амогус. Первая
Скачать 2.49 Mb.
|
II – Ведь вот эти папироски – заговорил, наконец, Порфирий Петрович, кончив закуривать и отдыхнувшись, – вред, чистый вреда отстать не могу! Кашляю-с, першить начало, и одышка. Я, знаете, труслив-с, поехал намедни к Б—ну, – каждого больного minimum по получасу осматривает; так даже рассмеялся, на меня глядя и стукали слушал, – вам, говорит, между прочим, табак не годится легкие расширены. Ну, а как я его брошу? Чем заменю Не пью-с, вот вся и беда, хе-хе-хе, что не пью-то, беда Все ведь относительно, Родион Романыч, все относительно! «Что же это он, за свою прежнюю казенщину принимается, что лис отвращением подумалось Раскольникову. Вся недавняя сцена последнего их свидания внезапно ему припомнилась, и тогдашнее чувство волною прихлынуло к его сердцу А ведь як вам уже заходил третьего дня вечером вы и не знаете продолжал Порфирий Петрович, осматривая комнату, – в комнату, в эту самую, входил. Тоже, как и сегодня, прохожу мимо – дай, думаю, визитик- то ему отдам. Зашел, а комната настежь осмотрелся, подождал, да и служанке вашей не доложился – вышел. Не запираете? Лицо Раскольникова омрачалось более и более. Порфирий точно угадал его мысли Объясниться пришел, голубчик Родион Романыч, объясниться-с! Должен и обязан пред вами объяснением-с, – продолжал он с улыбочкой и даже слегка стукнул ладонью по коленке Раскольникова, но почтив тоже мгновение лицо его вдруг приняло серьезную и озабоченную мину даже как будто грустью подернулось, к удивлению Раскольникова. Он никогда еще невидали не подозревал у него такого лица. – Странная сцена произошла в последний раз между нами, Родион Романыч. Оно, пожалуй, ив первое наше свидание между нами происходила тоже странная сцена но тогда Ну, теперь уж все одно к одному Вот что-с; я, может быть, и очень виноват перед вами выхожу я это чувствую-с. Ведьмы как расстались-то, помните ли у вас нервы поют и подколенки дрожат, и у меня нервы поют и подколенки дрожат. И знаете, как-то оно даже и непорядочно между нами тогда вышло, не по-джентльменски. А ведьмы все-таки джентльмены то есть, во всяком случае, прежде всего джентльмены это надо понимать-с. Ведь помните, до чего доходило совсем уже даже и неприлично-с. «Что ж это он, за кого меня принимает – с изумлением спрашивал себя Раскольников, приподняв голову и вовсе глаза смотря на Порфирия Я рассудил, что нам по откровенности теперь действовать лучше, продолжал Порфирий Петрович, немного откинув голову и опустив глаза, как бы не желая более смущать своим взглядом свою прежнюю жертву и как бы пренебрегая своими прежними приемами и уловками, – да-с, такие подозрения и такие сцены продолжаться долго не могут. Разрешил нас тогда Миколка, а то я и не знаю, до чего бы между нами дошло. Этот проклятый мещанинишка просидел у меня тогда за перегородкой, – можете себе представить Вы, конечно, уж это знаете да и самому мне известно, что он к вам потом заходил но то, что вы тогда предположили, того не было низа кем я не посылали нив чем еще я тогда не распорядился. Спросите, почему не распорядился А как вам сказать самого меня это все тогда как бы пристукнуло. Я и за дворниками-то едва распорядился послать. (Дворников-то небось заметили, проходя) Мысль тогда у меня пронеслась, так одна, быстро, как молния крепко уж, видите ли, убежден я был тогда, Родион Романыч. Дай же, я думаю, хоть и упущу на время одно, зато другое схвачу за хвост, – своего-то, своего-то по крайности не упущу. Раздражительны вы уж очень, Родион Романыч, от природы-с; даже уж слишком-с, при всех-то других основных свойствах вашего характера и сердца, которые, я льщу себя надеждой, что отчасти постиг-с. Ну, уж конечно, и я мог, даже и тогда, рассудить, что не всегда этак случается, чтобы вот встал человек да и брякнул вам всю подноготную. Это хоть и случается, в особенности когда человека из последнего терпения выведешь, но во всяком случае редко. Это и я мог рассудить. Нет, думаю, мне бы хоть черточку хоть бы самую махочку черточку, только одну, но только такую, чтоб уж этак руками можно взять было, чтоб уж вещь была, а не то что одну эту психологию. Потому, думал я, если человек виновен, то уж, конечно, можно, во всяком случае, чего-нибудь существенного от него дождаться позволительно даже и на самый неожиданный результат рассчитывать. На характер ваш я тогда рассчитывал, Родион Романыч, больше всего на характер-с. Надеялся уж очень тогда на вас Да вы да что же вы теперь-то все так говорите, – пробормотал, наконец, Раскольников, даже не осмыслив хорошенько вопроса. Об чем он говорит, – терялся он про себя, – неужели же в самом деле за невинного меня принимает Что так говорю Я объясниться пришел-с, так сказать, долгом святым почитаю. Хочу вам все дотла изложить, как все было, всю эту историю всего этого тогдашнего, так сказать, омрачения. Много я заставил вас перестрадать, Родион Романыч. Яне изверг-с. Ведь понимаю же и я каково это все перетащить на себе человеку, удрученному, но гордому, властному и нетерпеливому, в особенности нетерпеливому Я вас, во всяком случае, за человека наиблагороднейшего почитаю-с, и даже с зачатками великодушия-с, хоть и несогласен с вами во всех убеждениях ваших, о чем долгом считаю заявить наперед, прямо и с совершенною искренностию, ибо прежде всего не желаю обманывать. Познав вас, почувствовал к вам привязанность. Вы, может быть, на такие мои слова рассмеетесь Право имеете-с. Знаю, что вы меня и с первого взгляда не полюбили, потому, в сущности, и не за что полюбить-с. Но считайте, как хотите, а теперь желаю, с моей стороны, всеми средствами загладить произведенное впечатление и доказать, что и я человек с сердцем и совестью. Искренно говорю-с. Порфирий Петрович приостановился с достоинством. Раскольников почувствовал прилив какого-то нового испуга. Мысль о том, что Порфирий считает егоза невинного, начала вдруг пугать его Рассказывать все по порядку, как это вдруг тогда началось, вряд ли нужно, – продолжал Порфирий Петрович, – я думаю, даже и лишнее. Да и вряд ли я смогу-с. Потому, как это объяснить обстоятельно Первоначально слухи пошли. О том, какие это были слухи и от кого и когда и по какому поводу, собственно, до вас дело дошло, – тоже, я думаю, лишнее. Лично же у меня началось со случайности, с одной совершенно случайной случайности, которая в высшей степени могла быть и могла не быть, какой Гм, я думаю, тоже нечего говорить. Все это, и слухи и случайности, совпало у меня тогда в одну мысль. Признаюсь откровенно, потому если уж признаваться, так во всем, – это я первый на вас тогда и напал. Эти, там, положим, старухины отметки на вещах и прочее и прочее – все это вздор-с. Таких штук сотню можно начесть. Имел я тоже случай тогда до подробности разузнать о сцене в конторе квартала, тоже случайно-с, и не то чтобы так мимоходом, а от рассказчика особенного, капитального, который, и сам того не ведая, удивительно эту сцену осилил. Все ведь это одно к одному-с, одно к одному-с, Родион Романыч, голубчик Ну как тут было не повернуться в известную сторону Изо ста кроликов никогда не составится лошадь, изо ста подозрений никогда не составится доказательства, ведь вот как одна английская пословица говорит, да ведь это только благоразумие-с, а со страстями-то, со страстями попробуйте справиться, потому и следователь человек-с. Вспомнил тут я и вашу статейку, в журнальце-то, помните, еще в первое-то ваше посещение в подробности о ней-то говорили. Я тогда поглумился, но это для того, чтобы вас на дальнейшее вызвать. Повторяю, нетерпеливы и больны вы очень, Родион Романыч. Что вы смелы, заносчивы, серьезны и чувствовали, много уж чувствовали, все это я давно уже знал-с… Мне все эти ощущения знакомы, и статейку вашу я прочел как знакомую. В бессонные ночи ив исступлении она замышлялась, с подыманием и стуканьем сердца, с энтузиазмом подавленным. А опасен этот подавленный, гордый энтузиазм в молодежи! Я тогда поглумился, а теперь вам скажу, что ужасно люблю вообще, то есть, как любитель, эту первую, юную, горячую пробу пера. Дым, туман, струна звенит в тумане. Статья ваша нелепа и фантастична, нов ней мелькает такая искренность, в ней гордость юная и неподкупная, в ней смелость отчаяния она мрачная статья-с, да это хорошо-с. Статейку вашу я прочел, да и отложили как отложил ее тогда, да и подумал Ну, с этим человеком так не пройдет Ну, так как же, скажите теперь, после такого предыдущего не увлечься было последующим Ах, господи! да разве я говорю что-нибудь? Разве я что-нибудь теперь утверждаю Я тогда только заметил. Чего тут, думаю Тут ничего, то есть ровно ничего, и, может быть, в высшей степени ничего. Да и увлекаться этак мне, следователю, совсем даже неприлично у меня вон Миколка на руках, и уже с фактами, – там как хотите, а факты И тоже свою психологию подводит им надо позаняться; потому, тут дело жизни и смерти. Для чего я вам теперь все это объясняю? А чтобы вызнали и с вашим умом и сердцем не обвинили меня за мое злобное тогдашнее поведение. Не злобное-с, искренно говорю-с, хе-хе! Вы что думаете я у вас тогда не был с обыском Был-с, был-с, хе-хе, был-с, когда вы вот здесь больной в постельке лежали. Неофициально и не своим лицом, а был-с. До последнего волоска у вас в квартире было осмотрено, по первым даже следам но – Думаю теперь этот человек придет, сам придет, и очень скоро коль виноват, так уж непременно придет. Другой не придет, а этот придет. А помните, как господин Разумихин начал вам проговариваться Это мы устроили стем, чтобы вас взволновать, потому мы нарочно и пустили слух, чтоб он вам проговаривался, а господин Разумихин такой человек, что негодования не выдержит. Господину Заметову прежде всего ваш гневи ваша открытая смелость в глаза бросилась ну, как это в трактире вдруг брякнуть Я убил Слишком смело-с, слишком дерзко-с, и если, думаю, он виновен, то это страшный боец Так тогда и подумал-с. Жду-с! Жду вас изо всех сила Заметова вы тогда просто придавили и ведь в том-то и штука, что вся эта проклятая психология о двух концах Ну, так жду я вас, смотрю, а вас боги дает идете Так у меня и стукнуло сердце. Эх Ну, зачем вам было тогда приходить Смех-то, смех-то ваш, как вошли тогда, помните, ведь вот точно сквозь стекло я все тогда угадала не жди я вас таким особенным образом ив смехе вашем ничего бы не заметил. Вот оно что значит в настроении-то быть. И господин-то Разумихин тогда, – ах камень-то, камень-то, помните, камень-то, вот еще под которым вещи-то спрятаны Ну, вот точно вижу его, где-нибудь там, в огороде, – в огороде ведь говорили вы, Заметову-то, а потому меня-то, во второй раз А как начали мы тогда эту вашу статью перебирать, как стали вы излагать – так вот каждое-то слово ваше вдвойне принимаешь, точно другое под ним сидит Ну вот, Родион Романыч, таким- то вот образом я и дошел до последних столбов, да как стукнулся лбом, и опомнился. Нет, говорю, что это я Ведь если захотеть, то все это, говорю, до последней черты можно в другую сторону объяснить, даже еще натуральнее выйдет. Мука-с! Нет, думаю, мне бы уж лучше черточку!..» Да как услышал тогда про эти колокольчики, так весь даже таки замер, даже дрожь прохватила. Ну, думаю, вот она черточка и есть Оно Да ужине рассуждал я тогда, просто не хотел. Тысячу бы рублей в ту минуту я дал, своих собственных, чтобы только на вас в свои глаза посмотреть как вы тогда сто шагов с мещанинишкой рядом шли, после того как он вам «убийцу» в глаза сказали ничего у него, целых сто шагов, спросить не посмели. Ну, а холод-то этот в спинном мозгу Колокольчики-то эти, в болезни-то, в полубреде-то? Итак, Родион Романыч, что ж вам после того и удивляться, что я с вами тогда такие шутки шутил И зачем вы сами в ту самую минуту пришли Ведь и вас кто-то как будто подталкивал, ей-богу, а если бы не развел нас Миколка, то а Миколку-то тогда помните Хорошо запомнили Ведь это был гром-с! Ведь это гром грянул из тучи, громовая стрела Ну, а как я его встретил Стреле-то вот ни на столечко не поверил, сами изволили видеть Да куда Уж потом, после вас, когда он стал весьма и весьма складно на иные пункты отвечать, так что я сам удивился, и потом ему ни на грош не поверил Вот что значит укрепился, как адамант. [76] Нет, думаю, морген фри! [77] какой уж тут Миколка! – Мне Разумихин сейчас говорил, что вы и теперь обвиняете Николая и сами Разумихина в том уверяли… Дух у него захватило, ион не докончил. Он слушал в невыразимом волнении, как человек, насквозь его раскусивший, от самого себя отрекался. Он боялся поверить и не верил. В двусмысленных еще словах он жадно искали ловил чего-нибудь более точного и окончательного Господин-то Разумихин! – вскричал Порфирий Петрович, точно обрадовавшись вопросу все молчавшего Раскольникова, – хе хе хе Да господина Разумихина таки надо было прочь отвести двоим любо, третий не суйся. Господин Разумихин не то-с, да и человек посторонний, прибежал ко мне весь такой бледный Ну, да бог с ним, что его сюда мешать А насчет Миколки угодно ли вам знать, что это за сюжет, в том виде, как то есть я его понимаю Перво-наперво это еще дитя несовершеннолетнее, и не то чтобы труса так, вроде как бы художника какого-нибудь. Право-с, вы не смейтесь, что я так его изъясняю. Невинен и ко всему восприимчив. Сердце имеет фантаст. Они петь, они плясать, они сказки, говорят, так рассказывает, что из других мест сходятся слушать. Ив школу ходить, и хохотать до упаду оттого, что пальчик покажут, и пьянствовать до бесчувствия, не то чтоб от разврата, атак, полосами, когда напоят, по- детски еще. Он тогда вот и украла и сам этого не знает потому коли на земле поднял, что за украл. А известно ли вам, что он из раскольников, да и не то чтоб из раскольников, а просто сектанту него вроде бегуны бывали, и сам он еще недавно целых два года в деревне у некоего старца под духовным началом был. Все это я от Миколки и от зарайских его узнал. Да куды! просто в пустыню бежать хотел Рвение имел, по ночам богу молился, книги старые, истинные читали зачитывался. Петербург на него сильно подействовал, особенно женский пол, ну, и вино. Восприимчив-с, и старца, и все забыл. Известно мне, его художник один здесь полюбил, к нему ходить стал, да вот этот случай и подошел Ну, обробел – вешаться Бежать Что ж делать с понятием, которое прошло в народе о нашей юридистике! Иному ведь страшно слово засудят. Кто виноват Вот что-то новые суды скажут. Ох, дал бы бог Ну-с; в остроге-то и вспомнился, видно, теперь честной старец Библия тоже явилась опять. Знаете ли, Родион Романыч, что значит у иных из них пострадать Это не то чтобы за кого-нибудь, атак просто пострадать надо страдание, значит, принять, а от властей – так тем паче. Сидел в мое время один смиреннейший арестант целый год в остроге, на печи по ночам все Библию читал, ну и зачитался, да зачитался, знаете, совсем, да так, что ни с того ни с сего сгреб кирпичи кинул в начальника, безо всякой обиды сего стороны. Да и как кинул-то: нарочно на аршин мимо взял, чтобы какого вреда не произвести Ну, известно, какой конец арестанту, который с оружием кидается на начальство и принял, значит, страдание. Так вот, я и подозреваю теперь, что Миколка хочет страдание принять или вроде того. Это я наверно, даже по фактам, знаю-с. Он только сам не знает, что я знаю. Что, не допускаете, что ли, чтоб из такого народа выходили люди фантастические Да сплошь. Старец теперь опять начал действовать, особенно после петли-то припомнился. А впрочем, сам мне все расскажет, придет. Выдумаете, выдержит Подождите, еще отопрется С часу на час жду, что придет от показания отказываться. Я этого Миколку полюбили его досконально исследую. И как бы выдумали Хе хе на иные-то пункты весьма складно мне отвечал, очевидно, нужные сведения получил, ловко приготовился ну а по другим пунктам просто как в лужу, ничегошечко не знает, не ведает, да и сам не подозревает, что не ведает Нет, батюшка Родион Романыч, тут не Миколка! Тут дело фантастическое, мрачное, дело современное, нашего времени случай-с, когда помутилось сердце человеческое когда цитуется фраза, что кровь освежает когда вся жизнь проповедуется в комфорте. Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце тут видна решимость на первый шаг, но решимость особого рода, – решился, да как с горы упал или с колокольни слетел, да и на преступление-то словно не своими ногами пришел. Дверь за собой забыл притворить, а убил, двух убил, по теории. Убил, да и денег взять не сумела что успел захватить, то под камень снес. Мало было ему, что муку вынес, когда за дверью сидела в дверь ломились и колокольчик звонил, нет, он потом уж на пустую квартиру, в полубреде, припомнить этот колокольчик идет, холоду спинного опять испытать потребовалось. Ну, да это, положим, в болезни, а то вот еще убил, да за честного человека себя почитает, людей презирает, бледным ангелом ходит, – нет, уж какой тут Миколка, голубчик Родион Романыч, тут не Миколка! Эти последние слова, после всего прежде сказанного итак похожего на отречение, были слишком уж неожиданны. Раскольников весь задрожал, как будто пронзенный Так кто же убил. – спросил он, не выдержав, задыхающимся голосом. Порфирий Петрович даже отшатнулся на спинку стула, точно уж так неожиданно ион был изумлен вопросом Как кто убил. – переговорил он, точно не веря ушам своим, – да вы убили, Родион Романыч! Вы и убили-с… – прибавил он почти шепотом, совершенно убежденным голосом. Раскольников вскочил с дивана, постоял было несколько секунд и сел опять, не говоря ни слова. Мелкие конвульсии вдруг прошли по всему его лицу Губка-то опять, как и тогда, вздрагивает, – пробормотал как бы даже с участием Порфирий Петрович. – Вы меня, Родион Романыч, кажется, не так поняли-с, – прибавил он, несколько помолчав, – оттого таки изумились. Я именно пришел стем, чтоб уже все сказать и дело повести на открытую Это не я убил, – прошептал было Раскольников, точно испуганные маленькие дети, когда их захватывают на месте преступления Нет, это вы-с, Родион Романыч, выси некому боль-ше-с, – строго и убежденно прошептал Порфирий Они оба замолчали, и молчание длилось даже до странности долго, минут с десять. Раскольников облокотился на стол и молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия Опять вы за старое, Порфирий Петрович Все за те же ваши приемы: как это вам не надоест в самом деле Э, полноте, что мне теперь приемы Другое бы дело, если бы тут находились свидетели, а то ведьмы один на один шепчем. Сами видите, я нес тем к вам пришел, чтобы гнать и ловить вас, как зайца. Признаетесь аль нет – в эту минуту мне все равно. Про себя-то я и без вас убежден А коли так, зачем вы пришли – раздражительно спросил Раскольников. – Я вам прежний вопрос задаю если вы меня виновным считаете, зачем не берете выменяв острог Ну, вот это вопрос По пунктам вами отвечу во-первых, взять вас так прямо под арест мне невыгодно Как невыгодно Коли вы убеждены, так вы должны Эх, что ж, что я убежден Ведь все это покамест мои мечты-с. Да и что я вас на покой-то туда посажу Сами знаете, коли сами проситесь. Приведу я, например, уличать вас мещанинишку, а вы ему скажете Ты пьян аль нет Кто меня с тобой видел Я тебя просто за пьяного и принимал, даты и был пьян, – ну, что я вам тогда на это скажу, тем паче что ваше-то еще правдоподобнее, чем его, потому что в его показании одна психология, – что его рылу даже и неприлично, – а вы-то в самую точку попадаете, потому что пьет, мерзавец, горькую и слишком даже известен. Да и сам я вам откровенно признавался, уже несколько раз, что психология эта о двух концах и что второй-то конец больше будет, да и гораздо правдоподобнее, а что, кроме этого, против вас у меня пока и нет ничего. И хоть я вас все-таки посажу и даже сам вот я пришел (совсем не по-людски) вам обо всем вперед объявить, а все-таки прямо вам говорю (тоже не по- людски, что мне это будет невыгодно. Ну-с, во-вторых, я потому к вам пришел Ну да, во-вторых? (Раскольников все еще задыхался Потому что, как я ужи объявил давеча, считаю себя обязанным вам объяснением. Не хочу, чтобы вы меня за изверга почитали, тем паче что искренно к вам расположен, верьте не верьте. Вследствие чего, в-третьих, и пришел к вам с открытыми прямым предложением – учинить явку с повинною. Это вам будет бесчисленно выгоднее, да и мне тоже выгоднее, потому с плеч долой. Ну что, откровенно или нет с моей стороны? Раскольников подумал с минуту – Послушайте, Порфирий Петрович, вы ведь сами говорите одна психология, а между тем въехали в математику. Ну что, если и сами вы теперь ошибаетесь Нет, Родион Романыч, не ошибаюсь. Черточку такую имею. Черточку-то эту я и тогда ведь нашел-с; послал господь Какую черточку Не скажу какую, Родион Романыч. Да и, во всяком случае, теперь и права не имею больше отсрочивать посажу-с. Так вы рассудите мне теперь уж все равно, а следственно, я единственно только для вас. Ей-богу, лучше будет, Родион Романыч! Раскольников злобно усмехнулся Ведь это не только смешно, это даже уж бесстыдно. Ну, будь я даже виновен (чего я вовсе не говорю, ну, с какой стати мне к вам являться с повинною, когда сами вы уж говорите, что я сяду к вам туда на покой Эх, Родион Романыч, не совсем словам верьте может, и не совсем будет на покой Ведь это только теория, да еще моя-с, а я вам что за авторитет Я, может быть, и сам от вас кой-что даже и теперь скрываю-с. Не все же мне вам так взять да и выложить, хе хе Второе дело как какая выгода Да известно ли вам, какая вам за это воспоследует сбавка Ведь вы когда явитесь-то, в какую минуту Вы это только рассудите Когда другой уже на себя преступление приняли все дело спутал А я вам, вот самим богом клянусь, тактам подделаю и устрою, что ваша явка выйдет как будто совсем неожиданная. Всю эту психологию мы совсем уничтожим, все подозрения на вас в ничто обращу, так что ваше преступление вроде помрачения какого-то представится, потому, по совести, оно помрачение и есть. Я честный человек, Родион Романыч, и свое слово сдержу. Раскольников грустно замолчали поник головой он долго думал и, наконец, опять усмехнулся, но улыбка его была уже кроткая и грустная Эх, не надо – проговорил он, как бы уже совсем не скрываясь с Порфирием. – Не стоит Не надо мне совсем вашей сбавки Ну, вот этого-то я и боялся – горячо и как бы невольно воскликнул Порфирий, – вот этого-то я и боялся, что не надо вам нашей сбавки. Раскольников грустно и внушительно поглядел на него Эй, жизнью не брезгайте – продолжал Порфирий, – много ее впереди еще будет. Как не надо сбавки, как не надо Нетерпеливый вы человек Чего впереди много будет Жизни Вы что за пророк, много львы знаете Ищите и обрящете. Вас, может, бог на этом и ждал. Да и не навек она, цепь-то… – Сбавка будет – засмеялся Раскольников А что, стыда буржуазного, что ли, испугались Это может быть, что и испугались, да сами того не знаете, – потому молодо А все-таки не вам бы бояться али там стыдиться явки с повинною Э-эх, наплевать – презрительно и с отвращением прошептал Раскольников, как бы и говорить не желая. Он было опять привстал, точно хотел куда-нибудь выйти, но опять сел в видимом отчаянии То-то наплевать Изверились, да и думаете, что я вам грубо льщу да много львы еще и жили-то? Много ль понимаете-то? Теорию выдумал, да и стыдно стало, что сорвалось, что уж очень не оригинально вышло! Вышло-то подло, это правда, да вы-то все-таки небезнадежный подлец. Совсем не такой подлец По крайней мере, долго себя не морочил, разом до последних столбов дошел. Я ведь вас за кого почитаю Я вас почитаю за одного из таких, которым хоть кишки вырезай, а он будет стоять да с улыбкой смотреть на мучителей, – если только веру иль бога найдет. Ну, и найдите, и будете жить. Вам, во-первых, давно уже воздух переменить надо. Что ж, страданье тоже дело хорошее. Пострадайте. Миколка-то, может, и прав, что страданья хочет. Знаю, что не веруется, – а вы лукаво не мудрствуйте отдайтесь жизни прямо, не рассуждая не беспокойтесь, прямо на берег вынесет и на ноги поставит. На какой берег А я почем знаю Я только верую, что вам еще много жить. Знаю, что вы слова мои как рацею теперь принимаете заученную да, может, после вспомните, пригодится когда-нибудь; для того и говорю. Еще хорошо, что вы старушонку только убили. А выдумай вы другую теорию, так, пожалуй, еще ив сто миллионов раз безобразнее дело бы сделали Еще бога, может, надо благодарить почем вызнаете может, вас бог для чего и бережет. А вы великое сердце имейте да поменьше бойтесь. Великого предстоящего исполнения-то струсили Нет, тут уж стыдно трусить. Коли сделали такой шаг, так уж крепитесь. Тут уж справедливость. Вот исполните-ка, что требует справедливость. Знаю, что не веруете, а, ей-богу, жизнь вынесет. Самому после слюбится. Вам теперь только воздуху надо, воздуху, воздуху! Раскольников даже вздрогнул Да вы-то кто такой, – вскричал он, – вы-то что за пророк С высоты какого это спокойствия величавого вы мне премудрствующие пророчества изрекаете Кто я Я поконченный человек, больше ничего. Человек, пожалуй, чувствующий и сочувствующий, пожалуй, кой-что и знающий, но уж совершенно поконченный. А вы – другая статья вам бог жизнь приготовила кто знает, может, и у вас так только дымом пройдет, ничего не будет. Ну что ж, что вы в другой разряд людей перейдете Не комфорта же жалеть, вам-то с вашим-то сердцем Что ж, что вас, может быть, слишком долго никто не увидит Не во времени дело, а в вас самом. Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего надо быть солнцем. Вы чего опять улыбаетесь что я такой Шиллер? И бьюсь об заклад, предполагаете, что як вам теперь подольщаюсь! А что ж, может быть, ив самом деле подольщаюсь, хе хе хе Вы мне, Родион Романыч, на слово-то, пожалуй, и не верьте, пожалуй, даже и никогда не верьте вполне, – это уж такой мой норов, согласен только вот что прибавлю насколько я низкий человек и насколько я честный, сами, кажется, можете рассудить Вы когда меня думаете арестовать Да денька полтора али два могу еще дать вам погулять. Подумайте- ка, голубчик, помолитесь-ка богу. Да и выгоднее, ей-богу, выгоднее А ну, как я убегу – как-то странно усмехаясь, спросил Раскольников Нет, не убежите. Мужик убежит, модный сектант убежит – лакей чужой мысли, – потому ему только кончик пальчика показать, как мичману Дырке, так он на всю жизнь во что хотите поверит. А вы ведь вашей теории уж больше не верите, – с чем же вы убежите Да и чего вам в бегах В бегах гадко и трудно, а вам прежде всего надо жизни и положения определенного, воздуху соответственного, ну а ваш литам воздух? Убежите и сами воротитесь. Без нас вам нельзя обойтись А засади я вас в тюремный-то замок – ну месяц, ну два, ну три посидите, а там вдруг и, помяните мое слово, сами и явитесь, да еще как, пожалуй, себе самому неожиданно. Сами еще за час знать не будете, что придете с повинною. Я даже вот уверен, что вы страданье надумаетесь принять мне-то на слово теперь не верите, асами на том остановитесь. Потому страданье, Родион Романыч, великая вещь вы не глядите на то, что я отолстел, нужды нет, зато знаю не смейтесь над этим, в страдании есть идея. Миколка-то прав. Нет, не убежите, Родион Романыч. Раскольников встал с места и взял фуражку. Порфирий Петрович тоже встал Прогуляться собираетесь Вечерок-то будет хорош, только грозы бы вот не было. А впрочем, и лучше, кабы освежило… Он тоже взялся за фуражку Вы, Порфирий Петрович, пожалуйста, не заберите себе в голову, – с суровою настойчивостью произнес Раскольников, – что я вам сегодня сознался. Вы человек странный, и слушал я вас из одного любопытства. А я вам нив чем не сознался Запомните это Ну, да уж знаю, запомню, – ишь ведь, даже дрожит. Не беспокойтесь голубчик ваша воля да будет. Погуляйте немножко только слишком-то уж много нельзя гулять. На всякий случай есть у меня и еще к вам просьбица, – прибавил он, понизив голос, – щекотливенькая она, а важная: если, то есть на всякий случай (чему я, впрочем, не верую и считаю вас вполне неспособным, если бы на случай, – ну так, на всякий случай, пришла бы вам охота в эти сорок – пятьдесят часов как-нибудь дело покончить иначе, фантастическим каким образом – ручки этак на себя поднять (предположение нелепое, ну да уж вы мне его простите, то оставьте краткую, но обстоятельную записочку. Так, две строчки, две только строчечки, и об камне упомяните благороднее будет-с. Ну-с, до свидания Добрых мыслей, благих начинаний! Порфирий вышел, как-то согнувшись и как бы избегая глядеть на Раскольникова. Раскольников подошел кокну и с раздражительным нетерпением выжидал время, когда, по расчету, тот выйдет на улицу и отойдет подальше. Затем поспешно вышел и сам из комнаты |