|
историческая грамматика. истор гр. Периодизация строится по нескольким признакам, которые в своем совместном развитии совпадали по времени и обусловили как состояние языка, так и развитие общества
Периодизация строится по нескольким признакам, которые в своем совместном развитии совпадали по времени и обусловили как состояние языка, так и развитие общества. Множество признаков, определяющих друг друга и вместе с тем независимых, связаны с системой средневековых культурных ценностей: они символичны и строятся как замещающие друг друга в определенных условиях — своего рода принцип «матрешки» в метонимической смежности единиц и элементов языка. Основные изменения языка мы рассмотрим до начала XVIII в., до времени, когда общие устремления системы языка уже совпали во всех местных говорах и во всех социальных слоях населения. Фор мирование литературного языка на национальной основе привело к качественным преобразованиям русского языка, с этого времени центростремительные процессы в сторону усреднения категорий и норм следует изучать в курсе «Современный русский литературный язык». При сопоставлении нескольких признаков различения определяются основные этапы в развитии средневекового русского языка: — древнерусский, с середины X до конца XIII в.; — старорусский, с XIV до XVI в.; — собственно великорусский (новорусский) язык, с XVII в. С государственно-политической точки зрения эти три этапа соот носятся с развитием языка соответственно — в Древней Руси, в Московской Руси эпохи ее становления и в момент образования и развития «общерусского» (литературного) языка современного типа. Древняя Русь с центром в Киеве и (собирательно) с общевосточнославянской н а р о д н о с т ь ю — это восточные славяне, объединившие вокруг себя другие народности в деле построения государственности. Этнически завершение этого периода характеризуется выделением украинского (малорусского, т. е. коренного русского в центре его исторического бытования) народа с противопоставлением окраинным славянским этносам. Основным христианским символом этого времени является София — Премудрость Божия, во славу которой ставились храмы во всех княжеских городах. Основным христианским символом второго периода стала Живоначальная Троица; формируются важные начала собственно великорусского (т. е. «большого по составу») н а р о д а, а в конце периода на основе западнорусской части славянского населения образуется белорусский народ и формируется его язык, во многом совпадающий с великорусским. С конца XIV в. известны и основные особенности русских диалектов, как северных, так и южных, а с XVI в. в резульВ. В. Колесов. Историческая грамматика русского языка 9 тате их совмещения формируется среднерусская койнэ («средневеликорусские говоры»), после чего особенности северных русских говоров, развивавшиеся в направлении к самостоятельному, четвертому восточнославянскому языку (более близкому к украинскому, чем к великорусскому), были переработаны и сведены в общую систему «русского литературного языка». Формируется великорусская н а ц и я, впитавшая в свое этническое тело многие народные типы и культурные ценности, в том числе и присоединившихся или покоренных народов. Этническая чистота славянского народа исчезает в нации под напором новых социальных преобразований. Основным символом новой государственности становится чужеродный орел, возвративший двоичный принцип выделения признаков, но уже не самостоятельных и равных, а в их отношении к центру, левый и правый. С точки зрения религиозной первый этап характеризуется ярко выраженным дуализмом веры: и язычество, и вновь принятое христианство сосуществуют, постепенно проникаясь присущими тому и другому культовыми чертами, взглядами и традициями. Как культ единящий и собирающий, христианство окрепло и усилилось в эпоху ига, когда оно сыграло важную роль в укреплении социальных структур и духовных основ общества. Если древнерусское христианство — евангельское (его называют еще «жизнерадостным» за его близость к Природе), то с XV в. на Руси развивается «монашествующее» христианство с его аскетизмом, ригоризмом, истовым служением и личным подвижничеством во всем, что касается общественных обязанностей. В XV в. наблюдается то «повышение уровня святости» и умножение православных святых, о котором говорят историки церкви, показывая центростремительный рост государственности в связи с освобождением от гнета чужеземного ига. С XV в. широко развиваются расколы и ереси, а христианские иерархи отказываются от претензий на верховную власть в пользу светского государя. В основных своих проявлениях культ становится культурой уже великорусского содержания. 5. Принципы познания Многие особенности самой системы языка подтверждают общий смысл происходивших изменений, например в последовательности развития модальных предикатов: сначала как пассивного быти, затем как активного хотеть и, наконец, как деятельностного знать, — в полном соответствии с изменениями говорения (дискурса): «молчание» большинства в древнерусском — монолог избранных в старорусском — диалог в Новое время. Введение 10 Каждый из трех этапов развития языка различается особым отношением к принципам познания. Так, древнейший принцип квалификации объектов по их нечленимой цельности — эквиполентный (равноценный) — сохраняется в древнерусском, затем он заменяется на иерархически градуальный (по степеням признаков) в старорусский период и окончательно формируется как выразительно четкий привативный в Новое время. Равноценность двоицы в древнерусском представлена формально категорией двойственного числа, а реально — во всех культурных проявлениях: Борис и Глеб — святые, Киев и Новгород — столицы, левое и правое — принцип ориентации, добро и зло — этический принцип и т. д. Средневековье растягивает двоичные единства в цепочки взаимообратимых признаков (ср. триединство лиц Троицы), а затем возвращается к старому, двоичному противопоставлению, но теперь с обязательным выделением одного из парных объектов по признаку выделения (маркирован — отмечен по признаку различения). В древнерусском обиходе мужчина и женщина равноправны, выделяется каждый только ему присущими качествами; в Московской Руси между ними возможны градации по социально и физически важным признакам (см. «Домострой»), а в Новое время возникает проблема выделения отмеченного различительным признаком члена двоичной оппозиции: мужчина или женщина? В изменениях языка смена принципов познания представлена очень ярко. В фонологии поначалу была дана четкая равноценность фонем, например 〈е〉 и 〈о〉, в которой первая выделялась рядом (передний), а вторая — огубленностью; в Средние века в результате изменений происходило насыщение гласных среднего подъема градуальным рядом фонем 〈ê — е — (ь) — (ъ) — о — ô〉, а в Новое время система осталась с привативным противопоставлением исходных фонем 〈е〉:〈о〉 с отмеченной признаком различения второй фонемой (лабиальность). Такие же преобразования заметны и в морфологии, и в синтаксисе. В области синтаксиса средневековая градуальность проявляется в обилии синонимичных союзов, соединяющих одни и те же сложные предложения, а в Новое время происходит обобщение определенных союзов для выражения известных отношений. Самым важным различием между тремя периодами, имевшим большое значение для русского языка, было р а з л и ч и е м е ж д у т и п а м и м е н т а л ь н о с т и, которое проявлялось в развитии глубинных категорий национального сознания (от лат. mens, mentis ‘ум, разум’). Древнерусская ментализация (осмысление) способствовала овладению всеми ценностями христианской культуры, и русский язык получил множество выразительных слов и форм, способствовавших формированию общерусского языка. Все полученные путем заимствования символы средневековая идеация (обобщение) переработала В. В. Колесов. Историческая грамматика русского языка 11 с точки зрения важных различительных признаков и тем самым привила христианскую идеологию к корню народной культуры. Идентификация (сопряжение) объема и содержания понятия, их согласование в словесном знаке привело к воссозданию в нем «идентифицирующего» действительность понятийного значения и тем самым закончило формирование лексического состава общерусского языка. Например, этический термин съ(н)-вѣс-ть в процессе ментализации калькируется на основе греческого (в христианском значении) слова sun-eid-^V по объему понятия (всякое совместное знание, известное всем), в процессе идеации вырабатывает существенный признак собственного — великорусского — понимания, т. е. определяет содержание понятия (в отличие от сознания, совесть — это духовное совместное знание), а с XVII в. уже предстает как законченное этическое понятие о чувстве личной ответственности за свои помыслы, слова и действия, данное в термине «совесть». Ментализация как длительный и сложный процесс погружения языка в категории смысла формирует национальную ментальность, законченно отраженную в русском языке.
1.1. Основные принципы строения слога К началу X в. наиболее полно выявились расхождения между северными и южными диалектами праславянского языка. Прежнее про тивопоставление Запад–Восток в связи с миграцией южных славян на Балканы после V в. по ряду языковых признаков сменилось противопоставлением южных диалектов северным. Утрата интонационных различий, разница в развитии носовых гласных, возникновение противопоставлений согласных по твердости–мягкости, расхождения в условиях и характере утраты редуцированных гласных — важнейшие отличия северной группы диалектов, которые позволяют говорить о том, что X в. является конечным этапом в развитии праславянского языка. В это время складываются условия для выделения отдельных славянских языков. Общими функциональными закономерностями этого периода являлись закон открытого слога и закон слогового сингармонизма. Они сформировались в праславянский период, существенно изменив парадигматическую систему фонем; в частности, утрачены были дифтонги и дифтонгические сочетания, а у согласных возникла серия новых фонем. По з а к о н у о т к р ы т о г о с л о г а (тенденция к обобщению открытого слога, к восходящей звучности слога) в праславянском языке возможны были только слоги, которые заканчивались гласным: до/мъ — до/ми/къ — до/мо/вь/ни/ча/ти — до/мо/въ/jь. На этих примерах можно видеть, что закон открытого слога был фонетическим (касался фонетического слога) и, следовательно, очень часто вступал в противоречие с морфологическим членением слова. Морфологические, словообразовательные, даже лексические границы не совпада- 24 ли иногда с фонетическим членением речи «по слогам»; ср.: дом-овън-ич-а-ти — до/мо/въ/ни/ча/ти. Фонетический слог, претендуя на всеобщность и универсальность в языке, никак не соотносился с функционально важными единицами языка. Полугласные (глайды), прежде всего 〈л, р〉, могли закрывать слог (съ/мьр/ти, дер/во), но к концу праславянского периода и такие слоги стали восприниматься как исключение. Все отклонения от закономерности подвергались постепенным преобразованиям, известным по курсу старославянского языка. Самые поздние из них — те, которые дали расходящиеся результаты в различных славянских языках; например, изменение сочетаний типа *tъrt, *tort в *tъrъt, *torot иногда относят даже к IX в., т. е. ко времени, не очень удаленному от интересующей нас эпохи. Тенденция к распространению открытого слога становится законом, не имеющим исключений. Исключения сохраняются дольше всего на самой северной окраине славянского мира. Можно сказать, что превращение тенденции в не знающую исключений закономерность привело к полному разрушению принципа слогового строения речи. Этот принцип диахронический. Он обеспечил последовательное обогащение фонологической системы языка новыми фонемами, новыми признаками, новыми правилами позиционного варьирования и т. д. и в результате стал излишним — перестал способствовать развитию системы. Закон слогового сингармонизма (тенденция к палатализации) является результатом действия предыдущей закономерности. Многочисленные изменения в пределах слога привели к тому, что в слоге стали возможны только одинаковые по качеству звуки: твердый согласный + гласный непереднего ряда ([та, по, ку]), нетвердый согласный + гласный переднего ряда ([ч’и, с’е, н’ь]). Не совпадающие по качеству гласные и согласные в составе одного и того же слога преобразовывались. Твердые 〈т, п, к〉 в положении перед гласными переднего ряда смягчались; условно их называют полумягкими, имея в виду, что такие смягченные согласные не имели фонематического значения, не выступали в качестве самостоятельных «мягких» согласных фонем. В отличие от исконно мягких, которые были палатальными (мягкими), эти согласные являлись п а л а т а л и з о в а нными (смягченными). Самые поздние изменения этого типа происходили в VIII–IX вв., т. е. непосредственно перед выделением общевосточнославянского диалекта В отличие от закона открытого слога, основного фонетического закона праславянского языка, звуковой сингармонизм определял как бы условие существования слога, он обеспечивал единство слога по большинству фонетических признаков входящих в его состав фонем. Основной смысл этой закономерности выявляется из следующего примера (разные формы слов конь и конъ): Фонология 25 им. п. ед. ч. конь [кон -ь] конъ [кон-ъ] местн. п. ед. ч. кони [кон -и] конû [кон˙-ě] вин. п. мн. ч. конû [кон -ě] коны [кон-ы] Самые важные элементы слога, часть корня и окончание, не смешиваются друг с другом, всегда можно определить тип флексии, которая обслуживает данную парадигму, например 〈ě〉, перед которым может находиться и 〈н〉 палатальное (самостоятельная фонема), и 〈н〉 палатализованное (оттенок фонемы 〈н〉). Вместе с тем всегда строго соблюдается единство фонемы на стыке морфем; например, [кон ] во всех формах слова с 〈н 〉 , а [кон] всегда с твердым 〈н〉. Закон слогового сингармонизма как бы подправлял закон открытого слога и вместе с тем предохранял некоторые фонемные признаки гласного или согласного от их взаимного слияния в слоге. Строго говоря, слоговой сингармонизм не стал законом, оставаясь на уровне тенденции, он сменился другими принципами сразу же после утраты закона открытого слога. В праславянском языке, кроме условий, имелась еще ф о р м а существования слога. Было бы неясно, почему такое большое значение получил фонетический слог, если бы мы не учли просодических характеристик слога, потому что именно слог является их носителем. При этом количественные противопоставления (долгота–краткость) могли быть как у отдельных гласных, так и в отдельных слогах: фонематическое противопоставление долгих–кратких гласных столкнулось и с фонетической разницей между долгими и краткими слогами. Еще в праславянском языке количественные противопоставления гласных были утрачены в пользу слога, например: лебдь [le-będь], лѣз [lē-z7] дали [lе–lē] вместо [lě–lē]. Однако такое расположение долгих и кратких слогов очень неустойчиво, оно никакого значения для системы не имеет. Долгий слог [lē] противопоставлен краткому слогу [lе] не только потому, что в их составе находились соответственно долгий и краткий гласные. Эти слоги входили в состав словоформ с самым разным набором долгих и кратких слогов, которые к тому же могли чередоваться в различных словоформах одного слова и иметь разное ударение. Например, слог [lē] всегда находился под ударением, а слог [lе] мог выступать то под ударением, то без ударения; слог [lē] никогда не сопровождался последующими долгими слогами, а слог [lе] всегда находился в их окружении (при склонении и при образовании новых слов с помощью суффиксов). В аналогичном положении были слоги всех типов. Короче говоря, возникла необходимость связать долготу или краткость каждого слога с долготой или краткостью соседних слогов и вместе с тем выделить такой признак, который как-то мог бы объяснять фонетическую предпочтительность именно этого слога. 1. Исходная система фонем восточнославянского диалекта… 26 Таким признаком стал признак и н т о н а ц и и, потому что из всех просодических признаков только интонация может объединить своим действием два соседних слога, как бы прикрепляя их друг к другу: повышение (или понижение) интонации начинается (или завершается) на соседнем к подударному слоге. В результате произошло то, что историки праславянского языка называют переходом количественных различий гласных в качественные и что можно было бы считать третьей основной закономерностью праславянской фонологической системы. Поскольку количественные противопоставления слогов видоизменились в интонационные, теперь и долгота–краткость отдельных гласных фонем оказалась несущественной и сменилась противопоставлением гласных по качеству; в нашем примере на месте [lе–lē] возникли слоги [lе–lě] (〈е〉 сохраняется, а 〈ě〉 = û возникает на месте долгого 〈ē〉). Закон открытого слога приводил к совпадению по качеству слогов, до того различавшихся: [lē–loi–lai–lāi] совпали бы в одном [lē] в связи с монофтонгизацией дифтонгов. Это могло разрушить многие важные противопоставления, например могли бы совпасть по форме корневые морфемы с разным значением. Этого не случилось благодаря образованию интонационных различий, которые накладывались на старые количественные противопоставления и усложняли синтагматическую систему. В таких условиях тенденция к открытому слогу по-прежнему могла продолжать действовать, поскольку на функциональном уровне она пока не сказывалась, не мешала целям общения, нейтрализовалась другими столь же общими закономерностями праславянского языка. 1.2. Состав гласных фонем Функциональное единство слога в целом не препятствует парадигматическому выделению гласных в их отличии от согласных. В праславянском языке именно гласный являлся ведущим элементом слога, поскольку с гласным была связана основная характеристика слога (интонация) и поскольку гласный мог употребляться самостоятельно, например позиционно в начале слова (огнь, утро) и даже в качестве самостоятельного слова (ср. предлоги и союзы типа а, о, у). Согласный был связанным элементом слога: если качество гласных не зависело от качества соседних согласных, то согласные варьировали в зависимости от следующего гласного (ср.: [д] в словоформе [сáда] и [д˙] в словоформе [сáд˙ě]). В начале X в. праславянская система гласных фонем включала 12 гласных. В обширном лексическом материале, дошедшем до нас, Фонология 27 можно выделить такие минимальные пары слов, которые отличаются друг от друга только одной гласной фонемой; ср.: 1) сûлъ — салъ (род. п. мн. ч. от сало) — селъ — силъ — сълъ ‘посол’ — сылъ — соулъ: 〈ě–а–е–и–ъ–ы–у〉 далъ — долъ — дûлъ — длъ: 〈а–о–ě–7〉 лûвъ — львъ — лавъ — ловъ: 〈ě–ь–а–о〉 мûхъ — мъхъ — махъ — моухъ: 〈ě–ъ–а–у〉; 2) стол[ъ] — стол[а] — стол[у] — стол[е] — стол[ě] — стол[и] — стол[ы]: 〈ъ–а–у–е–ě–и–ы〉 стоп[а] — стоп[ы] — стоп[ě] — стоп[о] — стоп[7] — стоп[у] — стоп[ъ]: 〈а–ы–ě–о–7–у–ъ〉 ( могут встречаться только в «мягком» варианте склонения). Число сопоставлений, доказывающих различительную способность представленных гласных, можно было бы увеличить за счет не совсем подобных пар, например пар типа соулица ‘копье’ — сличь ‘по направлению к’. Для установления фонем важно положение в одинаковых фонетических условиях, которое здесь соблюдается: гласные 〈у, 7〉 находятся после твердого перед палатализованным согласным. Из многочисленных сопоставлений подобного рода можно сделать несколько выводов, важных для наших целей. Во-первых, в случаях самой редкой оппозиции, например в парах 〈ě–о, ě–ъ, и–ь〉, ряд противопоставлений мы можем дополнить наиболее распространенными фонемами 〈а, о, у〉. Напротив, имеются оппозиции, связанные с употреблением 〈а, о, у〉, которые не удается расширить за счет сопоставлений с фонемами 〈ъ, ь, 7, ę〉, иногда и 〈ě〉. Это значит, что 〈а, о, е, и, у, ы〉 являлись функционально сильными, очень употребительными фонемами; кроме того, они могут встречаться и без предшествующего согласного, т. е. не в составе слога. Фонемы 〈7, ę, ъ, ь, ě〉 — функционально слабые в системе праславянского языка. Функциональная слабость этих фонем объясняется и их редкостью. Фонема 〈ě〉 встречалась примерно в 240 корневых и в десятке флективных и суффиксальных морфем; 〈ę, 7〉 встречались еще реже (〈ę〉 обслуживала около 55, 〈7〉 — около 75 корневых морфем). Только в 16 грамматических формах возможно появление носового гласного, причем, как правило, в конце слова — в фонетически самом слабом слоге. Различались по своей употребительности гласные и в потоке речи. Сравнение употребления гласных в одном и том же тексте по древнерусскому ОЕ 1056 показывает, что употребительность 〈ъ, ь〉 постепенно уменьшается и одновременно образуется ряд низкочастотных фонем — как раз тех, которые впоследствии исчезли в системе русского вокализма; ср. убывающую последовательность 1. Исходная система фонем восточнославянского диалекта… 28 гласных 〈и–а–е–о–ъ–ь–у–ę–7–ě–ы〉, что соответственно в процентах составляет: 18–16–16–14,4–10–6,9–4,7–4,3–3,6–3,3–2,8 = 100%. Во-вторых, между фонетически близкими фонемами число оппозиций максимально ограничено, а у некоторых фонем таких противопоставлений вообще никогда не было. Противопоставление 〈7–у〉 или 〈ę–а〉 отмечается только в нескольких корнях [из квазиомонимов ср.: лкъ ‘оружие’ — лоукъ ‘овощ’, лда — лада, падь — пдь, радъ — рдъ] и в конечном слоге слова (ср. формы дат. п. ед. ч. имен мужского рода робоу и вин. п. ед. ч. имен женского рода роб; но уже у глагольных форм такого противопоставления нет: нес — 1-е л. ед. ч. наст. вр.). Фонемы 〈ъ–о, ь–е〉 различали словоформы одного слова (например, селъ — село или конь — коне), но никогда не охватывали противопоставлений в корневых морфемах. Напротив, 〈ъ–ь, о–е〉 противопоставлялись друг другу только в корневых морфемах (ср. в форме род. п. мн. ч. дънъ — дьнъ: род п. мн. ч. от дъно и дьнь), тогда как в конечном слоге слова они находились в дополнительном распределении, заменяли друг друга в зависимости от предыдущего согласного. Ср. следующие формы местоимений тъ, сь (с привлечением других вспомогательных форм): после твердого 〈т〉: ти ты то тъ та тоу тû т т после мягкого 〈с〉: си – се сь – (сю) (сû) с – после твердого 〈с〉: си сы (се) (сь) са соу (сû) с с Эту таблицу можно расширить за счет таких слогов, которые входили в состав какого-нибудь слова, но сами по себе отдельными словами не являлись (приведены в скобках). В фонетической транскрипции это соответствовало следующим возможным в праславянском языке сочетаниям «согласный + гласный»: [т·и] [ты] [то] [тъ] [та] [ту] [т·ě] [т7] [т·ę] [с”и] – [с”е] [с”ь] – [с”у] [с”ě] [c”7] – [с·и] [сы] [с·е] [с·ь] [са] [су] [с·ě] [c7] [c·ę] Аналогичную картину дают флексии твердых и мягких основ, которые приведены выше; ср.: конъ — конь, жено — землê, что также указывает на соотношение 〈ъ–ь, о–е〉 в пределах одной и той же грамматической формы. По своему происхождению представленные имена существительные не одного исконного типа склонения: конь — из числа *jŭ-основ, конъ — из числа *о-основ, жена — из числа *ā-основ, земля — из Фонология 29 числа *ē-основ. После ряда изменений в праславянском языке эти основы стали осознаваться как варианты одного типа «мягкого» или «твердого», т. е. *о- и *jo-, также *ā- и *jā-основ. Гласные, составлявшие основу флексии, вступили в морфологическое чередование: р а зл и ч а я с ь ф о н е т и ч е с к и и представляя собой разные фонемы, морфологически они имели о д н о и т о ж е з н а ч е н и е. К этим двум парам гласных следует еще отнести 〈и–ě〉, поскольку они вступали в аналогичное отношение по общности морфологического значения; ср.: конû — кони (местн. п. ед. ч.), женû — земли (дат. п. ед. ч.). От чередования 〈и/ě〉 чередование 〈о/е〉 отличалось тем, что еще с праиндоевропейского периода представляло собой морфонологическое чередование, являясь результатом аблаута (т. е. чередования фонем, выступающего в морфологическом значении), который получил морфологическую функцию (ср. чередования в славянских глагольных корнях типа веду — водиши, несу — носиши). После сокращения 〈ǐ > ь, ŭ > ъ〉 и редуцированные вступили в аблаутные чередования, т. е. по своей морфологической функции совпали с чередованием 〈е/о〉. Все славянские языки отражают результат сближения 〈ъ, ь〉 с 〈о, е〉, поэтому можно предполагать его праславянское происхождение. Что же касается чередования 〈и/ě〉, то оно характерно не для всех славянских языков, и даже в одном каком-нибудь языке, например в древнерусском, наблюдается расхождение по диалектам. Аблаут с долгим по происхождению гласным вообще развился очень поздно, поэтому и оформление чередования 〈и/ě〉 в каждом славянском языке происходило самостоятельно. Впоследствии сама возможность вступать в морфологические чередования с той или иной фонемой определила направление в изменении утрачиваемой языком фонемы; ср. в древнерусском языке изменения 〈ь → е, ъ → о〉, тогда как 〈ě〉 совпадает либо с 〈и〉, либо с 〈е〉. Таким образом, в древнерусской фонологической системе 〈ъ, ь〉 и 〈о, е〉 морфологически, в словоформах одного слова, не противопо ставлены друг другу, но они противопоставлены всем прочим гласным фонемам системы; они выполняют не форморазличительную, а смыслоразличительную функцию (могут различать значения разных слов). Методом антонимического противопоставления терминов, представленных в средневековых грамматиках, можно определить те попарные противопоставления, которые казались существенными древнему книжнику, а на этом основании и те признаки, на которых строилась вся система вокализма. Выясняется, что краткими были 〈о, е, ъ, ь〉, долгота специально подчеркивается для непередних 〈a, 7, у〉, для остальных гласных этот признак оказывается неважным, у 〈ě〉 он связан с дифтонгоидностью. Как носовой гласный специально выделяется только 〈Æ〉. По подъему как наиболее узкие (верхние) выделяются 〈у, и, ь〉, но в пару к ним в качестве неверхних показаны соот1. Исходная система фонем восточнославянского диалекта… 30 ветственно 〈а, е, ъ〉. Маркированный член оппозиции всегда дается в противопоставлении к немаркированному по данному признаку, вот почему в данной системе обозначений все неверхние гласные в дальнейших своих различиях не дифференцируются. В целом же попарные соотношения (противопоставление по подъему) представлены следующим образом: 〈ы–и, a–7, о–у, ъ–ь, ē–е, ę–-). Самым неопределенным по своим характеристикам является гласный 〈е〉 — он принципиально дан как н е д о с т а т о ч н ы й (гласъ скуденъ). Чтобы уточнить его количественную неопределенность, прибегали к толкованию графического варианта буквы е, именно e — последняя является «гласом довольнымъ» ‘свободным, долгим’. По отношению к 〈е〉 все соседние гласные определяются как узкий 〈и〉, открытый 〈а〉, просторный 〈у〉, острый 〈о〉. Тем самым 〈е〉 выступает своеобразной фонематической точкой отсчета для всех прочих гласных; фонетической точкой отсчета для гласных является 〈а〉 — гласный, который максимально лишен всех фонетических характеристик в данной системе обозначений. Основные признаки гласных фонем в исходной системе частично объясняются праславянскими изменениями вокализма, они изучались в курсе старославянского языка. Сравнительная грамматика славянских языков представляет следующие соответствия древнерусских фонем праиндоевропейским: 〈ā〉 〈ă〉 〈ău〉 〈i〉 〈ē〉 〈e〉 〈ā〉 〈ă〉 〈у〉 〈и〉 〈ě〉 〈e〉 〈ō〉 〈ŏ〉 〈ěu〉 〈ei, ai〉 〈ai〉 〈jă〉 〈ы←ū〉 〈ъ←ŭ〉 〈ь←ǐ〉 〈7←an〉 〈ę←en, am〉 〈-←jăn(t)s〉 1.3. Система гласных фонем Из этих сопоставлений вытекает следующее. Противопоставление по долготе-краткости является исконным, т. е. обязано своим происхождением совпадению долгих гласных с долгими и кратких с краткими. Исконно долгими были 〈а, ы, и, ě, у〉. Поскольку количественные противопоставления со временем утрачены (стали признаком слога, т. е. просодическим признаком), еще в праславянском языке могло произойти разложение фонологической долготы на фонетическую дифтонгоидность; исконно краткими были 〈ă, е, ъ, ь〉. Двойственными в отношении этого признака оказались носовые гласные: среди них были и долгие, и краткие по происхождению звуки. Однако с переходом признака количества на просодический уровень слога 123 123 123 123 123 123 Фонология 31 все носовые гласные стали фонематически долгими, потому что все они образовались из дифтонгических сочетаний и имели две степени длительности. Как и на всех таких гласных, на них возникли интонационные различия. Это еще больше выделило носовые из числа всех прочих гласных: фонетически они могли быть долгими и краткими, в просодическом отношении — всегда долгими, по происхождению связаны с краткими, но в употреблении в праславянской системе — обязательно долгие. Особых замечаний требует фонема 〈-〉. Она возникла из определенных сочетаний 〈ă〉 с согласными и, подобно фонеме 〈ę〉, почти не встречалась в позиции начала слова. Произошло изменение 〈*jo → -〉 с сохранением лабиализации, что указывает на то, что к моменту такого изменения 〈7〉 и 〈-〉 уже не были гласными одного и того же среднего подъема: 〈7〉 перешло в число средневерхних гласных. Что же касается признака к о л и ч е с т в а, то он вряд ли был существенным для системы гласных в X в. Он и объединял бы самые разнородные по своим фонетическим основаниям факты: «сверхкраткий–дифтонг» (〈ъ–ы〉), «долгий–сверхкраткий» (〈и–ь〉), «дифтонг–долгий» (〈ы–у〉), «долгий–краткий» (〈ā–а〉) и т. д. Фонетическая разнородность оказывается не подчиненной единому фонематическому принципу, следовательно, она несущественна на фонологическом уровне. Признак л а б и а л и з а ц и и уже действует в праславянской системе. Этот признак вошел в систему после монофтонгизации дифтонгов [аu, еu] и появления фонемы 〈у〉 (оу). Это вызвало перераспределение нового признака среди других непередних гласных, и уже к X в. восточные славяне имели в системе вокализма лабиализованные (у, о, 7, -). Распределение гласных в начале слова показывает, что в противопоставлении по лабиализованности маркированным был лабиализованный гласный. Только он возможен в абсолютном начале слова. Признак п о д ъ е м а, по-видимому, еще не сформировался окончательно. Общие соображения о характере исходной системы указывают на две степени подъема: верхние–неверхние. Верхние при заимствовании в другие языки обычно передаются гласными 〈и, у〉, неверхние — 〈а, е〉. В названиях букв специально по подъему маркируются 〈и, о, у, ь〉, для всех прочих этот признак оказывается неважным. Действительно, по происхождению верхние и неверхние гласные подразделяются на две группы: долгие и краткие. Условно выделяя четыре степени подъема, свойственные русскому языку в его диалектах вплоть до XX в., мы должны оговорить две различительные степени подъема (было бы лучше называть их иначе: различием по н ап р я ж е н н о с т и). Признак р я д а остается важным для системы вокализма X в. Прошедшие до того изменения привели к образованию гласных среднего ряда, куда вошли все нелабиализованные передние гласные. Призна1. Исходная система фонем восточнославянского диалекта… 32 ки лабиализации и ряда уже не совмещались, как это было до монофтонгизации дифтонгов и как это случалось после утраты носовых гласных. Для различения 12 гласных фонем необходимо и достаточно четырех различительных признаков; в позднем праславянском языке это были признаки напряженности, лабиализованности, тембра (различие по ряду) и ринезма (выделение носовых гласных). Гласные Передние Непередние лабиализованные нелабиализованные нелабиализованные лабиализованные Верхние 〈и〉 〈ы〉 〈у〉 Средневерхние 〈-〉 〈ь〉 〈ъ〉 Средненижние 〈е, ę〉 〈о, 7〉 Нижние 〈ě〉 〈а〉 В этой системе ближайшие фонемы противопоставлены по одному признаку, и этот признак — количество. Мы ожидали бы позиционного совпадения 〈е〉 с 〈ě〉, 〈и〉 с 〈ь〉, 〈ы〉 с 〈ъ〉, потому что противопо ставление по количеству перестает быть фонемным. Действительно, новгородские рукописи XI–XII вв. дают примеры смешения букв е с û, и с ь, ы с ъ, но в конечном счете никаких смешений этих гласных не произошло, потому что образовалось противопоставление гласных по четырем степеням подъема. Одним признаком отличались друг от друга и пары фонем 〈ь–е, -–7, ъ–ь, и–ы, ы–у, ы–а, ě–а〉. По двум признакам различались фонемы 〈и–-, е–ě, е–о, е–а, ę–а, о–а, ъ–о〉. Эти оппозиции были более сильными. Что же касается оппозиций с бóльшим числом различительных признаков, то они в истории русского языка не привели к нейтрализации в слабой позиции или к взаимному совпадению этих фонем; ср. оппозиции по трем признакам: 〈ь–7, ъ–7, ъ–a, ę–о〉, по четырем признакам: 〈ъ–7〉 и т. д. 1.4. Распределение гласных фонем Для последующих изменений системы важны не только количество форм и слов, в которых встречаются те или иные фонемы, не только относительная частота употребления фонем в тексте, но и характер их позиционного распределения. В вокалической системе X в. накануне утраты носовых минимальное число гласных противопоставлялось в начале слова и в положении после палатальных. Фонология 33 В начале слова могли употребляться только 〈о, 7, у〉: нъ, оса, ось, гль, да, зы, оугъ, оутро, оуха. Если считать, что в дû ‘всюду’ первый гласный передает фонему 〈-〉, тогда и 〈-〉 возможно в начале слова, потому что противопоставляется прочим гласным в данной (сильной для гласных фонем) позиции: дû — дû > ‘удочке’ — оудû (часть тела), т. е. [-д·ě–7д·ě–уд·ě]. На то, что это распределение объясняется всей системой вокализма, а вовсе не «происхождением» гласных, указывают соответствия древнерусскому 〈у〉 других индоевропейских языков: др.-рус. оунъ [унъ], лат. juvenis, лит. jáunas, ст.-сл. юнъ; др.-рус. оутро [утро], лат. aurora, лит. aušrá, ст.-сл. ютро. Древнерусское 〈у〉 употребляется независимо от того, является ли оно исконным дифтонгом или восходит к сочетанию с начальным 〈j〉. Наоборот, в старо- и церковнославянских текстах находим только сочетания с начальным 〈j〉; поэтому в литературном языке возникли дублеты, первоначально имевшие стилистическое значение: оужинъ — югъ, Оульяна — Юлия, оуный — юноша, оуха — юшька. Гласные 〈а, ě, ę, е, и, ь〉 в начале слова получали протетический 〈j〉, который отстранял начальный гласный от конечного гласного предшествующего слова: др.-рус. ßзъ, ст.-сл. азъ, болг. аз (диал. jаз), серб. ja, лит. aš, др.-инд. ahám. Только союз а в древнерусском языке сохранялся без йотации, что связано с его синтаксической функцией, во всех остальных случаях перед начальным 〈а〉 обязательно возникал протетический 〈j〉; появлялись стилистические варианты типа ягня — агньць. То же касается и û: если в двух глагольных корнях, обычно употребляемых после приставки, и не произошло еще в праславянском языке изменения û после 〈j〉 в 〈а〉 (как в jěd- > jad- > [ßд-]), т. е. возможно было употребление форм ûхати, ûсти наряду с ясти, то в ранних рукописях и они обязательно пишутся с йотированным û (сp.: jûcти, jûxaти в И 73). Йотация начальных 〈ě, и, ь〉 в древнерусском языке совпадала со старославянскими словами, т. е. давала примеры типа зыкъ, иго ([jьго], ср.: лат. jugum) и т. д. Все древнерусские рукописи XI–XII вв. последовательно различали два типа 〈е〉 в начале слова: всегда с начальным ê писались падежные формы местоимений и, иже (êго, êмоу и др.), личные формы глагола êсмь и êмлю, а также слова êгда, êдинъ, êже, êлико, êстьство; с начальным є писались только заимствованные из греческого языка слова (типа єгуптъ) и ряд славянских слов: еда, едъва, езеро, еи, елень, ели, есе, етеръ, еще ‘да’). Очень редко у некоторых писцов наблюдается предпочтение одного знака — либо только ê (второй почерк И 73 и первый почерк АЕ 1092), либо только є (первые почерки М 95 и М 97). Последние явно ориентируются на орфографическую систему южнославянских оригиналов, потому что из старославянских 1. Исходная система фонем восточнославянского диалекта… 34 памятников только один более или менее последовательно различает ê и є. Из этого можно заключить, что противопоставление ê – є связано с какими-то особенностями в произношении начального 〈е〉. Действительно, первая группа примеров включает в себя слова с обычным сочетанием 〈j + е〉: др.-рус. êсмь, ср.: чеш.: jsem, серб. jecaм . Во второй группе — преимущественно слова, которые в древнерусском языке, как и в современных восточнославянских языках, произносились не с 〈е〉, а с начальным 〈о〉: рус. озеро, ст.-сл. езеро, польск. jezioro, болг. езеро, cepб. jeзepo, др.-прус. assaran, лит. ežeras; рус. осень, ст.-сл. есень, польск. jеsiеń, болг. есен, cepб. jeceн, др.-прус. asanis; рус. осетръ, ст.-сл. есетръ, польск. jesiotr, серб. jecempa , лит. ašėtras. Расхождение между рус. озеро и ст.-сл. езеро объясняли различным образом, но единственно достоверное соответствие показывает, что начальное 〈о〉 во всех словах второй группы (озеро, осень и т. д.) восхо дит к индоевропейскому 〈ă〉 и, следовательно, 〈о〉 (〈ă〉) представляет собой исконный гласный в этих словах. Во всех диалектах праславянского языка (кроме восточнославянских) произошла межслоговая ассимиляция гласного 〈ă > е〉, но фонетический характер этого гласного неизвестен. С одной стороны, на основании болгарского 〈е〉 предполагают лабиализованное [е] (Н. Н. Дурново), с другой стороны, прочие славянские языки указывают на наличие йотовой протезы перед этим «новым» 〈е〉. В словах типа ежь, ель, есть начальное 〈е〉 восходит к индоевропейскому 〈е〉 (ср.: лит. ežys, egle#, esti с теми же значениями слов), и естественно, что в древнерусском языке перед этим начальным 〈е〉 развивался протетический 〈j〉. Таким образом, древнерусские формы типа озеро могли конкурировать со старославянскими типа езеро в текстах на том же основании, что и оунъ — юнъ или ßгн — агньць (ср.: единый — одинои и наречие одиною — единою в И 76). Однако и в церковнославянских рукописях произношение по возможности передавалось соответствующими написаниями с е, а не с русским о в начале слова. Как и в других случаях, вспомогательная лексика сохранила до нашего времени некоторые отклонения от общей фонетической закономерности; ср.: это из 〈е + то〉, где предполагают фрикативную протезу перед начальным 〈е〉, т. е. he. Впрочем, еще и до XVIII в. обычным было написание ето. Гласные 〈ъ, ы〉 в начале слова получили протетическое 〈v〉: рус. выдра, серб. видра , чеш. vydra, лит. ūdra , др.-инд. udrāh , греч. Ödra ‘гидра, водяной змей’; рус. высок, серб. висок, болг. висок, чеш. vysoky, греч. Öyi, др.-в.-нем. ūf ‘высокий’; рус. вопль, вопити (др.-рус. въплъ, ср.: возопити < възъпити с корневыми ъп (*ŭр), др.-перс. ufyeiti ‘он издает звук’); другие славянские языки либо не сохранили этого слова, либо по законам собственной фонетики изменили начальное сочетание с гласным: серб. упити (краткое 〈у〉 из исходного сочетания въ-). Таким Фонология 35 образом, еще в праславянском языке утрачивавшие лабиализованность 〈ū, ŭ〉 выделяли перед собой полугласный звук [v], который после образования губно-зубного 〈v < v〉 стал осознаваться как 〈в〉. Приведенные выше изменения объясняют следующим образом. Согласно закону открытого слога, все слова должны были кончаться гласным, но если следующее слово начиналось с гласного же, образовывались зияния, неприемлемые для славянского произношения: оно не допускало двух гласных подряд. Так возникли вставочные согласные призвуки, первоначально, видимо, неопределенные по качеству ([j, v, h]), но после фонологизации фонетически сходных с этими призвуками полугласных ([j, v]) они стали восприниматься как формы с начальным согласным. Следовательно, все подобные сочетания в начале слога возникли синтагматически на основе закона открытого слога. Таким образом, для фонетической системы древнерусского языка характерны: — нулевая протеза перед лабиализованными гласными 〈у, о, 7, -〉; — йотовая протеза перед нелабиализованными 〈а, ę, ě, е, и〉, тогда как 〈ъ, ь, ы〉 в начале слова недопустимы, потому что во всех случаях они либо меняют свое качество (〈jь > i〉, то же касается и 〈ě〉), либо не вступают в свободное чередование с 〈ъ, ы〉 в заимствованных словах (ни в греческих, ни в старославянских заимствованиях также не было слов с начальными 〈ъ, ы〉). Этим подтверждается функциональная слабость фонем 〈ъ, ь, ы〉; они невозможны в абсолютно сильной позиции начала слога, где их качество не определялось бы качеством предшествующего согласного. Отсутствие протетического согласного перед лабиализованным гласным доказывает важность признака лабиализованности. В древне русском языке йотовая протеза противопоставлена нулевой про тезе (≠) перед лабиализованным гласным. Поскольку 〈j〉 противо по ставлен фонематическому нулю, он и сам представляет собой фонологически несущественную единицу. В фонетическом контексте 〈j〉 служит для обозначения гласных переднего ряда. Поэтому и в середине слова после исконно мягких согласных еще в праславянском языке произошло смещение гласных по ряду: 〈*jē > jā〉 — ср.: др.-рус. ßдь < *ěd, часъ < *č ēs; 〈*jă > ′ă〉 — ср.: др.-рус. морê, лит. mãrios; 〈*jū > ′i〉 — ср.: др.-рус. шити, лит. siūti; 〈*ju > ′i〉 — ср.: др.-рус. иго, лат. jugum (〈*jŭg > jьg〉). Последние три изменения отражают также делабиализацию гласных в положении после палатального: в соответствии с законом слогового сингармонизма признаки лабиальности и палатальности в 1. Исходная система фонем восточнославянского диалекта… 36 пределах одного слога были недопустимы. Это подтверждает синтагматический характер взаимного отталкивания признаков ряда и лабиализованности у гласных. Особенно велика была позиционная дробность у носовых и редуцированных гласных. Даже если не принимать во внимание просодических различий между разными типами 〈ъ, ь, 7, -, ę〉, окажется, что эти гласные вступали в различные комбинаторные и позиционные отношения с другими фонемами и по-разному вели себя в составе словоформы и морфемы. Можно следующим образом представить фонетическое распределение редуцированных в древнерусском языке: Фонемы Позиционные варианты сильная позиция слабая позиция Комбинаторные варианты свободные 〈ъ, ь〉 [tъ (tъ)] — сънъ [tъ (tъ)] — дьнь [(tь) tь] — дьнь [tь tь tь] — дьньсь [tьta] — дьня 〈ъ, ь〉 перед 〈r, l〉 [tьtъ] — дьрнъ [tьrьtь] — одьрьнь [tьrа] — дьрати 〈ъ, ь〉 после 〈r, l〉 [trьtъ] — кръвь [trъta] — кръве 〈ъ, ь〉 перед 〈j〉 [tatъjь] — добрыи, костии [tatъja] — птиê, костиê 〈ь〉 после 〈j〉 [jьtъta] — игла [jьgъla] [jьta] — искра [jьskra], имамь [jьmаmь] Сильная позиция определяется положением редуцированного перед слабыми 〈ъ, ь〉, слабая — положением перед сильными 〈ъ, ь〉, которые в этой позиции функционально равны гласному полного образования. Иногда говорят о том, что сильной позицией являлось также положение 〈ъ, ь〉 под ударением независимо от гласного, который стоял за подударными 〈ъ, ь〉. Это не совсем верно, так как подударные 〈ъ, ь〉 обычно совпадают с сильной позицией редуцированного, следовательно, признак подударности является сопутствующим; ср.: [дьнь], [дьнь сь], [кръ вь], [съ нъ], но [дьня ], [кръве ]. Примеры, которые приводят в доказательство того, что под ударением находились сильные 〈ъ, ь〉, не показательны, поскольку современное ударение в словоформе не соответствует праславянскому (доску , но др.-рус. дъску). Счет слабых позиций с конечного слога к начальному объясняется последовательными оттяжками ударения с конечного слога на предшествующие слоги. Просодическая характеристика редуцированных важна сама по себе, и ее не следует смешивать с позиционным распределением этих гласных. Фонология 37 Из комбинаторных вариантов редуцированных особенно важны сочетания типа *tъrt. Ученые по-разному объясняют характер этих сочетаний. В древнерусских рукописях они обозначались либо по образцу старославянских написаний (т. е. как *trъgъ, *trъga), либо этимологически правильно (как *tъrgъ, *tъrga). Только древнерусские рукописи XI в. дают еще два типа написаний, не известных старославянским оригиналам: с редуцированными по обе стороны плавного (как *tъrъgъ, *tъrъga) или с надстрочным знаком на месте одного из редуцированных (типа *t’rъgъ, *tъr’gъ). Эти «русские» написания в рукописях XI в. составляют иногда большинство от употреблений сочетаний типа *tъrt (ср.: ПМ ХI — 7%, ОЕ 1056 — 37%, М 97 — 54%, М 96 — 91%, ЧП ХI — 84%, АЕ 1092 — 98%). Таких написаний меньше в непосредственных копиях с южнославянских оригиналов (например, в И 73 двуеровые написания встречаются только 51 раз), они уменьшаются к началу XII в. (в ЕК ХII такие написания составляют лишь 5,4%), а затем до XIII в. сохраняются только в северных рукописях, иногда уже и в таких, которые отражают прояснившиеся сильные 〈ъ, ь〉 (МЕ 1215, ЖН 1219 и др.). Фонетический характер редуцированных в написаниях типа жьрътва, мьрьтвъ подтверждается их последующим изменением во второе полногласие (параллельно общерусскому первому полногласию) и их относительной независимостью друг от друга, но влиянием со стороны последующего согласного. Ср. написания типа жьръновахъ, мьрътвыихъ, чьтвьрътое в ME 1215; дьръзновении, мьрътвыхъ, отвьръста в ЖН 1219 с изменением 〈ь ≥ ъ〉 перед твердым зубным, подобно такому же изменению в словах вьдова ≥ въдова, дьска ≥ дъска и др. Это показывает, что возникающие новые [ъ, ь] не имели фонематического значения и потому могли варьировать. Плавные 〈л, р〉 сохраняли свои фонематические свойства полугласного (глайда), выступая в двух позиционных вариантах, — этого требовал еще действующий закон открытого слога. В данном случае неважно, был ли сонант слоговым плавным, как считают одни ученые, или возле плавного возникал гласный призвук, как полагают другие. Кроме фонетических и акцентологических условий употребления 〈ъ, ь〉, существовали еще морфологические причины, связывавшие активность редуцированных. Морфологически 〈ъ, ь〉 могли иметь одно и то же значение, выступая в некоторых морфемах как варианты (особенно часто как варианты флексий). Другая причина связана с разнородностью собственно фонетических позиций. Соединяясь с другими фонемами в тексте, функционально одна и та же фонема является одновременно структурной единицей и словоформы, и морфемы, т. е. может находиться одновременно и в слабой, и в сильной позиции. Если сравнить 〈ъ〉 в морфемах мьн(û), мьних(а), мъног(о) и мъх(а), окажется, что их функциональная 1. Исходная система фонем восточнославянского диалекта… 38 ценность неодинакова. В мъх(а) 〈ъ〉 важнее, так как он включается в цепочку словоформ этого слова с возможным появлением сильного 〈ъ〉 (ср.: мъхъ). В мьн(û), мьних(а), мъног(о) редуцированный между сонантами ни при каких изменениях слова не будет чередоваться с сильным 〈ъ〉. В таких корнях 〈ъ, ь〉 являются слабыми не только в составе с л о в о ф о р м, но и в составе морфем с л о в а; с функциональной точки зрения они абсолютно слабые, морфологически изолированные. В данных сочетаниях фонем они не играют никакой морфологической роли; являясь фонетическими единицами, они не имеют морфологического значения. Поэтому в изолированной позиции скорее можно ожидать фонетического изменения, поскольку на какоето время состав фонем выходит из-под регулирующего воздействия морфологических факторов. В древнерусском языке изолированная позиция гласных связана с постоянным отсутствием ударения на данном слоге, но особенно важно ее отличие от слабой для последующих изменений редуцированных. Это уменьшало различительные возможности редуцированных вообще, делало их менее самостоятельными по отношению к прочим гласным в системе вокализма. Из других гласных наибольшую позиционную дробность имели носовые. Некоторые ученые вообще предполагали, что самостоятельных носовых гласных (типа современных французских носовых) у славян никогда не было, а было обычное сочетание типа 〈о + m〉. Сложность в толковании носовых гласных определяется несоответстви ем между фонетическими и морфологическими их характеристика ми. Согласно закону открытого слога, фонетическое членение давало [*na-č’ьn -ti] и [*na-č’ь-non ] (начти и начьн), а не [*na-č’ьn-on ] — морфологическое членение. Таким образом, требуется соотнести [č’ьn ] (ч) и [č’ь] (также ч). Только о б щ н о с т ь м о р ф е м ы, т. е. собственно ф у н к ц и я фонемы, объединяет [ьn ] и [n] (или [еn ] и [ьn]), потому что фонетически первое из сочетаний входит в один слог (〈ę〉), а второе — в два (〈е + n〉). Несовпадение слабой и изолированной позиции у редуцированных дало нам основание говорить о функционально слабых 〈ъ, ь〉. То же следует повторить и относительно носовых. Фонематическая слабость носовых гласных определялась и тем, что они могли употребляться только после определенных согласных: 〈-〉 после палатального, 〈ę〉 после палатализованного и палатального, 〈7〉 после твердого. Первая фонема была ограничена по употреблению, встречалась в определенных окончаниях и морфологически дублировала 〈7〉; ср.: в вин. п. ед. ч. ā-основ: гор, земл, (т. е. 〈7, -〉), но в 1-м л. ед. ч. наст. вр. глаголов 3-го и 4-го классов: зна, хвал (〈-〉), в тв. п. ед. ч. ā-основ: жено, то (также только (-)). В 3-м л. мн. ч. наст. вр. глаголов 3-го класса: знать, но у глаголов 4-го класса хвалть (ср. в формах действительных причастий наст. вр.: знащь — зна, т. е. уже чередование 〈-〉 не с 〈7〉, а с 〈ę〉). Фонология 39 Неравноценность носовых гласных заключается в том, что фонема 〈ę〉 выступала в составе словоформ, но в морфеме могла ч е р е д о - в а т ь с я с 〈-〉. Фонема 〈-〉 вообще была функционально ограничена флексиями, и только фонема 〈7〉 была сильной в общем ряду носовых гласных фонем. |
|
|
Скачать 40.88 Kb.