Бизнес и власть в России. Особенности отношений бизнеса и власти в россии
 Скачать 105.52 Kb.
|
|
Вокруг книг. КРУПНЫЙ БИЗНЕС И ИНСТИТУТЫ ВЛАСТИ Автор: Н. ЛАПИНА Существуют темы, которые, при всей своей злободневности, не часто становятся предметом серьезной научной дискуссии. Корпорации, их взаимоотношения с государством, властью, обществом - сегодня столь актуальные сюжеты плотно "оккупированы" массовыми печатными изданиями и электронными СМИ. Фундированных исследований в этой области крайне мало. В данном ракурсе работы известного российского политолога С. П. Перегудова привлекают особое внимание. Среди них выделяются, прежде всего, монография "Корпорации, общество, государство: эволюция отношений", а также ряд статей и глав, опубликованных как до, так и после ее выхода в свет1 . КОРПОРАТИВНЫЙ КАПИТАЛ КАК ПРЕДМЕТ ПОЛИТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА Изучением корпоративной тематики автор начал заниматься еще с середины 70-х годов и по понятным причинам вплоть до конца 80-х делал это лишь на основе зарубежного опыта. В тот период им был опубликован ряд статей, посвященных возникшему тогда корпоративистскому направлению западной политологии, а в 1984 г. под руководством С. Перегодова была подготовлена и издана фундаментальная коллективная монография "Современный капитализм: политические отношения и институты власти"2 . В написанных им концептуально-теоретических главах были рассмотрены те модели отношений крупных корпораций, общества и государства, которые принято называть корпоративистской и плюралистической. Под этим углом зрения ученый анализирует, с одной стороны, ведущую роль крупных корпораций в механизмах "функционального представительства", или представительства интересов, а с другой - формы их участия в партийно-парламентской системе. Используя "обязательный" в те времена лексикон ("монополии", "ГМК" и т.д.), автор в то же время полемизировал с преобладавшей тогда в марксистской литературе точкой зрения, в соответствии с которой лишь собственники и высшие управленцы крупных компаний ("монополистическая буржуазия") на началах личной унии были причастны к власти и "подчиняли" ее себе, тогда как сами они как организации оставались вне политической системы. При этом исследователь оговаривался, что корпорация отнюдь не является политической организацией "per se", имея лишь соответствующее измерение, и потому одновременно и включена в политическую систему, и находится вне нее3 . Соглашаясь с тем, что ключевую роль в корпорации и ее отношениях с властью играют собственники и управленцы, С. Перегудов в то же время отстаивал точку зрения, согласно которой как политический институт корпорация представляет "вполне определенное функциональное единство составляющих ее частей, коллективов и индивидуумов"4 . Я специально акцентирую внимание читателя на этом авторском тезисе, поскольку ученый неизменно придерживается последнего и при анализе современной российской корпорации, которая рассматривается им как достаточно сложный, но в то же время объединенный "корпоративной солидарностью" экономический, социальный и политический организм5 . Этим подход С. Перегудова существенным образом отличается от подхода тех западных и российских специалистов, которые, по сути дела, сводят политическую роль корпораций к политическому участию их верхушки, и не более того. Здесь можно, конечно, поспорить, но когда, к примеру, в своей последней книге автор описывает активность крупных российский компаний на думских и президентских выборах 1999 и 2000 гг., где они выступали как своего рода электоральные машины, или когда рассматривает слагаемые их политического ресурса и мотивы лоббистской деятельности, в числе которых - и заинтересованность в укреплении "корпоративной солидарности"6 , - с ним трудно не согласиться. Представляется, однако, что во многом правы и "элитисты", настаивая на особой политической роли корпоративной элиты, сплошь и рядом использующей указанный потенциал в своекорыстных целях, и прежде всего - в целях личного обогащения. По сути дела, именно об этом ведет речь и сам автор, описывая механизмы "политической ренты", с помощью которых узкая группа российской корпоративной элиты присваивает не только государственную, но и слабозащищенную частную собственность . По существу, я уже перешла к рассмотрению работ ученого, относящихся к постперестроечным временам. Однако прежде, чем продолжить этот разговор, хотела бы сделать пару замечаний более общего порядка. Первое из них касается того метода сравнительного анализа, который использует автор. Взяв на вооружение этот метод, С. Перегудов получил возможность осуществлять свои исследования по России в контексте общемировых процессов, определяющих место и роль корпоративного капитала в общественно-политическом развитии как на страновом, так и на глобальном уровнях. В данной связи, видимо, нелишне заметить, что крупную корпорацию и в России, и за рубежом он рассматривает как одну из влиятельнейших групп интересов. Подробное обоснование этого тезиса содержится в опубликованной в "МЭ и МО" статье, где автор полемизирует по данному вопросу с известным британским политологом Грантом Джорданом8 . Должна сказать, что в настоящее время тезис о крупной корпорации как группе интересов разделяется подавляющей частью и западных, и российских политологов-"корпоративистов". Говоря о методе сравнительного анализа, широко используемом С. Перегудовым, хотелось бы отметить еще один момент, напрямую связанный с этим инструментом и существенно дополняющий последний. Имею в виду тот широкий общественно-политический контекст, в который ученый ставил и ставит свои исследования в области отношений бизнеса и власти как за рубежом, так и в России. Что касается зарубежных общественно-политических реалий, то они подробно рассматривались и рассматриваются в серии книг, подготовленных либо под руководством автора, либо им лично. Часть этих работ посвящена изучению ситуаций в странах Западной Европы, США и Японии, а также в государствах Запада в целом. Во всех этих монографиях, и прежде всего в разделах и главах, написанных самим С. Перегудовым, как правило, продолжается отслеживание сюжетов, впервые развернутых в "Современном капитализме". Так, в книге "Политические сдвиги в странах Запада" (1989 г.), где анализируются изменения в настроениях масс и партийно-политическом спектре основных стран Запада, он напрямую связывает "прорыв к власти" неоконсервативных сил в 80-е годы с заметным усилением политических позиций крупного бизнеса, и особенно - транснационального9 . В опубликованной в том же году монографии "Западноевропейская социал-демократия" (а в 1992 г. - "Современный консерватизм") возглавляемый ученым коллектив авторов попытался - и, на мой взгляд, удачно - связать эволюцию, которую претерпевают два главных общественно-политических течения, с изменениями в моделях отношений бизнеса и власти, произошедшими в период подъема "неоконсервативной волны". В его собственных главах анализируются глубинные причины кризиса социал-реформистской модели общественных отношений и, в частности, так называемого трипартизма (партнерства бизнеса, профсоюзов и государства) и одновременно - становления новой, неоконсервативной модели отношений, в рамках которой бизнес - и особенно корпоративный - получает несравненно большие степени свободы, нежели ранее10 . Применительно к Великобритании, где указанные процессы протекали особенно рельефно и драматично, С. Перегудов рассматривает их в двух своих книгах - "Тэтчер и тэтчеризм" (1996 г.) и "Тони Блэр" (2000 г.). Конкретный анализ взаимосвязей между процессами в чисто политической сфере и сфере "большого бизнеса" автор увязывает здесь с теми изменениями, которые стали происходить в двух основных политических партиях в результате ослабления наиболее жестких аспектов неоконсерватизма и "либерализации" лейборизма. Создавшийся в Великобритании новый двухпартийный консенсус, отмечает он, привел к стабилизации отношений бизнеса и власти и к созданиюсоциал-либеральной модели данных отношений. Наиболее ярким ее олицетворением стал "третий путь" Тони Блэра, в рамках которого, в отличие от прежней социал-реформистской модели, "большой бизнес" занял куда более внушительное и влиятельное положение . Практически тот же широкий общественно-политический контекст присутствует и в большинстве публикаций С. Перегудова, посвященных отношениям бизнеса и власти в России. Напомню, что его основная монография, посвященная данной проблематике, называется "Корпорации, общество и государство". При этом обществу и его организациям, их отношениям с бизнесом как по "партийной", так и непартийной линиям посвящена значительная часть исследования. Напрямую выходит ученый на общественно-политическую сферу отношений бизнеса и в своих последних статьях. Однако, поскольку эти сюжеты рассматриваются им в тесной взаимосвязи с главной темой данного обзора, я коснусь их в заключительной части. Еще один момент общего характера, на котором здесь хотелось бы становиться, относится к самой методике исследований, которой придерживается ученый. Как известно, в современной политической науке используются различные подходы и методы научного анализа. Одни специалисты тяготеют к системно-целостному видению общественно-политических процессов, а эмпирический материал служит им лишь для подтверждения верности предложенных макромоделей. Другие стремятся максимально приблизиться к социальной и политической реальности, увидеть изучаемые события "изнутри". Исследования С. Перегудова находятся на пересечении обоих подходов. Сам он определяет свой подход как "концептуально-прикладной"12 . На мой взгляд, это очень точно найденная формулировка. В ней макрополитический анализ, дающий представление об общих процессах, протекающих в отечественном корпоративном секторе, сочетается с микрополитическим, позволяющим понять, как конкретно формируется стратегия и складываются отношения внутри и вне крупной корпорации. Наиболее полно концептуально-теоретические аспекты корпоративной проблематики изложены С. Перегудовым в первой главе упомянутой выше книги. Здесь излагается тот научный инструментарий, который позволяет выявить общее и особенное в функционировании западных и российских компаний. Это концепции корпоративизма и плюрализма, "групп интересов", а также элитистская и "солидаристская" модели внутрикорпоративных отношений. Большое место в главе уделяется также существующим в современной науке и практике двум подходам к социальной роли корпорации. Сторонники первого, "либерально-рыночного", рассматривают последнюю почти исключительно как экономический институт, основным приоритетом которого является "приращение богатства ее собственников" ("корпорация акционеров"). Для сторонников второго подхода это также и общественный институт, ориентированный не только на интересы собственников и менеджеров, но и вовлекающий в круг активных участников своей деятельности и принятие управленческих решений наемный персонал и его организации, местные сообщества и органы самоуправления, а также структуры гражданского общества (корпорация участников). Интерес к указанным двум моделям корпорации особенно возрос в связи с появлением и широким распространением концепции корпоративного гражданства, которая также нашла отражение в последних работах С. Перегудова. В отличие от корпораций стран Запада, считает ученый, перед российским крупным бизнесом стоит не просто выбор между либерально-рыночной и социально-рыночной моделями поведения. Им предстоит определить собственную стратегию с учетом унаследованной от советского прошлого системы традиционного патронажа с характерными для нее жесткой иерархичностью и покровительственным отношением вышестоящих к нижестоящим. Включенная в анализ, тема "патронажа" не только позволяет приблизить современную западную теорию к реалиям российской жизни. Она становится одной из центральных тем исследования, в котором автор ставит сложные и неоднозначные вопросы: может ли отечественная корпорация превратиться в общность, функционирующую на началах социального партнерства, и возникнут ли в РФ "корпорации участников", выстраивающие конструктивные отношения с обществом и государством? Приступив к изучению корпоративной проблематики сначала в "ельцинской", а затем "путинской" России, С. Перегудов попытался выяснить место и роль, которую играли предшественники нынешних российских корпораций (каковыми являлись крупные советские предприятия, объединения и "комплексы" типа АПК, ВПК и др.) в советской политической системе. Полемизируя с теми, кто считает, будто в предперестроечном СССР господствовала административно-командная экономика, и теми, кто делает упор на якобы ключевой роли лоббизма в системе властных отношений, он выдвинул концепцию так называемого бюрократического корпоративизма, в соответствии с которой ни партийно-государственные верхи, ни административно-хозяйственные структуры не имели монополии в системе принятия решений . Основой данной системы являлось взаимодействие этих главных акторов, строящееся на принципах корпоративизма, то есть такого согласования интересов, при котором его участники не только вырабатывают устраивающие их решения, но и участвуют в их реализации. "Бюрократическим" это согласование делали как принадлежность обеих его сторон к государственной бюрократии, так и те правила игры, которыми они руководствовались (аппаратные связи и аппаратная иерархия, показушная отчетность, карьерные устремления и упор на узкогрупповых целях). Автор, однако, не считает, что корпоративизм определял сущность всей партийно-государственной системы, являясь, скорее, ее "подсистемой". Но именно эта "подсистема", подчеркивал он, определяла степень жизнеспособности и общественного, и государственного устройства, и именно порочность принципов, на которых она базировалась, завела, по мнению ученого, советскую политико-экономическую систему в тупик. ТРИ ЭТАПА ПРИСВОЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ РЕНТЫ Если теперь обратиться к исследованиям С. Перегудова, относящимся к современности, то здесь им выделяются два основных плана, которые я назвала бы "общим" и "частным". Что касается общего плана, то наиболее полно он прописан в главах книги (2003 г.), посвященных истории российского корпоративного сектора (гл. 2), взаимодействию корпораций и государства (гл. 8), месту и роли корпоративного сектора в системе общественно-политических отношений (гл. 9). Анализируя "вехи" корпоративного строительства в России, автор выделяет три периода в его истории. В ходе первого, "инкубационного" периода (конец 80-х - начало 90-х годов) советские объединения и концерны начали преобразовываться в рыночные структуры, наиболее крупными из которых стали финансово-промышленные группы и конгломераты. В середине 90-х гг. наступил новый период, когда финансовый капитал, превратившись в частнокапиталистический, стал играть роль "важнейшего звена политической власти". Отношения бизнеса с ее носителями в этот период автор характеризовал как "олигархический корпоративизм", отличительными чертами которого являлось такое согласование интересов государственной и финансовой олигархий (эту последнюю олицетворяла тогдашняя "семибанкирщина"), при котором решения принимались "к взаимной выгоде сторон". Как пишет С. Перегудов, это был компромисс между групповыми и общегосударственными интересами, он достигался преимущественно путем извлечения обеими сторонами политической ренты, то есть прежде всего - "пересмотра существующих отношений собственности". Наиболее ярким примером такого рода взаимодействия (я бы назвала это, скорее, сговором) автор справедливо считает проведенные в тот период залоговые аукционы. Погоня обеих сторон за политической рентой, поясняет он, "ведет к разгулу коррупции, внедрению ее в самую сердцевину отношений между представителями власти и олигархией"14 . Последовавший за августовским кризисом 1998 г. период С. П. Перегудов называет "экспансивно-рыночным"15 . На месте рыхлых финансово-промышленных групп и конгломератов в этот период происходит становление жестко управляемых из единого центра вертикально-интегрированных компаний и групп, а также ФПГ "нового поколения". Быстро формируется профессиональный менеджмент, и корпоративный сектор начинает обретать более современные очертания. Однако, подчеркивает автор, в основе быстрой экспансии значительной части новых или обновленных бизнес-структур по-прежнему оставалась все та же политическая рента. Правда, ее источником становится уже не столько государственная, сколько слабозащищенная частная собственность, а главным способом ее извлечения - использование так называемого административного ресурса и получивших широчайшее распространение "заказных" банкротств16 . Чиновники (и судьи) выступали здесь уже не как распорядители собственности, а как уполномоченные властью посредники, получающие причитающуюся им далеко не символическую "мзду". Хотя исследователь не делает из этого далеко идущих выводов, из его анализа вытекает, что совокупная "взяткоемкость" чиновников и судей в рассматриваемый период возросла многократно, распространилась вглубь и вширь (согласно приводимым данным, если в 1998 г. банкротами были признаны 4747 компаний, то в 2000 г. - уже 15143, а в 2002 г. в производстве находилась 61 тыс. дел о банкротстве)17 . Видимо не располагая данными, автор не уточняет, какие категории крупного корпоративного бизнеса более всего выиграли от этого нового, уже третьего по счету (после ваучерной привати- зации и залоговых аукционов) перераспределения собственности. Однако приведенные им примеры позволяют заключить, что фаворитами здесь оказались большей частью новые ФПГ (типа "МДМ" и "Альфы"), а также структуры, принадлежащие наиболее "близко" стоявшим к власти бизнесменам типа Р. Абрамовича и О. Дерипаски. Как утверждают некоторые отечественные экономисты, в постреформенной России крупнейшие корпорации - в специальной литературе их принято называть интегрированными бизнес-группами - превратились в ведущих агентов модернизации18 . Не оспаривая этого мнения, С. Перегудов тем не менее обращает внимание на чрезмерную узость того слоя бизнеса, который оказывает влияние на социально-экономические и политические процессы в российском обществе |