[bookap.info] Гиппенрейтер. Психология внимания. Хрестоматия. Ноу московский психол огосоци ал ьн ы и институт
 Скачать 4.56 Mb.
|
|
внимание? а) Первая категория заключает в себе общие идеи самого грубого свойства, те, которые встречаются у высших животных, у глухонемых и детей до употребления членораздельной речи. Операция ума ограничивается схватыванием весьма выдающихся сходных признаков и составлением таким путем генерических образов -термин более точный, нежели выражение: общие идеи. Эта операция, по-видимому, аналогична известному приему, с помощью которого Галь-тон, налагая одну на другую несколько фотографий, получает сложный портрет данного семейства. Другими словами, она состоит в накоплении сходных признаков и удалении незначительных отличий. Но говорить, что этот прием объясняет образование общих идей, - значит защищать ничем не оправдываемый тезис; он служит лишь для объяснения низшей ступени этого образования и имеет значение только для грубых форм сходства. Заключают ли в себе эти генерические образы двигательный элемент? Высказываться категорически по этому поводу трудно и во всяком случае бесполезно, 330 так как не на этой стадии умственной жизни имеет место произвольное размышление. b) Вторая категория заключает в себе большую часть общих идей, служащих для постоянного обихода мысли. При всестороннем изучении предмета следовало бы установить восходящую иерархию группы, идя от менее общего к более общему, т. е. отмечая способность схватывать все более и более слабые сходства, менее и менее многочисленные аналогии. Все ступени этого восходящего движения встречаются в истории человечества. Обитатели Огненной Земли не имеют вовсе абстрактных терминов. У индейцев Америки есть различные термины для дуба белого и черного, но нет никакого для дуба вообще. У жителей Тасмании существуют отдельные термины для каждого вида деревьев, но нет термина вообще для дерева, тем менее для растения, животного, цвета и т. д.29. Не останавливаясь на этих различных фазисах, ответим на вопрос: что имеется в нашем уме, когда мы думаем этими общими идеями? Прежде всего слово, составляющее постоянный элемент; вместе с ним образ менее и менее сложный, менее и менее ясный по мере восхождения в область обобщений. Этот образ есть отвлечение. Он составляется тем же приемом, которым пользуется ум для того даже, чтобы представить себе индивидуальный образ. Мое представление о Петре, о Павле, о моей собаке, о всяком конкретном предмете, в совершенстве мне известном, может быть только отвлечением из многочисленных восприятий, полученных мною от него и представивших мне его в различных видах. В представлении индивидуального образа между предшествовавшими образами данного предмета происходит борьба за господство в сознании. В зарождении общей идеи борьба за господство в сознании происходит между различными генерическими образами. Это отвлечение второго и третьего порядка. Таким образом возникает ядро, вокруг которого колеблются неопределенные и туманные элементы. Мое общее представление о человеке или собаке, пребывая более или менее долго в сознании, стремится облечься в конкретную форму; оно принимает образ европейца или негра, болонки или бульдога. Двигательный элемент заключается главным образом в слове (мы еще вернемся к этому впоследствии). Что же касается образов, то очень трудно сказать, что остается в них из движений, заключающихся в первоначальных восприятиях. c) В предыдущей категории, по мере того как идеи становятся более общими, роль образов постепенно стушевывается, слово мало- 29 Леббок. Начало цивилизации, гл. IX; Тейлор. Первобытная культура, т. I, гл. VII. 331 помалу берет перевес до тех пор, пока одно только оно и остается. Таким образом получается следующий прогрессивный ряд: генери-ческие образы без слова, генерические образы со словом, слово без образов. На этой последней ступени мы встречаемся с чисто научными понятиями. Существует ли исключительно только слово в этом высшем периоде абстракции? Я утверждаю это без всяких колебаний. Мне неудобно вдаваться в подробности, которые отвлекли бы меня от моей темы; я ограничусь замечанием, что если в настоящее время в слове не заключается ничего, то в нем есть, в нем должно быть потенциальное знание, возможность познания. "В современном мышлении,-говорит Лейбниц,-мы имеем обыкновение опускать объяснение значения употребляемых нами знаков, зная или предполагая, что объяснение это в нашей власти, но не считая в настоящее время такое применение или объяснение слов необходимым... Этот способ рассуждения я называю слепым или символическим. Мы употребляем его в алгебре, в арифметике и, говоря по правде, везде вообще". При обучении детей, и еще лучше диких, счету хорошо видно, каким образом слово, вначале нераздельное с предметами, затем с образами, прогрессивно отделяется от них для самостоятельной жизни. В конце концов оно становится похоже на условную монету (каковы банковские билеты, чеки и т. д.), представляя ту же полезность и ту же опасность. Здесь двигательный элемент может заключаться только в слове. Новейшие исследования, о которых упоминалось выше, доказали, что слово существует не в одинаковой форме у всех людей. Для одних оно состоит главным образом из моментов выговаривания. Штрикер в своей книге о речи и музыке, основываясь на личном опыте, описал законченный тип подобных субъектов; это тип двигательный по преимуществу. Для других слово состоит главным образом из слуховых образов; это внутренняя речь, очень хорошо описанная В. Эггером. Третьи, гораздо реже встречающиеся, думают словами читаемыми или написанными30. Это зрительный тип. У большинства людей все эти элементы действуют в неодинаковых дозах. Но всегда и везде как слово, произнесенное вслух, так и знак чисто внутренний опирается на какую-либо форму первоначального восприятия, а следовательно, заключает в себе двигательные элементы. Нет сомнения, что двигательные элементы, заключенные в общих идеях любой категории, часто бывают очень слабы. Это согласуется и с выяснившимся на опыте фактом, что абстрактное мышление невозможно для многих и затруднительно и утомительно почти для всех. Любопытный случай этого явления был сообщен в Revue philosophique (Janvier 1885, p. 119). См. также: Ballet, поименованное сочинение, гл.Ш. 332 Мы останавливались так долго на этой части нашей темы, потому что она наименее исследована, наиболее трудна и более всего подвержена критике31. Но многие читатели скажут нам: мы допускаем, что существуют двигательные элементы в восприятиях, в образах и в меньшей степени в понятиях; но это еще не доказывает, что внимание действует на них и через них, что оно представляет двигательный механизм. Без сомнения, относительно этого пункта нет ни одного решающего наблюдения или опыта. Убедительный опыт состоял бы в попытке увериться, будет ли еще способен ко вниманию человек, лишенный двигательной способности, как внешней, так и внутренней, и только этой способности. Этот опыт неосуществим. В болезненных случаях, которые мы будем изучать позже, нет ничего подходящего. Заметим, однако, мимоходом, что невозможно размышлять, когда бежишь со всех ног, даже и тогда, когда это делается без всякого другого мотива, как только из желания бежать; при крутом подъеме, даже в тех случаях, когда нет никакой опасности, не любуются видом. Масса опытов доказывает существование антагонизма между большою тратою движений и вниманием. Правда, некоторые размышляют, ходя большими шагами и жестикулируя, но в этих случаях происходит скорее процесс изобретений, нежели сосредоточение, и избыток нервной силы разряжается различными путями. В конце концов очевидно, что внимание есть задержка, причем эта задержка может производиться только с помощью физиологического механизма, препятствующего расходу реальных движений в чувствительном внимании -движений потенциальных (al'etat naissant) -в размышлении, ибо произведенное движение -это восстановление вовне, это уничтожение состояния сознания, так как :" Мы сказали, что изучение большого числа случаев, как нормальных, так и болезненных, привело к признанию нескольких типов: двигательного, слухового и зрительного, смотря по группе образов, преобладающей у каждого отдельного индивида (оставляя без внимания тип обыкновенный или безразличный). Тот, кто думает, выговаривая слова, но не слыша их (Stricker), тот, кто думает, слыша слова, но не выговаривая их (V. Egger), тот наконец, кто думает, видя слова написанными, но не слыша и не выговаривая их, представляют собой типы коренные, несоизмеримые. Это сразу исключает всякую возможность спора. Каждый прав по отношению к себе самому и к себе подобным; он не прав, если обобщает без ограничений. Желательно, чтобы работа, сделанная по отношению к образам и различным формам речи, была предпринята и для общих идей. Возможно, что и там нашлись бы коренные типы. Так, например, мне кажется, что у Беркли общие идеи носят зрительную форму. Тот, кто со вниманием прочтет некоторые отрывки из знаменитого трактата о природе человека (слишком длинные, чтобы приводить их здесь), кто примется изучать их не как теорию общих идеи, 333 производящая его нервная сила преобразуется в двигательный элемент. "Мысль,- говорит Сеченов,- есть рефлекс, сокращенный до двух первых своих третей". Бэн, выражаясь с большим изяществом, замечает: "Думать -значит воздерживаться от слова или действия". В заключение рассмотрим, что нужно понимать под ходячим выражением "произвольно направить свое внимание" и что происходит в таком случае. "То, что происходит в этом случае,-говорит Маудсли, - есть не что иное, как возбуждение известных нервных токов, служащих для составления идей, и сохранение их деятельности до тех пор, пока они, лучеиспуская свою энергию, не доведут до сознания все идеи, связанные ассоциацией, или по крайней мере возможно большее число идей, способных к деятельности при дан- но как документ и психологическую исповедь, тот придет к заключению, что общая идея была для него видением. "Идея о человеке,- говорит он, -которую я в состоянии сфабриковать себе, должна быть идеей о человеке белом, черном или смуглом, прямом, сгорбленном, большом, маленьком или среднего роста. Никакое усилие мысли не дает мне возможности усвоить себе вышеописанную абстрактную идею (то есть идею о цвете не красном, не синем, не зеленом и т. д., но все-таки цвете)". С другой стороны, мне кажется, что у номиналистов общие идеи имеют форму чисто слуховую. Знаменитая теория, сделавшая из универсалов чистые "flatus vocis" (Роселин, Гоббс и т. д.), допускает, по-моему, два толкования. Понимаемая буквально, она представляет бессмыслицу. Чистый "flatus vocis"-это слово, принадлежащее языку вполне неизвестному, которое вследствие этого не ассоциируется ни с какой идеей и остается лишь звуком или шумом. Мало вероятия, чтобы разумные мыслители защищали этот тезис в той форме, какую им обыкновенно приписывают. Я предлагаю другое толкование. Номиналисты суть умы сухие, алгебраические, довольствующиеся одним только словом, не пробуждающим никакого образа. Для них не существует иного представления, кроме звука. Мы очень удалились от Беркли. Штрикер, который не может подумать ни одного слова, не выговорив его, тип чисто двигательный, донельзя далекий от слухового, говорит нам: "Я должен связать что-нибудь с каждым словом, чтобы оно не являлось для меня мертвым термином, как слово из языка, мне незнакомого. Когда в различных случаях жизни мне приходят на ум слова вроде "бессмертие", "добродетель", я объясняю их себе не словами, а зрительными образами. При слове "добродетель" я думаю о каком-нибудь женском лице; при слове "храбрость"-о вооруженном мужчине и т. д." (вышеназванное сочинение, стр. 80 - 81). Это представление абстрактных и общих идей может назваться антиподом номинализма. В медицине говорят, что нет болезней, но есть больные; точно так же нет общих идей, но есть умы, различно думающие. Вместо приема философского, то есть стремления привести все к единству, пора вооружиться приемом психологическим, т. е.определить главнейшие типы. Тогда без сомнения многие споры прекратились бы сами собой. Во всяком случае мне кажется, что за эту работу стоит взяться. 334 ном состоянии мозга. Итак, по-видимому, сила, называемая нами вниманием, есть скорее винт a fronte, притягивающий сознание, нежели винт a tergo, толкающий его. Сознание есть следствие, а не причина возбуждения. Модный психологический язык переворачивает это положение и, говоря вульгарно, ставит плуг впереди волов; потому что при размышлении требуется не направить сознание или внимание на данную идею, как обыкновенно полагают, но, наоборот, сообщить идее интенсивность, достаточную для того, чтобы она могла подчинить себе сознание"32. Остается, однако, еще неясный пункт. Если мы допустим, что механизм внимания двигательный и что для произвольного внимания он состоит главным образом в задерживающем акте, то следует задаться вопросом, каким образом происходит эта задержка и на что она действует. Это такой темный вопрос, что приходится довольствоваться почти одной его постановкой; но лучше попытаться найти ответ, хотя бы и гадательный, чем отступать перед трудностью. Быть может, не бесполезно будет поискать разъяснений в порядке явлений аналогичных, но более простых. Рефлективные движения - будь это рефлексы в тесном смысле, естественные, врожденные, или же рефлексы приобретенные вторичные, упроченные повторением и привычкой, -производятся без выбора, без колебания, без усилия и могут длиться, не вызывая усталости. Они приспособлены настолько хорошо, что приводят в движение в организме только элементы, необходимые для их осуществления. В порядке строго двигательном они соответствуют непроизвольному вниманию, которое, будучи также умственным рефлексом, не предполагает ни выбора, ни колебаний, ни усилия и может долго поддерживаться, не вызывая утомления. Существуют, однако, еще и другие категории движений, более сложных, искусственных, примером которых могут служить: письмо, танцы, фехтование, все упражнения тела, механические занятия. Здесь приспособление уже не природное; чтобы приобрести его, надобно трудиться. Оно требует выбора, попыток, усилия и вначале сопровождается усталостью. Ежедневное наблюдение доказывает, что в самом начале производится большое число бесполезных движений: ребенок, который учится писать, двигает всей рукой, глазами, головой и иногда частью туловища. Цель, к которой должно стремиться в данном случае, состоит в том, чтобы противодействовать рассеянию труда и с помощью ассо- Physiologie de 1'esprit, trad. Herzen. 335 циаций и диссоциаций осуществить максимальное количество работы с минимальным усилием. Причина этого факта заключается в следующем: не существует изолированных движений; сокращающийся мускул действует на соседние и часто на многие другие. Это достигается путем часто повторяемых попыток, благодаря счастливой случайности: ловкие люди успевают быстро, неловкие -медленно или даже никогда. Но механизм остается все тот же; он состоит в усилении известных движений, координировании их в одновременно действующие группы или же в последовательные ряды и в исключении всех остальных, т. е. в их задержке. Точно так же действует и внимание произвольное, или искусственное. Приготовляясь к этому тяжелому состоянию, мы видим, как возникают группами или рядами различные состояния сознания; это зависит от того, что нет изолированных состояний сознания, точно так же как нет изолированных движений. Между ними многие не служат для главной цели и отвлекают от нее. Здесь также существуют состояния сознания бесполезные или вредные, которые по возможности следует устранять. Добрая часть нашей задачи состоит в этой отрицательной работе, которая удаляет из сознания посторонние элементы или приводит их к наименьшей интенсивности. Каким образом достигается это, когда удается? Приходится или отказаться от всякого объяснения, или же допустить, что двигательные элементы этих состояний сознания подвергаются задержке. В таких случаях мы очень ясно ощущаем непрерывное усилие. Может ли оно возникнуть иначе, как вследствие энергии, потраченной на задержку? Ведь обыкновенное течение мысли, предоставленной себе самой, свободно от усилия. Если нам возразят, что, судя по этому, основной механизм произвольного внимания остается скрытым, мы ответим, что скрытым остается механизм всякого хотения. В сознание проникают лишь два крайних момента: отправной и конечный; все остальное происходит в области физиологической, причем безразлично, нужно ли действовать или препятствовать, произвести движение или задержку. Внимание есть состояние ума минутное, преходящее: это не постоянная сила, как чувствительность или память. Это форма (стремление к моноидеизму), которой подчиняется материя (обыкновенное течение состояний сознания); его исходной точкой служит случайное стечение обстоятельств (внимание непроизвольное) или установление заранее определенной цели (внимание произвольное). В обоих случаях необходимо участие аффективных состояний или стремлений. Они направляют всё. Если их нет, ничто не удается; если они подвергаются колебаниям -внимание неустойчиво; когда они прекращаются - внимание исчезает. Когда 336 таким образом является преобладание одного какого-либо состояния сознания, механизм ассоциации приходит в движение сообразно своей многосложной форме. Направляющая работа состоит в том, чтобы выбрать и удержать в сознании (посредством задержки других) приспособленные состояния, но таким образом, чтобы они могли развиваться в свою очередь благодаря ряду подборов, задержек и усилений. Больше внимание не может дать ничего; оно ничего не создает, и если мозг бесплоден, ассоциации бедны, оно функционирует напрасно. Направить по произволу свое внимание составляет труд, невозможный для многих и подверженный случайностям для всех. Ill Всякому по опыту известно, что произвольное внимание всегда сопровождается чувством усилия, прямо пропорциональным его продолжительности и трудности поддержать его. Откуда берется это ощущение усилия и что оно означает? Усилие при внимании есть частный случай усилия вообще, которого наиболее обыкновенным и наиболее известным проявлением служит усилие, сопровождающее мускульную работу. Относительно происхождения этого чувства было высказано три мнения: 1) Оно происхождения центрального и, предшествуя движению или по крайней мере одновременно с ним, направляется изнутри наружу; это чувство центробежное, исходящее, чувство затрачиваемой энергии; оно не происходит, как ощущение в тесном смысле, от внешнего влияния, переданного центростремительными нервами (Бэн). 2) Оно происхождения периферического и, являясь вслед за произведенными движениями, направляется снаружи внутрь; это чувство входящее, чувство энергии, которая была уже потрачена; оно, как всякое другое ощущение, передается от периферии тела к мозгу с помощью центростремительных нервов (Бастиан, Феррье, Джемс и т. д.). 3) Оно есть одновременно явление центральное и периферическое: существует совместно и чувство затрачиваемой силы, или чувство иннервации, и чувство произведенного движения: оно сначала центробежно, затем центростремительно (Вундт). Эта смешанная теория, по-видимому, разделяется и И. Мюллером, одним из первых физиологов, изучавших этот вопрос. Второй тезис, наиболее новый, кажется и наиболее солидным. Джемс очень тщательно изложил его в монографии The Feeling Effort (1880) и подверг всесторонней критике учение о чувстве затраченной энергии, 337 предшествующем движению. Разбирая факты одни за другими, автор доказал, что если в случаях паралича одной какой-нибудь части тела или одного глаза у больного является ощущение затраченной энергии, несмотря на то что конечность или глаз остаются неподвижными (что на первый взгляд подтверждает тезис предшествующего движению центрального чувства иннервации), то это зависит от движения, действительно имевшего место в соответствующих непарализованных конечностях или в глазу. Отсюда он выводит, что чувство это есть сложное состояние, зависящее от сокращения мускулов, от напряжения сухожилий, связок и кожи, от подавленного стремления выговаривать слова, приостановленных движений груди, усилия для закрытия гортани, наморщивания бровей, сжатия челюсти и т. д.; что, словом, оно, как и всякое ощущение, происхождения периферического. Даже для тех, которые не согласны допустить решающее значение этого тезиса, не может подлежать сомнению, что он объясняет факты несравненно удовлетворительнее, гораздо более сообразно общим физиологическим законам, нежели гипотеза, связывающая это чувство с разряжением двигательных нервов; это очевидно следует из того, что двигательный аппарат нечувствителен в центробежном направлении. Рассмотрим теперь частный случай усилия -усилие при внимании. Прежние психологи ограничивались тем, что констатировали его существование, не давая ему никакого объяснения. Они говорят о нем только в неопределенных и таинственных выражениях, как о "состоянии души", о проявлении надорганическом. Они видят в нем воздействие души на мозг с целью побудить его к деятельности. Мне кажется, что Фехнер первый (1860г.) попытался локализовать точным образом различные формы внимания, относя их к определенным частям организма. На этом основании я полагаю, что будет нелишним указать на следующие места, в которых он пытается дать объяснение явлению усилия. "Мне кажется, что чувство усилия при внимании в различ^ ных органах чувств есть не что иное, как мускульное чувство (Muskelgefuhl), вызванное тем обстоятельством, что с помощью известного рефлективного акта приводятся в движение мускулы, находящиеся в соотношении с различными органами чувств. При этом меня могут спросить: с каким же мускульным сокращением может быть связано чувство утомления от внимания, когда мы пытаемся припомнить что-нибудь? Мое самочувствие дает ясный ответ на этот вопрос. Я очень ясно ощущаю напряжение не внутри черепа, но как бы в костях головы и давление снаружи вовнутрь на весь череп, что, очевидно, происходит вследствие сокращения мускулов кожи голо- 338 вы и вполне согласуется с выражениями: "ломать себе голову" над чем-либо (sich den Kopf zerbrechen), "собираться с мыслями". Во время одной болезни, которою я страдал когда-то и в продолжение которой не выносил ни малейшего усилия связной мысли (замечу, что в это время я еще не составил себе никакой теории), мускулы затылка обнаруживали у меня значительную степень болезненной чувствительности всякий раз, когда я старался размышлять". В следующем отрывке Фехнер описывает ощущение усилия сначала в чувствительном внимании, а затем в размышлении. "Если мы переносим наше внимание из области одного чувства к другому, то испытываем тотчас же определенное чувство, трудно поддающееся описанию, но которое каждый легко может воспроизвести на опыте. Это изменение мы определяем как различным образом локализованное напряжение. Мы ощущаем напряжение, направленное вперед в глазах, в сторону-в ушах и изменяющееся сообразно степени внимания, смотря по тому, присматриваемся ли мы или прислушиваемся к чему-нибудь со вниманием: вот почему говорится об усилии при внимании. Мы очень ясно ощущаем разницу, когда быстро меняем направление внимания от глаза к уху. Точно так же различно локализуется чувство усилия, глядя по тому, хотим ли мы обнюхать, испробовать на вкус или старательно ощупать что-нибудь. Когда я собираюсь как можно яснее представить себе данное воспоминание или образ, я испытываю напряжение, совершенно аналогичное тому, которое сопровождает внимательное всматривание или вслушивание. Это вполне аналогичное чувство локализуется совершенно различным образом. При внимательном всматривании в реальные предметы или в последовательные образы напряжение чувствуется впереди, при приложении внимания к другим областям чувств изменяется только направление этого напряжения к внешним органам, причем остальная часть головы не дает никакого чувства напряжения -в тех случаях, где возникают воспоминания и образы, у меня является сознание, что напряжение совершенно покидает наружные органы чувств и, по-видимому, скорее занимает ту часть головы, которую наполняет мозг. Например, если мне хочется живо представить себе данный предмет или данное лицо, то, как мне кажется, они воспроизводятся для меня тем живее, чем более я напрягаю свое внимание не спереди, а, так сказать, сзади"3-'. 33 Elemente der Psychophysik, т. II. 339 С того времени, как появилась работа Фехнера, упомянутые нами изыскания Дюшена, Дарвина и всех биологов, изучавших выразительные движения, внесли в эту область гораздо более ясности и определенности. Напомним еще о роли дыхательных движений, которых не касается Фехнер. Их значение так велико, что в известных случаях только они одни вызывают чувство усилия. Это доказал Ферье с помощью весьма простого опыта. Вытянув руку и держа указательный палец в положении, необходимом для выстрела, можно испытать чувство затраченной энергии, не двигая на самом деле пальцем. Вот, по-видимому, ясный случай чувства затраченной энергии без действительного сокращения мускулов руки и без заметного физического усилия (что составляет тезис Бэна). "Но если читатель возобновит опыт и отнесется со вниманием к состоянию своего дыхания, то заметит, что сознание усилия совпадает у него с неподвижностью грудных мускулов и что пропорционально сумме энергии, которую он чувствует затраченной, он держит гортань закрытою и активно сокращает дыхательные мускулы. Если же он по-прежнему установит свой палец, но при этом все время будет продолжать дышать, то заметит, что, каково бы ни было внимание, направленное им на палец, он не ощутит ни малейшего следа усилия до тех пор, пока палец в действительности не придет в движение, причем локализация чувства усилия отнесется к действующим мускулам. Только в таком случае, когда оставляется без внимания этот необходимый дыхательный фактор, всегда присутствующий, сознание усилия может с некоторою степенью вероятности быть приписано центробежному току". В итоге везде и всегда присутствуют мускульные сокращения. Даже в случаях совершенной неподвижности мы находим при тщательном самонаблюдении, что интенсивное размышление сопровождается зачатками речи, движениями горла, языка, губ. У тех, которые принадлежат к двигательному типу, следовательно, у наименее благоприятных для нашего тезиса, существуют состояния мысленного всматривания или вслушивания: глаз, хотя он и закрыт, приковывается к воображаемым предметам. Чермак, а за ним Штрикер обратили наше внимание на тот факт, что если от внутреннего созерцания образа предмета, который предполагается в очень близком расстоянии, сразу перейти к мысленному всматриванию в предмет очень отдаленный, то чувствуется явственное изменение в иннервации глаз. В зрении действительном приходится в таких случаях переходить от состояния схождения зрительных осей к состоянию их параллелизма, т. е. различным образом иннервировать двигательные мускулы глаз. Та же операция, только в более слабой степени, в зачаточном состоянии, происходит во внутреннем зрении, со- 340 ировождающем размышление. Наконец у всех и во всех случаях существует изменение дыхательного ритма34. Теперь мы в состоянии ответить на поставленный выше вопрос о происхождении чувства усилия и о значении его. Происхождение его кроется в тех физических состояниях, которые мы уже столько раз перечисляли и которые составляют необходимые условия внимания. Внимание -не что иное, как их отражение в сознании. Оно зависит от количества и от качества мускульных сокращений, органических изменений и т. д. Его точка отправления периферического характера, как и для всякого другого ощущения. Эта точка отправления означает, что внимание есть состояние ненормальное, не прочное, вызывающее быстрое изнурение организма, ибо усилие кончается утомлением, утомление же ведет в свою очередь к функциональному бездействию. Остается неясным один пункт. Когда мы переходим от обыкновенного состояния к состоянию чувствительного внимания или размышления, то при этом происходит увеличение работы. Человек, утомившийся от продолжительной ходьбы, от сильного напряжения мысли или изнемогающий от потребности сна по истечении дня, выздоравливающий после серьезной болезни, словом, все расслабленные не способны ко вниманию, потому что оно, как и все остальные формы труда, требует запасного капитала, готового к израсхо-дованию. Таким образом, в переходе от состояния рассеянности к состоянию внимания происходит преобразование силы напряжения в живую силу, переход потенциальной энергии в энергию активную. Это-то и есть начальный момент, отличный от момента чувствуемого усилия, являющегося его следствием. Я делаю это замечание мимоходом, не останавливаясь на нем. За разбор этого вопроса можно взяться с пользою, только ознакомившись с нашим предметом во всей его целости. м В последнее время Гуге (из Амстердама) дал название апросскии (от а и Jipoaexeiv) - неспособности останавливать внимание на определенном предмете вследствие различных обстоятельств, как, например, опухоли желез в носоглоточной полости, полипов носа и т. д. Один семилетний ребенок в течение целого года школьной жизни мог выучить только три первые буквы азбуки. После сделанной ему операции опухоли желез он выучил всю азбуку в течение одной недели. Некоторые воспитанники гимназии или студенты, страдавшие тем же, не могли ничему научиться. Всякое усилие фиксировать внимание вызывало у них головные боли и головокружение. Они могли, не утомляясь, прочесть от шести до десяти раз одну и ту же фразу, не понимая, однако, прочитанного и в то же время не думая ни о чем другом. Последнее обстоятельство отличает это состояние от обыкновенной рассеянности (Biologisches Centralblatt, 1 января 1889). 341 IV Опытные изыскания по вопросу о произвольном внимании подтвердили некоторые выводы, которые, впрочем, естественно вытекали из точного понимания предмета и придали им большую определенность. Изыскания эти могут быть прямыми или косвенными, смотря по тому, изучается ли внимание само по себе во всех его индивидуальных изменениях, в состоянии нормальном или болезненном, или же как средство, как орудие других изысканий, касающихся продолжительности восприятий, ассоциаций, суждения, выбора. Внимание служит действительно основным психическим условием всех психометрических изысканий31. Оберштейнер, рассматривающий внимание главным образом как акт задержки, нашел, что оно вообще требует больше времени у невежд, нежели у людей образованных; у женщин, нежели у мужчин, образ жизни которых способствует развитию задерживающей способности; у старцев, нежели у взрослых и молодых людей; последнее, конечно, зависит от менее быстрой функциональной деятельности. Ряд опытов, произведенных над одним и тем же лицом, дал при нормальном состоянии среднюю, равную 133 о, при головной боли 171 о, в состоянии усталости и дремоты 183 о. У одного больного при начале общего паралича среднее время равнялось 166 о, во втором периоде болезни, когда состояние субъекта вполне совпадало с опытным исследованием, было получено 281 о и до 755 о. С другой стороны, Стэнли Галл, которому удалось встретить субъекта, могущего правильно реагировать в состоянии гипноза, констатировал очень заметное сокращение времени, необходимого для реакции, которое от средней 328 о (состояние нормальное) уменьшалось до 193 о (состояние гипноза), результат, который можно было предвидеть на основании присущего гипнозу моноидеизма. Вундт и Экснер производили другие опыты над нормальным человеком. Иногда субъект застигается в состоянии рассеянности, причем впечатление, на которое он должен реагировать, является врасплох и не определено заранее. Иногда впечатление определяется по отношению к своему характеру и энергии, но не по отношению к моменту, когда оно должно наступить. Иногда же впечатление опре- Относительно подробностей и установки опытов см.: Oberstciner. Experimental Researches on Attention в Brain, январь 1879 г.; Wundt. Psy-chologie physiologique, т. II, гл. XVI; Exner в Hermann. Handbuch der Physiologie, т. II, вып. 2, стр. 283 и след.; Stanley Hall. Reaction time and attention in the hypnotic state, в Mind (апрель 1883). Во всех данных числах за единицу принята тысячная доля секунды = о. 342 \ деляется полностью (в отношении характера и времени наступления), причем условный знак предупреждает субъекта о наступлении впечатления. В этом восходящем движении от неопределенности к полной определенности, время реакции постепенно уменьшается, чего и можно было ожидать. Таким образом, если в случае рассеянности это время может достигнуть громадной цифры 500 а, то во втором случае оно сокращается до 253 о, а при условном знаке до 76 о. Эти опыты представляют нам в простейшей форме состояние, называемое вниманием выжидательным. Они требуют некоторых замечаний, могущих подтвердить сказанное выше. Если рассматривать духовную сторону выжидательного внимания, то оказывается, что это - приготовительная стадия, в течение которой вызывается образ события предвиденного или предполагаемого. Состояние моноидеизма уже образовалось, так что действительное явление есть только усиление прежде существовавшего представления. В некоторых опытах дается почти одновременно два впечатления и требуется определить, которое из них предшествует во времени. Если они различного характера, одно слуховое (удар колокола), другое зрительное (электрическая искра), то мы склонны считать предшествующим или впечатление наиболее сильное, или же то, на которое было направлено внимание. Делая подобного рода изыскания, Вундт мог по желанию получать первым то одно, то другое впечатление, смотря по тому, куда направлял свое внимание. Когда оба возбуждения однородны, то хорошо воспринимается только первое, второе же проходит совершенно незамеченным. Рассматривая выжидательное внимание со стороны двигательных явлений, мы замечаем, что оно вызывает подготовительную иннервацию нервных центров и мускулов, которая при первом толчке может перейти в действительный импульс. Итак, представление само по себе помимо внешней причины может вызвать реакцию. Это возбужденное состояние является главным образом в тех случаях, когда ожидаемое впечатление не определено заранее, в случаях, которые можно назвать случаями выжидательного внимания вообще. Двигательная иннервация распределяется между всеми областями чувствования: тогда является чувство беспокойства и неловкости, чувство такого напряжения, что падающее тело или какая-нибудь случайность в лаборатории вызывают автоматическую реакцию. Когда ожидаемое впечатление в точности определено, тогда путь двигательной иннервации наперед начертан; вместо того чтобы рассеиваться, внимание локализуется. Время реакции может сделаться нулевым или даже отрицательным. 343 Когда реакция должна произойти с помощью разнородных приемов или для разнородных возбуждений, то обязательно должно наступить в центрах изменение, которое могло бы в свою очередь произвести изменение в направлении нервных путей; такое состояние крайне утомительно. Если, несмотря на утомление, продолжают реагировать, то время возрастает несоразмерно, до одной секунды по Экснеру. Мы должны упомянуть также об опытных изысканиях Н. Лан-rejfi над колебаниями чувствительного внимания. В ночной тишине тиканье часов, находящихся на известном расстоянии, то вовсе не слышно, то, напротив, усиливается; то же самое замечается относительно шума водопада; аналогичные колебания были наблюдаемы также в ощущениях зрительных и осязательных. Эти изменения необъективны, они могут быть только субъективны. Можно ли, как это делается обыкновенно, приписать их утомлению органа чувства? Автор не согласен с этим; по его мнению, они происхождения центрального и зависят от колебания внимания. Если бы колебания были происхождения периферического, то они не зависели бы друг от друга в тех случаях, когда внимание направлено на два одновременных возбуждения -одно зрительное, другое слуховое. Этого, однако, не бывает; оба вида колебаний никогда не совпадают; они всегда разделяются вполне определенным промежутком. Где причина такой периодичности колебаний? По мнению автора, она лежит в колебании образов, сопровождающих чувственное восприятие. Усилие, связанное со вниманием, происходит оттого, что к действительному впечатлению присоединяется образ предшествовавшего впечатления. "Чувствительное внимание,-говорит он,-есть ассимиляция действительного впечатления, остающегося неподвижным, с предшествовавшим образом, который подвергается колебаниям". В итоге мы видим, что внимание ни в чем не похоже на чисто духовную деятельность, что оно связано с вполне определенными физическими условиями и, действуя только через них, от них же и зависит. |