[bookap.info] Гиппенрейтер. Психология внимания. Хрестоматия. Ноу московский психол огосоци ал ьн ы и институт
 Скачать 4.56 Mb.
|
|
ГЛАВА ТРЕТЬЯ БОЛЕЗНЕННЫЕ СОСТОЯНИЯ ВНИМАНИЯ. Чтобы закончить изучение внимания, нам остается рассмотреть болезненные случаи. Я не намерен предлагать здесь очерк патологии внимания: такая задача была бы слишком претенциозна 36 Lange. Beitra ge zur Theorie der sinnlichen Aufmerksamkeit und der activen Apperception (Philosophsche Studien, 1887). 344 и преждевременна. Но есть факты, игнорируемые психологией, которые не мешает рассмотреть, хотя на первый взгляд они кажутся вульгарными. Читатель не замедлит убедиться, насколько они важны для более ясного понимания механизма нормального внимания. Разговорный язык противополагает вниманию состояние рассеянности, но слово "рассеянность" на нашем языке, так же как и на некоторых других, имеет различное значение; им обозначают состояния ума по виду однородные, в сущности же совершенно различные. "Рассеянными" называют людей, ум которых не способен фиксироваться мало-мальски прочно, которые беспрерывно переходят от одной мысли к другой под влиянием мимолетных изменений в состоянии своего духа или самых незначительных событий в своей среде. Это -вечное состояние подвижности и разбросанности, служащее антиподом внимания; оно часто встречается у детей и у женщин. Но то же слово "рассеянность" применяют также к случаям совершенно иного рода. Люди, поглощенные какой-нибудь одной мыслью и рассеянные по отношению ко всему окружающему, мало подвержены влиянию внешних событий, которые скользят по ним, не проникая в их сознание. Они кажутся неспособными ко вниманию, потому что очень внимательны. Многие ученые знамениты своей "рассеянностью", примеры, относящиеся сюда, всем известны, и нет надобности приводить их здесь. Между тем как рассеянные-беспорядочные характеризуются постоянным переходом от одной мысли к другой, рассеянные-поглощенные характеризуются невозможностью или крайней трудностью перехода. Они прикованы к своей мысли; это -узники, не желающие бежать. В сущности состояние их есть смягченная форма болезненного случая, который мы будем изучать дальше под названием idee fixe. Эти явления обыденной жизни, эти различные формы "рассеянности" представляют в сущности факты малорельефные, малопоучительные, и мы много выиграем, если остановимся на формах явно патологических. Не претендуя ни на что, похожее на систематическую классификацию, попробуем группировать их в рациональном порядке. Для этой цели отправной точкой должен служить нам факт нормального внимания, причем нам остается только отметить встречающиеся в его природе видоизменения и уклонения от нормы. Некоторые авторы изучали повреждения внимания, относя их к различным общепризнанным типам душевных болезней: ипохондрии, меланхолии, мании, безумию и т. д. Этот прием влечет за собой вечные оговорки и, кроме того, имеет еще более важный недостаток, т. е. он плохо освещает факт внимания. Здесь оно изучается не само по себе, но только в качестве симптома. Для нас, напротив, внимание должно быть на первом плане; все остальное имеет значение 345 аксессуаров. Чтобы всегда можно было схватить соотношение болезненных форм, они необходимо должны быть связаны общим стволом-нормальным состоянием; это единственное условие, при котором мы можем найти для себя что-либо поучительное в патологии. Если, как это мы сделали выше, мы определим внимание как временное господство известного состояния сознания или группы состояний с естественным или искусственным приспособлением индивидуума, если таков нормальный тип, то можно указать на следующие отклонения: 1) Абсолютное господство одного состояния или группы состояний, которое делается прочным, неподвижным и не может быть вытеснено из сознания. Это уже более не антагонист самопроизвольной ассоциации, роль которого сводится к управлению последней; это -сила тираническая, разрушительная, подчиняющая себе все, допускающая развитие идей только в одном определенном направлении, заключающая течение сознания в узкое русло, из которого оно не может выйти, делающая бесплодным более или менее все, что чуждо ее власти. Ипохондрия, а еще более idee fixe и экстаз-суть случаи подобного рода. Они составляют первую группу болезненности, которую я назову гипертрофией внимания. 2) Ко второй группе я причисляю случаи, когда внимание не может не только поддерживаться, но часто даже и образоваться. Эта расслабленность имеет место при двух главных условиях. Иногда течение мыслей так быстро, наплыв их так обилен, что ум находится во власти совершенно необузданного автоматизма. В этом беспорядочном приливе не длится и не преобладает ни одно состояние, здесь вовсе не образуется притягательного центра, даже временного. Здесь механизм ассоциации вознаграждает себя; он действует один всею своей властью, без противовеса. Таковы некоторые формы бреда и главным образом острая мания. В других случаях механизм ассоциаций не превышает средней интенсивности, но совершенно отсутствует или ослабевает задерживающая способность. Это состояние выражается субъективно невозможностью или крайней трудностью усилия. Ничто не связывается ни самопроизвольно, ни искусственно; все остается отрывочным, неопределенным и разбросанным. Многочисленные примеры подобного рода находим мы у истеричных, у людей болезненно-раздражительных, у выздоравливающих, у субъектов апатичных и бесчувственных, затем в состоянии опьянения, крайнего переутомления тела или ума и т. д. Бессилие такого рода аналогично всем прочим формам истощения. Группу эту, в противоположность предыдущей, мы назовем атрофией внимания. Заметим мимоходом, что первая группа болезненных явлений имеет дело преимущественно с непроизвольным вниманием, вторая 346 же с вниманием произвольным. Одна обличает крайнее усиление способности к сосредоточению, другая-чрезмерное ослабление этой способности. Одна представляет эволюцию и движется по направлению к плюсу, другая есть разложение и стремится к минусу. С этого момента патология служит проверкою сказанного раньше. Произвольное внимание, как и все искусственное, подвержено колебаниям и случайностям. Болезнь не видоизменяет, а разрушает его. Внимание непроизвольное, как и все естественные силы, может разрастаться до нелепости, но может только видоизменяться; природа его остается та же. Это напоминает слабый вначале ветер, переходящий затем в бурю. 3) К третьей группе относятся уже не болезненные формы внимания, но прирожденное уродство. Таковы случаи, где непроизвольное внимание, а тем более произвольное не образуется постепенно, но является как проблеск молний. Такое явление встречается в различной степени у идиотов, дурачков, слабоумных, сумасшедших. От этой беглой классификации перейдем теперь к подробностям. Следует заметить, что существует почти нечувствительный переход от нормального состояния к самым нелепым формам idee fixe. С каждым из читателей случалось, что какой-нибудь музыкальный мотив или незначащая фраза преследовали его без достаточной причины. Это самая легкая форма idee fixe. Состояние озабоченности ведет нас к следующей высшей ступени: забота о больном, о подготовке к экзамену, о предстоящем нам большом путешествии и тысяча других подобных фактов действуют на сознание повторением, не составляя для него состояния настоящей idee fixe. Несмотря на свой непостоянный характер, мысль продолжает жить и внезапно вырывается из состояния бессознательности; она более устойчива, чем всякая другая; ее минутные затмения не мешают ей играть главную роль. Говоря по правде, у всякого здорового человека почти всегда существует господствующая мысль, которая управляет его поведением, как, например, удовольствие, деньги, честолюбие, спасение души. Эта неотступная мысль, продолжающаяся всю жизнь, за исключением тех случаев, когда одна сменяет другую, в конце концов развивается в неотступную страсть и тем еще раз доказывает, что внимание и все его разновидности зависят от аффективных состояний. Метаморфоза внимания в idee fixe еще ярче выступает у великих людей. "Что такое великая жизнь? -говорит Альфред де Ви-ньи. - Юношеская мысль, осуществленная в зрелом возрасте". Для многих знаменитых людей эта "мысль" оказалась настолько всепог- 347 лощающей и тиранической, что с трудом отказываешься приписать ей болезненный характер. Такое видоизменение непроизвольного внимания в несомненно патологическую idee fixe очень явственно у ипохондриков. Можно проследить его эволюцию, отметить все его ступени, потому что эта болезнь обнимает очень многие формы, начиная от самого легкого состояния озабоченности до полной одержимости одною мыслью. Хотя подобное состояние может зарождаться и расти только на благоприятной почве и, следовательно, предполагает известные физические и духовные условия, тем не менее вначале оно не переступает среднего уровня непроизвольного внимания; разрастание происходит лишь постепенно. Неважно, впрочем, реальны или воображаемы страдания; с точки зрения психологической, субъективной это одно и то же. Известно, что достаточно сосредоточить внимание на какой-либо части тела (сердце, желудке, пузыре, кишках), чтобы вызвать в сознании необычные ощущения; здесь перед нами частный случай общего закона -стремления всякого резкого состояния сознания выразиться в действии. Некоторые люди обладают в этом отношении особым даром. Сэр Дж. Броди утверждает, что мог по желанию ощущать боль в любом месте своего тела, сильно фиксируя на нем внимание. Но фиксировать внимание -значит попросту заставить известное состояние продолжаться и взять перевес над другими, вытесняющими или ослабляющими его. Это преобладание, сначала безвредное, возрастает благодаря следствиям, им самим вызванным. Образуется центр притяжения, мало-помалу приобретающий монополию над сознанием. Тогда является вечная озабоченность, ежеминутное наблюдение над состоянием каждого органа, над продуктом каждой функции; короче, состояние полнейшей ипохондрии, картина которой столько раз рисовалась различными авторами. Но существуют idees fixes более необыкновенные, более редкие, которые по своему чисто духовному характеру представляют как бы карикатуру размышления. Это idees fixes в узком смысле. Некоторые современные писатели весьма тщательно изучали их37. К сожалению, мемуары и сборники наблюдений по этому вопросу не вышли из сфе- Westphal. Ueber Zwangsvorstellungen (Archiv fur Psychiatric, 1878), Berger. Griibelsucht und Zwangsvorstellungen (ibid, t. VIII); Krafft-ЕЫпд. Lehrbuch der Psychiatric и Ueber Geistesstorungen durch Zwangsvorstellungen (Zeitschrift fiir Psychiatrie, t.XXXV); Gricsinger. Ueber einen wenig bekannten psychopathischen Zustand (Archiv fur Psych, t.l): Meschede. Ueber KranKhafte Fragesucht (Zeit fur Psych., t. XXVII): Buccola. Le idee fisse e le loro condizione fisiopatologiche (1880); Tambourini. Sulla pazzii del dubbio e sulle idee fisse ed impulsive (1883); Luys, Des obsessions pathologiques (Encephale 1883); Cliarcot ct Magnan. De 1'onomatomanie (Archives de neurologie, 1885). 348 ры психиатрии и психология до сих пор не воспользовалась ими, по крайней мере в том, что касается внимания. Все более или менее сходятся в распределении idees fixes на три большие категории; 1) Простые idees fixes чисто умственного характера, которые по большей части остаются скрытыми в сознании или выражаются вовне только малозначащими актами. 2) Idees fixes, сопровождаемые эмоциями, каковы ужас, тоска (агорафобия, мания сомнения и т. д.). 3) Idees fixes в форме импульсивной, известные под названием неодолимых стремлений, выражающиеся насилием или преступными деяниями (воровством, убийством, самоубийством). Хотя между этими тремя категориями нельзя провести резкой границы, тем не менее можно, однако, сказать, что специфический характер первой состоит в помрачении ума, что вторая относится скорее к разряду аффектов, а третья зависит от ослабления воли. Две последние должны быть строго исключены из нашего исследования, так как они относятся к патологии чувств и воли. Гораздо лучше придерживаться случаев, свободных от всякой примеси, тех, которые по всей строгости можно сравнить с состоянием моноиде-изма, называемого вниманием. Ограничиваясь даже одною этой группой, мы не имеем недостатка в примерах idees fixes. Последние получили различные названия, смотря по преобладающему в них характеру. У одних idee fixe принимает форму математическую (аритмомания). Почему люди такого-то роста? Зачем дома таких-то размеров? Почему деревья такой- то величины? И т. д. по поводу каждого предмета. Чаще это бесконечная потребность вычислять, складывать, умножать. "Одна женщина, проявившая многие симптомы истерии, не могла взглянуть на улицу, чтобы тотчас же не приняться, против собственной воли, вычислять количество камней на этой улице; затем на всех улицах города, во всех городах Италии, наконец -в речках и реках. При виде мешка с зерном в мозгу ее тотчас же начиналась счетная работа; она вычисляла количество зерен, находящихся в городе, в данной области, во всей стране... Она сознавалась, что не только неодолимая сила влекла ее делать такие странные вычисления, но что если ей приходилось прервать их вследствие невозможности идти дальше или благодаря какой-либо другой причине, она испытывала тоску и несказанные физические страдания"38. Мне приводили пример молодого человека, который лучшую часть свое- Бонкати, поименов. соч., стр. 6. 349 го времени проводит в вычислении часа прихода и отхода поездов железной дороги на всех станциях земного шара. Он наделяет железными дорогами даже те страны, где их нет, и по-своему составляет расписание этих воображаемых поездов. Он составляет очень сложные указатели на громадных страницах, проводит кривые, согласует поезда в узловых пунктах. В остальном это очень интеллигентный человек. Другая форма idees fixes состоит в задавании бесконечных вопросов по поводу абстрактной задачи, которую сами больные признают неразрешимой. Немцы называют ее Grubelsucht, англичане - "метафизической манией". Присущая ей вопросительная форма подала повод назвать ее Fragetrieb. Один человек, наблюдения над которым описаны Гризингером, не мог слышать слова "прекрасный", не ставя целого неопределенно-длинного ряда неразрешимых вопросов относительно самых туманных задач эстетики. Слово "бытие" заставляло его пускаться в метафизику. Этот больной, очень образованный, говорил в своей исповеди: "Я подтачиваю свое здоровье, обдумывая постоянно задачи, которые никогда не будут разрешены человеческим разумом, но которые, несмотря на самое энергичное сопротивление с моей стороны, осаждают меня, не давая покоя. Течение моих мыслей непрерывно... Это метафизическое размышление не может быть естественно, потому что оно безостановочно... Всякий раз, когда ко мне возвращаются эти идеи, я стараюсь прогнать их и убеждаю себя следовать естественному течению мыслей, не запутывая своего мозга в туманных аргументах или в обдумывании отвлеченных и неразрешимых вещей. Тем не менее я не могу спастись от беспрерывного импульса, терзающего мой ум, от неизменного и неотступного стремления, преследующего меня и не дающего ни минуты покоя"39. Вследствие свойственного ему чисто умственного характера я приведу последний пример idees fixes, сообщенный Тамбурини: "Молодой студент юридических наук, происходивший от родителей-невропатов, был осаждаем постоянной мыслью о том, как бы узнать, почему и каким образом происходит принудительный курс банковских билетов и где найти корни этого явления. Эта мысль ежеминутно приковывала его внимание, мешала ему заниматься чем бы то ни было другим, становилась между ним и внешним миром, и, несмотря на все свои усилия, он не мог отделаться от нее. Считая Гризишер, вышепоименованные мемуары. Чтобы понять настоящую цену наблюдения, надобно заметить, что дело идет о метафизическом умонастроении против воли. 350 себя, несмотря на долгие размышления и на многократные изыскания, предпринимавшиеся для решения этой задачи, неспособным к какой-либо другой умственной работе, студент впал в состояние такс >й грусти и апатии, что собирался бросить занятия... Сон его был неглубок и часто прерывался; часто он проводил бессонные ночи, постоянно погруженный в свою господствующую мысль. Следует отметить очень странное явление, имевшее место в этом случае: вследствие постоянного напряжения ума над задачею о банковских билетах и принудительном курсе он кончил тем, что постоянно имел перед глазами изображение самих билетов во всем разнообразии их формы, величины и цвета. Мысль благодаря непрестанному повторению и интенсивности приобрела такую силу, что приравнялась к действительности. Но у него всегда оставалось полное сознание, что изображения, носившиеся перед его глазами, были только игрою его воображения". Целесообразное лечение и несколько очень понятных объяснений, данных одним из профессоров, улучшили его состояние. "Завеса, покрывавшая его ум, была таким образом снята для крупных банковских билетов, но оставалась еще для мелких денежных знаков, изображения которых продолжали являться ему". Затем наконец все эти расстройства исчезли. Иногда idee fixe состоит в том, что субъект одержим желанием припоминать имена - имена безразличные или принадлежащие лицам незнакомым (ономатомания), - но так как этот вид idees fixes обыкновенно сопровождается чувством тоски, то мы предпочитаем отнести его к нашей второй категории. Нам скажут, быть может: эти люди и подобные им- сумасшедшие. Несомненно, что это не нормальные люди; но эпитета "сумасшедший" они не заслуживают. Они расслаблены, выведены из состояния равновесия. Координация душевных сил неустойчива и уступает малейшему толчку; но это только потеря равновесия, а не падение. Авторы, искавшие определяющих причин idees fixes, приходят все к одному и тому же выводу: это -симптом вырождения. Можно бы сказать: недостаточно одного желания, чтоб иметь idees fixes. Здесь требуется коренное условие - невропатическая организация. Она может быть или наследственной, или приобретенной. Одни обязаны печальным наследием выродившегося организма родителям. Это - громадное большинство. Другие же изнурены вследствие различных условий своего прошлого: усталости физической или умственной, эмоций, сильных страстей, половых или других излишеств, анемии, расслабляющих болезней и т. д.40. В конце концов обоими * Для подробного изложения причин см. преимущественно Тамбурини. 351 путями достигается один и тот же результат. Поэтому-то idee fixe - даже в той простейшей форме, которая занимает нас теперь и которая кажется нам чисто теоретической и заключенной в область умственных процессов,-не составляет, однако, явления чисто внутреннего, лишенного физических спутников. Напротив, сопровождающие ее органические симптомы обнаруживают неврастению; таковы головные боли, невралгия, чувство подавленности, нарушение правильности движений, расстройство сосудодвигательных нервов, половых функций, бессонница и т. д. Психическое явление idees fixes представляет только одно из следствий одной и той же причины. Следует заметить, однако, что если для медика достаточно свести эти многообразные проявления к единственному источнику -вырождению, то на долю психолога выпадает гораздо более трудная задача. Ему кроме общей причины следует найти частные причины каждого случая. Почему такая-то форма взяла перевес у такого-то лица? Почему у одного явилась исключительная забота о вычислениях, у другого -об именах, у третьего -о банковских билетах? Где второстепенные причины, определившие данное направление? Каждый случай следовало бы изучать особо. Предполагая, что такое изыскание может привести к цели, лучше всего было бы начать с наиболее серьезных случаев, с тех, которые были исключены нами. В сущности они проще, будучи связаны с определенным органическим аппаратом (такова idee fixe у некоторых эротоманов); здесь можно найти отправную точку и руководящую нить. Но если мы сразу приложим психологический анализ к духовным формам idees fixes, то этим самым обречем себя на неудачу. Нам, впрочем, не приходится браться здесь за эту работу. Единственная наша цель состоит в том, чтобы поближе рассмотреть механизм навязчивых идей (idees fixes) и понять, в чем он подходит к механизму внимания и чем разнится от него. На этот вопрос мы можем тотчас же ответить: между обоими механизмами нет разницы по существу, а только в степени; idee fixe отличается большей интенсивностью и большей продолжительностью. Возьмем любое состояние произвольного внимания: предположим, что искусственными средствами возможно усилить его, а главное, сделать его постоянным, и метаморфоза его в idee fixe будет готова; вся та совокупность неразумных представлений, которые сопровождают ее и имеют вид кажущегося сумасшествия, обязательно приложится уже вследствие логического механизма мысли. Выражение "idee fixe" обнимает собою главную часть полного психологического состояния, но все-таки только часть: центр, от которого все исходит и к которому все возвращается. Постоянное присутствие одного образа, одной только идеи с исключением чего 352 бы то ни было другого находилось бы в противоречии с условиями существования сознания, требующего изменений. Абсолютный моноидеизм если и существует, то встречается только в высших формах экстаза, о которых мы поговорим ниже. Механизм idees fixes состоит в однообразно направленных ассоциациях состояний сознания - ассоциациях, иной раз вялых и несвязных, но чаще находящихся в очень тесной логической связи, выражающейся в непрестанных вопросах. Некоторые авторы, преимущественно же Вестфаль, указывая на отличие idees fixes от умственного расстройства, называемого сумасшествием, делают следующее важное замечание: "idee fixe есть формальное повреждение процесса образования идей, но не содержания последних"; другими словами, повреждение относится не к характеру, не к качеству идеи, которые нормальны, но к количеству интенсивности и степени ее. Размышление по поводу конечной причины вещей или по поводу полезности банковских билетов составляет акт вполне разумный, и состояние это никоим образом не может быть сопоставлено с состоянием нищего, считающего себя миллионером, или мужчины, воображающего себя женщиной. "Формальное" расстройство состоит в безжалостной необходимости, заставляющей ассоциацию всегда следовать по одному и тому же пути. Так как бывают промежутки, минутные изменения в направлении, то эти больные, обладающие пылким умом и недюжинным образованием, вполне сознают бессмысленность своего состояния: idee fixe является для них внедрившимся в них посторонним телом, которое они не могут изгнать, но так как ей не удается вполне овладеть ими, то она остается недоразвившейся сумасбродной идеей. Этот формальный характер idee fixe ясно указывает на ее тесное родство с вниманием. Последнее, как мы несколько раз говорили, есть только известное состояние ума. Восприятия, образы, идеи, эмоции служат ему материалом: оно не создает, а только изолирует, усиливает, освещает их; оно служит только известным приемом. Даже разговорный язык устанавливает различие между обычной формой состояния ума и внимательной его формой. Вследствие этого я склонен утверждать вместе с Букколла, "что idee fixe есть внимание на высшей его ступени, крайний момент его задерживающей способности". Между тем и другим нет никакой даже условной границы; вот что мы получаем в итоге, сравнивая их между собой: 1) В обоих с тучаях - преобладание и интенсивность одного состояния сознания, достигающие в случае idee fixe гораздо высшей степени. Последняя вследствие органических условий постоянна; она длится, она располагает крайне важным психическим фактором - временем. 12. Гиппенрейтер "Психология внимания" 353 2) В обоих случаях механизм ассоциации действует в определенных границах. Это исключительное состояние непродолжительно во внимании: сознание самопроизвольно возвращается к нормальному состоянию, которое заключается в борьбе за существование различных состояний сознания. Idee fixe препятствует всякому рассеянию. 3) Idee fixe предполагает -это одно из условий вырождения - заметное ослабление воли, т. е. способности реагировать. Нет состояния, находящегося с ней в антагонизме и способного ослабить ее. Усилие невозможно или бесплодно. Отсюда это чувство тоски у больного, сознающего свое бессилие. Физиологически можно с некоторою правдоподобностью представить себе условие idee fixe следующим образом: при нормальном состоянии работает весь мозг; это - состояние разбросанности. Происходят разряжения между различными группами клеток, что и составляет объективный эквивалент беспрестанных изменений в сознании. В болезненном состоянии действуют только некоторые нервные элементы или по крайней мере их напряженное состояние передается другим группам. Необязательно, впрочем, чтобы эти нервные элементы занимали известный пункт или известную ограниченную область мозга; они могут быть и разрознены, с тем только условием, чтобы между ними была тесная связь и ассоциация для общей работы. В сущности они изолированы, каково бы ни было положение их в мозгу: в них скопилась вся наличная энергия, и они не сообщают ее другим группам, отсюда проистекают их монополия и чрезмерная деятельность. Здесь недостает физиологического равновесия вследствие вероятно нарушенного питания мозговых центров. Эскироль называл idee fixe каталепсией ума. Ее можно бы также сравнить с явлением из разряда движений -судорогой. Последняя состоит в продолжительном сжатии мускулов и зависит от излишней раздражаемости нервных центров, которую не в силах уничтожить воля. Idee fixe имеет причину аналогичную: она состоит в чрезвычайном напряжении, и воля на нее не действует. II Idee fixe может быть названа хронической формой гипертрофии внимания; экстаз представляет острую форму последней. Нам нет надобности изучать во всей целости это необычное состояние ума, которое мы рассматривали в другом месте41 с его отрицательной стороны -уничтожения воли; теперь мы рассмотрим его со стороны положительной, как экзальтацию умственной деятельности. 11 РибоТ.А. Болезни воли, гл. V. 354 Сближение внимания с экстазом не представляет ничего нового: аналогия обоих состояний так велика, что многие авторы употребляли слово внимание для определения экстаза. "Это,-говорит Берар,-сильная экзальтация некоторых идей, которые до такой степени овладевают вниманием, что ощущения прекращаются, произвольные движения останавливаются и даже часто замедляется жизненная деятельность". По мнению Микеа, это "глубокое созерцание с уничтожением чувствительности и прекращением двигательной способности". А. Мори выражается еще яснее: "Насильственное водворение в уме известной идеи разграничивается от экстаза простым различием в степени. Созерцание предполагает еще употребление воли и власть остановить крайнее напряжение ума. В экстазе же, представляющем нечто иное, как созерцание, доведенное до высшей степени, воля, способная в крайнем случае вызвать экстаз, не в силах остановить его"42. Точно так же, как для idee fixe, для экстаза можно найти промежуточные ступени от нормального состояния. Люди, одаренные сильной способностью ко вниманию, могут самопроизвольно удаляться от внешнего мира. Недосягаемые для ощущений и даже для боли, они временно живут в том специальном состоянии, которое называется созерцанием. Так часто цитированный рассказ об Архимеде во время взятия Сиракуз, будь он даже фактически ложен, верен психологически. Биографы Ньютона, Паскаля, В. Скотта, Гаусса и пр. приводят многочисленные примеры умственного восхищения. До изобретения хлороформа случалось иногда, что больные переносили болезненные операции, ничем не выражая ощущаемой боли, и сознавались впоследствии, что ничего не чувствовали благодаря тому, что с помощью большого усилия внимания сосредоточивали свою мысль на каком-нибудь предмете, окончательно их поглощавшем. "Многие мученики переносили пытку с полным спокойствием, которое, по их собственному сознанию, сохранялось ими без всякого труда. Их экстатическое (entranced) внимание до того поглощалось представлявшимися их восхищенным взорам блаженными видениями, что телесные муки не причиняли им никакого страдания"43. Не раз подобные же результаты вызывались и политическим фанатизмом, но везде и всегда точкой опоры является сильная страсть; это служит новым доказательством, что резкие и устойчивые формы внимания зависят исключительно от аффективной жизни. Оставим в стороне промежуточные ступени и приступим к экстазу в резкой его форме; оставим также без внимания все другие Maury. Le Sommeil et les Revcs, стр. 235. Kapnenmep. Физиология ума, гл. III. 355 проявления, как физические, так и психические, сопровождающие это необычное состояние, и займемся только одним фактом: крайне усиленной умственной деятельностью при сосредоточении исключительно на одной мысли. Это -интенсивное и заключенное в известные рамки состояние идей; вся жизнь сосредоточена в думающем мозгу, где все поглощено каким-либо одним представлением. Тем не менее, хотя экстаз и повышает до крайней степени умственную деятельность каждого индивидуума, он, однако, не в состоянии преобразовать ее. Он не может действовать на ограниченный и невежественный ум так, как действует на ум образованный и высокопарящий. Ввиду занимающего нас вопроса мы должны различать две категории мистиков. Для иных внутреннее явление состоит в возникновении господствующего образа, вокруг которого лучеобразно располагается все остальное (крестные страдания, зачатие, Пресвятая Дева и т. д.) и который выражается правильной последовательностью движений и речей: таковы Мария де Мерль, Луиза Лато, исступленная из Ворэ. У других великих мистиков ум, пройдя область образов, достигает чистых идей и останавливается на них. Впоследствии я попытаюсь показать, что эта высшая форма экстаза иногда реализует абсолютный моноидеизм, т. е. полное единство сознания, состоящее в одном только состоянии без перемены. Чтобы воспроизвести это восходящее движение ума к абсолютному единству сознания, только слабое подобие которого представляет даже и самое сосредоточенное внимание, мы не нуждаемся ни в правдоподобных гипотезах, ни в теоретических и априористических рассуждениях. Я нашел в "Castillo interior" святой Терезы описание, следующее за каждой стадией этой прогрессивной сосредоточенности сознания, которая, начав от обыкновенного состояния разбросанности, принимает затем форму внимания, переходит за пределы ее и мало-помалу в некоторых редких случаях достигает совершенного единства интуиции. Правда, это единственный в таком роде документ, но одно хорошее наблюдение стоит сотни посредственных44. К тому же оно может внушить нам полное доверие. Это исповедь, написанная по приказанию духовной власти, создание ума очень чуткого, весьма наблюдательного, умеющего владеть словом для выражения самых тонких оттенков. Прошу читателя не смущаться мистической фразеологией этого наблюдения и не забывать, что здесь анализирует себя испанка Возможно, что при пересмотре мистической литературы различных стран найдутся еще и другие. Приводимые здесь отрывки взяты из "Castillo interior" и очень небольшое число их из "Автобиографии". 356 XVI столетия, руководствуясь мыслями своего времени и говоря свойственным ему языком; оно может быть передано языком современной психологии. Я попытаюсь сделать такой перевод, стараясь показать читателю это постоянно возрастающее сосредоточение, это непрестанное суживание области сознания, описанное на основании личного опыта. Есть, говорит она, дворец, построенный из цельного алмаза, несравненной красоты и чистоты; войти в него, жить в нем -это цель мистика. Дворец этот находится в нашей душе, мы можем войти в него, оставаясь тем, что мы есть; но путь длинен и труден. Чтобы достигнуть этого дворца, надобно пройти семь обителей; путь лежит через семь ступеней "молитвы". В приготовительной стадии человек еще погружен в многообразность впечатлений и образов, в "светскую жизнь". В переводе: сознание следует своему обыкновенному, нормальному течению. Первая обитель достигается "устной молитвой". Я это перевожу так: молитва вслух, произносимая речь, вызывает первую ступень сосредоточения, направляет рассеянное сознание на один определенный путь. Вторая обитель -это обитель молитвы мысленной, т. е. здесь внутреннее сосредоточение мысли усиливается, речь внутренняя заменяет наружную. Труд сосредоточения дается легче: сознание не нуждается более в материальной поддержке слов, выговариваемых и слышимых, для того чтобы не уклониться в сторону; оно довольствуется туманными образами, знаками, развертывающимися в известный ряд. "Молитва созерцательная" отмечает третью ступень. Здесь, нужно сознаться, я затрудняюсь в способе толкования. Я могу видеть в этой стадии лишь высшую форму второго момента, отличающуюся от него столь слабым оттенком, что он может быть оценен только сознанием мистика. До сих пор еще существуют деятельность, движение, усилие; все наши способности еще работают; теперь же следует не думать много, а любить много. Другими словами, сознанию предстоит перейти из формы дискурсивной (рассудочной) к форме интуитивной (самосозерцательной), от множественности к единству; оно стремится из лучистого сияния вокруг одной неподвижной точки перейти в одно исключительное состояние громадной интенсивности. Этот переход не составляет ни следствия капризной воли, ни результата исключительного движения мысли, предоставленной себе самой; ему нужно увлечение могучей любви, "последний удар", т. е. бессознательное содействие всего организма. 357 "Молитва успокоения" вводит в четвертую обитель; тогда душа "не производит более, она получает"; это -состояние высшего созерцания, которое было известно не одним только религиозным мистикам. Это -истина, являющаяся неожиданно и внезапно: ее должно признать, как таковую, без помощи медленных и длинных процессов логического мышления. Пятая обитель, или "молитва единения", есть начало экстаза, но она неустойчива. Это "свидание с божественным женихом", без прочного, однако, обладания. "Цветы только слегка раскрыли свои чашечки, они распространили лишь первое благоухание". Неподвижность сознания несовершенна; в нем заметны колебания и временные исчезновения; оно еще не может удерживаться в этом необычном и противоестественном состоянии. Наконец, в шестой обители, в "молитве восхищения", оно достигает экстаза. "Тело становится холодным, речь и дыхание останавливаются, глаза закрываются; самое легкое движение потребовало бы величайших усилий. Чувства и способности остаются вне сознания... Хотя при этом обыкновенно не лишаются чувств (сознания), но мне случалось лишаться их совершенно. Это бывало редко и продолжалось очень недолго. Чувствительность по большей части сохраняется, но ощущается непонятное смущение, и хотя в этих случаях лишаются способности ко внешней деятельности, однако не перестают слышать. Ощущается нечто, напоминающее неясный звук, несущийся издалека. Тем не менее, когда восхищение достигает высшей степени, перестают слышать даже и таким образом". |