амогус. Первая
Скачать 2.49 Mb.
|
V Это был господин немолодых уже лет, чопорный, осанистый, с осторожною и брюзгливою физиономией, который начал тем, что остановился в дверях, озираясь кругом с обидно-нескрываемым удивлением и как будто спрашивал взглядами Куда ж это я попал?» Недоверчиво и даже с аффектацией [31] некоторого испуга, чуть ли даже не оскорбления, озирал он тесную и низкую морскую каюту Раскольникова. С тем же удивлением перевели уставил потом глаза на самого Раскольникова, раздетого, всклоченного, немытого, лежавшего на мизерном грязном своем диване и тоже неподвижно его рассматривавшего. Затем, стою же медлительностью, стал рассматривать растрепанную, небритую и нечесаную фигуру Разумихина, который в свою очередь дерзко- вопросительно глядел ему прямо в глаза, не двигаясь с места. Напряженное молчание длилось с минуту, и, наконец, как и следовало ожидать, произошла маленькая перемена декорации. Сообразив, должно быть, по некоторым, весьма, впрочем, резким, данным, что преувеличенно-строгою осанкой здесь, в этой морской каюте, ровно ничего не возьмешь, вошедший господин несколько смягчился и вежливо, хотя и не без строгости, произнес, обращаясь к Зосимову и отчеканивая каждый слог своего вопроса Родион Романыч Раскольников, господин студент или бывший студент? Зосимов медленно шевельнулся и, может быть, и ответил бы, если бы Разумихин, к которому вовсе не относились, не предупредил его тотчас же А вот он лежит на диване А вам что нужно? Это фамильярное а вам что нужно таки подсекло чопорного господина он даже чуть было не поворотился к Разумихину, но успел-таки сдержать себя вовремя и поскорей повернулся опять к Зосимову. – Вот Раскольников – промямлил Зосимов, кивнув на больного, затем зевнул, причем как-то необыкновенно много раскрыл свой рот и необыкновенно долго держал его в таком положении. Потом медленно потащился в свой жилетный карман, вынул огромнейшие выпуклые глухие золотые часы, раскрыл, посмотрели также медленно и лениво потащился опять их укладывать. Сам Раскольников все время лежал молча, навзничь, и упорно, хотя и без всякой мысли, глядел на вошедшего. Лицо его, отвернувшееся теперь от любопытного цветка на обоях, было чрезвычайно бледно и выражало необыкновенное страдание, как будто он только что перенес мучительную операцию или выпустили его сейчас из-под пытки. Но вошедший господин мало-помалу стал возбуждать в нем все больше и больше внимания, потом недоумения, потом недоверчивости и даже как будто боязни. Когда же Зосимов, указав на него, проговорил вот Раскольников, он, вдруг быстро приподнявшись, точно привскочив, сел на постели и почти вызывающим, но прерывистыми слабым голосом произнес Да Я Раскольников Что вам надо? Гость внимательно посмотрели внушительно произнес Петр Петрович Лужин. Я в полной надежде, что имя мое не совсем уже вам безызвестно. Но Раскольников, ожидавший чего-то совсем другого, тупо и задумчиво посмотрел на него и ничего не ответил, как будто имя Петра Петровича слышал он решительно в первый раз Как Неужели вы до сих пор не изволили еще получить никаких известий – спросил Петр Петрович, несколько коробясь. В ответ на это Раскольников медленно опустился на подушку, закинул руки за голову и стал смотреть в потолок. Тоска проглянула в лице Лужина. Зосимов и Разумихин еще с большим любопытством принялись его оглядывать, ион видимо, наконец, сконфузился Я предполагали рассчитывал, – замямлил он, – что письмо, пущенное уже слишком десять дней, даже чуть лине две недели Послушайте, что ж вам все стоять у дверей-то? – перебил вдруг Разумихин, – коли имеете что объяснить, так садитесь, а обоим вам, с Настасьей, там тесно. Настасьюшка, посторонись, дай пройти Проходите, вот вам стул, сюда Пролезайте же! Он отодвинул свой стул от стола, высвободил немного пространства между столом и своими коленями и ждал несколько в напряженном положении, чтобы гость пролез в эту щелочку. Минута была так выбрана, что никак нельзя было отказаться, и гость полез через узкое пространство, торопясь и спотыкаясь. Достигнув стула, он сели мнительно поглядел на Разумихина. – Вы, впрочем, не конфузьтесь, – брякнул тот, – Родя пятый день уже болен и три дня бредила теперь очнулся и даже ел с аппетитом. Это вот его доктор сидит, только что его осмотрела я товарищ Родькин, тоже бывший студент, и теперь вот с ним нянчусь так вы нас не считайте и не стесняйтесь, а продолжайте, что вам там надо Благодарю вас. Не обеспокою ли я, однако, больного своим присутствием и разговором – обратился Петр Петрович к Зосимову. – Н-нет, – промямлил Зосимов, – даже развлечь можете, – и опять зевнул О, он давно уже в памяти, сутра продолжал Разумихин, фамильярность которого имела вид такого неподдельного простодушия, что Петр Петрович подумали стал ободряться, может быть отчасти и потому, что этот оборванец и нахал успел-таки отрекомендоваться студентом Ваша мамаша – начал Лужин. – Гм – громко сделал Разумихин. Лужин посмотрел на него вопросительно Ничего, я так ступайте… Лужин пожал плечами Ваша мамаша, еще в бытность мою при них, начала к вам письмо. Приехав сюда, я нарочно пропустил несколько дней и не приходил к вам, чтоб уж быть вполне уверенным, что вы извещены обо всем но теперь, к удивлению моему Знаю, знаю – проговорил вдруг Раскольников с выражением самой нетерпеливой досады. – Это вы Жених Ну, знаю. и довольно! Петр Петрович решительно обиделся, но смолчал. Он усиленно спешил сообразить, что все это значит С минуту продолжалось молчание. Между тем Раскольников, слегка было оборотившийся к нему при ответе, принялся вдруг его снова рассматривать пристально и с каким-то особенным любопытством, как будто давеча еще не успел его рассмотреть всего или как будто что-то новое в нем его поразило даже приподнялся для этого нарочно с подушки. Действительно, в общем виде Петра Петровича поражало как бы что-то особенное, а именно нечто как бы оправдывавшее название жениха, так бесцеремонно ему сейчас данное. Во-первых, было видно и даже слишком заметно, что Петр Петрович усиленно поспешил воспользоваться несколькими днями в столице, чтоб успеть принарядиться и прикраситься в ожидании невесты, что, впрочем, было весьма невинно и позволительно. Даже собственное, может быть даже слишком самодовольное, собственное сознание своей приятной перемены к лучшему могло бы быть прощено для такого случая, ибо Петр Петрович состоял на линии жениха. Все платье его было только что от портного, и все было хорошо, кроме разве того только, что все было слишком новое и слишком обличало известную цель. Даже щегольская, новехонькая, круглая шляпа об этой цели свидетельствовала Петр Петрович как-то уж слишком почтительно с ней обращался и слишком осторожно держал ее в руках. Даже прелестная пара сиреневых, настоящих жувеневских, перчаток свидетельствовала тоже самое, хотя бы тем одним, что их не надевали, а только носили в руках для параду. В одежде же Петра Петровича преобладали цвета светлые и юношественные. На нем был хорошенький летний пиджак светло-коричневого оттенка, светлые легкие брюки, таковая же жилетка, только что купленное тонкое белье, батистовый самый легкий галстучек с розовыми полосками, и что всего лучше все это было даже к лицу Петру Петровичу. Лицо его, весьма свежее и даже красивое, и без того казалось моложе своих сорока пяти лет. Темные бакенбарды приятно осеняли его с обеих сторон, в виде двух котлет, и весьма красиво сгущались возле светло выбритого блиставшего подбородка. Даже волосы, впрочем чуть-чуть лишь с проседью, расчесанные и завитые у парикмахера, не представляли этим обстоятельством ничего смешного или какого-нибудь глупого вида, что обыкновенно всегда бывает при завитых волосах, ибо придает лицу неизбежное сходство с немцем, идущим под венец. Если же и было что-нибудь в этой довольно красивой и солидной физиономии действительно неприятное и отталкивающее, то происходило уж от других причин. Рассмотрев без церемонии г-на Лужина, Раскольников ядовито улыбнулся, снова опустился на подушку и стал по-прежнему глядеть в потолок. Но господин Лужин скрепился и, кажется, решился не примечать до времени всех этих странностей Жалею весьма и весьма, что нахожу вас в таком положении, – начал он снова, с усилием прерывая молчание. – Если б знало вашем нездоровье, зашел бы раньше. Но, знаете, хлопоты. Имею к тому же весьма важное дело по моей адвокатской части в сенате. Не упоминаю уже о тех заботах, которые ивы угадаете. Ваших, то есть мамашу и сестрицу, жду с часу на час… Раскольников пошевелился и хотел было что-то сказать лицо его выразило некоторое волнение. Петр Петрович приостановился, выждал, но так как ничего не последовало, то и продолжал С часу на час. Приискал им на первый случай квартиру Где – слабо выговорил Раскольников Весьма недалеко отсюда, дом Бакалеева… – Это на Вознесенском, – перебил Разумихин, – там два этажа под нумерами: купец Юшин содержит бывал Да, нумера-с… – Скверность ужаснейшая грязь, вонь, да и подозрительное место; штуки случались да и черт знает кто не живет. Я и сам-то заходил по скандальному случаю. Дешево, впрочем – Я, конечно, не мог собрать стольких сведений, так как и сам человек новый, – щекотливо возразил Петр Петрович, – но, впрочем, две весьма и весьма чистенькие комнатки, атак как это на весьма короткий срок Я приискал уже настоящую, то есть будущую нашу квартиру, – оборотился он к Раскольникову, – и теперь ее отделывают а покамест и сам теснюсь в нумерах, два шага отсюда, у госпожи Липпевехзель, в квартире одного моего молодого друга, Андрея Семеныча Лебезятникова; он-то мне и дом Бакалеева указал Лебезятникова? – медленно проговорил Раскольников, как бы что-то припоминая Да, Андрей Семеныч Лебезятников, служащий в министерстве. Изволите знать Да нет – ответил Раскольников Извините, мне так показалось по вашему вопросу. Я был когда-то опекуном его очень милый молодой человек и следящий Я же рад встречать молодежь по ней узнаешь, что нового. – Петр Петрович с надеждой оглядел всех присутствующих Это в каком отношении – спросил Разумихин. – В самом серьезном, так сказать, в самой сущности дела, – подхватил Петр Петрович, как бы обрадовавшись вопросу. – Я, видите ли, уже десять лет не посещал Петербурга. Все эти наши новости, реформы, идеи – все это и до нас прикоснулось в провинции но чтобы видеть яснее и видеть все, надобно быть в Петербурге. Ну-с, а моя мысль именно такова, что всего больше заметишь и узнаешь, наблюдая молодые поколения наши. И признаюсь: порадовался Чему именно Вопрос ваш обширен. Могу ошибаться, но, кажется мне, нахожу более ясный взгляд, более, так сказать, критики более деловитости Это правда, – процедил Зосимов. – Врешь ты, деловитости нет, – вцепился Разумихин. – Деловитость приобретается трудно, ас неба даром не слетает. А мы чуть не двести лет как от всякого дела отучены Идеи-то, пожалуй, и бродят, – обратился он к Петру Петровичу, – и желание добра есть, хоть и детское и честность даже найдется, несмотря на то, что тут видимо-невидимо привалило мошенников, а деловитости все-таки нет Деловитость в сапогах ходит Не соглашусь с вами, – с видимым наслаждением возразил Петр Петрович, – конечно, есть увлечения, неправильности, но надо быть и снисходительным, увлечения свидетельствуют о горячности к делу и о той неправильной внешней обстановке, в которой находится дело. Если же сделано мало, то ведь и времени было немного. О средствах и не говорю. По моему же личному взгляду, если хотите, даже нечто и сделано: распространены новые, полезные мысли, распространены некоторые новые, полезные сочинения, вместо прежних мечтательных и романических; литература принимает более зрелый оттенок искоренено и осмеяно много вредных предубеждений Одним словом, мы безвозвратно отрезали себя от прошедшего, а это, по-моему, уж дело-с… – Затвердил Рекомендуется, – произнес вдруг Раскольников Что-с? – спросил Петр Петрович, не расслышав, ноне получив ответа Это все справедливо, – поспешил вставить Зосимов. – Неправда лис – продолжал Петр Петрович, приятно взглянув на Зосимова. – Согласитесь сами, – продолжал он, обращаясь к Разумихину, но уже с оттенком некоторого торжества и превосходства и чуть было не прибавил молодой человек, – что есть преуспеяние, или, как говорят теперь, прогресс, хотя бы во имя науки и экономической правды Общее место Нет, не общее место-с! Если мне, например, до сих пор говорили: «возлюби» и я возлюблял, то что из того выходило – продолжал Петр Петрович, может быть с излишнею поспешностью, – выходило то, что я рвал кафтан пополам, делился с ближними оба мы оставались наполовину голы, по русской пословице Пойдешь за несколькими зайцами разом, и ни одного не достигнешь. Наука же говорит возлюби, прежде всех, одного себя, ибо все на свете наличном интересе основано. Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует и кафтан твой останется цел. Экономическая же правда прибавляет, что чем более в обществе устроенных частных дели, так сказать, целых кафтанов, тем более для него твердых оснований и тем более устраивается в нем и общее дело. Стало быть, приобретая единственно и исключительно себе, я именно тем самым приобретаю как бы и всеми веду к тому, чтобы ближний получил несколько более рваного кафтана, и уже не от частных, единичных щедрота вследствие всеобщего преуспеяния. Мысль простая, но, к несчастию, слишком долго не приходившая, заслоненная восторженностью и мечтательностию, а, казалось бы, немного надо остроумия, чтобы догадаться Извините, я тоже неостроумен, – резко перебил Разумихин, – а потому перестанемте. Я ведь и заговорил с целию, а то мне вся эта болтовня-себятешение, все эти неумолчные, беспрерывные общие места и все тоже да все тоже до того в три года опротивели, что, ей-богу, краснею когда и другие-то, не то что я, при мне говорят. Вы, разумеется, спешили отрекомендоваться в своих познаниях, это очень простительно, и я не осуждаю. Я же хотел только узнать теперь, кто вы такой, потому что, видите лик общему-то делу в последнее время прицепилось столько разных промышленников и до того исказили они все, к чему ни прикоснулись, в свой интерес, что решительно все дело испакостили. Ну-с, и довольно Милостивый государь, – начал было г-н Лужин, коробясь с чрезвычайным достоинством, – не хотите ли вы, столь бесцеремонно, изъяснить, что и я О, помилуйте, помилуйте Могли я. Ну-с, и довольно – отрезал Разумихин и круто повернулся с продолжением давешнего разговора к Зосимову. Петр Петрович оказался настолько умен, чтобы тотчас же объяснению поверить. Он, впрочем, решил через две минуты уйти Надеюсь, что начатое теперь знакомство наше, – обратился он к Раскольникову, – после вашего выздоровления и ввиду известных вам обстоятельств укрепится еще более Особенно желаю вам здоровья… Раскольников даже головы не повернул. Петр Петрович начал вставать со стула Убил непременно закладчик – утвердительно говорил Зосимов. – Непременно закладчик – поддакнул Разумихин. – Порфирий своих мыслей не выдает, а закладчиков все-таки допрашивает Закладчиков допрашивает – громко спросил Раскольников Да, а что Ничего Откуда он их берет – спросил Зосимов. – Иных Кох указал других имена былина обертках вещей записаны, а иные и сами пришли, как прослышали Ну, ловкая же и опытная, должно быть, каналья Какая смелость! Какая решимость Вот то-то и есть, что нет – прервал Разумихин. – Это-то вас всех и сбивает с пути. А я говорю – неловкий, неопытный, и, наверно, это был первый шаг Предположи расчет и ловкую каналью, и выйдет невероятно. Предположи же неопытного, и выйдет, что один только случай его из беды и вынес, а случай чего не делает Помилуй, да они препятствий-то, может быть, не предвидел А как дело ведет – берет десяти-двадцатирублевые вещи, набивает ими карман, роется в бабьей укладке, в тряпье, – а в комоде, в верхнем ящике, в шкатулке, одних чистых денег на полторы тысячи нашли, кроме билетов И ограбить-то неумел, только и сумел, что убить! Первый шаг, говорю тебе, первый шаг потерялся И не расчетом, а случаем вывернулся Это, кажется, о недавнем убийстве старухи чиновницы, – вмешался, обращаясь к Зосимову, Петр Петрович, уже стоя со шляпой в руке и перчатками, но перед уходом пожелав бросить еще несколько умных слов. Он, видимо, хлопотало выгодном впечатлении, и тщеславие перебороло благоразумие Да. Вы слышали Как же-с, в соседстве В подробности знаете Не могу сказать но меня интересует при этом другое обстоятельство, так сказать, целый вопрос. Не говорю уже о том, что преступления в низшем классе, в последние лет пять, увеличились не говорю о повсеместных и беспрерывных грабежах и пожарах страннее всего то для меня, что преступления ив высших классах таким же образом увеличиваются, итак сказать, параллельно. Там, слышно, бывший студент на большой дороге почту разбил там передовые, по общественному своему положению, люди фальшивые бумажки делают там, в Москве, ловят целую компанию подделывателей билетов последнего займа с лотереей, – ив главных участниках один лектор всемирной истории там убивают нашего секретаря заграницей, по причине денежной и загадочной И если теперь эта старуха-процентщица убита одним из общества более высшего, ибо мужики не закладывают золотых вещей, то чем же объяснить эту с одной стороны распущенность цивилизованной части нашего общества Перемен экономических много – отозвался Зосимов. – Чем объяснить – прицепился Разумихин. – А вот именно закоренелою слишком неделовитостью и можно бы объяснить То есть как это-с? – А что отвечал в Москве вот лектор-то ваш на вопрос, зачем он билеты подделывал Все богатеют разными способами, таки мне поскорей захотелось разбогатеть. Точных слов не помню, но смысл, что на даровщинку, поскорей, без труда На всем готовом привыкли жить, на чужих помочах ходить, жеваное есть. Ну, а пробил час великий, тут всяк и объявился, чем смотрит Но, однако же, нравственность Итак сказать, правила Да об чем выхлопочете неожиданно вмешался Раскольников. По вашей же вышло теории Как так по моей теории – А доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать Помилуйте – вскричал Лужин. – Нет, это не так – отозвался Зосимов. Раскольников лежал бледный, с вздрагивающей верхнею губой и трудно дышал На все есть мера, – высокомерно продолжал Лужин, – экономическая идея еще не есть приглашение к убийству, и если только предположить А правда ль, что вы, – перебил вдруг опять Раскольников дрожащим от злобы голосом, в котором слышалась какая-то радость обиды, – правда ль, что высказали вашей невесте в тот самый час, как от нее согласие получили, что всего больше рады тому что она нищая потому что выгоднее брать жену из нищеты, чтоб потом над ней властвовать и попрекать тем, что она вами облагодетельствована Милостивый государь – злобно и раздражительно вскричал Лужин, весь вспыхнув и смешавшись, – милостивый государь так исказить мысль Извините меня, ноя должен вам высказать, что слухи, до вас дошедшие, или, лучше сказать, до вас доведенные, не имеют и тени здравого основания, и я подозреваю, кто одним словом эта стрела… одним словом, ваша мамаша Она и без того показалась мне, при всех, впрочем, своих превосходных качествах, несколько восторженного и романического оттенка в мыслях Ноя все-таки был в тысяче верстах от предположения, что она в таком извращенном фантазией виде могла понять и представить дело И, наконец наконец А знаете что – вскричал Раскольников, приподнимаясь на подушке и смотря на него в упор пронзительным, сверкающим взглядом, – знаете что А что-с? – Лужин остановился и ждал с обиженными вызывающим видом. Несколько секунд длилось молчание А то, что если вы еще раз осмелитесь упомянуть хоть одно слово о моей матери то я вас с лестницы кувырком спущу Что с тобой – крикнул Разумихин. – Атак вот оно что-с! – Лужин побледнели закусил губу. – Слушайте, сударь, меня, – начал он с расстановкой и сдерживая себя всеми силами, но все-таки задыхаясь, – я еще давеча, с первого шагу, разгадал вашу неприязнь, но нарочно оставался здесь, чтоб узнать еще более. Многое я бы мог простить больному и родственнику, но теперь вам никогда-с… – Яне болен – вскричал Раскольников Тем паче-с… – Убирайтесь к черту! Но Лужин уже выходил сам, не докончив речи, пролезая снова между столом и стулом Разумихин на этот раз встал, чтобы пропустить его. Не глядя ни на кого и даже не кивнув головой Зосимову, который давно уже кивал ему, чтоб он оставил в покое больного, Лужин вышел, приподняв из осторожности рядом с плечом свою шляпу, когда, принагнувшись, проходил в дверь. И даже в изгибе спины его как бы выражалось при этом случае, что он уносит с собой ужасное оскорбление Можно ли, можно ли так – говорил озадаченный Разумихин, качая головой Оставьте, оставьте меня все – в исступлении вскричал Раскольников. – Да оставите ли вы меня, наконец, мучители Я вас не боюсь Я никого, никого теперь не боюсь Прочь от меня Я один хочу быть, один, один, один Пойдем, – сказал Зосимов, кивнув Разумихину. – Помилуй, да разве можно его так оставлять Пойдем – настойчиво повторил Зосимов и вышел. Разумихин подумали побежал догонять его Хуже могло быть, если бы мы его не послушались, – сказал Зосимов уже на лестнице. – Раздражать невозможно Что с ним Если бы только толчок ему какой-нибудь благоприятный, вот бы чего Давеча он был в силах Знаешь, у него что-то есть на уме Что-то неподвижное, тяготящее Этого я очень боюсь непременно Да вот этот господин, может быть, Петр-то Петрович По разговору видно, что он женится на его сестре и что Родя об этом, перед самой болезнью, письмо получил Да черт его принес теперь может быть, расстроил все дело. А заметил ты, что он ко всему равнодушен, на все отмалчивается, кроме одного пункта, от которого из себя выходит это убийство Да, да – подхватил Разумихин, – очень заметил Интересуется, пугается. Это его в самый день болезни напугали, в конторе у надзирателя; в обморок упал Ты мне это расскажи подробнее вечером, а я тебе кое-что потом скажу. Интересует он меня, очень Через полчаса зайду наведаться… Воспаления, впрочем, не будет Спасибо тебе А я у Пашеньки тем временем подожду и буду наблюдать через Настасью… Раскольников, оставшись один, с нетерпением и тоской поглядел на Настасью нота еще медлила уходить Чаю-то теперь выпьешь – спросила она После Я спать хочу Оставь меня… Он судорожно отвернулся к стене Настасья вышла |