Мы будем жить вечно, Сквозь бури и битвы, Сквозь зло и обиды
 Скачать 304 Kb.
|
|
Ника отвела глаза, вздохнула тяжело, провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть грусть ладонями. Вышла на улицу, и оказалось, что совсем стемнело, но не утих мерный голос Марка и не прекратились горячие расспросы его матери. Ника постояла на крыльце, глянула в звездное небо и, увидав падающую звездочку, загадала желание. Ступила неслышно на дорожку, как вдруг ветер принес тихий вопрос Надежды Ивановны: - Кто эта девочка, сынок? И Ника живо представила, как Надежда Ивановна бережно накрывает руку сына своей сухой ладонью, а после мягко смотрит в глаза, оправдывая любопытство. Замерла снова, боясь обнаружить свое присутствие, в тоже время горячо желая услышать ответ. Кто она для него? Марк с ответом медлил. Минута прошла, не меньше, прежде чем губы его разомкнулись. Посмотрел на мать, улыбнулся смело, уже этим обнажая чувства перед родительницей. - Она мое будущее, мама. Мое настоящее. Это все, что тебе нужно знать. Дождался согласного кивка матери, расслабился. А Ника, только услышав ответ, выдохнула, улыбнулась робко и загодя затопала, давая знать о своем возвращении. Они пробыли в гостях весь следующий день и только к вечеру принялись собираться назад в город. Вера со слезами на глазах прощалась со щенками, Надежда Ивановна с такой же печалью обнимала сына. Ника стояла в стороне и смотрела на сцены разлуки влажными глазами, но с улыбкой на губах. Потому что знала – они еще не раз сюда вернутся. В середине мая Марк получил приглашение на банкет в честь одержанной когда-то победы над ополчением в восточных регионах. Наверняка вечер назывался как-то по-другому, но Ника, скривившись, даже не стала слушать. Приглашены были военные чины, а так же их гражданские сопровождающие. - Ты сошел с ума? – подняв брови, воскликнула Ника в ответ на безапелляционное заявление Марка о том, что она пойдет с ним. - Не упрямься. Понимаешь же, что пойти необходимо – прошлое мое нельзя вычеркнуть. Нельзя просто взять и забыть по щелчку пальцев. Ну, останусь я дома, и что это изменит – может быть, волшебным образом сотрутся мои военные заслуги? - Марк, не о том речь, ты же понимаешь – иди. Но без меня. - Исключено. В раздражении, Ника удалилась в ванную, где оперлась руками в края раковины и, тяжело выдохнув, посмотрела на свое отражение. От упрямства губы плотно сжались и побелели, сравнявшись белизной с полотном кожи на лице. Распахнутые глаза казались инородными сейчас – слишком живыми на лице с застывшими мышцами. Слишком остро она реагировала на разного рода празднования той клятой победы. Все, что касалось военных действий в ее родном регионе, делало ее упрямой, непримиримой, даже жестокой. Она приняла Марка с его прошлым, закрыла глаза на сторону его службы. На то, что такие солдаты как он убили ее Сашку. Простила. Хоть и не за что было, если разобраться. И все же, было выше ее сил идти туда, где будут смеяться, кощунствовать и издеваться над памятью тех дней. Не потому что они – люди, безобразны в своей испорченности, а потому что память их ой как разнится с ее – Никиной. Как острый нож под ребро были те воспоминания. Как ток по венам, как разлитый кипяток по обнаженной коже. Отрезвляюще больно. Улыбаться там, на приеме, делать счастливое, или хотя бы участливое лицо – слишком лицемерно. Отвратительно до тошноты. Сомневалась Ника, что сможет, что пересилит себя. Что не выплеснет шампанское в лицо зарвавшегося шутника, что не исказятся в усмешке губы при виде богатства, холодного блеска бриллиантов. Не думала, что хватит выдержки выносить равнодушную маску. Потому что до сих пор не было в ней равнодушия. Не остыла Ника, не перестала гореть и помнить. Сполоснула лицо ледяной водой, уткнулась в махровое полотенце. Постояла минуту, после вернулась обратно – в кабинет, к Марку. Он невозмутимо продолжал заниматься делами – читал какой-то документ. Принтер мерно урчал – печатал следующий. В комнате было свежо – неслышно работал кондиционер. Марк не выносил духоты – даже зимой открывал настежь окна на десяток минут, чем часто ее замораживал, а после весьма приятно отогревал. Сейчас же – с жарким наступлением лета, кондиционеры работали круглосуточно. Марк оторвал взгляд от листов и спокойно заговорил, глядя на замершую у порога, Нику. - Знаю, как неприятно тебе даже думать об этом мероприятии. Знаю, не отрицай. Ты же запомни вот что – там с тобой буду я. Тот, кому ты разрешила разместиться в своей огромной Вселенной. Кого приняла, не смотря ни на что, и позволила обосноваться там со всеми удобствами. От этих слов сердце Ники дрогнуло. Полыхнуло жарко. Однажды, в порыве сокровенной искренности, она рассказала Марку о том, что считает каждого человека отдельной, автономной Вселенной. Всеобъемлющей, наполненной чудесами. Каждый отдельный человек, по мнению Ники – личность, индивидуум – завершенное полотно Ван Гога, дописанная партитура Вивальди. В каждой Вселенной свое светило, свои планеты, черные дыры и метеоритные дожди. Каждая душа – космос. Слишком сложные создания – люди. Со своими мечтами, убеждениями, верой, эмоциями, оголенными чувствами. Ника сказала, что не могут рождаться такие грандиозные шедевры просто так, ради шутки. Обязательно есть в этом всем единый смысл – завораживающий своей простотой и гениальностью, план. Не может не быть. Потому что даже в хаосе есть порядок. А уж предназначение людское, по мнению Ники – вырастить свою, отдельную Вселенную. Дать ей искру родиться. Марк тогда слушал Нику очень внимательно. Перебирал ее волосы, на мгновения задерживая их между пальцами. Когда она высказалась, долго молчал, а после задумчиво ответил: - Есть в твоих словах истина. Ника тогда повернулась, чтоб посмотреть – не смеется ли, но он был серьезен. Марк погладил ее по щеке, обхватил ладонями лицо и сказал: - Определенно есть. Ты – Вселенная. И надо же – запомнил. Ввернул сейчас, словно верил всерьез в ее убеждения. - Это важно для тебя? Этот прием – он что-то значит? - Да. Мне необходимо на нем присутствовать, - отложил бумагу в сторону, легко поднялся из кресла. - Тогда я пойду. Буду молчать, абстрагируюсь, - Ника сама не поняла, что подтолкнуло ее к этому решению. Что заставило так резко уступить, пересмотреть свои взгляды. Может то, что остро почувствовала – нужно поддержать его, забыть на минуточку о своих предубеждениях. - Обещаю, что буду рядом. И пробудем там недолго, - подошел, обнял нежно. Ника уткнулась лицом в его белоснежную рубашку. Зал сиял. Мерцал блеском натертых поверхностей, изысканных украшений, переливом пузырьков в бокалах, белозубыми улыбками. Приглушенный свет хрустальных люстр отражался в натертых до блеска туфлях ручной работы, искрил в чешуйчатых, украшенных стразами и пайетками вечерних платьях, бриллиантовых запонках и сережках. В воздухе разлилось удовлетворение от вкусной еды и дорогой выпивки, наслаждение жизнью переливалось через край. Отовсюду слышался смех, одобрительные возгласы и дружеские похлопывания по спинам. Сопровождением разговоров служила ненавязчивая живая музыка. Влиться в атмосферу праздника не получилось, как Ника и предполагала. Раздражало все – от пафоса речей, до вычурности нарядов. Сама она была одета в «маленькое черное платье», обута в высокие глянцевые лодочки. Волосы собрала в высокую прическу, из косметики на лице – мазок туши да персиковый блеск на губах, что было ярким моветоном, если судить по лицам окружающих дам. Марк по обыкновению был в черном костюме и белоснежной рубашке без галстука. Одна рука его поглаживала Нику по спине, другая была небрежно сунута в карман брюк. Весь вид военного выражал ту самую небрежность, демонстрируя скуку, и только однажды мелькнувший заинтересованный взгляд дал понять Нике, что планы у Марка все-таки имеются. Они кружили по залу, с кем-то знакомились, здоровались, заводили ничего не значащие беседы. Точнее было бы сказать – Марк заводил, Ника молчала. Отстраненно улыбалась и смотрела сквозь. Веру отвезли на выходные загород к Надежде Ивановне, и хотя бы беспокойство о дочери не занимало Нику в тот вечер. Волнения итак хватало – не нравились ей липкие, любопытные взгляды, иногда откровенно завистливые, что Нику прямо-таки сшибало с ног. Навязчивое желание забраться на фуршетный стол и заорать во весь голос «идите все к черту, выродки, мать вашу» не давало покоя. Подзабытое чувство злости и какого-то внутреннего голода, почти выветрилось в сытой столице, но тогда накатило снова. Хотелось браниться, топать ногами и отпускать отнюдь не лестные эпитеты в адрес этих холеных, довольных, зажравшихся чинов. Элита – мысленно шипела Ника, - у одного едва пиджак на круглом брюхе сошелся, другой уже залил глаза по самое «не хочу» и его аккуратно вывели под белы рученьки проветриться и освежиться. А дамы-то! Хищные, зубастые, все как одна угловатые, с алчным, ищущим взглядом в водянистых глазах. Передернуться хотелось. Они отошли подальше от очередной компании, уединились. Марк ободряюще погладил Нику по спине, прекрасно понимая ее напряженность и затаенное раздражение. - Еще полчаса и домой. По пути завернем в ресторанчик, закажем чего-нибудь съедобного, включим фильм, расслабимся. Потом сделаю тебе массаж. Ника улыбнулась. План ей очень понравился. Марка окликнул какой-то седой мужчина, он обернулся к Нике, и та кивнула – мол, иди, я отдохну немного. Мужчины отошли и принялись разговаривать, низко склонив головы. Ника подумала, что вот он – апогей. То, ради чего Марк решил посетить это мероприятие – слушал жадно, кивал и казался всерьез увлеченным. Сама же девушка слегка прислонилась к прохладному мрамору несущей колоны, окинула гудящий зал мимолетным взглядом и остановила его на одной паре. Сначала ее привлекла молодая женщина – статная, с гордой осанкой, она манерно водила указательным пальцем по горлышку бокала и рассеянно слушала собеседника. В переливчатом зеленом платьем длиною в пол, что выгодно подчеркивало ее медные, завитые крупными локонами, рыжие волосы. Даже издали эта женщина казалась ослепительно красивой – лицо украшали тонкие черты: большие глаза, изящный нос, пухлые губы. Мимо таких ярких особей мужчины не проходят. Все это подумалось отстраненно, без зависти. Ника словно оценила красоту экспоната – честно, но, не пропустив через призму женской ревности. А потом взгляд переместился на высокого мужчину, что собственнически поддерживал даму под локоток. Было в его повадках что-то едва уловимо знакомое. Это ощущение дежавю было сравнимо с услышанной ненароком, давно позабытой песней, что нравилась когда-то. Тот мужчина, как позабытая песня привлек внимание – захотелось прислушаться, присмотреться. Ника распахнула глаза пошире и тут… Узнала! От безжалостного удара в сердце Ника пошатнулась. Лед сковал внутренности, пропал голос – даже пикнуть не смогла. Мужчиной, что по-хозяйски приобнимал рыжеволосую женщину, был ее Сашка. … Лето. Жара. Пышущий зной поднимался от расплавленного асфальта. Высунувшись по пояс в окно, она смотрела на залитый солнцем двор. У парадного стоял старенький синий микроавтобус, груженый мебелью и коробками. Двое мужчин вынимали из кузова вещи, заносили в подъезд, и Нике казалось, что машина с бездонным нутром – так много в ней помещалось. Новый жилец въезжал в квартиру почившей бабы Иры со второго этажа. Им оказался высокий, светловолосый парень. Кудри его завивались, что видно Нике было даже с высоты третьего этажа. Загорелый дочерна, в белой футболке, парень таскал коробки и весело смеялся на пару с другом. Из их разговора Ника и поняла, что это новый сосед. После очередной ходки он приложился к горлышку Нарзана и поднял глаза вверх. Их взгляды пересеклись. Парень глотнул воды, помахал ей рукой и крикнул: - Привет, красавица! - И тебе здравствовать, - крикнула она в ответ и нырнула в комнату. …Поздний звонок в дверь. - Как водится, за солью, - улыбнулся белозубо, задорно. - Проходи, соседушка, - посторонилась, впустила гостя. Дверь за его спиной тихо щелкнула. - А родители не против, что после заката ребят привечаешь? - Дед только у меня в живых остался. И он целое лето на даче торчит. Картошку полет. - Прости, - на миг погрустнел парень. – Сашей меня зовут. - А я – Ника. …Камушек по стеклу. Подскочила на постели, прильнула к окну. Выглянула. - Сань, ты чего? – удивленным шепотом. - Спускайся скорее – такая ночь сладкая. Звезды огромные, гляди, - закинул голову, улыбнулся по-чеширски. - Спятил? – хихикнула мягко, рукой уже ища сарафан. - Давай скорее, рассвет уже скоро. Сладкий ночной воздух, будоражащий рецепторы, приятная прохлада, теплые прикосновения Сашкиной ладони – провел по руке, заглянул в глаза, а потом наклонился низко, глаза в глаза, дыхание мятное прямо в губы… Первый поцелуй. Волнующий, робкий, пьянящий… …Прохладные простыни под спиной, мурашки по коже. Волнение сумасшедшее. - Я буду осторожен милая, не бойся. Первый раз больно, но я постараюсь нежнее. Веришь мне? - Верю. …Пьянящий аромат кофе, весеннее солнышко за окном. Чистое небо. Выбралась на кухню – сонная, с помятой ото сна кожей. Потянула носом, просыпаясь от легкой кофейной горчинки, и была притянута к твердому телу, поцелована. - Милая, ты проснулась? В ответ прищурила один глаз, кивнула. - Очень важное спросить хочу, слушаешь? - Конечно, - прокашлялась, глянула удивленно. - Выйдешь за меня? Обмерла на миг, а потом пискнула радостно. - Да, Господи, конечно, да! Она узнала бы его в миллионной толпе. Узнала бы с завязанными глазами – по запаху, по голосу. Лишь мельком глянув, узнала бы родинку над правой бровью, маленький шрам на подбородке. Глаза его ясные, прохладные, мятные губы. Исчезли все звуки. Словно в вакууме, стояла по струнке и не могла отвести взгляда. Закаменела. Ногти впились в ладони до кровавых лунок на ладонях. Сашка улыбался – незнакомо, холодно. Чуждо. За годы разлуки он стал больше – рельеф мышц просматривался сквозь тонкую ткань белой рубашки. Лицо и манеры тоже стали другими – в глазах мелькал холод, движения казались плавными, слишком неторопливыми. Все это заметилось автоматически. Ника закрыла глаза, мотнула головой, опять посмотрела. Это действительно он. Живой и здоровый. Обнимающий чужую женщину так властно, что всем понятно – они вместе. Ника сглотнула вязкий ком в горле, шевельнулась, отмерла. Замутило. Нашла глазами выход в коридор, где была дамская комната, поспешила. В туалете было холодно и пусто. Пахло лавандой. От этого приторного аромата Нику затошнило еще больше. Пнула дверь в кабинку, глотнула воздуха и согнулась пополам. Рвало ее мучительно долго, горько. Шампанским и желчью. Прислонилась лбом к холодному кафелю. Затрясло в ознобе. Прополоскала горло, задышала чаще. Зазвонил мобильный, обеспокоенным голосом Марк поинтересовался, где она. - Я в туалете, забери меня отсюда, - прошептала Ника и дала отбой. И минуты не прошло, как он распахнул дверь. - Что случилось? – обхватил ее лицо ладонями, заглянул в глаза. - Уже можно домой? – вяло спросила Ника. - Конечно, едем! По пути к дому не сказала ни слова. Свернулась калачиком на заднем сидении, вдыхая запах дорогой кожаной обивки – слегка специфический, терпкий. Не могла понять – как это все случилось? Как он выжил, как оказался в столице, почему не вернулся к ней, к дочке. Столько лет она оплакивала его, скорбела до кровавых ран, до язвенной боли. А Сашка… Невредимый, с бриллиантовыми запонками на рукавах, красавицей, повисшей на локте – жил припеваючи все это время. И ни весточки, ни полслова. Тот, кто в любви вечной клялся, кто на руках носить обещал, Иуда. Снова замутило. Марк вынес ее из машины на руках, усадил на кухне, налил ледяной воды в первую попавшуюся кружку. Выпила, не почувствовав температуры. Только зубы заломило. - Лисичка, что с тобой? Вызвать врача? Скорую? – приложил ладонь ко лбу, потом губами прикоснулся. Измерил пульс, обеспокоенно выдохнул, потянулся к телефону. - Не надо, - шевельнулась Ника. Мучили сомнения – рассказать Марку о Сашке, или не нужно? - Да что такое? Руки ледяные, трясешься вся, а лоб – кипяток. Что ты услышала? Кто-то тебя обидел? – Марк выпрямился, но не отпустил ее рук. И она решилась. - Я не услышала, а увидела. - Что - жестокое убийство? - Хуже. Ожившего покойника. - Объяснись, - заволновался, шагнул к ней снова. - Марк, а может быть, ты знал? И ради этого меня потянул на этот банкет? – подняла на него глаза. Со стылыми слезами. - О чем ты лепечешь? – разозлился он. Не знал. Не понимал в чем причина ее состояния. Это Нику немного успокоило. Было бы куда хуже, реши он сыграть на ее чувствах – мол, смотри, вот он – твой чертов муженек, со светлым образом которого ты все не можешь расстаться. А он жрет икру заморскую и запивает ее коллекционным виски. И плевать хотел на твои муки и на ребенка вашего. Трахает рыжую модельку и в экстазе на небеса возносится. Но, все было не так плохо. Марк не знал, не причинял боли намеренно. Усмехнулась краешком губ, запустила руки в волосы, вынула жесткие шпильки. Марк ждал ответа. Видела это по его упрямо сжатым губам. Хоть и ясно было – расслабился, глядя, как она оживает. - Я увидела самого настоящего призрака. Своего мужа. Услыхав такое, Марк окаменел. Как и она недавно, впрочем, отмер он гораздо быстрее. - Ты же сказала, что он на войне погиб. - Я так считала, но, видимо заблуждалась. Живой и здоровый он. Выдержав паузу, пересказала увиденное. - Уверена, что не обозналась? Ника безапелляционно кивнула. |