Понятие мчп. Предмет, определение
 Скачать 1.57 Mb.
|
|
В отношении иностр.государства не могут быть применены принудительные меры: по принудит.применению закона, по принудит.привлечению к суду и др. Это не означает полного беспедела. Напротив, Венская конвенция о дип.сношениях прямо предписывает всем гос-м и их должностным лицам осуществлять свою деятельность в соотв.с законами государства, на террит.кот.они находятся, а также соблюдать местные традиции и обычаи. Иммунитет: право государства на освобождение от юрисдикции другого государства, т.е. право на неприменение к нему принудительных мер со стороны судебных, административных и др.органов другого государства частичный отказ государства от осуществления своей юрисдикции, т.е.отказ от применения принудительных мер своими судебными, адм.и другими гос.органами в отношении другого государства. О праве на иммунитет можно говорить только тогда, когда правоотношение связано с террит.юрисдикцией иностранного государства (т.е.либо спор рассматривается в иностр.суде, либо имущество находится на территории иностр.государства) Если частно-правовое отношение, осложненное иностр.элементом, стороной кот.является государство, осуществляется на территории государства-участника, оно рассматривается правоприменительными органами этого государства на общих основаниях, об иммунитете нет речи. 46. Иммунитет государства (и.г.): содержание, виды Иммунитет государства – следствие, часть его суверенитета – равный над равным не имеет власти. Иммунитет состоит в том, что в силу равенства всех государств одно государство не может осуществлять власть в отношении др. государства ("равный не имеет власти над равными"). Иммунитетом пользуются иностранное государство, его органы и принадлежащее государству имущество. Имущество иностранного государства не может быть подвергнуто мерам принудительного характера (наложение ареста и т.д.). Виды/элементы иммунитета: Судебный И.г. состоит в том, что государство неподсудно суду др. государства ("равный над равными не имеет юрисдикции). Государство не может быть привлечено к суду др. государства в качестве ответчика, кроме случаев прямо выраженного им согласия на это. И.г. от предварительного обеспечения иска состоит в том, что имущество государства не может быть предметом обеспечения иска. И.г. от исполнения состоит в том, что имущество государства не может быть объектом обращения взыскания в порядке принудительного исполнения судебного или арбитражного решения. И.собственности государства означает правовой режим неприкосновенности гос.собственности, находящейся на территории иностр.государства. И. от применения иностр.права – часто называют иммунитетом сделок с участием государства – подразумевает, что сделки, заключаемые гос-м с иностранными физ.и юр.лицами должны регулироваться правом этого государства, если только стороны сами не договорятся о применении иностр.права. Согласно Европейской конвенции об иммунитете государств 1972 г. иммунитет не признается: если государство отказалось от него; само предъявило иск; спор возник по трудовому контракту в связи с недвижимостью, требованиями о возмещении ущерба, а также в связи с осуществлением в стране суда, рассматривающего дело, коммерческой деятельности. Виды иммунитета: Абсолютный – право государства пользоваться иммунитетом в полном объеме, всеми его элементами, распростр.на любую деятельность государства, любую его собственность Функциональный - иностранное государство, его органы, а также их собственность пользуются иммунитетом в том числе в частноправовой сфере только тогда, когда государство действует как носитель суверенной власти, совершает акт властвования. Если же государство совершает действия коммерческого характера (заключение внешнеторговых сделок, концессионных и иных соглашений), т.е. действия jure gestionis, то оно не пользуется иммунитетом. Иными словами, представители концепции ограниченного иммунитета считают, что когда государство ставит себя в положение частного лица, к нему могут предъявляться иски, а на его собственность распространяются принудительные меры. 47. Международно-правовое регулирование иммунитета государства. Иммунитет государства (суверенный иммунитет) — в международном праве принцип, в соответствии с которым суверенное государство не подчиняется органам власти других государств. Принцип иммунитета государства основан на понятии о суверенном равенстве, закреплённом в Уставе ООН (1945)и раскрытом в Декларации о принципах международного права (1970)[2] При этом само понятие суверенного равенства возникло гораздо раньше. Данный принцип распространяется как на законодательную и исполнительную, так и на судебную юрисдикции иностранного государства. В настоящее время не существует единой общемировой практики урегулирования вопросов, связанных с применением концепции иммунитета государства. Отчасти это бремя ложится на национальные законодательства. В 2004 г. Генеральной Ассамблеей ООН была принята Конвенция ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности.[3] Россия подписала её в 2006 году.[4] Однако эта конвенция вступит в силу только после того, как её ратифицируют 30 государств. Элементы иммунитетов государства Иммунитет государства от юрисдикции иностранного государства состоит из нескольких элементов:[5] Судебный иммунитет — неподсудность государства суду иностранного государства. Иммунитет от предварительного обеспечения иска. Иммунитет от принудительного исполнения иностранного судебного решения. Иммунитет собственности государства — правовой режим неприкосновенности государственной собственности, находящейся на территории иностранного государства. Иммунитет от применения иностранного права по отношению к сделкам с участием государства. Эти иммунитеты действуют независимо. Например, если государство дает согласие на рассмотрение своего дела в суде (то есть отказывается от судебного иммунитета), иммунитеты от предварительного обеспечения и принудительного исполнения продолжают действовать. Иммунитет государства и гражданско-правовые отношения Концепция иммунитета относится к действиям государства как субъекта международно-правовых отношений. В современном мире государство часто ведет себя как юридическое лицо (субъект гражданского права). Существуют различные точки зрения на то, распространяется ли иммунитет государства на такие отношения. Теория абсолютного иммунитета Эта теория получила развитие в XIX в. и в первой половине XX в. В соответствии с ней иммунитет государства распространяется и на коммерческие сделки. Советский Союз и КНР придерживались теории абсолютного иммунитета. Указанная концепция оставляет за государством суверенное право отказаться от иммунитета (в том числе, заявить об отказе от использования иммунитета в договоре). Теория функционального (ограниченного) иммунитета Теория функционального иммунитета принята в США и большинстве европейских стран во второй половине XX в. Россия в последнее время также начинает отказываться от концепции абсолютного иммунитета в пользу этой позиции.[6] При этом считается, что государство не может пользоваться иммунитетом для защиты от исков, обусловленных невыполнением государством своих обязательств по коммерческим контрактам.[7] Таким образом, необходимы формальные критерии разграничения случаев, когда государство действует «как носитель публичной власти» (лат. jure imperii) и случаев, когда государство ведет себя «как частное лицо» (лат. jure gestionis). Такие критерии являются предметом регулирования национального законодательства об иммунитете иностранных государств. Существуют также и международные договоры, затрагивающие эти вопросы. Например, Европейская конвенция об иммунитете государств [8], принятая в 1972 г. (Россия не является её участником), оговаривает случаи, в которых государство не может ссылаться на иммунитет. Однако, такое регулирование отчасти ущемляет суверенитет иностранных государств, возлагая на национальные органы власти решение о применимости иммунитета в конкретном случае. Уже упоминавшаяся Конвенция ООН о юрисдикционных иммунитетах государств и их собственности (пока не вступившая в силу) содержит статью, запрещающую применение иммунитета государства в коммерческих сделках с иностранным физическим или юридическим лицом. Исключением являются случаи, когда стороны явным образом договорились об ином. Также эта статья не распространяется на сделки между государствами. 48. Законодательство Российской Федерации об иммунитете государства. Иммунитет иностранных государств в России регулируется ст. 401 ГПК [9] и ст. 251 АПК. Ст. 401 ГПК утверждает иммунитет иностранного государства от исков в судах Российской Федерации, если иное не предусмотрено федеральным законом (пока такого закона нет) или международным договором РФ. В то же время, ст. 251 АПК гарантирует иммунитет только в тех случаях, когда иностранное государство выступает «в качестве носителя власти». Отсюда следует, что на случаи, когда оно выступает в другом качестве, иммунитет не распространяется. 11 марта 2005 г. Государственная Дума приняла в первом чтении законопроект «О юрисдикционном иммунитете иностранного государства и его собственности».[11] Однако дальнейших действий по принятию данного законопроекта пока не производилось. В законе США 1976 г. указано, что государство не имеет права пользоваться иммунитетом от судебных исков в следующих случаях:[12] если основанием для иска служит коммерческая деятельность, которую иностранное государство осуществляет в США, если основанием для иска служит коммерческая деятельность, осуществляемая за пределами США, но порождающая «прямые последствия» для США. Иммунитет государства в практике международных отношений В 1948 г. по иску неких граждан в Нью-Йорке был наложен арест на пароход «Россия», принадлежащий Советскому Союзу. Правительство СССР заявило протест, и по решению федеральных судов Нью-Йорка арест был снят.[13] В 1991 г. правительство РСФСР заключило договор о займе средств на закупку продовольствия и сельхозудобрений со швейцарской фирмой Noga. В дальнейшем российская сторона расторгла этот невыгодный контракт. Однако западные суды встали на сторону Noga, в результате чего последовала серия арестов счетов Центробанка РФ и дипломатических миссий, а также парусника «Седов» (в дальнейшем эти аресты были сняты). Такая ситуация стала возможной благодаря тому, что в контракте с Noga Россия добровольно отказалась от иммунитета. 49. Международные организации – субъекты МЧП Международная организация (межгосуд, межправительств) – орган сотрудничества государств или координации этого сотрудничества. Организации учреждаются международно-правовым соглашением, которое относится к области МПП. Вместе с тем МО не может осуществлять своей межд-правовой деятельности без того, чтобы не быть субъектом хозяйственного оборота – она должна получть от государства пребывания услуги связи, энергоснабжения и др. Кроме того, хозяйтсвенная деятельность межд.орг.носит достаточно широкий хар-р. Например, МАГАТЭ осуществляет наряду с контролем и координацией сотрудничества гос-в непосредственные научные исследования в области ядерной энергетики, перепоручает эти исследования национальным институтам соответствующих стран, заключает с ними договоры и т.д. Для того, чтобы существовать в гражд.-правовых отношения межд.организации наделяются правами юр.лица. Его образование санкционируется соответствующим правопорядком. Например, ООН – юр.лицо штата Нью-Йорк, ЮНЕСКО – франц.юр.лицо, МОТ, ВОЗ – юр.лица кантона Женева, Швейцария. Межд.орг.становится правосубъектным образованием с момента регистрации ее устава либо включения в реестр юр.лиц государства местонахождения, кот. обычно указывается в ее учредительных документах, учреждающих ее как субъект межд.публ.права. Правоспособность такого лица определяется по закону того государства, в котором находится штаб-квартира МО. Что касается неправительственных организаций – их правовое положение подчиняется общему принципу регулирования, установленному в коллизионных и мат.нормах действующего права соотв.государства. Для современного этапа развития МЧП особое значение имеют международные соглашения, и прежде всего многосторонние конвенции, содержащие унифицированные (т.е. единые, единообразные) правовые нормы. В подготовке соглашений важную роль играют международные организации, занимающиеся разработкой проектов таких соглашений. Старейшей организацией в этой области является Гаагская конференция по МЧП. Первая сессия Гаагской конференции по МЧП была созвана правительством Нидерландов в Гааге в 1893 г. по инициативе известного голландского юриста Ассера. В ней участвовали 13 европейских государств. На конференциях этой организации приняты 35 так называемых гаагских конвенций. В некоторых из них участвует Россия. Членами этой организации являются более 60 государств. В течение многих лет Россия не была членом этой организации, поэтому принятие в 2001 г. решения о вступлении РФ в эту организацию восстанавливает историческую справедливость. В 1951 г. был принят постоянный Статут Гаагской конференции по МЧП (вступил в силу в 1955 г.). В соответствии с ним задачей конференции является прогрессивная унификация правил МЧП (ст. 1). Сессии конференции собираются, как правило, раз в четыре года (ст. 3). Подготовку их осуществляют Специальная государственная комиссия, созданная Нидерландами, и Постоянное бюро конференции. Наиболее значительными из документов, принятых на сессиях конференции начиная с 50-х гг., являются конвенции в области гражданского процесса. К ним относятся: Конвенция по вопросам гражданского процесса 1954 г.; Конвенция о вручении за границей судебных и внесудебных документов по гражданским или торговым делам 1965 г.; Конвенция о получении за границей доказательств по гражданским или торговым делам 1970 г. К области семейного права относятся более трети Гаагских конвенций. Это - Конвенция о заключении брака и признании его недействительным 1978 г.; Конвенция о праве, применимом к режимам собственности супругов, 1978 г.; Конвенция о признании развода и судебного разлучения супругов 1970 г. Другой международной межправительственной организацией, осуществляющей деятельность в этой области, является Международный институт по унификации частного права (УНИДРУА), основанный в 1926 г. в Риме. Членами этой организации являются 58 стран, в том числе и Россия. Институт занимается в основном кодификацией материальных норм МЧП. УНИДРУА были разработаны такие конвенции, как Женевская конвенция 1956 г. о договоре международной дорожной перевозки грузов; Женевская конвенция 1973 г. о договоре международной автомобильной перевозки пассажиров и багажа; Женевская конвенция 1976 г. о договоре международной перевозки пассажиров и багажа по внутренним водным путям; Женевская конвенция 1983 г. о представительстве при международной купле-продаже товаров; Оттавская конвенция 1988 г. о международном финансовом лизинге; Оттавская конвенция 1988 г. о международном факторинге; Конвенция о похищенных или незаконно вывезенных культурных ценностях 1995 г. В 1994 г. Институтом были одобрены Принципы международных коммерческих договоров, опубликованные и на русском языке. В 2004 г. было издано второе переработанное и расширенное издание Принципов УНИДРУА, подготовленное группой экспертов. В 1966 г. по инициативе Венгрии была учреждена Комиссия ООН по праву международной торговли в качестве вспомогательного органа Генеральной Ассамблеи (ЮНСИТРАЛ). задача комиссии состоит в том, чтобы содействовать "прогрессивному согласованию и унификации правил международной торговли". На комиссию, в частности, возложены подготовка новых международных конвенций, типовых и единообразных законов в области права международной торговли, содействие кодификации международных торговых обычаев, сбор и распространение информации в этой области. 50. Вещный статут и сфера его применения. Господствующим правилом выступает положение о том, что регулирование вещных отношений подчиняется закону того государства, на территории которого данная вещь находится (lege situs). При этом понимается, что право страны местонахождения вещи регулирует возникновение, способы, переход содержание, ограничения права собственности. Положение о привязке к закону места нахождения вещи разделяется всеми странами без исключения. Своими истоками эта норма восходит к средневековью и первоначально относилась только к недвижимым вещам. В отношении же движимостей считалось, что «движимость привязана к человеку» («mobilia ossibus haerent») и что «движимость следует за лицом» («mobilia personam sequuntur»). Основанием привязки служил личный закон — домицилий (местожительство) лица, являющегося собственником или владельцем вещи. Право собственности на движимые вещи определяется по закону того государства, в котором вещь находилась в момент возникновения основания перехода права собственности.Иной характер носят ситуации с решением вопросов о праве собственности в случаях с крадеными вещами. Если угнанный в Германии автомобиль затем продается в Голландии, право собственности будет регулироваться голландским законом, поскольку в момент перехода этого права на покупателя предмет находился в этой стране, которой известен институт истребования (виндикации) украденной вещи у добросовестного приобретателя в течение определенного срока. (Определяемое на основании коллизионной нормы право, которое подлежит применению к правоотношениям в сфере вещного права, именуется вещным статутом. Предметом регулирования вещного статута являются все отношения по поводу вещи, возникающие в сфере вещного права, которое представляет лицу юридическую власть над вещью, и создает возможность обладателя такого права воздействовать на вещь, получать от нее пользу, помимо всяких иных лиц, по собственному усмотрению и своей волей, с учетом ограничений, установленных законом. Исходя из этого, представляется, что в сферу действия вещного статута входит решение следующих вопросов: определение видов вещных прав, которые могут признаваться правопорядком; содержание и пределы осуществления этих прав; основания и способы возникновения, изменения и прекращения вещных прав, в частности, переход права собственности, и все вопросы, связанные с вещным эффектом сделок, направленных на переход права собственности; защита вещных прав; квалификация имущества на движимое и недвижимое; оборотоспособность и отчуждаемость вещи; признание и адаптация вещных прав, возникших в других правопорядках. Таким образом, вещный статут будет компетентен решать все вопросы, которые напрямую будут касаться вещных прав в отношении имущества. После рассмотрения основных причин, обосновывающих использование привязки lex rei sitae am регулирования вещных прав в международном частном праве, автор приходит к выводу, что в ее применение в полной мере оправдано для регулирования вещных прав на недвижимое имущество, поскольку она способствует защите оборота недвижимости. Использование указанной привязки для определения статута движимых вещей не всегда имеет такое же важное в значение, как в отношении недвижимого имущества, т.к. в силу своей природы они могут быть перемещены из одного государства в другое, в связи с чем, их связь с правопорядком фактического местонахождения оказывается не такой значительной, Коллизионная норма, содержащая привязку lex rei sitae, обладает определенной «жесткостью», территориальность ее действия может быть расценена двояко. С одной стороны, как может показаться на первый взгляд, в ней заключается предсказуемость и прозрачность правового регулирования, а также единообразие достигаемого результата правового регулирования на международном уровне. Однако, с другой стороны, «механистичность» ее действия и «безразличие к результату применения», присущие всем подобным коллизионным нормам, не позволяют учитывать всех значимых для отношения обстоятельств, т.к. в ней отсутствует какая-либо градация и приспособляемость к специфике отношения, к которому она применяется, что может привести к несправедливому решению. В работе подчеркивается, что использование привязки lex rei sitae в качестве основы для коллизионной нормы, направленной на защиту интересов участников имущественного оборота, не всегда является веской причиной, т.к. защита прав и интересов сторон сделки, а также третьих лиц, зависит не от коллизионной нормы самой по себе, с помощью которой устанавливается компетентный правопорядок, а от содержания норм применимого материального права. По мнению автора, несмотря на отмеченные в работе недостатки привязки lex rei sitae, следует признать, что ее применение в большинстве случаев достаточно очевидно, в связи с этим представляется целесообразным полагать, что по общему правилу любой вопрос, касающийся вещных прав, должен быть подчинен праву местонахождения вещи, до тех пор, пока не будет очевидной причины для использования другого подхода[1]. Во втором параграфе «Применение коллизионной привязки lex rei sitae» рассматриваются общие вопросы толкования и применения привязки lex rei sitae, а также основные проблемы, которые возникают при ее использовании для регулирования отношений, связанных с переходом права собственности по договору международной купли-продажи. В работе отмечается, что привязка lex rei sitae должна толковаться как право фактического местонахождения вещи, подразумевающая физическую связь с территорией государства, и соответственно применение его права. В противном случае смысл использования указанной коллизионной привязки в международном частном праве утрачивается, т.к. основное ее преимущество состоит в точности установления компетентного правопорядка, что в определенной степени способствует в предсказуемости правового регулирования. Поэтому представляется, что исключения из общего правила, предусматривающего привязку lex rei sitae, должны устанавливаться отдельно. Поскольку указанная коллизионная норма использует местонахождение вещи в качестве критерия для установления применимого права, которое для движимых вещей, в силу их физической природы, с течением времени может изменяться, то в некоторых случаях применение коллизионной нормы с привязкой lex rei sitae на практике может породить проблему изменения статута ("/е conflit mobile", "statutenwechse/"): в отношении движимых вещей может встать вопрос об определении промежутка времени и последовательности применения нескольких правопорядков, определенных в результате действия привязки lex rei sitae. Применительно к переходу права собственности по договору международной купли-продажи проблема состоит в том, что в процессе его исполнения вынужденно происходит изменение местонахождения вещи, и, следовательно, применимого права. В связи с этим различные юридические факты, направленные на переход права собственности, могут лежать в сфере действия нескольких правопорядков, что для разных моделей исполнения договора купли-продажи может обуславливаться как материальными нормами вещного права, так и условиями самого договора. Указанная особенность отношений, возникающих в сфере международной торговли, влечет возникновение целого ряда проблем, связанных с использованием привязки lex rei sitae для регулирования перехода права собственности по договору международной купли-продажи. Если юридический состав, влекущий переход права собственности, установленный lex rei sitae, был завершен («наполнен») и повлек переход права собственности, а вещь затем перемещается в другой правопорядок, то право собственности в отношении движимой вещи, законно возникшее в одном правопорядке, будет продолжать существовать после ее перемещения в другой правопорядок, даже в том случае, если последующий правопорядок, в который перемещается вещь (новый вещный статут), предусматривает другой юридический состав для возникновения права собственности. Автор обращает внимание на то обстоятельство, что хотя перемещение вещи не затрагивает напрямую существование вещных прав, возникших в соответствии с предшествующим статутом, их осуществление в новом месте нахождения вещи будет возможно только в том случае, если они могут быть адаптированы в систему вещных прав нового вещного статута (фактического lex rei sitae)[2]. В отношении права собственности, как правило, этой проблемы не возникает, т.к. это вещное право существует во всех правопорядках, и рассматривается как наиболее полное и максимально возможное господство лица над вещью, отличия могут касаться лишь пределов осуществления этого права, установленных различными правопорядками. Проблема адаптации и правовой совместимости в первую очередь касается ограниченных вещных прав, система и содержание которых в различных правопорядках может существенно отличаться. Если юридический состав, влекущий переход права собственности, установленный lex rei sitae, не был завершен («не наполнен»), и, следовательно, не повлек правовых последствий в виде перехода права собственности, а вещь затем перемещена в другой правопорядок, то возникают проблемы, связанные с согласованием норм нескольких правопорядков. В данном случае проблема состоит в том, что при переходе границы, и соответственно попадании вещи на территорию другого правопорядка, старый статут уже не действует, а новый предъявляет другие требования. При этом здесь возможно две ситуации: нормы нового вещного статута могут рассматривать фактический состав, произошедший в предыдущем lex rei sitae, как влекущий переход права собственности, так и наоборот, не влекущий. С одной стороны, учитывая формализм и территориальность действия привязки lex rei sitae, можно предположить, что дефекты юридического состава, влекущего переход права собственности, не могут быть восполнены в результате простого перемещения вещи: происходит продолжение «негативного эффекта» предыдущего вещного статута. Такой подход, состоящий в независимом применении нескольких leges rei sitae в их строгой временной последовательности, ведет к тому, что переход права собственности не произойдет, пока не будет осуществлен в соответствии с новым вещным статутом. С другой стороны, для исполнения договора международной купли-продажи необходимость продолжения осуществления процесса перехода права собственности очевидна. Автор отмечает, что толкование привязки lex rei sitae не препятствует тому, чтобы новый вещный статут решал вопрос о восполнении юридического состава, влекущего переход права собственности, в соответствии с его нормами, а также учитывал юридические факты, наступившие в сфере действия предыдущего вещного статута[3]. Однако произошедшие юридические факты, направленные на переход права собственности, можно принимать во внимание при оценке перехода права собственности по новому вещному статуту в том случае, если ни участники, ни гражданский оборот, не заинтересованы в том, чтобы сохранять последствия, произошедшие в сфере действия старого вещного статута. Поэтому необходимо принимать во внимание характер отсутствия правовых последствий по нормам предшествующего вещного статута. В связи с этим автором предлагается проводить различие между незавершенным, но восполнимым юридическим составом, и незавершенным невосполнимым составом (т.е. который вообще не может повлечь переход права собственности). Если же отклонять вышеуказанное предложение о дальнейшей переоценке юридических фактов при восполнимости элементов юридического состава, влекущего переход права собственности, произошедших в сфере действия старого статута, то переход права собственности не произойдет, несмотря на то, что все предпосылки для этого существовали согласно нормам обоих затрагиваемых статутов, в случае если бы указанные обстоятельства произошли на территории одного правопорядка. Указанная проблема изменения вещного статута при перемещении движимой вещи также рассматривается через призму материально-правового регулирования: путем сопоставления различных способов исполнения договора международной купли-продажи с моделями правового регулирования перехода права собственности в материальном праве, рассмотренными в первой главе. Применение привязки lex rei sitae для определения права, применимого к переходу права собственности по договору купли-продажи, также порождает общую проблему согласования норм вещного и обязательственного статутов в международном частном праве. Различные критериев, используемых для определения применимого права для обязательственного и вещного эффектов договора международной купли-продажи ведет к тому, что единая, с точки зрения материально-правового регулирования, сделка распадается на обязательственный и вещный статуты, которые могут не совпадать. В связи с этим могут возникать значительные трудности, связанные с разграничением сфер действия обоих статутов, квалификацией некоторых институтов гражданского права, а также согласованием (адаптацией) норм права различных правопорядков, решение которых осложняет процесс применения права, и в значительной мере влечет утрату предсказуемости правового регулирования. Рассматривая проблемы координации вещного и обязательственного статутов, в частности относительно установления юридических фактов, необходимых для перехода права собственности, об определении права, применимого к вещно-правовым последствиям недействительности и расторжения договора, автор приходит к выводу, что решение вышеуказанных проблем видится в закреплении общего принципа, в соответствии с которым, в случаях противоречия вещного и обязательственного статутов относительно вещного эффекта сделки, приоритет должен отдаваться вещному статуту, поскольку вещный эффект договора входит в сферу его действия. Противоречия положений вещного и договорного статутов касательно перехода права собственности в определенной степени могут сглаживаться соглашением сторон. Однако предел координации состоит только в моменте перехода права собственности от продавца к покупателю, за счет диспозитивности норм материального права. Различия относительно последствий недействительности или расторжения договора купли-продажи не могут быть во всех случаях устранены в полной мере, т.к. нормы относительно последствий недействительности и расторжения договора не диспозитивны в такой же мере, как относительно момента перехода права собственности. Таким образом, проблема согласования действия норм вещного и обязательственного статутов, а также фактического lex rei sitae не может быть устранена полностью соглашением сторон. После рассмотрения вопросов, связанных с определением вещного статута, регулирующего переход права собственности по договору международной купли-продажи товаров, автор делает вывод о том, что «территориальность» привязки оправдывает ее полное и безоговорочное применение только в отношении недвижимости, поскольку она способствует защите оборота недвижимого имущества. Использование коллизионной привязки lex rei sitae для регулирования перехода права собственности на движимые вещи по договору международной купли-продажи может порождать проблемы изменения статута, а также разграничения сфер действия и последующей координации положений вещного и обязательственного статутов. Третья глава «Автономия воли сторон по установлению вещного статута, регулирующего переход права собственности по договору международной купли-продажи» состоит из двух параграфов, в которых рассматриваются вопросы о допустимости автономии воли для регулирования перехода права собственности по договору международной купли-продажи товаров, ее юридическом механизме и возможных моделях. Первый параграф «Общие положения о роли автономии воли в отношениях, регулируемых вещным статутом» посвящен рассмотрению вопросов необходимости и возможности закрепления автономии воли для вещного статута, регулирующего переход права собственности. Для устранения основных проблем, возникающих при использовании привязки lex rei sitae, следствием которых является существенное снижение предсказуемости правового регулирования, необходимо чтобы при регулировании перехода права собственности по договору международной купли-продажи одновременно были достигнуты неизменность самого вещного статута, а также его согласованность с нормами обязательственного статута. Единственным решением, позволяющим достигнуть указанного результата, является автономия воли сторон по определению вещного статута, регулирующего переход права собственности по договору международной купли продажи. Введение в международном частном праве автономии воли, предоставляющей сторонам договора международной купли-продажи возможность определять вещный статут, регулирующий переход права собственности, имеет ряд практических преимуществ и в целом направлено на достижение предсказуемости правового регулирования. Во втором параграфе «Юридический механизм и модели автономии воли по установлению вещного статута, регулирующего переход права собственности по договору международной купли-продажи» рассматриваются вопросы действия общего юридического механизма и возможные модели автономии воли для вещного статута, регулирующего переход права собственности. Рассматривая общие вопросы юридического механизма автономии воли для вещного статута, регулирующего переход права собственности, автор отмечает, что выбранное право не должно затрагивать содержание и осуществление вещных прав правопорядка lex rei sitae. Это обусловлено защитой интересов имущественного оборота и системы его вещных прав lex reisitae, а также прав третьих лиц в отношении вещей, находящихся на его территории. Содержание и осуществление возникшего вещного права должно определяться в соответствии с lex rei sitae, соотноситься с системой его вещных прав, не противоречить ему. Вещный статут, выбранный для регулирования перехода права собственности по договору, будет компетентен определять модель перехода права собственности (юридический состав), вещно-правовые последствия недействительности и расторжения договора, толкование воли, направленной на переход права собственности, возникновение и действительность распоряжения имуществом. При допустимости автономии воли сторон для определения вещного статута, регулирующего переход права собственности, возникшее вещное право ставится под оговоркой признания правопорядком lex rei sitae, поэтому нельзя согласиться с тем, что автономия воли относительно перехода права собственности наносила бы значительный вред и была бы несовместима с системой вещных прав lex rei sitae. Автономия воли, предоставляющая сторонам договора международной купли-продажи возможность определять вещный статут, регулирующий переход права собственности, который будет действовать в отношении третьих лиц {erga omnes), не поможет избежать проблем, возникающих при использовании привязки lex rei sitae, до тех пор, пока в остальных государствах для регулирования вопросов, связанных с переходом права собственности, будет оставаться применение привязки lex rei sitae. В отсутствие международной унификации, такое регулирование оказывается фрагментарным, в результате чего, в значительной степени теряется его предсказуемость. Автором также отмечается тот факт, что если все-таки и допустить непосредственную автономию воли относительно выбора вещного статута, регулирующего переход права собственности, с правовыми последствиями erga omnes, то, устраняя проблему изменения статута, она не гарантирует совпадение вещного и обязательственного статутов, что опять-таки может порождать проблему согласования их норм. Далее рассматривается опосредованная модель автономии воли, при которой вещный статут, регулирующий переход права собственности, будет определяться через право, которое будет выбрано сторонами для договорного статута {lex contractus). В этом случае будет происходить косвенный выбор вещного статута через нормы lex contractus, поскольку в международном частном праве развитых правопорядков автономия воли широко признана для регулирования договорных обязательств. Такой подход, в отличие от непосредственной автономии воли, позволяет изначально устранить проблемы, связанные с взаимодействием норм вещного и обязательственного статутов, путем применения норм одного правопорядка к обоим статутам, который будет определен сторонами для обязательства {lex contractus) и будет совпадать с вещным статутом, регулирующим переход права собственности. Данное решение принимает в расчет экономическое единство обязательственного и вещного эффектов, в результате чего, в частности, будет достигнуто единство логики правового регулирования, и тем самым установлена ясность и предсказуемость правового регулирования. Однако указанный подход содержит в себе многие недостатки, присущие непосредственной автономии воли с правовыми последствиями erga omnes. Автономия воли для вещного статута, опосредованная привязкой к lex contractus, ограниченная сферой действия между сторонами договора {inter partes), в значительно большей степени учитывает интересы сторон по сравнению с использованием привязки lex rei sitae. Регулирование перехода права собственности, по меньшей мере, между сторонами, будет осуществляться в рамках одного правопорядка, который будет стабилен и определен изначально. Единство права, применимого к договору международной купли-продажи, достигается путем совпадения норм вещного и обязательственного статутов, что влечет упрощение и предсказуемость правового регулирования, и тем самым создает большую устойчивость при регулировании отношений между сторонами договора. Указанный подход является единственным способом, устраняющим оба существенных недостатка привязки lex rei sitae: изменение вещного статута и расщепление права, применимого к договору купли-продажи на вещный и обязательственный статут. Ограничение выбора применимого сторонами права сферой действия inter partes будет учитывать интересы третьих лиц и оборота в целом, а также избавит стороны договора от ошибочного представления о действительно применимом праве в отношении третьих лиц. Такой подход отражен в кодификациях по международному частному праву России[4] и Швейцарии[5]: законодатель этих стран предоставил сторонам возможность выбора права, применимого к регулированию перехода права собственности, посредством его определения через право, выбранное для регулирования договора, при условии, что такой опосредованный выбор не затрагивает прав третьих лиц.) |