Набоков_Владимир._Стихи_-_royallib.ru[1]. Погиб и кормщик и пловец! Лишь я, таинственный певец
 Скачать 1.08 Mb.
|
* * *Разгорается высь, тает снег на горе. Пробудись, отзовись, говори о заре. Тает снег на горе пред пещерой моей, и вся даль в серебре осторожных лучей. Повторяй мне, душа, что сегодня весна, что земля хороша, что и смерть не страшна; что над первой травой дышит горный цветок, наряженный в живой мягко-белый пушок, что лепечут ручьи и сверкают кругом золотые струи; что во всех и во всем тихий Бог, тайный Бог неизменно живет; что весенний цветок, ветерок, небосвод, нежных тучек кайма, и скала, и поток, и, душа, ты сама — все одно, и все — Бог. 11 ноября 1918 * В С.: "1920 г." * * *В хрустальный шар заключены мы были, и мимо звезд летели мы с тобой, стремительно, безмолвно мы скользили из блеска в блеск блаженно-голубой. И не было ни прошлого, ни цели; нас вечности восторг соединил; по небесам, обнявшись, мы летели, ослеплены улыбками светил. Но чей-то вздох разбил наш шар хрустальный, остановил наш огненный порыв, и поцелуй прервал наш безначальный, и в пленный мир нас бросил, разлучив. И на земле мы многое забыли: лишь изредка воспомнится во сне и трепет наш, и трепет звездной пыли, и чудный гул, дрожавший в вышине. Хоть мы грустим и радуемся розно, твое лицо, средь всех прекрасных лиц, могу узнать по этой пыли звездной, оставшейся на кончиках ресниц… 1918, Крым * * *Лишь то, что писано с трудом — читать легко. Жуковский Если вьется мой стих, и летит, и трепещет, как в лазури небес облака, если солнечный звук так стремительно плещет, если песня так зыбко-легка, ты не думай, что не было острых усилий, что напевы мои, как во сне, незаметно возникли и вдаль поспешили, своевольные, чуждые мне. Ты не знаешь, как медлил восход боязливый этих ясных созвучий — лучей… Долго-долго вникал я, бесплотно-пытливый, в откровенья дрожащих ночей. Выбирал я виденья с любовью холодной, я следил и душой и умом, как у бабочки влажной, еще не свободной, расправлялось крыло за крылом. Каждый звук был проверен и взвешен прилежно, каждый звук, как себя, сознаю, а меж тем назовут и пустой и небрежной быстролетную песню мою… 23 августа 1918 Осенняя пляскаКружитесь, падайте… Мы — смуглые дриады — осенним шорохам и рады и не рады: лес обнажается, и фавны видят нас, и негде спрятаться от их янтарных глаз. Шуршите, блеклые… Вчера мы на поляне плясали в розовом предутреннем тумане, подбрасывали мы увядшие листы, и осыпались они так мягко с высоты, холодным золотом на плечи нам спадали… Шуршите, блеклые… Вчера нас увидали, и встрепенулись мы, и разбежались вмиг, за нами топот был, и чей-то звучный клик то рядом, то вдали — звенел и повторялся… Шуршите, блеклые… Край неба разгорался, и шумно мчались мы, то плача, то смеясь, и пестрые листы, за нами вслед кружась, летели, шелестя, по рощам и по скатам и дальше — по садам, по розам, нами смятым до моря самого… А мы — опять назад, в леса да на холмы — куда глаза глядят! 8 августа 1918 БашмачокТы его потеряла в траве замирающей, в мягком сумраке пряных волн. Этот вечер был вздохов любви умоляющей и любви отвечающей полн. Отклонившись с улыбкой от ласок непрошеных, от моих непонятных слов, ты метнулась, ты скрылась в тумане нескошенных голубых и мокрых лугов. Я бежал за тобою сквозь дымку закатную, но догнать я скоро не мог… Ты вздыхала, раздвинув траву ароматную: "Потеряла я башмачок!" Наклонились мы рядом. Твой локон взволнованный чуть коснулся щеки моей; ничего не нашли мы во мгле заколдованной шелестящих, скользких зыбей. И, счастливый, безмолвный, до садика дачного я тебя донес на руках, и твой голос звенел чище неба прозрачного и на сонных таял цветах. Как теперь далеко это счастье душистое! Одинокий, в чужой стране, вспоминаю я часто минувшее чистое, а недавно приснилось мне, что, бродя по лугам несравненного севера, башмачок отыскал я твой — свежей ночью, в траве, средь туманного клевера, и в нем плакал эльф голубой… 20 ноября 1918 |