Книга. [bookap.info] Грин. Искусство обольщения для достижения власти. Обольщения для достижения
Скачать 2.82 Mb.
|
Символ: Ореол. Постепенно, когда объект пребывает в одиночестве, он или она начинает представлять себе что-то вроде слабого свечения вокруг вашей головы – его излучают всевозможные радости, которые обещает общение с вами, а также сияние вашего яркого, идеализированного облика, ваши благородные качества. Ореол выделяет вас из общей массы. Не дайте ему исчезнуть — не становитесь привычным или заурядным. Оборотная сторона Может показаться, что противоположная тактика — это полная откровенность: быть совершенно честным, не утаивать не только свои добродетели, но и недостатки. Лорд Байрон обладал этим родом искренности — он чуть ли не напоказ выставлял полный набор неприглядных, некрасивых своих качеств и немало в этом преуспел, так что под конец его даже обвинили в инцесте: ходили упорные слухи о том, что он сожительствует со своей единоутробной сестрой. Подобный род опасной близости может быть невероятно обольстителен. Объект начнет поэтизировать ваши добродетели и в их числе вашу честность. Другими словами, идеализация — процесс неизбежный. Единственное качество, которое не подлежит идеализации,— посредственность, в котором нет решительно ничего обольстительного. Невозможно обольстить, пропустив или обойдя этап идеализации, фантазии и поэтизирования. 13 Обезоруживай, представляясь слабым и уязвимым Слишком очевидные маневры с вашей стороны могут возбудить подозрения. Лучший способ замести следы — заставить другого почувствовать себя сильнее, ощутить свое превосходство. Если вы сыграете роль слабого, уязвимого человека, целиком находящегося во власти другого и неспособного владеть собой, то ваши действия будут выглядеть более естественными, в них не будет заметен расчет. Внешние проявления слабости — слезы, робость, бледность — дополнят впечатление искренности. Для закрепления результатов поступитесь добродетелью ради честности: докажите свою искренность, признавшись в каком-то своем грехе, необязательно реально существующем. Искренность важнее, чем добродетель. Сыграйте роль жертвы, чтобы затем трансформировать сочувствие вашего объекта в любовь. Стратегия жертвы Когда знойным августом президентша де Турвель приехала навестить почтенную госпожу де Розмонд, оставив супруга дома, она искренне наслаждалась покоем и тишиной здешних мест. Ей доставляли удовольствие простые радости, и вскоре жизнь в замке потекла по удобному и приятному для нее пути — ежедневная месса, прогулки по окрестностям, благотворительная помощь крестьянам из соседних деревень и карточная игра по вечерам. Когда же из Парижа приехал племянник госпожи де Розмонд, президентша почувствовала неловкость — но и любопытство тоже. Племянник, виконт де Вальмон, был известен всему Парижу как неисправимый распутник. Он был, без сомнения, привлекателен и совсем не походил на того светского повесу, которого она ожидала увидеть: сдержанный, даже печальный, несколько подавленный, он вел себя вполне добропорядочно и — самое странное — почти не обращал на нее внимания. Президентша вовсе не была кокеткой; она непритязательно одевалась, не следовала моде, любила своего супруга. При всем том она была молода и красива, хотя и не привыкла потворствовать вниманию со стороны мужчин. Госпожу де Турвель — хоть она и сама себе в том не сознавалась — слегка задевало, что он почти не замечает ее. Однажды во время мессы она бросила взгляд на Вальмона — тот, по всей видимости, углубился в молитву. Ей показалось, что он погружен в серьезные раздумья о собственной жизни. Слухи о том, что Вальмон находится в замке тетушки, дошли до общих знакомых, и молодая президентша получила письмо от подруги, в котором та, предостерегая ее, просила быть осторожнее с этим опасным человеком. Но госпоже де Турвель казалось, что уж кто-кто, а она менее всех женщин на свете способна поддаться его обаянию. Кроме того, он явно задумался о своем грешном прошлом, признал за собой немало дурных поступков и, казалось, раскаивался; как знать, может быть, ему необходимы ее помощь и поддержка, чтобы продвигаться в этом направлении. Какой славной оказалась бы эта победа в глазах Бога! Итак, президентша внимательно наблюдала за всеми передвижениями Вальмона, пытаясь понять, что происходит в его душе. Кое-что казалось ей странным, например, часто рано по утрам он отлучался из дому — по его словам, на охоту,— но ни разу она не видела, чтобы он возвращался с дичью. Однажды она затеяла невинную хитрость — велела служанке немного пошпионить за ним. Каково же было ее радостное изумление, когда она узнала, что он ходил вовсе не на охоту, а в ближнюю деревню, где помог обедневшему семейству, которому грозило выселение из дома,— он великодушно уплатил долги несчастных и тем спас их от нищеты и отчаяния. Все это подтверждало правильность ее догадки: его страстная душа находится на верном пути от распутства к добродетели. Она почувствовала, что счастлива за него безмерно. В тот вечер вышло так, что виконт де Вальмон и президентша де Турвель впервые остались наедине друг с другом, и тут виконт внезапно разразился пылким признанием. Он давно уже всем сердцем любит госпожу, и подобной любви ему не приходилось испытывать прежде: ее доброта, великодушие, красота и добродетель совершенно его покорили. Его щедростью (о которой стало известно в тот день) несчастные бедняки обязаны только ей одной: ведь именно она вдохновила его на добрый поступок, или — еще откровеннее — его истинным побуждением было понравиться ей, произвести благоприятное впечатление. Он никогда бы не признался в своем поклонении, но сейчас, оказавшись рядом с нею без свидетелей, он не в силах справиться со своими чувствами. Он бросился перед ней на колени и умолял ее пожалеть и спасти его, стать его поводырем, вывести на путь добродетели. Президентша, захваченная врасплох, от неожиданности разрыдалась. Плакал и он, орошая слезами ее руку. Взволнованная, она выбежала и несколько дней не выходила из своей комнаты, сказавшись больной. Она не знала, как отнестись к письмам, которые теперь писал ей Вальмон, умоляя ее о прощении. Он воспевал ее прекрасное лицо и столь же прекрасную душу и уверял, что под ее влиянием он переосмыслил всю свою жизнь. Эти эмоциональные письма волновали ее до глубины души, а ведь госпожа де Турвель всегда гордилась своим благоразумием и сдержанностью. Она понимала, что правильнее всего было бы настоять на его немедленном отъезде из замка, о чем и написала ему в письме. Он покорно и почтительно подчинился ее воле, поставив лишь одно условие — чтобы она позволила ему писать ей из Парижа. Она согласилась, поскольку до тех пор в письмах его не было ничего оскорбительного. Когда виконт сообщил госпоже де Розмонд о своем отъезде, президентша де Турвель почувствовала укол совести: тетушке будет его недоставать, а он — его лицо покрывала бледность, выдававшая страдание. Вскоре от Вальмона начали приходить письма, и госпожа де Турвель уже сожалела, что сама позволила ему эту вольность. Он игнорировал ее просьбу избегать любовной темы — напротив, письма были полны пылких признаний в его непреходящей любви к ней. Он упрекал ее за холодность и бесчувственность. Он объяснял, отчего жизнь его пошла по дурной колее — в том не было его вины, некому было руководить им, указывать верный путь, его увлекли на путь порока. Без ее помощи и поддержки он снова опустится на дно. Не будьте столь жестоки, писал он, вы — владычица, пленившая меня. Я ваш покорный и несчастный раб, жертва вашей красоты и добродетели; вы сильны и не разделяете моих чувств, потому вам нечего бояться. Он умолял ее быть милосердной и не злоупотреблять своей властью над ним. Госпоже де Турвель стало по-настоящему жаль Вальмона — такого слабого, несчастного. Как ему помочь? Но почему она вообще думает о нем, а в последнее время это происходит все чаще? Она счастлива в замужестве, любит своего супруга. Нет, необходимо положить конец этой утомительной переписке. Кончено, никаких признаний в любви, писала она, иначе она перестанет отвечать на его письма. Он согласился с нею во имя доверия и искренности между ними и перестал писать. Она ощутила облегчение. Наконец-то наступил покой и мир в ее душе. Однако как-то вечером, когда все сидели за обеденным столом, за ее спиной внезапно раздался голос Вальмона, который заговорил с госпожой де Розмонд. Он решил нанести им краткий визит, сказал он, извиняясь, что не успел предупредить заранее,— и в самом деле появился он совершенно неожиданно, захватив ее врасплох. По спине у нее пробежал холод, лицо вспыхнуло; он подошел и сел совсем рядом с нею. Он взглянул на нее, она бросила ответный взгляд, но вскоре, извинившись, вышла из-за стола и поднялась к себе. В последующие несколько дней ей, впрочем, не удалось избегать встреч с ним, и она заметила, что он еще более бледен, чем прежде. Он был с нею вежлив, не настаивал на встречах — порой проходил целый день, а он ни разу не попадался ей на глаза, но это краткое отсутствие оказывало на нее странный, парадоксальный эффект: теперь она начала понимать, что происходит. Без него она томилась скукой, ей недоставало его, она испытывала потребность его видеть. Эта дама, воплощение добродетели и благонравия, была влюблена — и в кого? — в неисправимого повесу. Презирая сама себя, в ужасе от того, что позволила этому случиться, де Турвель оставила замок среди ночи, никого не предупредив, и бежала. Она направилась в Париж, где намеревалась приложить все усилия, чтобы загладить и замолить свой ужасный грех. Толкование. У Вальмона, персонажа романа в письмах «Опасные связи» Шодерло де Лакло, было несколько прототипов — распутников и повес, реально живших во Франции восемнадцатого столетия. Все, что бы ни делал Вальмон, рассчитано на эффект — его противоречивые поступки, призванные пробудить любопытство президентши де Турвель, дела милосердия в деревне (он знал, что за ним следят), возвращение в замок, даже бледность (одновременно с обольщением мадам Турвель он соблазнил молоденькую девушку, также гостившую в замке, и проводил с нею ночи напролет, что и придавало ему утомленный вид). Самым действенным и разрушительным оружием была его поза — слабого, обманутого, жертвы. Разве могла простодушная президентша заподозрить, что он манипулирует ею, если все заставляло предполагать обратное — что он пленен ею, потрясен ее красотой, причем не только плотской, но и духовной? Можно ли было считать его обманщиком, если он то и дело с исповедальной искренностью раскрывал ей всю «правду» о себе: чистосердечно признался, что его добрый поступок был вызван желанием ей понравиться, объяснял причины своего нравственного падения, не утаивал от нее своих чувств (вся эта «искренность», безусловно, была плодом холодного расчета). Он напоминал своей чувствительностью женщину (возможно, не нашу современницу но, во всяком случае, женщину той эпохи) — эмоциональный, неспособный управлять своими чувствами, подверженный переменам настроения, уязвимый. Он повернул ситуацию так, что это госпожа де Турвель выглядела холодной и жестокой, подобно мужчине. Представив себя ее жертвой, Вальмон не только получил возможность скрыть свои манипуляции, но и вполне мог рассчитывать на ее жалость и сочувствие. Играя роль жертвы, он вызывал нежность и сострадание, какие вызывает больной ребенок или страдающее животное. А подобные чувства без труда переходят в любовь — что и произошло, как, к своему стыду, обнаружила госпожа де Турвель. Обольщение — это игра, в которой игрок старается усыпить бдительность соперника. Самый умный способ этого добиться — повести себя так, чтобы другой человек почувствовал себя более сильным в сравнении с вами, ощутил свое превосходство. Подозрительность зачастую бывает порождена неуверенностью; если ваши объекты в вашем присутствии чувствуют себя хозяевами положения, они вряд ли станут копаться в ваших мотивах. Вы слишком беспомощны, слишком чувствительны для того, чтобы предпринять какие-то решительные действия. Придерживайтесь этой тактики, насколько это возможно. Демонстрируйте, насколько глубоко захватили вас чувства к ним. Ощущение своей власти чрезвычайно лестно для людей. Признайтесь им в каком-нибудь дурном поступке или грешке или даже в том, что вы сделали — или намеревались сделать — что-то плохое им самим. Честность в данном случае важнее добродетели, и одно искреннее признание закроет глаза вашим жертвам на множество последующих обманов. Создайте впечатление некоторой слабости — будь то телесной, интеллектуальной или эмоциональной. Сила и уверенность пугают. Сделайте свою слабость уютной и сами играйте жертву — жертву их власти над вами, обстоятельств, жизни в целом. Это наилучший способ замести следы. Мужчина, знаете ли, ни черта не стоит, если не умеет разрыдаться в нужное время. Линдон Бейнс Джонсон Ключи к обольщению В характере у каждого из нас имеются свои природные слабости, недостатки, уязвимые точки. Может быть, мы застенчивы или чрезмерно чувствительны или нам требуется внимание — какой бы ни была наша слабость, это нечто, чем мы не в состоянии управлять. Мы можем пытаться компенсировать ее или скрыть, но этот путь, как правило, ошибочен: окружающие все равно улавливают что-то натужное, неестественное. Помните: обольстительнее всего естественность, какую бы черту нашей натуры она ни характеризовала. Уязвимые стороны человека, то, над чем он, кажется, не властен, зачастую кажутся особенно привлекательными. С другой стороны, люди, благополучные во всем, не имеющие слабостей, частенько вызывают зависть, страх, даже гнев. Невольно, подсознательно окружающие стремятся навредить им, увидеть их униженными. Не боритесь со своими слабостями, не пытайтесь их подавлять, вместо этого научитесь их использовать в игре. В ваших силах обратить собственные слабости и недостатки в преимущества. Здесь важно соблюдать меру: если вы перегнете палку, выпячивая свои слабости или упиваясь ими, то вместо симпатии рискуете вызвать раздражение или, того хуже, показаться жалким. Нет, лучше всего позволить лишь краешком глаза увидеть мягкую, хрупкую сторону своей натуры, да и то лишь тем, кто уже имел возможность узнать вас. Этот взгляд украдкой придаст вам человечности, снизит их подозрительность, подготовит почву для более глубокой привязанности. Обычно вы сильны и сдержанны, но порой на какое-то мгновение теряете самоконтроль, поддаетесь своей слабости и позволяете им заметить это. Вальмон именно так использовал свою слабость. Еще в незапамятные времена он утратил невинность, но в глубине души сожалеет об этом. Он склоняется перед кем-то поистине добродетельным, перед тем, кто обладает этим, недоступным для него качеством. Его обольщение президентши де Турвель увенчалось успехом, поскольку не все в нем было полным притворством; слабость Вальмона, его страдания были неподдельными, именно это позволяло ему даже плакать временами в ее присутствии. Он просто дал возможность президентше наблюдать эту свою сторону в разных обстоятельствах, и это обезоружило ее. Подобно Вальмону вы можете играть и быть искренним в одно и то же время. Предположим, вы от природы застенчивы — усильте это качество в определенные моменты, подчеркните его, обозначьте поярче. Не так уж сложно выделить и приукрасить какое-либо качество, которым вы и на самом деле обладаете. После того как в 1812 году лорд Байрон опубликовал первую свою поэму, он сразу же стал знаменитостью. Байрон был не только талантливым писателем. Весьма привлекательный, да что там говорить, красивый мужчина, таинственный, постоянно погруженный в раздумья, совсем как герои его произведений. Женщины сходили по нему с ума. Когда он, не поднимая склоненной головы, устремлял на женщину пристальный взгляд исподлобья, это неизменно заставляло трепетать ту, что стала объектом его внимания. Но была и другая сторона: при первой встрече с ним невольно бросались в глаза его неловкие, суетливые движения, неладно сидящее платье, странная скованность, наконец, довольно заметная хромота. Этот выдающийся человек, нарушавший все мыслимые табу и казавшийся таким опасным, был неуверен в себе и трогательно уязвим. В поэме Байрона «Дон Жуан» герой показан не столько соблазнителем женщин, сколько человеком, который постоянно подвергается преследованиям с их стороны. Поэма в большой степени автобиографична; женщины стремились опекать хрупкого поэта, неспособного, казалось, совладать с собственными чувствами. Джон Ф. Кеннеди, живший через сто с лишним лет, в юношестве бредил Байроном, стремился ему подражать. Он даже тренировался, пытаясь выработать знаменитый взгляд. Сам Кеннеди был довольно хрупким юношей слабого здоровья. Он был миловиден, и приятели даже говаривали, что он немного похож на девушку. Слабость Кеннеди была не только физической: он был неуверен в себе, застенчив и раним — и именно эти его свойства притягивали женщин. Если бы Байрон и Кеннеди решили подавить свои слабости или замаскировать их маской мужественности, они лишились бы своего обольстительного шарма. Вместо этого они научились так умело и тонко демонстрировать свои недостатки, чтобы женщины могли уловить эту мягкую, нежную сторону их натуры. Каждому из полов свойственны свои страхи и комплексы; это различие необходимо принимать в расчет, решая, как именно демонстрировать свою слабость. Женщину, к примеру, могут привлечь в мужчине его сила и уверенность, но те же качества при их чрезмерной демонстрации могут привести к противоположному результату, вызвать страх, показаться неестественными и даже уродливыми. Особенные опасения вызывают мужчины холодные и нечувствительные. В этом случае женщина боится, что ему интересен лишь секс и ничего больше. Обольстители-мужчины издавна научились развивать в себе проявления женской натуры — открыто демонстрировать свои чувства, изображать интерес к жизни объекта. Средневековые трубадуры первыми овладели этим мастерством: они слагали в честь женщин стихи, бесконечно рассуждали о своих чувствах, проводили часы в будуарах дам, выслушивая излияния женщин и проникаясь их духом. Взамен трубадуры, по доброй воле согласившиеся изображать слабых, получили право на любовь. С тех пор мало что переменилось. Многие известные обольстители в новейшей истории — Габриэль д'Аннунцио, Дюк Эллингтон, Эррол Флинн — осознавали, насколько это важно: раболепствовать перед женщинами, подобно коленопреклоненным трубадурам. Самое главное здесь — выказывая свою мягкую, слабую сторону, в то же время постараться не утратить мужественность. Взять, например, застенчивость, которую философ Сёрен Кьеркегор считал необыкновенно эффективной тактикой для обольстителей-мужчин, дающей женщине ощущение комфорта и даже превосходства. Можно и даже нужно проявлять ее время от времени. Не забывайте, однако, что все хорошо в меру. Достаточно намека на застенчивость: чрезмерная скованность вызовет у объекта-женщины разочарование и чувство, что ей придется брать инициативу на себя, что вся работа может упасть на ее плечи. Страхи и комплексы мужчины часто касаются его собственного чувства мужественности: он, как правило, боится женщин слишком властных, берущих инициативу на себя. Великие соблазнительницы в истории прекрасно умели маскировать эти свои качества, играя роль маленькой девочки, нуждающейся в защите и покровительстве мужчины. Знаменитые куртизанки древнего Китая гримировали лицо так, чтобы казаться бледными и слабенькими. Даже их походка свидетельствовала о чарующей беспомощности. Куртизанка девятнадцатого столетия Кора Перл в буквальном смысле одевалась в детские платьица и вела себя, как ребенок. Мэрилин Монро мастерски умела создать впечатление, что она нуждается в поддержке сильных мужчин. Во всех этих случаях именно женщины контролировали ситуацию, пробуждая в мужчинах чувство мужского превосходства для того, чтобы окончательно их поработить. Для достижения наилучшего эффекта женщина должна одновременно казаться слабой, беззащитной и возбуждать сексуально, становясь воплощением самых заветных мужских фантазий. Императрица Жозефина, супруга Наполеона Бонапарта, поначалу добилась власти над мужем с помощью кокетства, основанного на расчете. Позднее, однако, ей удавалось удерживать эту свою власть, постоянно — и вовсе не так уж бесхитростно — пуская в ход слезы. Плачущий человек, как правило, оказывает мгновенное и сильное воздействие на наши чувства: мы не можем оставаться равнодушными. В нас пробуждается сочувствие, сострадание, часто мы готовы на все, лишь бы утешить плачущего, высушить слезы, порой ради этого мы можем совершать поступки, на которые в ином случае никогда бы не пошли. Рыдания — очень сильный тактический прием, но плачущий далеко не всегда так уж наивен. Обычно за слезами стоит что-то реальное, но случается, что они не что иное, как притворство, элемент игры, рассчитанной на достижение определенного эффекта. (И если объект это почувствует, то игра обречена на провал.) В слезах заключена огромная эмоциональная мощь, но и в тихой грусти есть что-то непреодолимо привлекательное и обольстительное. Нам хочется утешить другого, и, как показывает пример госпожи де Турвель, это желание без труда перерастает в любовь. Демонстрация печали, со слезами или без них, это прием, который обладает большим стратегическим потенциалом и может быть взят на вооружение даже мужчинами. Это важнейший навык, который вы можете освоить. Марианна, героиня одноименного романа восемнадцатого века, написанного французским писателем Мариво, вспоминала что-нибудь грустное из своего прошлого, чтобы расплакаться или показаться опечаленной в настоящем. Не злоупотребляйте слезами, приберегите их для подходящего случая. Может, например, случиться так, что у объекта возникнут подозрения относительно ваших мотивов или вам покажется, что вы не производите на него или на нее должного впечатления. Слезы — верный барометр, безошибочно указывающий нам, насколько глубоко другой человек привязан к вам. Если он при этом выглядит не взволнованным, а раздраженным или равнодушным, ситуация, скорее всего, для вас безнадежна. В социальных и политических ситуациях слишком амбициозный или властный вид может вызвать в окружающих нежелательное чувство страха; весьма важно приоткрыться, показав им свои уязвимые стороны. Демонстрация всего одной невинной слабости вызывает доверие, помогая скрыть массу манипуляций. Чувства, даже слезы, в этих случаях также действенны. Наиболее эффективна роль жертвы. Для своей первой речи в английском парламенте Бенджамин Дизраэли подготовил изысканный образчик ораторского искусства, однако во время его выступления представители оппозиции постоянно что-то громко выкрикивали, хохотали, так что его голос тонул в шуме. Он не остановился и прочел речь до самого конца, хотя понимал, что с треском провалился. Каково же было его удивление, когда коллеги поздравили его с успешным дебютом. Это было бы провалом, реши он вслух посетовать на их поведение, призвать их к порядку или прервать выступление. Однако продолжая говорить, он тем самым поставил себя в положение жертвы несправедливого преследования. Почти у всех присутствующих он вызвал сочувствие, и впоследствии это сослужило ему хорошую службу. Вступая в перепалку с агрессивно настроенными оппонентами, вы рискуете показаться не менее отвратительными, чем они; вместо этого, не отвечая на их выпады, сыграйте роль жертвы. Публика примет вашу сторону, и их эмоциональная реакция может послужить вам фундаментом для последующего широкомасштабного политического обольщения. |