Никандров - Экспериментальная психология. Никандров В. В. Экспериментальная психология

• Название: Никандров В. В. Экспериментальная психология
• Дата: 30.04.2023
• Размер: 3.86 Mb.
• Имя файла: Никандров - Экспериментальная психология.pdf
• Тип: Книга; #1099521
• страница: 21 из 35

Внутренний эксперимент – это реальный эксперимент, где психические явления вызываются или изменяются непосредственно волевым усилием испытуемого, а не воздействием из внешнего мира. Экспериментирование производится в субъективном пространстве человека, где он играет роль и экспериментатора, и испытуемого. Внутреннее воздействие всегда включает в себя независимую переменную, а в идеале только ею и должно ограничиться. Это сближает внутренний эксперимент с мысленным идеальным.
Понятно, что такого рода эксперименты могут проводиться-только хорошо подготовленными испытуемыми. Они должны уметь сосредоточиться на изучаемых явлениях (своих психических процессах и состояниях), отделять их от сопутствующих психических факторов, однозначно и

грамотно сообщать о своих переживаниях и впечатлениях и т. д. Ясно, что подобные эксперименты выполнимы только в рамках интроспекции. Отсюда и незначительное их распространение. Даже интроспекционисты прошлого редко прибегали к самовоздействиям, а предпочитали интроспекцию сочетать с внешней стимуляцией.
Внешний эксперимент – обычный экспериментальный способ изучения психических явлений, когда их появление или изменение достигается за счет внешних воздействий на органы чувств испытуемого.
Лабораторный (искусственный) эксперимент – это опыт, ставящийся в искусственно созданных условиях, позволяющих строго дозировать стимуляцию (независимые переменные) и контролировать прочие воздействия на испытуемого (дополнительные переменные), а также точно регистрировать его ответные реакции, включающие зависимые переменные. Испытуемый знает о своей роли в эксперименте, но его общий замысел ему обычно не известен.
Поскольку обеспечение указанных условий возможно, как правило, в специально оборудованных помещениях – лабораториях, то и метод получил название лабораторного
эксперимента. Синонимом является термин – искусственный эксперимент, в котором подчеркивается неестественность экспериментальной ситуации в данном виде исследований. Все соображения по соотношению этих обозначений, высказанные при рассмотрении лабораторного наблюдения, справедливы и в данном случае.
Благодаря искусственности условий и регламентации поведения испытуемого (через инструкцию) лабораторный эксперимент отличается особо высокой степенью достоверности, надежности и точности результатов.
Главным недостатком является низкий уровень так называемой «экологической валидности», т.е. возможное несоответствие естественным жизненным ситуациям. Обусловлена эта
«отдаленность от жизни» следующими основными факторами. Во-первых, выпадением из экспериментальной ситуации существенных для изучаемого явления условий. Так, в опыте по заучиванию бессмысленных слогов отсутствуют смысловые связи, выступающие одной из ведущих детерминант в работе человеческой памяти. В экспериментах по измерению сенсорной чувствительности или времени реакции обычно отсутствует фактор значимости сигнала, который в жизненных ситуациях играет важнейшую роль и оказывает огромное влияние на обостренность психических реакций. Вторая причина «отрыва от жизни» – это аналитичность лабораторного эксперимента. Она заключается в том, что в опыте обычно какое-либо психическое явление рассматривается отдельно от других. Так, изучению подлежат какие-либо виды ощущений, памяти, эмоций и т. д. Анализ в эксперименте превалирует над синтезом. Третьим немаловажным отрицательным фактором выступает абстрактность лабораторного эксперимента.
Она выражается в его отрыве от практической деятельности человека. Вскрываемые в искусственных условиях закономерности носят довольно общий характер. Часто приложение этих закономерностей к практике оборачивается механическим перенесением результатов, полученных в одних условиях, на другие, совершенно иного рода.
И все-таки претензии по поводу «нежизненности» лабораторного эксперимента не могут поколебать его статуса наиболее точного научного метода. До сих пор считается, что лабораторным эксперимент – это «высшая форма эмпирического знания». Erdf* доминирующее положение в науке неоспоримо. Классические образцы лабораторного эксперимента дают психофизические методы и способы измерения времени реакции.
Естественный (полевой) эксперимент – опыт, осуществляемый в обычных для испытуемого условиях с минимумом вмешательства в его жизнедеятельность со стороны экспериментатора.
Предъявление независимой переменной как бы «вплетено» естественным образом в обычный ход его деятельности. В зависимости от вида выполняемой деятельности и соответствующей ситуации различают и виды естественного эксперимента: в условиях общения, трудовой, игровой, учебной, военной деятельности, в условиях быта и досуга. Специфический вид подобного типа экспериментов – следственный эксперимент, в котором искусственность процедуры сочетается с естественностью условий противоправных действий.
Обычно, если это возможно по организационным и этическим соображениям, испытуемые не информируются о проведении эксперимента и, естественно, они не подозревают о своей роли в нем. Экспериментальные задания или внешняя стимуляция предстают здесь как неотъемлемая часть исполняемой ими работы.
Естественный эксперимент представляет собой в определенной мере промежуточную форму между экспериментом и объективным наблюдением.
Действительно, обсервационная составляющая здесь более весома, чем в лабораторном эксперименте. Некоторые черты метода наблюдения даже проявляются сильнее экспериментальных особенностей. Так, инициатива

экспериментатора явственно проступает только в период подготовки опыта и «внедрения» необходимых заданий в процесс последующей деятельности испытуемого. В течение же дальнейшего времени исследователь, как правило, играет более или менее пассивную роль наблюдателя. Далее, экспериментатор в этом случае практически лишен возможности строго контролировать и поддерживать на постоянном уровне большинство дополнительных переменных как внутреннего, так и внешнего рода. Очень трудно и варьировать условия развития изучаемых явлений. Непросто обстоит дело с повторяемостью экспериментов, так как воспроизвести идентичные ситуации в естественных условиях практически невозможно. Кроме того, экспериментатор обычно лишен и возможности строгой регистрации как зависимой, так и независимой переменной. Поэтому результаты здесь по большей части представляются в описательной форме.
Но зато естественный эксперимент значительно «ближе к жизни», нежели лабораторный.
Особенно широкое применение этот вид опытов находит в прикладных исследованиях и в сфере социально-психологической проблематики.
Синонимом естественного эксперимента выступает «полевой эксперимент». Все сказанное о подобном термине относительно полевого наблюдения уместно и здесь. Приоритет в разработке и внедрении естественного эксперимента в психологию и педагогику принадлежит А. Ф.
Лазурскому [182].
Формирующий эксперимент – это метод активного воздействия на испытуемого,
способствующий его психическому развитию и личностному росту. Главные сферы применения этого метода – педагогика, возрастная (в первую очередь, детская) и педагогическая психологии. Активное воздействие экспериментатора заключается главным образом в создании специальных условий и ситуаций, которые, во-первых, инициируют появление определенных психических функций и, во-вторых, позволяют целенаправленно их изменять и формировать.
Первое характерно и для лабораторного, и для естественного эксперимента. Второе – специфика рассматриваемой формы эксперимента. Формирование психики и личностных свойств – процесс длительный. Поэтому формирующий эксперимент обычно осуществляется продолжительное время. И в этом отношении может быть отнесен к лонгитюдному исследованию.
Принципиально подобное воздействие может приводить и к негативным для испытуемого или общества последствиям. Поэтому чрезвычайно важны квалификация и добрые намерения экспериментатора. Исследования подобного рода не должны вредить физическому, психическому и нравственному здоровью людей.
В определенной мере формирующий эксперимент занимает промежуточное положение между лабораторным и естественным. С лабораторным его сближает искусственность создания специальных условий, а с полевым – естественный характер этих самых условий.
Преимущественное применение формирующего эксперимента в педагогике привело к пониманию этого метода как одной из форм психолого-педагогического эксперимента. Другой формой психолого-педагогического эксперимента тогда рассматривается эксперимент констатирующий,
позволяющий лишь регистрировать тот или иной феномен или уровень его развития у детей [283].
Представляется все-таки, что иерархия понятий должна быть иной хотя бы потому, что понятие
«формирование» шире педагогических понятий «обучение» и «воспитание». Процедура формирования может относиться не только к одушевленному миру, но и к миру неодушевленному. Что же касается формирования психических качеств, то оно прменимо не только к человеку, но и к животным. Собственно, на этом зиждется научение животных.
Вне педагогического контекста рассматривает формирующий эксперимент Б. Ф. Ломов, когда анализирует проблему влияния экспериментатора на ответы испытуемого [194, с. 41]. И психолого-педагогический эксперимент тогда выступает как частный случай формирующего.
Можно привести и другие примеры конкретизации формирующего эксперимента, выполняющие не только педагогические функции. Так, экспериментально-генетический метод исследования психического развития, предложенный Л. С. Выготским, направлен на изучение формирования различных психических процессов [72, 73]. Развитием экспериментально-генетического метода как исследовательского, диагностического и обучающего приема является метод планомерно-
поэтапного формирования умственных действий, предложенный П. Я. Гальпериным [78].
Широкое распространение получил обучающий эксперимент, основной задачей которого является варьирование содержания и форм учебной деятельности человека с целью определения влияния этих изменений на темпы и особенности психического (в первую очередь, умственного) развития человека. Как видим, и в этом варианте исследовательская составляющая не уступает обучающей. А само обучение может производиться не только в педагогическом плане, но и в профессиональном.

Большой вклад в разработку, совершенствование и применение этих методов внесли отечественные психологи Л. А. Венгер, П. Я. Гальперин, В. В. Давыдов, А. В. Запорожец, Г. С.
Костюк, А. Н. Леонтьев, А. А. Люблинская, Д. Б. Эльконин.
Суть формирующего эксперимента в контексте детской психологии очень точно сформулировала Л. И. Божович: это метод «изучения личности ребенка в процессе его активного и целенаправленного воспитания» [38, с. 129].
В качестве синонимов формирующего эксперимента помимо обучающего и психолого- педагогического употребляют еще множество других терминов: преобразующий, творческий,
созидательный, воспитывающий, генетико-моделирующий эксперимент, метод активного
формирования психики и даже психотерапевтический эксперимент [169, с. 129].
Близка к только что рассмотренному делению на лабораторный и естественный виды эксперимента классификация, предложенная Р. Готтсданкером [92]. Он выделяет примерно по тому же критерию (степень вмешательства экспериментатора в деятельность испытуемого) две разновидности эксперимента: дублирующие и улучшающие реальный мир.
Эксперименты, дублирующие реальность, – это опыты, моделирующие конкретные ситуации реальной жизни, результаты которых имеют невысокий уровень обобщения. Их выводы приложимы к конкретным людям в условиях конкретной деятельности, поэтому их еще называют
экспериментами полного соответствия. Эти опыты преследуют сугубо практические цели.
Данный тип эксперимента близок к естественному типу по классической группировке.
Эксперименты, улучшающие реальность, – это опыты, в которых изменению подвергаются только некоторые, подлежащие изучению переменные. Остальные переменные – стабильны.
Этот тип схож с лабораторным экспериментом по общепринятой классификации.
Приведенная классификация
Р.
Готтсданкера в последнее время некоторыми исследователями квалифицируется как «надуманная и архаичная», поскольку «в развитых науках стремятся избегать «прямого замыкания» экспериментальный результат – реальность, так как понятно, что эксперимент строится исходя из требований проверяемой теории, а не из требований соответствия реальности» [120, с. 103]. Такая критика обусловлена пониманием того, что внешняя валидность психологического эксперимента как предельная адекватность экспериментальной ситуации жизненным обстоятельствам, во-первых, недостижима принципиально [178] и, во-вторых, актуальна лишь в прикладных , но не в фундаментальных исследованиях. Но тогда все эти критические стрелы с тем же успехом надо направить и на деление эксперимента на «нежизненный» лабораторный и «близкий к жизни» естественный.
Клод Бернар предложил различать два вида эксперимента: спровоцированный и на который ссылаются. Поль Фресс считал это деление весьма полезным в психологии [388].
Спровоцированный эксперимент – это опыт, в котором экспериментатор сам воздействует на независимую переменную. Изменения НП могут быть как количественными, так и качественными.
И тогда наблюдаемые экспериментатором результаты (в виде реакций испытуемого) как бы им же и спровоцированы. Очевидно, что подавляющее большинство экспериментальных исследований относится именно к этому виду. П. Фресс не без оснований называет этот тип эксперимента
«классическим».
Эксперимент, на который ссылаются, – это опыт, в котором изменение независимой переменной осуществляется без вмешательства экспериментатора. Сюда относятся изменения личности, мозговые повреждения, культурные различия и т. п. По мнению П. Фресса, эти случаи очень ценны, «так как экспериментатор не может вводить переменные, действие которых было бы медленным (система воспитания), и не имеет права экспериментировать на человеке, если его эксперимент может вызвать серьезные и необратимые физиологические или психологические нарушения» [388, с. 12]. Могут быть случаи, когда эксперимент по одним переменным – спровоцированный, а по другим – на который ссылаются.
Однофакторный (двумерный) эксперимент – это эксперимент с одной независимой и одной зависимой переменными. Поскольку имеется только один влияющий на ответы испытуемого фактор, постольку опыт и называется однофакторным или одноуровневым. А поскольку есть две измеряемые величины – НП и ЗП, постольку эксперимент называется
двумерным или бивалентным. Выделение только двух переменных позволяет изучить психическое явление в
«чистом» виде.
Реализация такого варианта исследования осуществляется с помощью описанных выше процедур контроля дополнительных переменных и предъявления независимой переменной. Основная масса экспериментального материала в психологии добыта с помощью однофакторных опытов. Напомним, что они пока являются основным инструментом изучения психических явлений на функциональном уровне, т. е. на уровне, позволяющем устанавливать функциональные зависимости между переменными.

Понятно, что реализуется однофактор-ный эксперимент в лабораторных условиях.
Многофакторный (многомерный) эксперимент – это эксперимент с несколькими независимыми и обычно одной зависимой переменными. Не исключается и наличие нескольких зависимых переменных, но этот случай пока крайне редок в психологических исследованиях.
Хотя, видимо, за ним будущее, так как реальные психические явления всегда представляют собой сложнейшую систему множества взаимодействующих факторов.
К ним применимо распространенное в науке наименование «плохо организованных систем», которое как раз и подчеркивает множественность детерминации их проявления [74, 230].
Многофакторное экспериментирование развивалось по двум главным направлениям. Первое связано с упоминавшимся уже английским ученым Р. Фишером, разработчиком дисперсионного анализа. В основе этого подхода лежат идеи статистических закономерностей. Второе направление связано с идеями кибернетики [65, 66]. По-видимому, этим обстоятельством обусловлено обозначение многофакторного эксперимента термином «ки-бернетический
эксперимент» [177, 190]. К настоящему времени, пожалуй, оба направления слились воедино и трудноразличимы.
В психологии многофакторный эксперимент применяется в ситуациях, когда исключить или снивелировать влияние дополнительных переменных невозможно или когда по задаче исследования требуется выяснить совместное влияние на испытуемого нескольких независимых переменных. Естественно, в эту систему включают факторы, поддающиеся учету (а еще лучше и измерению).
Таким образом, чего нельзя добиться прямой манипуляцией переменных в однофакторном эксперименте, можно достичь путем статистического анализа множества переменных в многофакторном эксперименте. Обычным способом подобного анализа является дисперсионный анализ (и его модификации). Рационализация процедуры многофакторного эксперимента достигается с помощью изложенного выше процесса планирования эксперимента. Главное достоинство метода – приближение экспериментальной ситуации к реальным условиям жизнедеятельности испытуемого. Значительно снижается риск искажения или «загрязнения» результатов побочными явлениями, который присущ однофакторному варианту. Здесь вместо попыток устранить контаминирующие эффекты (взаимовлияние) проводится их изучение.
«Анализ связей между изучаемыми признаками позволяет выявить наибольшее число скрытых структурных факторов, от которых зависят наблюдаемые вариации измеряемых переменных»
[212, с. 5].
Внастоящее время психологическая наука считает, что наблюдаемые исходные признаки поведения индивида – это только поверхностные индикаторы, косвенно отражающие скрытые от прямого наблюдения черты личности, знание которых позволяет просто и понятно описать индивидуальное поведение. Считается, что этих скрытых черт (действительно определяющих поведение факторов) меньше, чем поверхностных. Описания через факторы как системы взаимосвязанных внешних признаков значительно экономнее описаний через эти внешние признаки. Таким образом, многофакторный эксперимент способствует выявлению истинных, сущностных детерминант поведения человека.
Очевидно, что многофакторное экспериментирование с успехом может применяться в областях, где поведение изучается в естественных условиях.
Тем не менее многофакторный эксперимент пока еще только завоевывает равное положение с однофакторным. Основными причинами такой ситуации считаются: 1) трудность (или иногда неспособность) вырваться из привычных стереотипов о правилах проведения исследований и 2) малое число публикаций по теории многомерных исследований.
Синонимы многофакторного эксперимента: многоуровневый;многомерный, мультивалентный эксперимент
Индивидуальный эксперимент – опыт с одним испытуемым.
Групповой эксперимент – опыт с несколькими испытуемыми одновременно. Их взаимовлияния могут быть как существенными, так и незначительными, могут учитываться экспериментатором или не учитываться. Если взаимовлияния испытуемых друг на друга обусловлены не только соприсутствием, но и совместной деятельностью, то возможно говорить о коллективном
эксперименте.
Интрапроцедурный эксперимент (лат. intra – внутри) – это эксперимент, в котором все экспериментальные ситуации (а в сущности, все значения независимой переменной) предъявляются одному и тому же контингенту испытуемых. Если испытуемый один, т. е. осуществляется индивидуальный опыт, то говорят об интра-индивидуальном эксперименте.
Сравнение ответов этого испытуемого, полученных в разных ситуациях (для разных значений

НП), и дает возможность выявить зависимости между переменными. Особенно удобен этот вариант при количественных изменениях НП для определения функциональных зависимостей.
Возможна реализация рассматриваемой процедуры и в групповом варианте. Такие опыты обычно посвящены изучению межличностных отношений в различных социальных группах. Тогда опыты можно назвать штрагрупповыми. Справедливости ради надо сказать, что в известной нам литературе термин «интрагруп-повой эксперимент» отсутствует. Его предполагается пока рассматривать как логическое дополнение к интраиндивидуально-му. Главная цель таких экспериментов – выявление общих закономерностей для той или иной популяции.
Интерпроцедурный эксперимент (лат. inter – между) – эксперимент, в котором разным контингентам испытуемых предъявляются одинаковые экспериментальные ситуации. Работа с каждым отдельным контингентом осуществляется либо в разных местах, либо в разное время, либо разными экспериментаторами, но по идентичным программам. Главная цель подобных опытов – выяснение индивидуальных или межгрупповых различий. Естественно, что первые выявляются в серии индивидуальных опытов, а вторые – групповых. И тогда в первом случае говорят об интериндивидуальном эксперименте, во-втором – об интергрупповом, или чаще
межгрупповом эксперименте.
Кросс-процедурный эксперимент (англ. cross – пересекать) – это эксперимент, в котором разным контингентам испытуемых предъявляются неодинаковые ситуации. Если испытуемые работают поодиночке, то речь идет о кросс-индивидуальном эксперименте. Если же каждой ситуации соответствует определенная группа испытуемых, то это – кросс-групповой
эксперимент, который иногда называют межгрупповым, что является терминологической неточностью. Межгрупповой – это синоним интер-, а не кросс-группового эксперимента. Указанная неточность проистекает либо из-за неадекватного перевода иностранных источников, либо из-за небрежного отношения к терминологии.
Этот тип эксперимента используется с равным успехом как для изучения обще психологических, так и дифференциально-психологических факторов и закономерностей.
Реализация кросс-процедуры характерна для многофакторного экспериментирования.
Количественный эксперимент – это опыт, в котором независимая переменная может уменьшаться или увеличиваться. Ряд ее возможных значений представляет собой континуум, т. е. непрерывную последовательность величин. Эти значения, как правило, могут выражаться численно, поскольку НП имеет единицы измерения. В зависимости от природы НП ее количественное представление может осуществляться различными способами. Например, временной интервал (длительность), дозировка, вес, концентрация, число элементов. Это физические показатели. Количественное выражение НП может реализовываться и через психологические показатели: как психофизические, так и психометрические.
Количественный характер НП еще не гарантирует получения метрических (интервальных и пропорциональных) экспериментальных данных, но является их существенной предпосылкой.
Качественный эксперимент – это опыт, в котором независимая переменная не имеет количественных вариаций. Ее значения предстают только как различные качественные модификации. Примеры: половые различия популяций, модальностные различия сигналов и т. п.
Предельный случай качественного представления НП – это ее наличие или отсутствие.
Например: присутствие (отсутствие) помех.
Качественный характер НП не обязательно приводит к неметрическим результатам эксперимента. Но получение метрических данных здесь, как правило, более проблематично, чем в количественных опытах.
12.4. Эксперимент как совместная деятельность исследователя и испытуемого
Экспериментальный процесс, во-первых, есть процесс общения исследователя с испытуемым и, во-вторых, есть процесс выполнения каждым из них своих специфических, но взаимосвязанных функций, определяющих своеобразие выполняемых ими индивидуальных деятельностей, напрашхенных на получение единого результата. Таким образом, работу экспериментатора и испытуемого следует рассматривать как совместную деятельность. Действительно, здесь обнаруживаются все основные признаки совместной деятельности: 1) пространственное и временное соприсутствие; 2) наличие организующего и руководящего элемента (в лице экспериментатора); 3) наличие единой цели (в форме успешного выполнения экспериментальных задач); 4) разделение процесса деятельности между участниками; 5) возникновение в процессе деятельности межличностных отношений. Очевидно, что успех этой совместной деятельности в эксперименте в огромной степени зависит от слаженности работы исследователя и испытуемого, от их взаимопонимания и благорасположения друг к другу и к целям исследования. Действие этих факторов не ограничивается только рамками собственно экспериментальной ситуации.

Определяющие взаимосвязи экспериментатора и испытуемого присутствуют и до, и после эксперимента.
12.4.1. Доэкспериментальное общение
До того как приступить к непосредственным опытам, экспериментатор набирает требующийся ему по задаче исследования контингент испытуемых. Приглашая к сотрудничеству, исследователь проводит «агитационную» беседу с кандидатами в испытуемые. От того, как он проведет вербовку, зависит не только качество будущих результатов, но и сам факт дальнейшего взаимодействия с этими людьми. В процессе первых контактов исследователь выясняет пригодность кандидатов на роль испытуемого, создает у них установку на эксперимент и сотрудничество, а также формирует их отношение к себе. Следовательно, уже на этой предварительной стадии к экспериментатору и испытуемому предъявляются определенные требования.
Так, экспериментатор должен обладать проницательностью и квалификацией, позволяющими ему подобрать человека со свойствами, адекватными задачам исследования. Именно на стадии вербовки экспериментатор должен проявить общительность, коммуникабельность, общую культуру и эрудицию, умение убеждать и заинтересовывать. Нередко от него требуются эмпатические способности. Ясно, что не все эти качества необходимы исследо^-вателю на стадии собственно экспериментирования, где он должен вести себя гораздо «суше» и строже, твердо соблюдая асимметричность позиций. На этапе комплектования контингента испытуемых экспериментатор по своим функциям и требуемой системе качеств приближается к ведущему психологическую беседу и к интервьюеру. В процессе экспериментирования он, отслеживая всю процедуру и контролируя соответствие действий испытуемого заданной инструкции, больше напоминает анкетера, следящего за соблюдением правил заполнения анкеты.
Не менее чем первое впечатление испытуемого об экспериментаторе, важен и первичный образ испытуемого в сознании экспериментатора. Здесь может отрицательно сказываться изве-: стный «эффект первичности» [13, 37]. Под его воздействием ин-: формация, получаемая в дальнейшем эксперименте и не соотт, ветствующая созданному вначале образу испытуемого, экспериментатором может рассматриваться как случайная и отбраковываться или игнорироваться. Сформированный образ начинает играть роль стереотипа и определять у экспериментатора: систему установок и ожиданий на действия и ответы испытуемого.
Несоответствие поведения испытуемого ожиданиям экспериментатора нередко ведет к неосознанному искажению результатов опыта при их фиксации экспериментатором. Вот где со всей яркостью проступает субъективность объективного наблюдения! В. Н. Дружинин приводит весьма красноречивые и убедительные примеры подобных искажений из мировой научной практики, подтверждающие, что «влияние ожидания проявляется не только при фиксации результатов действий людей, но и в экспериментах на животных» [120, с. 66]. Рассогласование получаемых ответов с ожидаемыми может вызвать раздражение экспериментатора, не всегда скрываемое. Дело даже может доходить до враж- > дебности к испытуемому. Понятно, что в этих случаях ни о каком; плодотворном сотрудничестве речь уже не идет, а данные эксперимента и объективно (как реальные ответы испытуемого), и субъективно (как регистрируемые и интерпретируемые экспериментатором ответы испытуемого) резко теряют в достоверности и точности. Отсюда следуют такие дополнительные требования к личности экспериментатора, как выдержка, толерантность, устойчивость к стереотипизации.
Эффекты первого впечатления у обоих и об обоих главных действующих лицах эксперимента заостряют проблему выбора испытуемых. И без того – это серьезная и трудная работа вследствие ограниченных, как правило, возможностей экспериментатора привлечь к исследованию необходимое число людей, причем людей с соответствующими качествами.
Рассмотрим сквозь призму взаимодействия испытуемого и экспериментатора два типичных случая категоризации испытуемых независимо от их личностных особенностей. Назовем условно признаки, по которым выделяются эти категории, «экспериментально-типологическими» характеристиками испытуемых. Первый случай – это размежевание испытуемых по принципу добровольности их участия в опытах. Тогда имеются две альтернативные категории, участвующие добровольно или принудительно. Во втором случае за классификационный критерий принимается уровень исходной осведомленности испытуемого о предполагаемом эксперименте. Тогда говорят о компетентных или некомпетентных испытуемых (на жаргоне психологов: об «испорченных» или «наивных»).
Критерий добровольности указывает, в первую очередь, на наличие, уровень и специфику мотивации. Эта важнейшая внутренняя переменная может обеспечить успех эксперимента или

предопределить его крах. Очевидно, что необходимо отказаться от услуг потенциального испытуемого при отсутствии или низком уровне у него мотивации к данной экспериментальной деятельности. Но не всякий такой кандидат «безнадежен». Искусность исследователя не в последнюю очередь определяется его умением замотивировать и бесперспективных на первый взгляд кандидатов. Необходимо увидеть у них соответствующие струны и сыграть на них. Раньше уже говорилось об основных побудителях к сотрудничеству в эксперименте. Это – познавательная потребность (в виде интереса к новому или в виде самопознания), тщеславие, состязательность, вознаграждение в различных формах. Ведущими в практике научного эксперимента считаются следующие мотивы: вознаграждение (чаще всего в виде денежной оплаты или зачетов у испытуемыхстудентов), любопытство и «уговоры друзей», с которыми человек участвует в опыте «за компанию». Крайне редким явлением считается стремление испытуемых «послужить науке» [120, с. 73]. Наш опыт экспериментальной работы, пожалуй, подтверждает это мнение. Добавить необходимо только следующее. Любая избыточная мотивация согласно закону Йеркса–Додсона может исказить результаты. Но особенно опасны в этом отношении корыстные побудители. Стремление получить как можно большую награду может привести к «подыгрыванию» экспериментатору, к ответам, которые, как думает испытуемый, исследователь хотел бы получить. Возможны даже заведомо лживые, но «хорошие» ответы в субъек-тизных методиках и сфальсифицированные, но высокие результаты в методиках объективных.
Принудительное привлечение к психологическим экспериментам осуществляется чаще всего в виде «прикомандирования» к исследовательской группе сотрудников какой-либо организации, учреждения. Иначе говоря, наибольшие возможности принудительного экспериментирования таятся в недрах официальных (формальных) групп, где в том или ином виде «приобщенный к науке» руководитель имеет возможность «предложить» подчиненным поучаствовать в работе ученых. Типичны в этом отношении крупные промышленные предприятия, воинские подразделения, учебные заведения. Среди последних особо надо выделить вузы с психологическими отделениями или факультетами. Именно они являются основными поставщиками как добровольцев, так и «приневоленных» к психологическим экспериментам. А куда деться студенту-психологу, если психологу-преподавателю требуются испытуемые? Причем желательно бесплатные и хоть как-то замотивированные и подконтрольные. В зарубежной литературе в связи с таким положением появился даже термин «психология второкурсника» [89].
По данным американских психологов, «от 70 до 90% всех исследований поведения человека проводились с испытуемыми-студентами колледжей, причем большинство из них– студенты- психологии... Чаще всего эксперименты проводятся с испытуемыми, которые привлекаются к участию принудительно. Около 7% привлекаемых к исследованиям являются добровольцами»
[120, с. 73].
Но, по-видимому, о принуждении в опытах следует говорить не как о некоем насильственном акте, а как о предложении небольших благ за согласие и о гипотетических неприятностях за отказ.
К таким благам можно причислить временное освобождение от работы с сохранением зарплаты, повышенное внимание коллег к персоне согласившегося, благосклонность к нему в будущем руководства, повышение оценок за успеваемость и т. п. В качестве неприятностей «отказнику» грозят слава труса и неотзывчивого человека, легкое ухудшение отношений с начальством, возможные ограничения сверхнормативных поощрений. Короче говоря, согласие дает право рассчитывать на всевозможные поблажки, отказ может лишить надежд на них. Таким образом, принудительное привлечение к эксперименту на самом деле является скорее принудительно- добровольным, поскольку предполагает наличие у принуждаемых испытуемых некоторых мотивов к взаимодействию с исследователем.
Что касается степени компетентности испытуемого в прозоди-мом с ним эксперименте, то здесь есть свои pro и contra. Так, компетентный испытуемый требует меньших затрат на обучение и вхождение в опыт, меньшего внимания и контроля в процессе работы. У него больше шансов правильно понять идею и цель эксперимента, сознательно, грамотно и точно выполнить свои функции. Однако его осведомленность может обернуться и обратной стороной: он способен уловить и не раскрытую ему рабочую гипотезу, предвосхитить искомые результаты опыта и начать «помогать» или скрыто противодействовать исследователю. Это и дало повод называть компетентных испытуемых «испорченными». «Испортила» их избыточная информация об эксперименте. Какого испытуемого предпочесть, экспериментатор решает в каждом конкретном случае, исходя из задач, условий, схемы эксперимента и собственной интуиции. В. Н. Дружинин утверждает, что «большинство экспериментаторов предпочитают «наивных испытуемых»« [120, с.
74].

Как и при опросах, в экспериментальных исследованиях испытуемому при необходимости можно гарантировать анонимность. Это позволяет расширить круг привлекаемых к сотрудничеству людей, особенно нерешительных и осторожных, а также стимулировать их откровенность и открытость. Неанонимный вариант предполагает большую ответственность испытуемого.
Все вышеизложенные рассуждения об учете
«экспериментально-типологических» характеристик испытуемых на стадии их отбора в полной мере относятся к лабораторному эксперименту, где испытуемый всегда знает о своей роли подопытного. Что касается естественного и формирующего экспериментов, то чистота рассмотренных типологий становится проблематичной.
Естественный эксперимент может осуществляться как в открытой форме, т. е. с информированием испытуемых о факте экспериментирования, так и в скрытой. В первом случае экспери-ментачьная ситуация сближается с лабораторной и тогда можно говорить о добровольности или принудительности привлечения испытуемых к исследованиям.
Действительно, узнав о будущей своей роли испытуемого, человек вправе отказаться от соучастия в исследовании. Однако возможности этого отказа довольно ограничены тем, что в данном случае функции испытуемого – это, в первую очередь, выполнение им своих обычных обязанностей (трудовых, учебных, военных, игровых и т. д.), от которых отказаться он не может.
Кем здесь является испытуемый – добровольцем или «рабом» – определить весьма непросто.
Но, видимо, чаще можно констатировать «безвыходность» положения испытуемого и соответственно доминирование принуждения над свободным выбором. Здесь же можно говорить о степени компетентности испытуемого по поводу эксперимента. В случаях скрытого естественного эксперимента проблемы выбора перед испытуемым вообще не стоит. Поэтому о принуждении в психологическом плане речи не идет. Но зато объективно наблюдаемые люди исполняют роль испытуемых без своего согласия. Мотивация и компетентность относятся только к сфере их естественной деятельности вне контекста эксперимента.
Формирующий эксперимент
– вообще особый случай связей испытуемого и экспериментатора. Последний в глазах испытуемого предстает не столько как исследователь, изучающий его, сколько как воспитатель, учитель, партнер. А самого себя испытуемый подопытным не ощущает. Фактически он не осознает ситуацию взаимодействия с исследователем как экспериментальную, а следовательно, и не имеет тех дилемм, что характерны для лабораторного эксперимента. И хотя объективно испытуемого «формируют» принудительно, субъективно – это доброволец. На стадии отбора таких испытуемых экспериментатор руководствуется не их отношением к предстоящим экспериментам, тем более что они замаскированы и опосредованы естественной деятельностью, а показаниями к необходимости формирующих воздействий именно на этих людей (чаще всего детей). Так что здесь фактор принудительности можно отнести не столько к испытуемому, сколько к экспериментатору, вынужденному работать с определенными лицами.
Квалификация исследователя здесь на доэкспериментальном этапе должна быть направлена главным образом на подбор адекватных и не травмирующих данного конкретного человека формирующих воздействий и на установление с ним особо доверительных отношений.
В заключение обзора доэкспериментального общения испытуемого с исследователем надо упомянуть о феномене «идеального испытуемого». Идеальный испытуемый – это образ в сознании экспериментатора, к которому, по его мнению, должен приближаться реальный испытуемый. Идеал «должен обладать набором соответствующих психологических качеств: быть послушным, сообразительным, стремящимся к сотрудничеству с экспериментатором; работоспособным, дружески настроенным, неагрессивным и лишенным негативизма» [120, с. 64-
65]. Как и всякий идеал, этот тоже принципиально недостижим, но играет роль образца и ориентира, в данном случае – при формировании изучаемого контингента. Наличие подобного образа у экспериментатора имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Хорошо, когда исследователь четко представляет, кто ему требуется. Но строгое следование своему идеалу может значительно затруднить и затянуть процедуру набора испытуемых и резко сузить поле выбора. Кроме того, очевидные выгоды от работы с идеальным испытуемым могут быть перечеркнуты его излишним стремлением угодить экспериментатору, что сближает его с
«испорченным» испытуемым. Наконец, стремление к идеалу может породить завышенные ожидания экспериментатора по отношению к испытуемому. Несоответствие последнего этим ожиданиям на стадии экспериментирования чревато отмеченными выше эффектами неудовлетворения, раздражения и враждебности со стороны экспериментатора.

12.4.2. Экспериментальное взаимодействие
Вся важность предварительного общения исследователя с потенциальным испытуемым никак не заслоняет главного этапа их взаимодействия на стадии проведения опытов.
По поводу качеств испытуемого здесь добавить нечего. Они исследователем были обнаружены и оценены еще до эксперимента и теперь должны лишь способствовать тщательному соблюдению испытуемым заданной ему инструкции. Единственно, что можно предположить относительно отдельных испытуемых, приглашенных к лабораторному эксперименту, так это запоздалое выявление их неискренности на стадии вербовки. Те из них, которые стремились к участию в исследовании, но боялись, что им откажут, могли постараться представить себя в выгодном свете и свои недостатки (с их точки зрения) скрыть, а достоинства – акцентировать. Те же, кто старался уклониться от принудительного привлечения к опытам, наоборот, могли представить себя с наихудшей стороны. Эти рассогласования, всплывшие в процессе экспериментирования, могут, конечно, повлиять и на отношения с экспериментатором, и на ход, и на результаты эксперимента. Но преувеличивать значение этой угрозы, видимо, не следует. Bo-первых, потому, что опытный специалист-психолог не так-то легн ко обманывается в своих представлениях о людях вообще и о претендентах на эксперимент в частности. Во-вторых, удельный вес; подобных ошибок в общем комплексе задействованных в эксперименте качеств испытуемого обычно не так уж велик. В-третьих, экспериментатор, как правило, имеет определенный люфт в своих командах и указаниях испытуемому. Обнаружив какие-либо несоответствия возможностей испытуемого требованиям эксперимента, он может внести необходимые коррективы либо в действия испытуемого, либо в условия опыта с тем, чтобы значительно не отклониться от общей линии проверки рабочей гипотезы. Наконец, в любом случае имеется возможность учесть эти «арте-
: факты» в последующей обработке и интерпретации полученных от такого испытуемого данных.
Действия испытуемого на этой стадии лабораторного эксперимента полностью определяются инструкцией. За ее рамки он может выходить лишь в редких случаях, когда используется вариант метода с самоинструкцией. Но и тогда его действия вполне,_ прогнозируемы, подотчетны и контролируемы. В естественном и формирующем экспериментах действия испытуемого, хотя и не регламентируются, однако подконтрольны и прогнозируемы, а иногда и управляемы.
В отношениях испытуемого к экспериментатору особых перемен при переходе к исполнению опытов не предусматривается. Общение здесь в основном предполагает согласованные взаимодействия, а межличностные отношения отходят на второй план. Если же отношения начинают значительно мешать намеченному ходу эксперимента, начинают доминировать над взаимодействиями, то независимо от того, «улучшаются» они или «ухудшаются», их следует нормализовать и снизить их влияние. Скажем, нельзя допускать в этот момент скатывания на дружеские, а тем более панибратские отношения, поскольху это может привести к безответственности и даже халатности испытуемого. Не следует стимулировать любое значительное потепление отношений, так как есть опасность спровоцировать испытуемого на
«помощь» и неуместную услужливость экспериментатору. Тем более нежелательны изменения отношений в негативную сторону. Их следствием может стать сознательное противодействие испытуемого указаниям экспериментатора или дача ложных или сфальсифицированных ответов.
Говоря экспериментальным языком, отношения испытуемого к экспериментатору как существенная дополнительная переменная должны не препятствовать грамотному исполнению опытов и поддерживаться на постоянном уровне в течение всего эксперимента. В естественном эксперименте по большей части взаимоотношения либо вообще отсутствуют (скрытый вариант), либо в основном нейтральны (открытый вариант). В формирующем эксперименте желательно, если не постоянное улучшение, то сохранение возможно теплых отношений на всех стадиях совместной работы испытуемого с исследователем.
Все сказанное относительно испытуемого справедливо не только для индивидуальных экспериментов, но и для групповых, когда в опыте участвуют сразу несколько человек.
Собственно групповой эксперимент, в котором между испытуемыми нет или очень немного актов их взаимодействия, ничем практически не отличается от индивидуального варианта: каждый испытуемый имеет контакты преимущественно с экспериментатором (вертикальные связи).
Остальные участники рассматриваются скорее как внешние помехи с вытекающими отсюда требованиями к условиям опыта. Коллективный же вариант группового эксперимента имеет значительную специфику в работе испытуемого. Она определяется увеличением числа межличностных связей каждого испытуемого и необходимостью слаженной работы всей группы
(наличие горизонтальных связей). Тогда перед экспериментатором на предварительной стадии формирования группы стоит задача психологической и квалификационной совместимости всех

участников. А деятельность последних выступает как совместная не только с экспериментатором, но и друг с другом.
Экспериментатор при непосредственном проведении опыта руководит действиями испытуемого (или группы), предъявляет стимуляцию, контролирует все условия опыта, регистрирует ответы испытуемого (испытуемых) и фиксирует в протоколе экспериментальную ситуацию. К этой работе он может привлекать помощников, в частности протоколистов, обслуживающий аппаратуру персонал, дополнительных наблюдателей, специалистов по визуальной фиксации эксперимента (художников, фотографов) и др. Это, конечно, усложняет совместную с испытуемым деятельность за счет увеличения взаимосвязей в экспериментальном коллективе. Главный принцип согласованной работы такой группы – свести к минимуму влияние на деятельность испытуемого воздействий ассистентов экспериментатора. Эти воздействия обычно рассматриваются как помехи, а на языке эксперимента как дополнительные переменные, влияние которых на ответы испытуемого следует минимизировать и поддерживать на постоянном уровне. Подобное коллективное взаимодействие в эксперименте (особенно в лабораторном) – явление не частое. Типичная ситуация – это взаимодействие только двух главных действующих лиц. В групповых экспериментах увеличения когорты исследователей избежать удается не всегда.
Отношение экспериментатора к испытуемому на этапе сбора данных, т. е. непосредственного экспериментирования, несколько изменяется по сравнению с предыдущим этапом вербовки.
Специфика определяется изменением роли экспериментатора.Речь, конечно, идет о лабораторном эксперименте. В естественном и формирующем вариантах роль исследователя особых изменений не претерпевает. В лабораторном варианте исследователь из «зазывалы» и
«искусителя» превращается, хотя и в благожелательного, но строгого руководителя и контролера.
Положительный образ экспериментатора, сформировавшийся у испытуемого при первых контактах до опыта, должен быть закреплен уверенными и профессиональными действиями исследователя. Он должен стать для испытуемого авторитетом, указания которого сознательно принимаются и неукоснительно выполняются. Все это предопределяет понижение интенсивности проявления межличностных отношений и некоторую переструктуризацию их содержания. При этом внимание и уважительность к испытуемому со стороны экспериментатора – залог их успешного взаимодействия.
Как одна из важнейших дополнительных внутренних переменных, влияние личности экспериментатора на ответы испытуемого должно быть стабильно. Об этом уже достаточно говорилось. Но существует другая сторона влияния его личности на результаты эксперимента.
Это влияние сказывается не только через формирование ответов испытуемого, но и через фиксацию и интерпретацию получаемых ответов. Частично мы этого уже касались, рассматривая случай несоответствия действий и ответов испытуемого ожиданиям исследователя. Обманутый в своих ожиданиях и раздраженный этим экспериментатор может либо отбраковать, либо проигнорировать ответы «бестолкового» испытуемого. Несколько иная форма искажения ответов, более замаскированная, а потому и более опасная, состоит в следующем. Стремясь подтвердить
(или опровергнуть) рабочую гипотезу, экспериментатор неосознанно начинает выделять
«правильные» ответы и не замечать «неправильные», не укладывающиеся в его представление о должных реакциях испытуемых. Мало того, что он сам вносит искажения в регистрируемую информацию, он еще и провоцирует испытуемого отвечать «правильно». Подобную «работу под гипотезу» американский психолог Р. Розенталь назвал «эффектом Пигмалиона» [477]. Для исключения или хотя бы контроля этого эффекта рекомендуются два приема: 1) привлечение к проведению опытов экспериментаторов-помощников, не посвященных в цели и гипотезу исследования; 2) проведение контрольных опытов другими исследователями (желательно критически настроенными к идее и гипотезе автора эксперимента).
Опыт научного экспериментирования выявил некоторые устойчивые тенденции в вопросе о влиянии личности экспериментатора на результаты опыта [452, 477]. Особенно значимы такие свойства исследователей, как возраст, пол, внешняя привлекательность, авторитет в глазах испытуемого, доброжелательность, тревожность. Так, экспериментаторы-мужчины более успешно, чем женщины, нацеливают испытуемых на поиск нового и осмысление экспериментальной ситуации. Зато женщины лучше «раскрывают» людей, побуждая их к откровенности и к эмоционально окрашенному поведению. Отсюда, возможно, эффективнее ввести «разделение труда» в экспериментальное исследование: на стадии вербовки испытуемых привлекать женщин, а непосредственно проведение опытов поручать мужчинам. Известно также, что дети охотнее работают с женщинами, чем с мужчинами, что и понятно: в деятельности детей эмоциональный компонент доминирует над интеллектуально-рациональным.

Считается достоверной и закономерность повышения уровня влияния личности экспериментатора при повышении уровня социальности изучаемого психического явления.
Максимально это влияние сказывается в социально-психологических экспериментах и в опытах по психологии личности. Минимально – в пси» хофизических и психофизиологических опытах по изучению сенсорно-перцептивной организации человека.
Очевидно, что исключить полностью влияние эксперимента тора на ход эксперимента и на ответы испытуемого невозможно. Поддержать его на постоянном уровне – задача исследователя.
Возможно, этот эффект на стадии проведения опыта (исключая инструктаж) сводится на нет в автоматизированных экспериментах, где роль экспериментатора выполняет компьютер?
12.4.3. Послеэкспериментальное общение
Завершение эксперимента не должно выглядеть как полное прекращение взаимодействий и взаимоотношений между испытуемым и экспериментатором. Предпочтительнее, чтобы общая картина финала выглядела не как «расхождение в море кораблей», а как завязывание более тесного знакомства. Это диктуется следующими соображениями.
Во-первых, этика психолога (да и общечеловеческие нормы морали) требует выражения благодарности испытуемому за его участие в исследовании, а если предусматриваюсь вознаграждение, то и выполнения до конца соответствующих обязательств и обещаний. Это вызывает у испытуемого удовлетворение итогом экспериментирования, сохраняет уважение к экспериментатору и науке.
Во-вторых, та же этика психолога предполагает возможно полное удовлетворение стремлений испытуемого познавательного и эмоционального характера, побудивших его принять участие в исследованиях.
Поэтому желательно провести послеэкспериментальное собеседование, направленное на пояснения заинтересовавших испытуемого фактов, ответы на его вопросы об изучаемой проблеме и в целом о научно-психологической тематике. Если экспериментатор замечает, что испытуемый перевозбужден собственными успехами в эксперименте или, наоборот, подавлен неудачей, то следует нормализовать его состояние, прокомментировав соответствующим образом проведенное исследование.
В-третьих, экспериментатор может быть заинтересован в продолжении сотрудничества с этим человеком либо в роли испытуемого, либо в роли помощника. Тогда тем более он его должен заинтересовать и «втянуть» в орбиту собственных научных интересов.
Наконец, оставив у испытуемых благоприятное или негативное впечатление об экспериментах, исследователь «работает на науку» в целом, так как через них формирует в общественном сознании образ психолога и психологической науки. Как справедливо замечает В.
Н. Дружинин, «пока психология не столь широко раскинула свои сети, этим можно было бы пренебречь. Но сегодня сведения о психологии со стороны бывших испытуемых способны формировать мнение о ней в обществе и служить помощью или препятствием в развертывании исследовательской работы» [120, с. 74].
Таким образом, по окончании опытов исследователь вновь сменяет роль и становится в определенном смысле другом испытуемого, заинтересованным его личностью, его проблемами и его судьбой. Асимметричность позиций практически исчезает. В общении взаимоотношения превалируют над взаимодействием. Психолог начинает работать на будущее.