философия. Методические указания для подготовки к семинарам и тексты для чтения по дисциплине философия

• Название: Методические указания для подготовки к семинарам и тексты для чтения по дисциплине философия
• Анкор: философия
• Дата: 08.09.2019
• Размер: 232.5 Kb.
• Имя файла: Metodichka_filosofia_Chast_1.doc
• Тип: Методические указания; #86295
• страница: 1 из 5

Н. И. МАРТИШИНА


ПЛАНЫ СЕМИНАРСКИХ ЗАНЯТИЙ,

МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ

ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К СЕМИНАРАМ И

ТЕКСТЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ ПО ДИСЦИПЛИНЕ «ФИЛОСОФИЯ»
ЧАСТЬ 1

ОМСК 2002

Министерство путей сообщения Российской Федерации

Омский государственный университет путей сообщения

__________________________
Н. И. МАРТИШИНА


ПЛАНЫ СЕМИНАРСКИХ ЗАНЯТИЙ,

МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ

К СЕМИНАРАМ И ТЕКСТЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ

ПО ДИСЦИПЛИНЕ «ФИЛОСОФИЯ»
Часть 1
Утверждено редакционно-издательским советом университета

Омск 2002


УДК 101

ББК 87.1
Планы семинарских занятий, методические указания для подготовки к семинарам и тексты для чтения по дисциплине «Философия». Ч.1 /

Н. И. Мартишина. Омский гос. ун-т путей сообщения. Омск, 2002. 40 с.
Настоящее издание включает в себя учебные материалы по тематическим разделам курса «Предмет философии» и «Онтология».

Дана общая характеристика проблематики каждого раздела, приведены планы семинарских занятий и список литературы для подготовки, предлагаются фрагменты философских текстов, наиболее характерных и значимых для понимания вопросов каждой темы.

Предназначены для студентов дневного отделения всех специальностей.
Библиогр.: 24 назв.
Рецензенты: доктор ист. наук, профессор А. В. Гайдамакин;

канд. филос. наук, доцент Е. С. Улевич.

© Омский гос. университет

путей сообщения, 2002
СОДЕРЖАНИЕ
Введение……………………………………………………………………… 5

Методические указания для подготовки к семинарам………………….… 7

Раздел 1. Предмет философии и формы ее существования……………..... 7

Семинар 1. Предмет философского познания…………………………...… 8

Тексты для чтения………………………………………………………..….. 9

Ж. Маритен о предназначении философии …………………………..…… 9

Н. А. Бердяев о соотношении философии, религии, науки…………....… 11

Семинар 2. Истоки философского мышления………………………….… 15

Тексты для чтения……………………………………………………….…. 15

А. Камю. Миф о Сизифе…………………………………………….……... 15

Семинар 3. Уровни философского мышления………………………….... 21

Тексты для чтения………………………………………………………….. 21

Гномическое учение семи мудрецов……………………………………… 21

Раздел 2. Историческое развитие онтологии…………………………….. 24

Семинар 4. Формирование онтологии…………………………………..… 25

Тексты для чтения………………………………………………………….. 26

«Даодэцзин» о бытии и небытии …………………………………...…….. 26

Парменид о небытии…………………………………………………...…... 28

Платон о материи и идеях……………………………………………...….. 28

Семинар 5. Средневековая онтология………………………………...…... 29

Тексты для чтения……………………….…………………………...…….. 30

А. И. Введенский об истинном и кажущемся бытии …..……..………..... 30

Семинар 6. Классическая и неклассическая научная картина мира….…. 34

Тексты для чтения………….……………………………………………..... 34

Гейзенберг о научной картине мира……………………….…………….... 34

ВВЕДЕНИЕ
Слово «философия» происходит от греческих «филиа» (любовь, возвышенная привязанность) и «софия» (мудрость) и означает соответственно в буквальном переводе «любовь к мудрости». Как и для многих других терминов, происхождение слова раскрывает его современное содержание, но не полностью. Первоначальный замысел философии (выраженный в данном слове) включал в себя, с одной стороны, стремление к постижению главных, ключевых проблем человеческого бытия, с другой  понимание недостаточности имеющихся знаний, необходимости совершенствования.

Философия – одна из самых традиционных форм знания, она появилась раньше других научных дисциплин и составляет неотъемлемую часть каждой развитой культуры. Г. Гегель характеризовал место философии в культуре следующим образом: философия – «самосознание культуры», философия – это «современная ей эпоха, постигнутая в мышлении».

Объектом философского осмысления является отношение человека к миру. Философия выявляет и анализирует фундаментальные ценности человеческого бытия (т. е. ориентиры деятельности, наиболее значимые для человечества). Философия исследует их природу, т. е. основание их существования.

Например, центральным понятием науки и основной целью науки как деятельности является истина. Философия стремится прояснить это понятие, обсуждая вопросы: что такое истина; чем отличается истина от заблуждения, каковы способы их различения; истина универсальна или у каждого своя; могут ли люди вообще познавать истину или познать ее исчерпывающим образом; какие средства у нас для этого имеются, надежны ли они, достаточны ли?

Аналогичным образом философия анализирует другую фундаментальную ценность – добро, задавая вопросы: что такое добро и зло, каково их происхождение, как различить их в конкретной ситуации; каким должен быть человек (проблема идеала), «существует ли возвышенный и низменный образ жизни или все это суета?» (Б. Рассел); существует ли социально-политический идеал и каковы возможности его достижения?

Именно потому, что философия всегда стремится найти глубинные основания ценностей, на которые ориентированы иные сферы культуры, она оказывается необходимым условием существования остальных сфер. В сложные, переломные моменты развития сфер культуры (например, кризис в науке, смена научной картины мира) их философские основания выходят на первый план, начинают явно обсуждаться. Философия обобщает знания о различных сферах культуры, поэтому философию иногда определяют как науку о наиболее общих закономерностях природы, общества и мышления.

Философия исследует не только глобальные ценности человечества, но и ценности индивидуального человеческого бытия: любовь, выбор, свобода, жизнь, смерть и т. д. Так возникает, например, важнейшая философская проблема: можно ли утверждать, что человек живет ради чего-то, что жизнь его имеет смысл? Если да, то в чем этот смысл?

Обращение к предельному, наиболее глубокому пониманию истоков бытия лежит в основе термина “метафизика”, который традиционно использовался как второе название философии. Метафизика (одно из значений) – учение об основополагающих принципах и началах бытия. Так трактовал предмет философии Аристотель. Он определил философию как науку о неподвижных и вечных сущностях, о сущем самом по себе.

Исследование философией ключевых проблем жизни человека определяет ее как основу мировоззрения. Мировоззрение – это совокупность общих представлений человека об окружающем мире, своем месте в нем, а также вытекающих из этого жизненных принципов и ориентаций человека. И. Кант считал: главная проблема философии – что такое человек. Чтобы раскрыть ее, надо ответить на три вопроса: что я могу знать; что я должен делать; на что я могу надеяться? Эти вопросы и определяют мировоззрение человека.

Мировоззрение конкретного человека складывается из его собственных жизненных обстоятельств и совокупности культурных воздействий. Мировоззрение – не просто определенные знания, это убеждения, вера, эмоциональный фон отношения к жизни и к другим людям. Стихийно формирующееся мировоззрение обычно не контролирует специально достоверность и согласованность входящих в его состав представлений. Задача философии – систематизация мировоззрения, т. е. упорядочение, установление связей, устранение противоречий, разграничение главного и второстепенного. Одна из функций философии состоит в том, чтобы помочь человеку выработать свое отношение к окружающему миру и найти с ним гармонию. Это далеко не всегда означает, что философия разъясняет, наставляет, предлагает некоторые решения. Иногда роль философии состоит как раз в проблематизации, в том, чтобы показать истинную сложность вопросов, в которых человек удовлетворился элементарным решением.

Для истинных философов философия всегда была не только знанием, но и духом, образом жизни.

МЕТОДИЧЕСКИЕ УКАЗАНИЯ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К СЕМИНАРАМ

РАЗДЕЛ 1

ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФИИ И ФОРМЫ ЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ

Результатом изучения данного раздела должно быть сложившееся представление о назначении философии, о круге философских проблем, о границе между философскими и нефилософскими проблемами и рассуждениями. Следует обратить внимание на две тенденции, сосуществующие в предметном самоопределении философии. С одной стороны, философия имеет четко определенный предмет исследований, ее нельзя трактовать расплывчато как «науку обо всем»: она имеет свои задачи, свои функции в познании и культуре в целом. С другой стороны, многие выдающиеся философы по-своему расставляют смысловые акценты, определяя, что в философии главное, а философия существует в различных формах: направления, школы, тематические разделы, теоретические концепции и художественно-метафорические тексты. Задача, следовательно, заключается в том, чтобы увидеть за разнообразием форм философии и философствования инвариант, определяющий сущность философии.

При подготовке к семинару 1 выделите в материалах лекции и в учебной литературе различные формулировки, определяющие философию. Отметьте, в чем они расходятся, и попробуйте ответить на вопрос: что их объединяет, какая идея присутствует во всех определениях без исключения?

Прочтите фрагмент статьи Ж. Маритена (французского философа ХХ в.). Какие признаки Маритен считает существенными для философии? Что означает внеутилитарность как характеристика философии? В чем состоит общественная потребность в философии?

И Ж. Маритен, и Н. А. Бердяев говорят о враждебности диктаторов к философии. Как вы думаете, почему? Как это связано с сущностью и предназначением философии?

Н. А. Бердяев рассматривает отношения между философией, религией и наукой (имеются в виду науки о природе, естествознание). Какие признаки определяют их разграничение? В чем специфика философского познания? Свяжите характеристику специфики философии у Бердяева с понятием «мировоззрение». Какие функции выполняет философия как мировоззрение? Может ли быть мировоззрение без философии? Выпишите из философского энциклопедического словаря точное определение понятия «мировоззрение» (можно использовать разные издания словаря).

Понимание специфики философии как способа понимания мира расширяет семинар 2, где философия сравнивается с мифологией – исторически первой, предшествующей философии попыткой построить целостную картину реальности. Выделите темы, проблемы, которые поставила мифология и продолжает рассматривать философия. А в чем принципиальное различие этих двух способов понимания мира? Разберитесь, в чем сущность следующих характеристик мифологического мышления: антропоморфизм, ассоциативность, генетизм, функциональность, бинарность. Сохраняются ли какие-либо из названных характеристик при переходе от мифологии к философии?

Ознакомьтесь с фрагментами философского эссе А. Камю «Миф о Сизифе: Эссе об абсурде». Вспомните сюжет классического мифа о Сизифе и значение выражения «сизифов труд». В чем смысл сравнения судьбы Сизифа и жизни современного человека? Сделайте вывод: чем отличается философская интерпретация от классического мифа?

Базовым для семинара 3 будет сложившееся понимание специфики философии; здесь оно позволит проследить присутствие философии на различных уровнях осмысления реальности. Кроме философии в собственном смысле – специализированного, профессионального знания – существуют неспециализированные формы философствования в рамках обыденного и художественного мышления. Типичным выражением обыденной философии является афоризм, художественной философии – произведение, в котором есть некоторая общая идея ценностного характера.

Подумайте, какое известное вам литературное произведение можно отнести к художественной философии, сформулируйте его обобщающую идею. Выберите из предложенных сборников афоризмы, которые вас заинтересуют.

Не любой афоризм является философским: в философском афоризме (в соответствии с общим определением философии) должно устанавливаться обобщенное ценностное отношение человека к реальности и должен присутствовать выход за пределы привычного, известного, тривиального. Подумайте, какие из выбранных афоризмов действительно являются философскими, и постарайтесь это обосновать.
Семинар 1

ПРЕДМЕТ ФИЛОСОФСКОГО ПОЗНАНИЯ

1. Отношение человека к миру как объект философского исследования. Круг проблем философии. Критическая направленность философии.

2. Философия в культуре. Отношение философии к религии и науке.

Список литературы
1. Философский энциклопедический словарь / Под ред. С. С. Аверинцева, Э. А. Араб оглы, Л. Ф. Ильичева и др. М., 1989. С. 366, 367.

2. Философия: Справочник студента / Г. Г. Кириленко, В. Е. Шевцов. М., 1999. С. 9  18.

3. Философия / Под ред. В. Н. Лавриненко, В. П. Ратникова. М., 1998. С. 8  12, 21  23.

4. Философия / Под ред. В. П. Кохановского. Ростов-на-Дону, 1995. С. 9  25.

5. Спиркин А. Г. Философия. М., 1999. С. 5  11.
ТЕКСТЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ
Ж. Маритен о предназначении философии
Таким образом, мы приходим к существенному вопросу: чему служит философия? Философия сама по себе выше утилитарной сферы. И по этой причине философия в высшей степени необходима людям. Она заставляет их вспомнить о высшей пользе тех вещей, которые имеют отношение не к средствам, а к цели. Ведь люди не живут лишь хлебом, витаминами и техническими открытиями. Они живут ценностями и реалиями, которые возвышаются над временем и достойны познания сами по себе; они питаются той невидимой пищей, что поддерживает жизнь духа и заставляет их задуматься не только о тех или иных средствах, служащих их жизни, но и о самом смысле существования, страдания и надежды.

Философ во граде свидетельствует о высшем достоинстве мышления; он демонстрирует то, что в человеке является вечным, он стимулирует нашу жажду чистого, незаинтересованного поз­нания, постижения тех фундаментальных реалий, затрагивающих природу вещей, природу духа, самого человека, Бога, что выше и независимо от всего, что мы можем сделать, произвести или сотворить и от чего зависит вся наша практическая активность, поскольку мы, прежде чем действовать, мыслим, и ничто не может ограничить поле нашего мышления: наши практические решения зависят от позиции, занимаемой нами относительно предельных вопросов, которые человеческая мысль способна поставить. Вот почему философские системы, которые не пред­назначены для практического использования и применения, обладают, как я отметил вначале, таким влиянием на человече­скую историю. (…)

Философия есть по существу незаинтересованная деятельность, ориентированная на истину, притягательную саму по себе, а не на утилитарную активность, направленную на овладение вещами. И именно поэтому мы нуждаемся в ней. Если философия и есть одна из сил, которая способствует движению истории и трансформациям, происходящим в мире, это случается потому, что философия в своем изначальном предназначении, состоящем в метафизическом проникновении в бытие, крайне внимательна к выявлению и созерцанию того, что есть истина в определенных сферах, обладающих самостоятельной значимостью вне зависимости от происходящего в мире, и как раз по этой причине она оказала существенное влияние на мир.

Два аспекта деятельности философа во граде обладают, как мне кажется, особой значимостью именно сегодня. Они затрагива­ют Истину и Свободу.

Чрезвычайной опасностью, которая угрожает современным обществам, является ослабление чувства Истины. С одной стороны, люди весьма привыкли мыслить по принципу вопросов и ответов, приспособляясь к окружающим условиям; с другой стороны, они так дезориентированы политической рекламой и пропагандой, искусно использующими язык, что испытывают соблазн оставить всякий интерес к истине: для них имеют значение лишь практические результаты или чисто материальное постижение фактов и цифр без внутренней связи с какой-либо реально постигаемой истиной, философ, посвящая себя собственно умозрительной задаче, оставляет вне своего внимания интересы людей, или социальной группы, или государства, и напоминает обществу об абсолютном и неколебимом характере Истины.

Говоря о Свободе, он напоминает обществу, что свобода есть условие мыслительной деятельности. И это  требование самого общего блага общества, которое распадается, как только страх, превращаясь во внутреннее убеждение, становится своего рода показателем человеческого ума. Итак, философ, даже если он заблуждается, по крайней мере свободно критикует то, к чему привязаны его современники. Сократ дал образец такой критиче­ской деятельности, которая внутренне присуща философии. Даже если град высказал ему свою признательность в весьма специфиче­ской форме, он остается великим примером философа во граде. Наполеон не без основания ненавидел идеологов, и диктаторы, повинуясь общему правилу, ненавидят философов. (…)

Я говорил прежде всего о спекулятивной, или теоретической, философии, основной ветвью которой является метафизика. Имя Сократа приводит нас к другому типу философии, а именно к моральной, или практической, философии.

Здесь потребность общества в философии, в здравой философии, обнаруживается самым непосредственным образом.

Довольно часто приходится констатировать, что наука снабжает нас средствами все более могучими, все более удивитель­ными. Но эти средства могут быть использованы и во благо, и во зло. Это зависит от целей, во имя которых их употребляют. А установление истинных и подлинных целей человеческой жизни не относится к области науки. Оно принадлежит мудрости. Другими словами, оно относится к области философии  и дабы сказать всю правду,  не только лишь к философской мудрости, но также к мудрости, что исходит от дара Божьего. С этой точки зрения град испытывает потребность в философах. В еще большей степени ему нужны святые.

С другой стороны, науки о человеке  психология, социология, этнология  дают нам неисчислимый и все возраста­ющий материал относительно поведения отдельных людей и коллективов, а также фундаментальных компонентов жизни и человеческой цивилизации. Это очень помогает нам в нашем усилии по проникновению в мир человека. Но весь этот материал, все огромные фактические данные не представили бы никакой пользы, если бы они не были интерпретированы способом, позволяющим нам раскрыть, что есть человек. И именно на долю философа выпадает эта работа по интерпретации.

Маритен Ж. Философ в мире. М.: Высшая школа, 1994. С. 19  21.
Н. А. Бердяев о соотношении философии, религии, науки
Первое и самое сильное нападение философии пришлось выдержать со стороны религии, и это не прекращается и до сих пор, так как религия есть вечная функция человеческого духа. Именно столкновение философии и религии и создает трагедию философа. Столкновение философии и науки менее трагично. Острота столкновения философии и религии определяется тем, что религия имеет свое познавательное выражение в теологии, свою познавательную зону. Философия всегда ставила и решала те же вопросы, которые ставила и решала теология. Поэтому теологи всегда утесняли философов, нередко преследовали их и даже сжигали. Так было не только в христианском мире. Известна борьба арабских магометанских теологов против философии. Отравленный Сократ, сожженный Дж. Бруно, принужденный уехать в Голландию Декарт, отлученный от синагоги Спиноза свидетельствуют о преследованиях и мучениях, которые философии пришлось испытать от представителей религии. Философам приходилось защищаться тем, что они практиковали учение о двойной истине. Источник мучений и преследований лежит не в самой природе религии, а в ее социальной объективации. Основа религии есть откровение. Откровение само по себе не сталкивается с познанием. Откровение есть то, что открывается мне, познание есть то, что открываю я. Может ли сталкиваться то, что открываю я в познании, с тем, что открывается мне в религии? Фактически да, и это столкновение может стать трагическим для философа, ибо философ может быть верующим и признавать откровение…

Великие философы всегда стремились к возрождению души, философия была для них делом спасения. Таковы были индусские философы, Сократ, Платон, стоики, Плотин, Спиноза, Фихте, Гегель, Вл. Соловьев. Плотин был враждебен религии, которая учит спасению через посредника. Философская мудрость была для него делом непосредственного спасения, между Богом философов и Богом Авраама, Исаака и Иакова всегда было не только различие, но и конфликт. Гегель в крайней форме выразил понимание философии, как высшей стадии по сравнению с религией…Никогда настоящий философ не откажется от того, чтобы ставить и решать вопросы, которыми занята и религия, которые теология считает своей монополией. Настоящий, призванный философ хочет не только познания мира, но и изменения, улучшения, перерождения мира. Иначе и быть не может, если философия есть прежде всего учение о смысле человеческого существования, о человеческой судьбе. Философия всегда претендовала быть не только любовью к мудрости, но и мудростью. И отказ от мудрости есть отказ от философии, замена ее наукой. Философ есть прежде всего познающий, но познание его целостно, оно охватывает все стороны человеческого существа и человеческого существования, оно неизбежно учит о пути осуществления смысла. Философы иногда опускались до грубого эмпиризма и материализма, но настоящему философу свойствен вкус к потустороннему, к трансцендированию за пределы мира, он не довольствуется посюсторонним. Философия всегда была прорывом из бессмысленного, эмпирического, принуждающего и насилующего нас со всех сторон мира к миру смысла, к миру потустороннему. Я даже думаю, что нелюбовь, брезгливость к окружающей эмпирической жизни порождает вкус к метафизике…

В действительности философия, как и наука, может иметь очищающее значение для религии, может освобождать ее от сращенности с элементами не религиозного характера, не связанными с откровением, элементами социального происхождения, закрепляющими отсталые формы знания, как и отсталые формы социальные. Философу предстояло вести героическую борьбу. И она тем более трудна была, что он встретился с врагом совершенно иным.

Философа не хотят признать свободным существом. Не успел он освободиться от подчинения религии, вернее, теологии и церковной власти, как потребовали его подчинения науке. Он освобождается от власти высшего и подчиняется власти низшего. Он сдавливается между двумя силами – религии и науки – с трудом может дышать. Лишь краткие миги был свободен философ в своем философствовании, и в эти миги были обнаружены вершины философского творчества... Не только религия, но инаука очень ревнива. У религии была своя познавательная, теологическая, конкурирующая с философией сфера. У науки тоже есть своя конкурирующая с философией, претендующая быть философской сфера. И в этой сфере происходит борьба против философии. Философия ограничивается в своей компетенции и, наконец, совсем упраздняется, ее заменяют универсальные притязания науки. Это и есть то, что называют сциентизмом.

Философское познание есть духовный акт, в котором действует не только интеллект, но и совокупность духовных сил человека, его эмоциональное и волящее существо. Сейчас все более и более признают, что существует эмоциональное познание. Предрассудок думать, что познание всегда рационально и что нерациональное не есть познание. Через чувства мы познаем гораздо больше, чем через интеллект. Замечательно, что познанию помогает не только любовь и симпатия, но иногда также ненависть и вражда. Вся оценочная сторона познания – эмоционально-сердечная. Оценке же принадлежит огромная роль в философском познании. Без оценки не познается Смысл. Познание Смысла прежде всего сердечное. В познании философском познается целостное существо человека. И потому в познание неизбежно привходит вера. И это одна из причин несостоятельности идеи “научной” философии. “Научная” философия есть философия лишенных философского дара и призвания. Она и выдумана для тех, кому философски нечего сказать. Она есть продукт демократизации, порождение демократического века, в котором философия утеснена. Так называемый сциентизм не в состоянии обосновать самого факта науки, самую возможность познания человека. Ибо постановка этой проблемы выводит за пределы науки. Философия возможна лишь в том случае, если есть особый, отличный от научного, путь философского познания. “Научная” философия есть отрицание философии, отрицание ее первородства. Признание эмоционального познания, познания через чувство ценности, через симпатию и любовь не есть отрицание разума. Дело идет о восстановлении целостности самого разума…

Критерий истины не в разуме, не в интеллекте, а в целостном духе. Сердце и совесть остаются верховными органами для оценки и для познания смысла вещей. Философия не есть наука, не есть даже наука о сущностях, а есть творческое осознание духом смысла человеческого существования…

Нет человека, который был бы вполне свободен от философии, хотя бы примитивной, детской, наивной, бессознательной. Ибо каждый мыслит, говорит, употребляет понятия, категории или символы, мифы, совершает оценки. Самая детская вера связана с какой-то детской философией. Так, принятие библейской науки детства человечества без всякой критики предполагает пользование категориями мысли (например, творение во времени). (…) Философия чужда большей части людей, и вместе с тем каждый человек, не сознавая этого, в каком-то смысле философ. Весь технический аппарат философии чужд большей части людей. Большая часть людей готова употреблять слово “философ” в насмешливом и порицательном смысле. Слово же “метафизика” в обыденной обывательской жизни почти ругательство. Из “метафизики” сделали смехотворную фигуру, и она действительно бывает смехотворной. Но каждый человек, хотя бы он этого не сознавал, решает вопросы “метафизического” порядка. Вопросы математики или естествознания гораздо более чужды огромной массе людей, чем вопросы философские, которые, в сущности, ни одному человеку не чужды. И существует обывательская философия тех или иных социальных групп, классов, профессий, как существует обывательская политика. Человек, испытывающий отвращение к философии и презирающий философов, обыкновенно имеет свою домашнюю философию. Ее имеет государственный деятель, революционер, специалист-ученый, инженер-техник. Они именно потому и считают ненужной философию…

Философия не выполняет непосредственных социальных заказов. Философ видит даже свое достоинство в том, чтобы стать выше предъявляемых ему социальных требований. Философия не социальна, философия персональна. Религия и наука, столь разные по своей природе и столь часто враждующие, социально защищены, они выполняют социальный заказ, за ними стоят коллективы, готовые их защищать. Философия социально беззащитна, за ней не стоят никакие коллективы. Философ должен в своем разуме, а не в разуме других раскрыть истину, раскрыть сверхчеловеческое и божественное…

Два положения может занимать человек в познании, как и во всяком творчестве. Или человек стоит перед тайной бытия и перед Богом. Тогда возникает первичное и оригинальное познание, настоящая философия. В этом положении человека ему дается интуиция и дается откровение. Но тогда же он и наименее социально защищен. Или человек стоит перед другими, перед обществом. Тогда и философское познание и религиозное откровение подвергаются социальному приспособлению и социальной объективации. Но тогда человек наиболее социально защищен. Эта социальная защищенность покупается нередко тем, что совесть и сознание искажаются социально полезной ложью. (…) Голос же познающего, который стоит лицом к лицу перед Богом, может быть совсем не услышан. Он подвергается нападению со стороны социализированной религии и социализированной науки. Но такова первородная философия и такова трагедия философа.

Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения // Философия свободного духа. М., 1994. С. 230  240.


Семинар 2

ИСТОКИ ФИЛОСОФСКОГО МЫШЛЕНИЯ

1. Мифология как картина мира и мировоззрение. Особенности мифологического мышления.

2. Сходство и различие мифологии и ранней философии. Мифологические образы в философии.
Список литературы
1. Философский энциклопедический словарь/ Под ред. С. С. Аверинцева, Э. А. Араб оглы, Л. Ф. Ильичева и др. М., 1989. С. 369, 370.

2. Философия / Под ред. В. Д. Губина, Т. Ю. Сидориной, В. П. Филатова. М., 1997. С. 16  19, 31  34.

3. Чанышев А. Н. Курс лекций по древней философии. М., 1981. С. 16  27.

4. История философии в кратком изложении / П. Вошагликова, В. Соучек, П. Ваврушек и др. М., 1994. С. 4  16.

5. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М., 1983. С. 19  52.

ТЕКСТЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ

А. Камю. Миф о Сизифе

Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема  проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить  значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное  имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями  второстепенно. Таковы условия игры: надо дать ответ. И если верно, как того хотел Ницше, что заслуживающий уважения философ должен служить примером, то понятна и значимость ответа  за ним следуют определенные действия. Эту очевидность чует сердце, но в нее необходимо вникнуть, чтобы сделать ясной для ума.

Как определить большую неотложность одного вопроса в сравнении с другим? Судить должно по действиям, которые следуют за решением. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь умирал за онтологиче­ский аргумент. Галилей отдавал должное научной истине, но с необычайной легкостью от нее отрекся, как только она стала опасной для его жизни. В каком-то смысле он был прав. Такая истина не стоила костра. Земля ли вертится вокруг Солнца, Солнце ли вокруг Земли  не все ли равно? Словом, вопрос это пустой. И в то же время я вижу, как умирает множество людей, ибо, по их мнению, жизнь не стоит того, чтобы ее прожить. Мне известны и те, кто, как ни странно, готовы покончить с собой ради идеи или иллюзии, служащих основанием их жизни (то, что называется причиной жизни, оказывается одно­временно и превосходной причиной смерти). Поэтому вопрос о смысле жизни я считаю самым неот­ложным из всех вопросов. Как на него ответить? (…)

Самоубийство всегда рассматривалось исключительно в качестве социального феномена. Мы же, напротив, с самого начала ставим вопрос о связи самоубийства с мышлением индивида. Самоубийство подготавливается в безмолвии сердца, подобно Великому Деянию алхимиков. Сам человек ничего о нем не знает, но в один прекрасный день стреляется или топится. Об одном самоубийце-домоправителе мне говорили, что он сильно изменился, потеряв пять лет назад дочь, что эта история его “подточила”. Трудно найти более точное слово. Стоит мышлению начаться, и оно уже подтачивает. Поначалу роль общества здесь невелика. Червь сидит в сердце человека, там его и нужно искать. Необходимо понять ту смертельную игру, которая ведет от ясности в отношении собственного существования к бегству с этого света.

Причин для самоубийства много, и самые очевидные из них, как правило, не самые действенные. Самоубийство редко бывает результатом рефлексии (такая гипотеза, впрочем, не исключается). Развязка наступает почти всегда безотчетно. Газеты сообщают об “интимных горестях” или о “неизлечимой бо­лезни”. Такие объяснения вполне приемлемы. Но стоило бы выяснить, не был ли в тот день равнодушен друг отчаявшегося  тогда виновен именно он. Ибо и этой малости могло быть достаточно, чтобы го­речь и скука, скопившиеся в сердце самоубийцы, вырвались наружу.

Но если трудно с точностью зафиксировать мгновение, неуловимое движение, в котором избирается смертный жребий, то намного легче сделать выводы из самого деяния. В известном смысле, совсем как в мелодраме, самоубийство равносильно признанию. Покончить с собой  значит признаться, что жизнь кончена, что она сделалась непонятной. Не будем, однако, проводить далеких аналогий, вернемся к обыденному языку. Признается попросту, что “жить не стоит”. Естественно, жить всегда нелегко. Мы продолжаем совершать требуемые от нас действия по самым разным причинам, прежде всего в силу привычки. Добровольная смерть предполагает, пусть инстинктивное, признание ничтожности этой при­вычки, осознание отсутствия какой бы то ни было причины для продолжения жизни, понимание бес­смысленности повседневной суеты, бесполезности страдания. (…)

Мы начинаем с атмосферы абсурда. Конечной же целью является постижение вселенной абсурда и той установки сознания, которая высвечивает в мире этот неумолимый лик.

Начало всех великих действий и мыслей ничтожно. Великие деяния часто рождаются на уличном перекрестке или у входа в ресторан. Так и с абсурдом. Родословная абсурдного мира восходит к нищен­скому рождению. Ответ “ни о чем” на вопрос, о чем мы думаем, в некоторых ситуациях есть притворст­во. Это хорошо знакомо влюбленным. Но если ответ искренен, если он передает то состояние души, ко­гда пустота становится красноречивой, когда рвется цепь каждодневных действии и сердце впустую ищет утерянное звено, то здесь как будто проступает первый знак абсурдности.

Бывает, что привычные декорации рушатся. Подъем, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме  вот путь, по которому легко идти день за днем. Но однажды встает вопрос “зачем?”. Все начинается с этой окрашенной недоумением скуки. “Начинается”  вот что важно. Скука является результатом машинальной жизни, но она же приводит в движение сознание. Скука пробуждает его и провоцирует дальнейшее: либо бессознательное возвращение в привычную колею, либо оконча­тельное пробуждение. А за пробуждением рано или поздно идут следствия: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни. Скука сама по себе омерзительна, но здесь я должен признать, что она при­носит благо. Ибо все начинается с сознания, и ничто помимо него не имеет значения. Наблюдение не слишком оригинальное, но речь как раз и идет о самоочевидном. (…)

Изо дня в день нас несет время безотрадной жизни, но наступает момент, когда приходится взвали­вать ее груз на собственные плечи. Мы живем будущим: “завтра”, “позже”, “когда у тебя будет положе­ние”, “с возрастом ты поймешь”. Восхитительна эта непоследовательность  ведь в конце концов на­ступает смерть. Приходит день, и человек замечает, что ему тридцать лет. Тем самым он заявляет о сво­ей молодости. Но одновременно он соотносит себя со временем, занимает в нем место, признает, что находится в определенной точке графика. Он принадлежит времени и с ужасом осознает, что время  его злейший враг. Он мечтал о завтрашнем дне, а теперь знает, что от него следовало бы отречься. Этот бунт плоти и есть абсурд. (…)

До встречи с абсурдом обычный человек живет своими целями, заботой о будущем или об оправда­нии (все равно, перед кем или перед чем). Он оценивает шансы, рассчитывает на дальнейшее, на пенсию или на своих сыновей, верит, что в его жизни многое еще наладится. Он действует, по сути, так, словно свободен, даже если фактические обстоятельства опровергают эту свободу. Все это поколеблено абсур­дом. Идея “Я есмь”, мой способ действовать так, словно все исполнено смысла (даже если иногда я го­ворю, что смысла нет),  все это самым головокружительным образом опровергается абсурдностью смерти. Думать о завтрашнем дне, ставить перед собой цель, иметь предпочтения  все это предполага­ет веру в свободу, даже если зачастую слышатся уверения, будто ее не ощущают. Но отныне я знаю, что нет высшей свободы, свободы быть, которая только и могла бы служить основанием истины. Смерть становится единственной реальностью, это конец всем играм. У меня нет свободы продлить бытие, я раб, причем рабство мое не скрашивается ни надеждой на грядущую где-то в вечности революцию, ни даже презрением. Но кто может оставаться рабом, если нет ни революции, ни презрения? Какая свобода в полном смысле слова может быть без вечности?

Но абсурдный человек понимает, что к этому постулату о свободе его привязывали иллюзии, кото­рыми он жил. В известном смысле это ему мешало. Пока он грезил о цели жизни, он сообразовывался с требованиями, предполагаемыми поставленной целью, и был рабом собственной свободы. По сути дела, я не могу действовать иначе, как в роли отца семейства (или инженера, вождя народов, внештатного со­трудника железной дороги), каковым я намерен стать. Я полагаю, что могу выбрать скорее одно, чем другое. Правда, моя вера в это бессознательна. Но этот постулат подкрепляется и верованиями моего окружения, и предрассудками среды (ведь другие так уверены в своей свободе, их оптимизм так зарази­телен!). Как бы мы ни отгораживались от всех моральных и социальных предрассудков, частично мы все же находимся под их влиянием и даже сообразуем свою жизнь с лучшими из них (есть хорошие и дур­ные предрассудки). Таким образом, абсурдный человек приходит к пониманию, что реально он не сво­боден. Пока я надеюсь, пока я проявляю беспокойство о принадлежащих мне истинах или о том, как мне жить и творить, пока, наконец, я упорядочиваю жизнь и признаю тем самым, что у нее есть смысл, я создаю препятствующие моей жизни барьеры, уподобляясь всем тем функционерам ума и сердца, кото­рые внушают мне только отвращение, ибо они, как я теперь хорошо понимаю, всю жизнь принимают всерьез пресловутую человеческую свободу.

Абсурд развеял мои иллюзии: завтрашнего дня нет. И отныне это стало основанием моей свободы. (…)

Боги приговорили Сизифа поднимать огромный камень на вершину горы, откуда эта глыба неиз­менно скатывалась вниз. У них были основания полагать, что нет кары ужасней, чем бесполезный и без­надежный труд.

Если верить Гомеру, Сизиф был мудрейшим и осмотрительнейшим из смертных. Правда, согласно другому источнику, он промышлял разбоем. Я не вижу здесь противоречия. Имеются различные мнения о том, как он стал вечным тружеником ада. Его упрекали прежде всего за легкомысленное отношение к богам. Он разглашал их секреты. Гомер рассказывает также, что Сизиф заковал в кандалы Смерть. Плу­тон не мог вынести зрелища своего опустевшего и затихшего царства. Он послал бога войны, который вызволил Смерть из рук ее победителя.

Говорят также, что, умирая, Сизиф решил испытать любовь жены и приказал ей бросить его тело на площади без погребения. Так Сизиф оказался в аду. Возмутившись столь чуждым человеколюбию по­слушанием, он получил от Плутона разрешение вернуться на землю, дабы наказать жену. Но стоило ему вновь увидеть облик земного мира, ощутить воду, солнце, теплоту камней и море, как у него пропало желание возвращаться в мир теней. Напоминания, предупреждения и гнев богов были напрасны. Мно­гие годы он продолжал жить на берегу залива, где шумело море и улыбалась земля. Потребовалось вмешательство богов. Явился Меркурий, схватил Сизифа за шиворот и силком утащил в ад, где его уже поджидал камень.

Уже из этого понятно, что Сизиф  абсурдный герой. Таков он и в своих страстях, и в страданиях. Его презрение к богам, ненависть к смерти и желание жить стоили ему несказанных мучений  он вы­нужден бесцельно напрягать силы. Такова цена земных страстей. Нам неизвестны подробности пребы­вания Сизифа в преисподней. Мифы созданы для того, чтобы привлекать наше воображение. Мы можем представить только напряженное тело, силящееся поднять огромный камень, покатить его, взобраться с ним по склону; видим сведенное судорогой лицо, прижатую к камню щеку, плечо, удерживающее по­крытую глиной тяжесть, оступающуюся ногу, вновь и вновь поднимающие камень руки с измазанными землей ладонями. В результате долгих и размеренных усилий, в пространстве без неба, во времени без начала и конца, цель достигнута, Сизиф смотрит, как в считанные мгновения камень скатывается к под­ножию горы, откуда его опять придется поднимать к вершине. Он спускается вниз.

Сизиф интересует меня во время этой паузы. Его изможденное лицо едва отличимо от камня! Я ви­жу этого человека, спускающегося тяжелым, но ровным шагом к страданиям, которым нет конца. В это время вместе с дыханием к нему возвращается сознание, неотвратимое, как его бедствия. И в каждое мгновение, спускаясь с вершины в логово богов, он выше своей судьбы. Он тверже своего камня.

Этот миф трагичен, поскольку его герой наделен сознанием. О какой каре могла бы идти речь, если бы на каждом шагу его поддерживала надежда на успех? Сегодняшний рабочий живет так всю свою жизнь, и его судьба не менее трагична. Но сам он трагичен лишь в те редкие мгновения, когда к нему возвращается сознание. Сизиф, пролетарий богов, бессильный и бунтующий, знает о бесконечности сво­его печального удела: о нем он думает во время спуска. Ясность видения, которая должна быть его му­кой, обращается в его победу. Нет судьбы, которую не превозмогло бы презрение. (…)

В этом вся тихая радость Сизифа. Ему принадлежит его судьба. Камень  его достояние. Точно так же абсурдный человек, глядя на свои муки, заставляет умолкнуть идолов. В неожиданно притихшей вселенной слышен шепот тысяч тонких восхитительных голосов, поднимающихся от земли. Это бессоз­нательный, тайный зов всех образов мира  такова изнанка и такова цена победы. Солнца нет без тени, и необходимо познать ночь. Абсурдный человек говорит “да”  и его усилиям более нет конца. Если и есть личная судьба, то это отнюдь не предопределение свыше, либо, в крайнем случае, предопределение сводится к тому, как о нем судит сам человек: оно фатально и достойно презрения. В остальном он соз­нает себя властелином своих дней. В неуловимое мгновение, когда человек оборачивается и бросает взгляд на прожитую жизнь. Сизиф, вернувшись к камню, созерцает бессвязную последовательность действий, ставшую его судьбой. Она была сотворена им самим, соединена в одно целое его памятью и скреплена смертью. Убежденный в человеческом происхождении всего человеческого, желающий ви­деть и знающий, что ночи не будет конца, слепец продолжает путь. И вновь скатывается камень.

Я оставляю Сизифа у подножия его горы! Ноша всегда найдется. Но Сизиф учит высшей верности, которая отвергает богов и двигает камни. Он тоже считает, что все хорошо. Эта вселенная, отныне ли­шенная властелина, не кажется ему ни бесплодной, ни ничтожной. Каждая крупица камня, каждый от­блеск руды на полночной горе составляет для него целый мир. Одной борьбы за вершину достаточно, чтобы заполнить сердце человека. Сизифа следует представлять себе счастливым.

Камю А. Миф о Сизифе: Эссе об абсурде // Сумерки богов. М.: Политиздат, 1988.

Семинар 3.

УРОВНИ ФИЛОСОФСКОГО МЫШЛЕНИЯ

1. Обыденная философия как житейская мудрость. Афоризм как форма выражения философской идеи.

2. Художественная форма философствования, ее значение. Специфика и роль теоретической философии.

3. Общечеловеческая природа философии и ее национальные особенности.
Список литературы
1. Философия: Справочник студента / Г. Г. Кириленко, В. Е. Шевцов. М., 1999. С. 18  34.

2. Афоризмы старого Китая / В. В. Малявин. М., 1991.

3. Ларошфуко Ф. Максимы. Паскаль Б. Мысли. Лабрюйер Ж. Характеры. М., 1974.

4. Введение в философию / Под ред. И. Т. Фролова. М., 1990. Ч. 1. С. 40  60.

5. Философия / Под ред. В. Н. Лавриненко, В. П. Ратникова. М., 1998. С. 23  26.

6. . Спиркин А. Г. Философия. М., 1999. С. 24  26.

ТЕКСТЫ ДЛЯ ЧТЕНИЯ