сказки изображают героическое деяние как событие материальное высокоразвитые религии акцентируют его нравственную значимость несмотря на все это, в морфологии приключения, в действующих персонажах и одерживаемых ими победах обнаруживается удивительно мало различий. Если тот или иной основной элемент архетипной схемы в конкретной сказке, легенде, ритуале или мифе не упоминается явно, он обязательно так или иначе образом подразумевается – а то, что о нем явно не упоминали, как мы вскоре это увидим, может очень многое рассказать нам об истории и патологии данного примера. Часть II, Космогонический цикл, разворачивает перед нами великое видение сотворения и гибели мира, ниспосланное как откровение герою, которое предвещает успех его миссии. Глава I, Эманации, рассказывает о зарождении из пустоты различных форм вселенной. Глава, Непорочное зачатие, посвящена рассмотрению животворящей и искупительной роли женского начала – в качестве Матери Вселенной, на уровне макрокосма, а затем Матери Героя, на уровне микрокосма человека. Глава III, Метаморфозы героя, прослеживает ход легендарной истории человечества через типичные стадии, где герой появляется на сцене в разных обличьях, соответственно меняющимся потребностям рода человеческого. И, наконец, глава Растворение, рассказывает о предреченном конце – сначала героя, а затем окружающего его мира. Удивительно, как много общего в описании космогонического цикла в священных текстах разных континентов и приключение героя предстает в новом свете ведь теперь оказывается, что его подвиги и риск были направлены не на поиск чего-то нового, а на обретение чего-то утраченного, стремились не к новым открытиям, а к открытию чего-то ранее существовавшего. Оказывается, что он с самого начала обладал теми божественными силами, к которым он стремился и которые обрел с таким трудом, они всегда жили в его сердце. Оказывается, он царский сын, наконец узнавший о своем истинном предназначении и ставший отныне обладателем особой силы – Божьим сыном, постигшим все значение своего положения. С этой точки зрения герой символизирует тот созидательный и искупительный образ, который каждый из нас несет в себе, который лишь ждет своего часа, чтобы пробудиться к жизни. «Ибо Единое, ставшее многим, остается Едиными неделимым, нов каждой части своей есть весь Христос, – читаем мы у святого Симеона-младшего (949–1022 н. э Мы не будем обсуждать дискуссии поэтому вопросу в данной книге. На ту тему сейчас готовится издание. [Кэмпбелл имеет здесь ввиду четыре тома Масок Бога (The Masks of God) – Ed.] В этой книге производится сравненительное, а не генетическое исследование. Наша цель здесь – показать, что основные параллели между самими мифами и их интерпретациями присущи самим мифам, а также их интерпретациями использованию Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 35 «Я увидел Его в своем доме, – продолжает святой. – Он явился неожиданно среди всех этих обычных вещей, и невыразимым образом соединился и слился со мною, и вошел в меня, как будто между нами ничего не было, как огонь в железо и свет в стекло. И Он сделал меня подобным огню и свету. И я стал тем, что я видел прежде и созерцал издалека. Яне знаю, как мне передать вам это чудо Я человек по природе и Бог по милости Господней». 50 Подобное видение описывается ив апокрифическом Евангелии Евы. «Я стояла на высокой горе и увидела огромного мужчину и другого карлика и я услышала как бы глас грома и подошла ближе, чтобы слышать; и Он заговорил ко мне и сказал Я есть ты, и ты есть Я и где бы ты ни была, там есть и Я. Я рассеян во всеми когда бы ты ни пожелала, ты вбираешь Меня, и, вбирая Меня, ты вбираешь себя». 51 И герой, и его высшее божество, искатель и предмет исканий – воспринимаются как внешнее и внутреннее проявления одной тайны, которая сама в себе отражена и является отражением мистерии реального мира. Великий подвиг сверхъестественного героя заключается в том, чтобы показать это единство в многообразии и после поведать о нем другим В The Soul Afire (New York: Pantheon Books, 1944), p. 303. 51 Цит. по Epiphanius, Adversus haereses, xxvi, 3. Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой. Центр мироздания После того как приключения героя успешно завершены, поток жизни освобождается и питает реальный мир. Чудесная сила этого потока может быть представлена в физическом смысле как циркуляция живительной субстанции, динамически – как поток энергии, а духовно как проявление высшей благодати. Такие представления легко сменяют друг друга, отображая три степени концентрации одной жизненной силы. Обильный урожай является знаком милости Господней милость Господня – это пища души удар молнии – это предвестник благодатного дождя ив тоже самое время проявление освобожденной божественной энергии. Милость Господня, питающая материя, энергия – все это питает живой мири всякий раз, когда этот процесс останавливается, жизнь прекращается и наступает смерть Д. Кэмпбелл. «Тысячеликий герой» 37 |