кто. Бешан_или_Пастер,_Утерянная_глава_истории_биологии_1. Первая загадка ферментации

• Название: Первая загадка ферментации
• Дата: 14.12.2022
• Размер: 2.08 Mb.
• Имя файла: Бешан_или_Пастер,_Утерянная_глава_истории_биологии_1.pdf
• Тип: Документы; #845783
• страница: 10 из 24

2
. Этот второй его постулат, как он считал, объясняет исчезновение бактерий в первом эксперименте: так же, как микрозимы могут развиться в бактерии, так и бактерии, согласно его учению, в обратном процессе распадаются на исходные простые микрозимы. Бешан считал, что именно это произошло в первом эксперименте, когда разложение тушки котенка было значительно более полным, нежели во втором эксперименте, когда умеренный климат Лилля удлинил процесс разложения.
Нет сомнений, что неутомимый ученый извлек много уроков из этих двух экспериментов
3
1.
Микрозимы являются единственными неуничтожимыми элементами организма, остающимися после его смерти, и из них формируются бактерии.
2. В организмах всех живых существ, включая организм человека, в определенных местах и в определенное время вырабатывается спирт, уксусная кислота и другие соединения, являющиеся продуктами обычной жизнедеятельности организованных ферментов, и нет никакой другой причины появления этих веществ, кроме нормальных микрозимов организма. Присутствие в тканях спирта, уксусной кислоты и др. открывает еще одну (помимо процессов окисления) причину снижения содержания сахара и глюкогенных веществ в организме, а также тех веществ, которые Дюма называл дыхательной пищей клеток.

3. Без какого-либо постороннего вмешательства, за исключением подходящей температуры, ферментация должна происходить в отдельно взятых внутренних органах, извлеченных из животного, таких как яйцо, молоко, печень, мышцы и моча, а в случае с растениями — в проросшем семени или во фрукте, который дозревает после того, как его сорвали с дерева, и т. д. После смерти самыми первыми из ферментативных веществ в органах исчезают глюкоза, глюкогенные вещества и некоторые другие соединения — так называемые углеводороды, то есть дыхательная пища клеток. Вновь получаемые соединения — такие же, как и те, что вырабатываются в процессе спиртового, молочного и масляного брожения в лабораторных условиях. В живом организме это спирт, уксусная кислота, молочная кислота и т. д.
4. Получено еще одно доказательство того, что внутри организма причина разрушений после смерти та же, что и при жизни, а именно
— микрозимы, способные эволюционировать в бактерии.
5. И до, и после превращения в бактерии микрозимы атакуют альбуминоидные или студенистые вещества только после расщепления веществ, называемых углеводами.
6. Микрозимы и бактерии, вызвав вышеупомянутые изменения, не погибают в замкнутом пространстве без доступа кислорода, а просто переходят в состояние покоя. То же самое происходит и с пивными дрожжами в среде, состоящей из выработанных этими дрожжами продуктов разложения сахара.
7. Лишь при определенных условиях (в частности, в присутствии кислорода), как было в эксперименте с котенком, погребенным в углекислой извести, и других экспериментах, эти же микрозимы и бактерии производят определенные разрушения тканей растений или животных, расщепляя их на угольную кислоту, воду, азот и простые азотные соединения, или даже азотную кислоту и другие нитраты!
8. Неизбежное разрушение органического вещества не оставлено на произвол чужеродных этому организму факторов, и когда все исчезает, то бактерии, а затем и образовавшиеся из них микрозимы остаются единственным свидетельством существования того, что когда-то было живым организмом. Эти микрозимы, являющиеся для нас останками или остатками некоей жизни, все еще обладают той специфической активностью, которой они обладали в течение жизни разрушенного существа. По этой причине микрозимы и бактерии, оставшиеся от тела котенка, не были идентичны тем, что остались от печени, сердца, легких или почек.
Профессор продолжал:

Это не значит, что нет других причин, ускоряющих процесс разрушения на открытом воздухе, на поверхности земли. Я никогда не отрицал вклад микробов воздушного происхождения или других причин. Я лишь утверждаю, что такие микробы и такие причины не созданы для этих целей, и что так называемые микробы в атмосферной пыли есть не что иное, как микрозимы из организмов, разложившихся с помощью описанного мной механизма, и их разрушительное воздействие дополняется воздействием внутренних микрозимов существа в процессе его разложения. Но в атмосферной пыли содержатся не только микрозимы — в процесс могут вторгаться споры всей микроскопической флоры, равно как и плесень, порожденная этими спорами.
Было бы неправильным считать, что Бешан получил столь многочисленные знания всего из двух серий своих наблюдений.
Начиная с Сигнального эксперимента, он никогда не прекращал напряженную работу над микрозимами. Совместно с профессором
Эстором он провел множество опытов над внутренними органами, извлеченными из абортированных зародышей, время от времени попадавшими в их распоряжение. Эти опыты вновь убедительно подтверждали бактериальную эволюцию из обычных внутренних частиц, поскольку бактерии присутствовали во внутренностях, а в окружающей их жидкости (обычным способом приготовленной питательной среде) их вообще не было. Оба ученых работали, не жалея себя. В рамках этой книги мы можем лишь поверхностно коснуться малой части их продолжительных и разнообразных экспериментов, таких как, например, опыты с яйцами: не довольствуясь только куриными, они раздобывали страусиные яйца, у которых скорлупа значительно прочнее, и подвергали их бесчисленным испытаниям. Из этих опытов были получены доказательства постепенной эволюции объединенных микрозимов мужской спермы и женской яйцеклетки в органы и ткани пернатого существа в оплодотворенном яйце. Ученые наблюдали, как прекращалось развитие в тех яйцах, которые трясли или портили, а также наблюдали, как содержимое тухлого яйца замещалось цепочками объединившихся микрозимов и кишащими бактериями.
В процессе работы Бешан и Эстор подвергали собственные эксперименты всевозможным проверкам, иногда допуская, а иногда полностью исключая воздух. К их исследованиям с энтузиазмом присоединились некоторые из учеников профессора Бешана. Среди них был и Ле Рик де Монши, помогавший Бешану в исследованиях с

шелкопрядами. В работе, озаглавленной "Заметки о молекулярных гранулах различного происхождения"
4
, этот упорный студент продемонстрировал, что вибрирующие гранулы — это организмы, которые подобно ферментам активно воздействуют на определенные вещества, находящиеся в контакте с ними в их естественной среде обитания.
Тем временем его великий учитель высылал одну за другой свои записки в Академию наук. Именно Бешан положил начало изучению микроорганизмов — микрозимов и бактерий — в слюне и слизи носоглотки, а также других полостей. Выделения организма подтверждали его теорию. В записках "О природе и функциях микрозимов печени" он вместе с Эстором утверждал следующее:
Никакое вещество, альбуминоид или другое, не может спонтанно превращаться в зимазы или приобретать свойства зимаз; в этом случае всегда должно иметься организованное
(живое) вещество
5
Какая великолепная концепция организма! Ни хозяйка, ни государство не могут процветать, если их подопечные не выполняют разнообразные функции. Точно так же наши организмы и организмы животных и растений регулируются их многочисленными работниками, и в случае отказа какого-либо из них нарушается равновесие всего организма. Бешан продемонстрировал, что, как и в государстве, где жители специализируются на разнообразных видах деятельности, существуют различия между микрозимами разных органов — микрозимами поджелудочной железы, микрозимами печени, почек и т. д. и т. п. Можно возразить, что различить столь микроскопические организмы слишком сложно. В ответ на это лучше всего процитировать великолепного экспериментатора.
Натуралист, — говорит Бешан, — не сумеет их классифицировать, но химик, изучающий их функции, сможет сделать это. Тем самым перед нами открываются новые возможности: там, где микроскоп не способен увидеть в знакомом виде причину превращения органического вещества, всепроникающий взгляд химика, вооруженного физиологической теорией ферментации, сумеет открыть причины, стоящие за химическими явлениями
6
И вновь он повторяет:

Микрозимы можно отличить друг от друга только по их функциям, которые с возрастом животного могут меняться даже в пределах одной и той же ткани или железы
7
Он также показал, что у каждого вида ткани и у каждого животного свои микрозимы. Микрозимы, обнаруженные в крови человека, отличаются от тех, что находятся в крови животных.
Эти исследования привлекли к себе столь серьезное внимание, что в 1868 г. ректор Гленар пригласил профессора Бешана выступить со специальной лекцией на медицинском факультете в Лионе.
Воспользовавшись случаем, великий ученый рассказал об экспериментах с микрозимами печени, проведенных совместно с профессором Эстором, а также о роли, которую микроскопические организмы полости рта играют в образовании слюнной диастазы и усвоении крахмалов — работа, которую он предпринял в сотрудничестве с профессором Эстором и господином Сан-Пьером.
Он также уделил внимание микрозимам в коровьем и сифилитическом гное.
Это были счастливое время в Монпелье, когда впереди сияла звезда надежды, и жизнерадостность, столь свойственная его темпераменту, переполняла Бешана. Его благородное лицо и большие глаза идеалиста светились энтузиазмом во время чтения лекции перед юной аудиторией Лиона. Ни слова не было сказано о себе — о том, что он сделал или надеялся сделать. Хвастовство и насмешки были в равной степени чужды ему, он был целиком поглощен загадками Природы, творениями жизни и смерти.
Разыгравшееся воображение студентов было переполнено чудесами, о которых они впервые узнали и которые настолько опережали все, что они слышали до сих пор, что полный смысл услышанного скорее всего ускользнул от них, и едва ли они понимали, какой величины гений без тени самовосхваления скромно читал перед ними свою лекцию.
Как быстро развивалась его теория! Что за чудесное время было для великого учителя, когда неустанно, день за днем, а часто и ночами напролет он работал над раскрытием загадок Природы, и бок о бок с ним на протяжении целого ряда лет работал его преданный соратник
— профессор Эстор.
Aх, какими стремительными, — писал Бешан, — были многочисленные часы нашей совместной работы, поражая

нас доказательствами идей, подтверждением фактов и развитием теории
8
Со свойственным ему великодушием, столь чуждым, к сожалению,
Пастеру, он добавлял:
В период с 1868 г. по 1876 г. все, касающееся микрозимов и органов животных, было настолько общим для нас обоих, что я не знаю, как различить, что именно принадлежит мне, а что
Эстору.
Едва ли можно представить себе те чувства, которые испытывали эти исследователи, проникнув в тайны жизни глубже, чем это удавалось кому-либо до них, и находя примеры и доказательства тому, что еще столетие назад предчувствовал великий Лавуазье.
Поскольку оба они были врачами, их работа не ограничивалась до известной степени искусственными лабораторными экспериментами. Клиническая практика была для них постоянным источником нового опыта, и самые надежные из их экспериментов были выполнены величайшим из экспериментаторов — самой
Природой!
ПРИМЕЧАНИЯ
1
Les Microzymas, par A. Béchamp, p. 133.
2
Les Microzymas, p. 925.
3
Les Microzymas, p. 628-630.
4
Comptes Rendus de l'Académie des Sciences 66, p. 550.
5
Comptes Rendus de l'Académie des Sciences 66, p. 421 (1868).
6
La Théorie du Microzyma, p. 116.
7
Les Grands Problémes Médicaux, par A. Béchamp, p. 61.
8
La Théorie du Microzyma, p. 123.
XI. Природные эксперименты
Мы вкратце описали историю напряженных лабораторных трудов
Бешана, но сам он настаивал бы в первую очередь на огромном значении тех экспериментов, которые проводит сама Природа. Их изучению он уделял постоянное внимание. При любой возможности он старался побывать в больничных стенах и досконально изучал каждый случай. Он внимательно следил за медицинской практикой профессора Эстора и работой многих других врачей, с которыми был связан в Монпелье.

Киста, которую потребовалось удалить из печени пациента, послужила прекрасным доказательством теории бактериальной эволюции, поскольку в ней были обнаружены микрозимы на всех стадиях развития: отдельные, объединенные, удлиненные, и в небольшом количестве — полноценные бактерии. Д-р Лионвиль, один из медиков и ученик Бешана, проявил большой интерес к этому случаю и наглядно продемонстрировал, что в состав опухоли входят микрозимы, и что они преобразуются в бактерии.
С величайшим терпением и усердием профессор Бешан вместе с коллегами продолжал медицинские исследования, обнаруживая микрозимы во всех здоровых тканях, а в сочетании с разнообразными видами бактерий микрозимы обнаруживались в тканях, находящихся на разных стадиях заболеваний. Чередуя клинические исследования с лабораторными, профессор провел множество экспериментов, доказывающих, что появление бактерий не вызвано вторжением извне, но объем этих экспериментов не позволяет перечислить их в рамках этой книги.
Однажды произошел случай, который внес замечательный вклад в исследования. В больницу медицинского факультета Университета
Монпелье привезли пациента, пострадавшего в результате сильнейшего удара по локтю. У него был сложный осколочный перелом сустава предплечья. Локтевой сустав почти полностью обнажился. Единственным выходом была ампутация, которую и провели спустя семь или восемь часов после инцидента.
Ампутированную часть руки сразу же принесли в лабораторию д-ра
Эстора, где тот вместе с Бешаном исследовал ее. Поверхность предплечья была сухая и черная. Перед операцией была установлена полная нечувствительность конечности. Все признаки гангрены были налицо. В сильный микроскоп были видны микрозимы, объединенные в цепочки, но бактерий там не было — они были еще только в процессе формирования. Изменения, которые повлекло за собой повреждение, происходили слишком стремительно, и бактерии не успели развиться. Это было настолько убедительным опровержением бактериальной причины омертвления, что профессор Эстор сразу же воскликнул: "Бактерии не могут быть причиной гангрены: они — ее следствие!"
В этом заключалось главное отличие микрозимной теории от ее микробной версии, распространению которой способствовали
Пастер
и его последователи. Скорее всего, Пастеру недоставало понимания базовых принципов живой материи. Он

приравнивал организм к бочке пива или фляге
1
вина и считал его набором инертных химических соединений. Естественно, что и после смерти организма Пастер не видел в нем ничего живого, и, соответственно, появление неопровержимых признаков жизни он мог отнести лишь за счет инвазии атмосферных микроорганизмов, в существование которых поверил, благодаря объяснению Бешана. Но значительно больше времени у него ушло на понимание природы их происхождения из клеток и тканей растительных и животных форм жизни, хотя, в конце концов, он даже предпринял безуспешную попытку выдать эту идею Бешана за свою.
Тем временем
Бешан и
Эстор продолжали свои непрекращающиеся клинические наблюдения и, в частности, провели отдельное исследование развития микрозимов при легочном туберкулезе. То, что они наблюдали в своей медицинской практике, испытывалось и перепроверялось ими в лаборатории. С величайшей тщательностью, присущей настоящим ученым, они провели в том числе огромное число опытов для подтверждения теории развития бактерий из микрозимов, а также того факта, что их вторжение извне
(главным образом, из атмосферы) не объясняет их появления во внутренних органах.
Однако наилучшее доказательство внутреннего бактериального развития без вмешательства посторонних атмосферных микробов профессор Бешан получил в результате случайного природного эксперимента в мире растений.
Как мы уже упоминали, бóльшую часть года климат Монпелье был почти субтропический, и среди растений, населяющих его, можно было встретить много теплолюбивых представителей, включая экзотические кактусы с жесткой поверхностью и грозными колючками. Но зимой 1867–68 годов установилась очень холодная погода, и кактусам пришлось близко познакомиться с неизвестными им доселе сильными морозами
2
. В один из таких холодных зимних дней на глаза Бешану, от внимания которого не могло ускользнуть ничто важное, попался эхинокактус, один из самых крупных и крепких кактусов, замерзший на полметра от своей внушительной высоты. Когда пришла оттепель, профессор сорвал этот кактус для изучения. Поверхность растения была такой толстой и твердой, что осталась абсолютно неповрежденной, несмотря на обморожение.
Эпидермис был прочным, словно ничего не случилось, и его плотные ткани защищали внутренности от любого внешнего вторжения (за исключением межклеточного пространства, соединяющегося с

воздухом через поры). Тем не менее, надрезав замерзший участок, профессор обнаружил внутри многочисленные бактерии. Среди них преобладали два вида, которым он дал название "bacterium termo" и "putridinis".
Бешану стало понятно, что Природа способна проводить замечательные опыты над своими творениями, и когда 25 января опять грянули морозы, продолжавшиеся до конца месяца, он решил проверить свои предыдущие наблюдения. Удивительные растения
Ботанического сада предоставили ему прекрасную возможность для этого, поскольку многие из них оказались обморожены.
Свои наблюдения он начал с кактуса опунции обыкновенной
(Opuntia vulgaris). Кактус замерз лишь частично, и процарапав скальпелем его поверхность, профессор убедился, что она полностью сохранна. По его собственным словам, не образовалось ни малейшей трещинки, через которую мог бы проникнуть враг. И тем не менее, под кожей и в более глубоких слоях обмороженного участка притаились маленькие и очень активные бактерии, а вместе с ними не менее подвижные крупные бактерии длиной от 0,02 мм до 0,04 мм, хотя их было меньше. В обмороженных участках нормальные микрозимы полностью уступили место бактериям. С другой стороны, было примечательно, что в здоровых участках, не тронутых морозом, он обнаружил только клетки в идеальном состоянии и нормальные микрозимы.
Следующим он изучил растение, известное в ботанике как белокрыльник эфиопский (Calla ethiopica). Оно замерзло до самых корней и было настолько разрушено, что при малейшем касании могло рассыпаться в прах. Микроскопические исследования показали, что микрозимы там находились в процессе превращения в чрезвычайно маленькие подвижные бактерии. Кроме них наблюдались и большие бактерии размером от 0,02 мм до 0,05 мм.
Параллельно Природа провела ценный контрольный эксперимент, поскольку в центре погибшего от морозов растения остался пучок молодых листьев, зеленых и здоровых, содержавших лишь нормальные микрозимы, что резко контрастировало с метаморфозами ближайшего окружения, которое мороз не пощадил.
Третьей иллюстрацией стала мексиканская агава (Mexican Agave).
В незамерзшей части находились только нормальные микрозимы, а на потемневших и замерзших участках листьев было скопище очень подвижных микрозимов и кишели бактерии, напоминавшие

bacterium termo, и в небольших количествах — бактерии размером от
0,01 до 0,03 мм.
У другого экземпляра мексиканской агавы на замерзших и потемневших участках листьев вообще не было микрозимов, а были только маленькие бактерии и некоторые более длинные разновидности размером от 0,008 мм до 0,02 мм. На здоровых участках микрозимы были нормальными, но по мере приближения к замерзшим частям появлялись микрозимы изменившихся форм и размеров.
Пятым примером стал дурман пахучий (Datura suaveolens), кончики веток которого замерзли. Под эпидермисом и в глубине клубились bacterium termo, немного меньше было bacterium volutans и немного больше бактерий размером от 0,03 мм до 0,04 мм. Также были длинные игольчатые веретенообразные кристаллы размером от
0,05 до 0,10 мм — они были неподвижны, и их не было на здоровых участках. Замерзшие и сморщившиеся участки, тем не менее, оставались зелеными.
На основе этих и многих других наблюдений Бешан убедился, что микрозимы растительного мира хорошо приспособлены для превращения в бактерии. Но он никогда не делал скоропалительных выводов и старался максимально удостовериться в том, что никакое проникновение организмов извне не могло стать причиной появления этих бактерий.
Год спустя эхинокактус рукаринский (Echinocactus rucarinus) стал любопытным примером отсутствия бактерий там, куда им не составляло никакого труда проникнуть