Р.Малиновский - Солдаты России. Первая Глава первая
 Скачать 0.7 Mb.
|
|
Что он мог сказать ей еще? Что мог сделать лучше этого внезапного отъезда? Поезд тронулся. Шура стояла, закрыв лицо руками. 4 Вот и знаменитый кипучий Марсель, второй по численности населения город Франции, крупнейший порт и третий промышленный центр страны. Марсель — с его знаменитыми докерами — город рабочего класса Франции, один из центров революционных сил народа. Марсель — город первого учредительного съезда Французской коммунистической партии. На окраине этого города, в военных казармах пересыльного пункта, и разместился русский санитарный отряд. Первые же дни показали, что не так просто получить право погрузиться на пароход, уходящий в Россию. Хлопоты Виктора Дмитриевского, несмотря на его чин подполковника и ленточку Почетного Легиона на груди, пока ничего не давали. А время шло. Люди болтались по городу, появляясь на пересыльном пункте лишь во время обеда и ужина. Комендант военного городка возмущался безделием русских и распорядился кормить только тех из них кто выполняет наряды на работы по уборке мусора, очистке помойных ям и вывозке бочек из общественных военных уборных... Денег у бывших легионеров было мало, волей-неволей приходилось работать в «золотой роте», как они прозвали всех, работающих на пересыльном пункте. Отработал — получай талоны на обед и ужин. Каждый день администрация военной комендатуры обещала, что. скоро погрузит русских на пароход, но не торопилась. Только через две недели хлопоты Виктора Дмитриевского увенчались успехом. Ранним утром в середине августа санитарный отряд погрузился на пароход. Расположились прямо на палубе, надеясь, что в пути как-нибудь, устроится дело с каютами, хотя бы общими. Пароход «Луара» относился к классу товаро-пассажирских. Трюмы оказались заполненными разными грузами, а вся носовая палуба была битком набита рабочими-китайцами, которые были в войну завезены во. Францию по контракту, а теперь возвращались к себе в Китай, кстати такими же бедняками, какими вербовались на работы во Францию. Все устраивались как могли, и вся носовая палуба корабля кишела, словно. муравейник. Китайцы-вербовщики были одеты по-европейски и размещались в, каютах третьего класса. А в первом и во втором классах ехали богатые, состоятельные люди, главным образом, французы, владельцы предприятий и латифундий в колониальном Индокитае. Виктор добился у капитана парохода разрешения разместить свой санитарный отряд в твиндеке носовой части с правом ходить по всем палубам корабля. Устроились более или менее удовлетворительно. Твиндек был закрыт досками и затянут брезентом — это защищало и от жары, и от дождя. Правда, вокруг кишмя кишели китайские рабочие и тянули свои мучительно заунывные песни — стоны отчаявшихся в жизни людей. Когда они сильно надоедали пассажирам верхних палуб, появлялись китайские вербовщики и что-то кричали. Рабочие утихали, но потом, опять тихонько затягивали нудные мелодии, с совершенно неожиданными переходами, и пели все громче и громче, пока опять не появлялись их начальники. Китайцев-рабочих никуда не выпускали с носовой палубы, и, боже упаси, чтобы они появились на верхней! Для такого случая у каждого трапа стояли французские матросы — в руках у них были винтовки с примкнутыми штыками. Китайцы завидовали русским, которые свободно поднимались на верхние палубы — и французские матросы уступали им дорогу. И с еще большей грустью лились надрывающие сердце песни. Ликанин и Ванюша устроились на поверхности твиндека, почти под. трапом. Здесь хорошо продувало, было не так жарко и душно, как в твиндеке. Михаил наблюдал за всеми поднимавшимися по ступенькам трапа и в этом находил развлечение. Он любил сочинять стихи и читал их Ванюше. Изнывая от безделья, Ликанин сочинил песенку, которую, собираясь в кружок, пели вполголоса: «Луара» — славный пароход, Везет различный он народ: Китайцев, русских, аннамитов, Богатых, знатных паразитов. Им не закрыт наверх проход, Где ветер свежий продувает, Корабль на волны поднимает И тихо снова опускает, И нет совсем других забот... Некоторые солдаты забирались на верхнюю палубу и резались в подкидного, обливаясь потом. Ветерок, дувший из жаркой египетской пустыни, ничуть не освежал, он был насыщен жаром, точно вырывался из раскаленной печи. — Скоро ли мы выйдем в открытое море из этого проклятого Суэцкого канала? — поговаривали «санитары». Наконец прошли Суэц и вошли в Красное море. Теперь предстояло зайти в Джибути, там заправиться углем, провизией, водой и — дальше. Вошли в Аравийское море. Море было удивительно тихим, и «Луара» спокойно двигалась в Коломбо. Все больше встречалось рыбаков на утлых шхунах. А вот уже появились очертания индийских берегов. Несколько китайцев, и особенно настойчивых аннамитов, пытались подняться по трапу. Их не пускал французский матрос, угрожая штыком. Один из аннамитов все же попытался проскользнуть под поручни трапа. Часовой ударил его прикладом и столкнул со ступенек. Аннамит свалился на палубу и сильно разбил себе голову. Шум и крики у трапа усилились. На помощь часовому появился другой вооруженный матрос. Толпа напирала. В часовых полетели различные предметы. Обстановка накалялась. Вдруг один из аннамитов, обнажив свою грудь, пошел напролом. Часовой, недолго думая, пырнул его штыком в живот. Человек упал, обливаясь кровью и хватаясь обеими руками за живот. Второй часовой выстрелил в воздух. Появился офицер и в упор из браунинга убил наседавшего китайца — тог вскрикнул и упал замертво. Поднялся невероятный шум, но толпа все же отступила... Пароход бросил якорь и остановился. На борту появились люди в белых халатах с красными крестами на рукавах. Аннамита с проколотым животом увезли. Потом прибыл консул из Коломбо и заявил капитану корабля протест. На этом инцидент и был исчерпан... Загрузившись всем необходимым, «Луара» двинулась дальше — на Сингапур, а потом в Сайгон. Здесь было объявлено, что пароход дальше не пойдет, и предложено всем выгрузиться. Виктор Дмитриевский связался с комендантом порта и получил разрешение разместить свой санитарный отряд в казармах, на окраине утопавшего в зелени Сайгона. 5 Бедному Дмитриовскому то и дело приходилось отвечать на вопросы: — Когда отправка? — Почему оттяжка? — Надолго ли здесь застряли? Но что он мог ответить? Подполковник только и делал, что ходил по французским колониальным властям и добивался дальнейшей отправки. Так прошло две недели. Ликанин и Ванюша от нечего делать осматривали город. В порту встретились с матросами русского торгового добровольного флота. Те рассказали, что во Владивостоке хозяйничают японские интервенты, что люди бегут от них в горы, а в районе Сучана и по железной дороге свирепствуют японские карательные экспедиции. «Скорее бы добраться до этих сволочей», — думал Ванюша. Он и Ликанин передали услышанное товарищам. Многие тоже горели желанием быстрее схватиться с врагами Советской России. Некоторые подумывали: если не поедем дальше — подадимся в джунгли. Есть же где-нибудь люди, которые борются за свое освобождение, вот и мы будем бороться. Небольшими группами ходили в зоологический сад, рассматривали маленьких зверьков. Аннамиты любят все маленькое и твердо придерживаются мнения, что только маленькие по росту люди являются самыми полноценными, а большие все равно, что лебеда, только в рост идут. Поэтому у них в зоологическом саду даже олени были ростом с котенка. В небольшой речке, высунув хребты и раскрыв свои пасти, усеянные острыми зубами, дремали крокодилы. Нередко в эти пасти залетали крохотные птички — колибри и тщательно очищали зубы крокодилов от застрявшей в них пищи... Поужинав (главным образом зеленью, которой здесь было вволю), русские укладывались спать. Правда, жара донимала, хотя стены казарм были решетчатыми — они напоминали заборы, сложенные из кирпича, со сквозными отверстиями. В них проходил воздух, а ночью он не такой накаленный, как днем. Но зато вместе с воздухом набивался в казарму гнус и прочая гадость. Разве тут заснешь спокойным сном? И почти всю ночь люди метались и воевали с комарами, которые бесцеремонно и жадно их кусали. Наутро Дмитриевский принес добрую весть: «Луара» пойдет до Шанхая и доставит туда китайских рабочих. А вместе с ними и русских. Таково распоряжение марсельского пароходства. И снова все на палубе. Матросы после погрузочных работ и засыпки угля обмыли и надраили «Луару». Вот пароход выходит глубоководным устьем реки Сайгон в открытое море и направляется в Гонконг. Море свежеет. Пароход лениво поднимается на волнах и, опять опускаясь, глубоко зарывается в них своим носом. Хорошо, что качка килевая, она легче переносится, чем бортовая. В Шанхае русских принял на свой борт почтово-пассажирский пароход русского торгового добровольного флота — «Рязань». Он небольшого водоизмещения, всего около пяти тысяч тонн. Утром он уходит из Шанхая во Владивосток. Самым большим сюрпризом для Ванюши была встреча на пароходе с Серафимом Арефьевым, бывшим слесарем-оружейником пулеметной команды 256-го Елисаветградского полка. Они узнали друг друга с первого взгляда и крепко обнялись. Теперь Арефьев служил слесарем-монтером на «Рязани». Он много порассказал о России, главным образом о том, что делается во Владивостоке. Потом принес плоскую банку спирта, наглухо запаянную, и они с Ванюшей отпраздновали встречу. Их компанию разделили Миша Ликанин, Степан Кондратов и никогда не, отказывавшийся от выпивки Петр Ермаченко. Не заметили, как «Рязань» покинула порт и вышла в море. Ветер свежел, мутные желтые волны беспорядочно неслись навстречу пароходу. Он скрипел и раскачивался. Арефьев посмотрел вокруг и мрачно произнес: — Будет штормить. Ночью ветер усилился, начался шторм. Громадные волны беспорядочно наползали одна на другую. «Рязань» бросало из стороны в сторону, через палубу перекатывались громады воды. Люди забились кто куда мог, многие забрались в столовую для матросов в самой корме. Все старались занять такое положение, чтобы как следует упереться во что-нибудь ногами и головой — тогда было не так тяжело, — по крайней мере, не бросало из стороны в сторону и не катало по полу. Ванюша забрался под стол и крепко уперся ногами в круглую, привинченную к полу стойку, которая являлась ножкой стола, а в другую такую же стойку он уперся головой, обхватив ее руками. Корма ходила ходуном и вся скрипела — того и гляди, совсем развалится. Особенно неприятно было, когда гребной винт оказывался вместе с кормой над водой и, увеличивая обороты, со свистом и визгом резал воздух, прямо, что называется, мозги сверлил. Казалось, винт, выскочив из воды, вот-вот оторвется, и тогда пароход, лишенный возможности двигаться, вообще опрокинется. А это гибель. Никто, конечно, не помышлял о пище, все выворачивало обратно. Пили только воду. Промучились несколько суток и вконец отчаялись, многие думали о смерти: скорее бы уж на дно и — делу конец. Это был не обычный шторм, даже не одиннадцати-, двенадцатибалльный, а тайфун. Обычно суда в это время не выходят из гавани, а застигнутые тайфуном в море стараются направиться в ближайший порт или бухту. Кто этого не делает, тот обычно гибнет... И как бы в подтверждение этого в машинное отделение «Рязани» через самый верхний люк устремился огромный поток воды. Ритмичный шум машин сразу ослаб. Что-то будет дальше? Море окутал туман, и наступила темная ночь. «Рязань» каждые две минуты подавала длинный унылый гудок, как бы взывая о помощи или посылая последний сигнал перед гибелью. А тайфун не утихал. Пароход скрипел и стонал. Зашумели насосы, откачивая воду из машинного отделения. «Рязань» боролась, как могла. ...Лишь на девятые сутки тайфун утих... На мостик встал помощник капитана. А капитан, шатаясь, ушел в каюту — теперь он может и дух перевести. Все повеселели. Матросы, больше из-за удальства, чем по необходимости, ухитрялись проскакивать по палубе из отсека в отсек. Теперь реже показывался гребной винт из воды. Прояснилось немного небо, и меньше бесились волны. «Рязань» перестала давать протяжные гудки: опасности столкнуться с другим судном уже не было. Ночь прошла спокойнее. Реже и реже перекатывались волны через палубу. Шторм стихал. Наутро он совсем почти прекратился. Люди стали выползать на палубу, вдыхая свежий морской воздух. Появилось солнце. И тут в синеватой дымке тонкой каемкой обозначился берег. Теперь уже никто не хотел оставаться в трюмах. Все высыпали на палубу и смотрели, смотрели измученными глазами на родной берег. Люди плакали от счастья, протягивали руки к земле... Миновали один остров, потом другой. Показался Владивосток. Здравствуй, Россия! Что-то ждет на родине? 1961–1965 гг. Примечания {1} Олия (укр.) — растительное масло. {2} Колыска (укр.) — колыбель, люлька. {3} Гребля (укр.) — плотина. {4} Шулик (укр.) — кобчик, ястреб. {5} Урвытель (укр.) — сорванец. {6} Лынка, линек — веревка, конец, канат. {7} Олеонафта — сорт масла. {8} Близняк — горшок, состоящий из двух отделений. {9} «Они доказывают свою высокую доблесть и их горячую преданность (делу) долгу» (фр.). {10} Буквальный перевод: «Удар рукой». {11} «Русский — все еще солдат штыкового боя» (фр.). {12} На ленточке креста прикреплялись звездочки различных цветов, в зависимости от того, каким приказом произведено награждение: приказом по бригаде — бронзовая звездочка, по дивизии — серебряная, по корпусу — позолоченная; если же приказ отдан по армии — на ленточке прикреплялась пальмовая ветвь. Военный крест выдавался только при первом награждении, а повторные отмечались лишь дополнительными звездочками или пальмовыми ветвями. У некоторых был целый ряд пальмовых веточек на ленте, эффектно выпущенной из нагрудного кармана куртки. Особенно любили этим щеголять летчики: кое у кого из них небрежно свешивался из кармана конец ленты, на которой иногда красовалось по пятнадцать-восемнадцать пальмовых веточек — это значило, что летчик столько раз был награжден военным крестом приказом по армии. {13} Скоро придет врач, он посмотрит вас. Он кончает операцию. Он так много сегодня сделал операций (англ.). {14} «Маленький парижанин» — популярная буржуазная газета. {15} Потеряли свою боеспособность. {16} ЦВИА, ф. 15234, он. 1, д. 59, лл. 62–64. {17} ЦВИА, ф. 15234, оп. 1, д. 59, лл. 55–56. {18} ЦВИА, ф. 15234, оп: 1, д. 59, лл. 58–59. {19} ЦГАОР СССР, ф. 3, оп. 1, д. 270, л. 1. {20} ЦВИА, ф. 15234, оп. 1, д. 59. л. 86. {21} Воззвания взяты из книги. Pierre Poiteven «Une bataille du centre de France en 1917». {22} Эту газету издавал небезызвестный реакционер Бурцев. {23} Тремя условиями. {24} Вы хороший солдат! {25} О, как жаль! {26} Иностранный легион входил в состав марокканской дивизии под названием 1-го иностранного полка. {27} Зуавы — от зуауа — название одного из кабильских племен. Это французские колониальные войска, сформированные из жителей Северной Африки и добровольцев-французов, проживавших там же. {28} 75-миллиметровые. {29} Африканская конница. {30} Тирайёры (tirailleurs) — буквально стрелки (фр.), но такое наименование носили только алжирские полки. {31} США объявили о вступлении в войну в апреле 1917 года, но им надо было перевезти войска в Европу. Это заняло много времени. Только к сентябрю 1918 года США сумели перевезти в Европу до 1,5 млн. человек, а к моменту заключения перемирия численность их армии в Европе перевалила за 2 млн. человек. {32} — Иди, иди, черт тебя подери! {33} Пункт сбора раненых. {34} В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 109–110. {35} Очаг солдата. {36} Сокращенное название американской организации «Американская администрация помощи». |