прагматика. Прагматика Понятие прагматики как науки. Как и когда появилась, когда и под влиянием чего отделилась в самостоятельную область исследования
 Скачать 80.12 Kb.
|
1 2 Шесть максим вежливости (1Максима такта. Это максима границ личной сферы. В идеале любой коммуникативный акт предусматривает определенную дистанцию. Не следует затрагивать тем, потенциально опасных (частная жизнь, индивидуальные предпочтения и пр.). (2Максима великодушия. Успешный коммуникативный акт не должен быть дискомфортным для участников общения. Не следует связывать партнера обещанием или клятвой. (3Максима одобрения. Это позитивность в оценке других (Не судите, да не судимы будете; Не осуждай других). Если оценка мира не совпадает с оценкой собеседника, то это сильно затрудняет реализацию собственной коммуникативной стратегии. (4Максима скромности. Это позиция неприятия похвал в свой адрес. Одним из условий успешного развертывания коммуникативного акта является реалистическая, по возможности объективная самооценка. Чрезмерно завышенные или заниженные самооценки могут отрицательно повлиять на установление контакта. (5Максима согласия. Это максима неоппозиционности. Она предполагает отказ от конфликтной ситуации во имя решения более серьезной задачи — сохранения предмета взаимодействия, «снятие конфликта» путем взаимной коррекции коммуникативных тактик собеседников. (6Максима симпатии. Это позиция благожелательности, которая создает благоприятный фон для перспективного предметного разговора. Неблагожелательность делает речевой акт невозможным. Определенную проблему создает так называемый «безучастный контакт», когда собеседники, не будучи врагами, не демонстрируют доброжелательности по отношению друг к другу. Максима доброжелательности дает основание рассчитывать на положительное развитие речевой ситуации с намечающимся конфликтом. Сформулированные максимы не абсолютны. Сама по себе максима не обеспечивает успешного взаимодействия собеседников. Однако применение описанных принципов позволяет более успешно организовать речевое общение, ориентироваться на соблюдение коммуникативных и этических норм.
Максима такта – это максима границ личной сферы. Здесь нужно различать общие речевые действия и сферу личных интересов. Человек, вступая в контакт, имеет в нем личную заинтересованность (иначе контакт не состоится) и проявляет ее с разной степенью открытости: - попросить об одолжении (открытая тактика); - обрисовать трудность своего положения (скрытая тактика); - предупредить, что от партнера помощи не ждут, а надеются на помощь кого-то другого (замаскированная тактика); Максима такта заключается в реакции на тактику адресанта: правильная идентификация – на открытую отвечать открыто, на замаскированную или закрытую - не реагировать открыто.
Максима великодушия- максиманеобременения собеседника. Она предохраняет собеседников от доминирования в ходе коммуникативного акта (коммуникативный акт должен строиться на равномерном распределении речевой инициативы). Практически, максима великодушия проявляется в предоставлении партнеру возможности: - отклонить предложение; - отказать в просьбе; - не обещать; - избежать обязательств. Хороший коммуникативный акт должен быть комфортным для обоих партнеров.
Максима одобрения -максима позитивного в оценке других: нельзя давать отрицательной оценки коммуникативным действиям собеседника: принцип вежливости запрещает «переходить на личности», негативно характеризовать речевое поведение партнера.
Максима скромности -максима неприятия похвал в собственный адрес. Принцип вежливости предполагает, что человек, которому дают чрезмерно хорошую характеристику, отклоняет ее как не отвечающую действительности. Завышенная и заниженная самооценка в условиях конкретного речевого взаимодействия могут отрицательно повлиять на контакт, а в некоторых случаях привести к остановке коммуникативного акта.
Максима согласия -максима неоппозиционности (непротивостояния). Формула «Не возражай» предполагает отказ от конфликтной ситуации во имя решения важной задачи – сохранения предмета взаимодействия. Разумная коммуникативная стратегия предполагает доведение коммуникативного акта до некоторого продуктивного результата. Поскольку представления о продуктивном результате у коммуникаторов могут быть разными, то единственно верной коммуникативной стратегией для ситуаций подобного рода будет стратегия «снятия конфликта» путем взаимной коррекции коммуникативных тактик собеседников, путем уступок.
Максима симпатии создает благоприятный фон для перспективного предметного разговора – демонстрирование выражения благожелательности. Недоброжелательность делает речевой контакт невозможным (такой контакт трудно долго поддерживать). Максима доброжелательности, как и максима согласия, призвана «охранять» речевые ситуации с намечающимся конфликтом – она помогает сделать перенос внимания с самого конфликта на причину конфликта с последующим ее обсуждением. Обычно такой перенос внимания помогает сохранить контакт.
В 1978 году психологи Матлин и Станг официально описали и ввели в обиход «принцип Поллианны», согласно которому люди склонны в первую очередь воспринимать положительную информацию. ПРИНЦИП ПОЛЛИАННЫ — принцип, рекомендующий в общении с людьми исходить из того, что человеку больше свойственно воспринимать приятные сообщения, нежели неприятные. Отсюда: Говори собеседнику преимущественно приятные слова, информируй его о предстоящих приятных событиях, советуй ему находить во всяком плохом то-то хорошее, внушай ему веру в успех. Этому девочку Поллианну успел научить её покойный отец. Поллианна — героиня одноимённого романа американской писательницы Элинор Портер.
Конверсационный анализ — это детальный анализ разговора, который происходит в естественных ситуациях. Этот анализ связан с обнаружением лежащих в основе структур разговора, во взаимодействии людей и с достижением порядка через взаимодействие. Истоки конверсационного анализа — в этнометодологии — социологическом подходе, разработанном в США под руководством Гарольда Гарфинке ля и Харвея Сакса. В этнометодологии существуют две базовые идеи, которые нашли ясное отражение в конверсационном анализе: индексальность и рефлексивность. Первое означает, что значение действия, которое в конверсационном анализе, по сути, означает произнесенные слова и высказывания, включая паузы и звуки, зависит от контекста, в котором его используют. Рефлексивность означает, что произнесенные слова конституируют социальный мир, таким образом, что делают нечто большее, чем просто заменяют что-то. В этих способах этнометодология точно совпадает с двумя аспектами количественного исследования — с направленностью на контекстуальное понимание действия и онтологической позицией, связанной с конструкционизмом. Как таковой, конверсационный анализ — это многогранный подход — частично теория, частично метод получения данных, частично метод анализа. Конверсационный анализ основан на трех базовых предпосылках. Разговор структурирован. Разговор содержит инвариантные паттерны — то есть, он структурирован. Участники осознают правила, лежащие в основе паттернов. Как результат, специалисты по конверсационному анализу воздерживаются от попыток вывести мотивацию говорящего из того, что он сказал, или приписать их разговор индивидуальным характеристикам. Такая информация не является необходимой, поскольку специалист по конверсационному анализу сориентирован на лежащие в основе структуры, которые проявляются в разговоре. Разговор строится контекстуально. Действие обнаруживается в разговоре и разговор как таковой необходимо анализировать в терминах его контекста. Это означает, что мы должны стараться понять, что человек говорит в терминах происходящего разговора и, следовательно, рассматривать разговор как такой, который демонстрирует определенную последовательность, или паттерн. Анализ основывается на данных. Специалисты по конверсационному анализу отвергают предварительные теоретические схемы, а вместо этого утверждают, что характеристики разговора в каждом эмпирическом случае должны выводиться индуктивно из данных. Считается, что социальные действия проявляются в деталях и, поэтому специфические детали взаимодействия нельзя игнорировать просто так, как незначимые, при этом, не нарушая целостность и эффективность анализа. Отсюда — важность внимательного отношения к мелким деталям (включая длительность пауз, длительность звуков, и т.д., что есть отличительным признаком конверсационного анализа). Данный метод требует от аналитика детального транскрибирования естественного разговора. Существуют базовые обозначения, которые используют специалисты по конверсационному анализу. Например, число в скобках обозначает продолжительность молчания, которое обычно измеряется в десятых долях секунды. Так, (0.3) указывает на продолжительность молчания в три десятых секунды. Знаки препинания используют для определения характеристик произношения речи, а не как грамматические символы и т.д. Благодаря своему предмету исследования конверсационный анализ хорошо подходит для исследований организаций в разных направлениях. Его используют как метод изучения бизнес-компаний, исследуя то, как разговор влияет на организационные структуры. Например, во время формальных и неформальных совещаний. Совещания рассматриваются их как вовлекающая последовательность разговоров, позволяющая людям передавать информацию. Конверсационный анализ может предоставить способы понимания этих контекстов взаимодействия посредством изучения способа организации разговора на совещаниях. Еще возможные способы применения конверсационного анализа в организациях — это его использование для принятия решений в конфликтных и спорных ситуациях, в интервью при приеме на работу и др.
«Языковые игры» – ключевое понятие философии позднего Витгенштейна. Как же возникла идея языковых игр и в чем ее суть? В «Логико-философском трактате» Л.Витгенштейна (1921) представлен анализ вопроса о том, как соотносятся язык и мир, высказывание и конкретный факт. Он считал, что в языке из имен объектов и имен отношений между объектами мы создаем элементарные высказывания, или картины простейших ситуаций (которые, в свою очередь, есть не что иное, как наблюдаемые нами конфигурации объектов мира). Сложными высказываниями, соответственно, отображаются картины комплексных ситуаций. Результатом этого становится совокупность истинных высказываний о мире, или языковая картина мира. Впоследствии Витгенштейна стал интересовать не столько результат употребления языка (некая «итоговая» картина мира), сколько сама работа языковой системы – языковая игра. В понятии языковая игра заложено представление о существующих и потенциально возможных способах употребления языков, о различном характере языковых практик. Результатом различных языковых игр становится и различная языковая картина мира. Языковая игра, по Витгенштейну, начинается в тот момент, когда мы сформулировали для себя вопрос: для чего мы употребляем этот знак / последовательность знаков / текст? Для самого Витгенштейна языковые игры были неразрывно связаны с практикой обучения, с собственным учительским опытом. Он пришел к выводу: постоянно стоит задумываться над тем, при каких обстоятельствах мы применяем то или иное слово, выражение, как учить языку детей, как они его усваивают. Таким образом, практика преподавания языка оказалась связанной с философским прагматизмом: следует принимать во внимание не только структуру языковой картины мира, но и деятельность субъекта по ее созданию. В «Коричневой книге» Витгенштейн вводит примеры игр-коммуникаций. Образом всей языковой системы становится ящик с инструментами. Примерами простейших игр-коммуникаций являются следующие: указать на предмет посредством процесса номинации объектов; выделить конкретный объект из класса подобных объектов; локализовать объект относительно говорящего, точки времени и пространства; задать вопрос об объекте с целью получения необходимой информации и т.д. Витгенштейн показывает, что живой, работающий язык необычайно сложен и включает в себя множество взаимосвязанных игр. В основу понятия языковой игры положена аналогия между поведением людей в играх как таковых и в разных системах реального действия, в которые вплетен язык. И там и тут предполагается заранее выработанный комплекс правил, составляющих некий «устав» игры. Этими правилами задаются возможные для той или иной игры комбинации ходов или действий. Ведь игра без правил – не игра: резкое изменение правил способно ее парализовать. Первоначально понятие языковой игры у Витгенштейна связано с функциями языка и с инвариантными способами его употребления. В таком понимании игра – это игра по правилам языковой системы, с абсолютным сохранением ее кода. Вместе с тем правила любой игры, включая языковую, заданы не с абсолютной жесткостью, поскольку игра предусматривает момент варьирования и творчества субъекта. Языковая игра не может состояться, если система действий говорящего подчинена слишком жестким правилам. Таким образом, под языковыми играми понимаются модели (образцы, типы) работы языка, возможность варьирования его функций. Для порождения речевой практики говорящему демонстрируют ее элементарные образцы. Далее на этой основе происходит порождение структурно более сложных и в большей степени самостоятельных речевых конструкций. Таким образом, идея языковой игры предполагает, что практика языка – процесс нестатичный, подобный исполнению музыки, сценическому действию, спортивным и иным играм, и потому динамичный, живущий лишь в действии, в практике коммуникации. Витгенштейн подчеркивал: знаки как нечто «вещественное» (в звуковом, письменном, печатном виде) мертвы, но жизнь знаку дает его применение, использование! Отсюда и прагматический подход к определению значения знака: значение знака как его употребление. Истинная жизнь языка есть языковая игра. Впоследствии у Витгенштейна языковая игра по правилам языка (с сохранением его кода) начинает соотноситься с игрой по правилам самого языкового субъекта, который пытается выразить не выразимое в языке, обнаружить скрытый потенциал языковой системы (примером такой игры становится выработка индивидуального художественного стиля). В концепции позднего Витгенштейна понятие языковой игры трансформируется в представление об игре как форме жизни. Язык есть набор «жизненных игр»: рассказывая, спрашивая, воспринимая речь другого, мы принимаем непосредственное участие в коммуникации, говоря о прошлом – «воскрешаем» его, говоря о будущем – делаем его доступным уже сейчас, а называя нечто – создаем это нечто для мира. Понятие игры соотносимо не только с речевой практикой отдельного субъекта (порождение высказывания, обучение своему / иностранному языку). Оборотной стороной употребления языка является процесс интерпретациизнаков. Интерпретация как выявление значений и смыслов также включается в практику языковых игр субъекта. Здесь можно отметить, что совершенно особое место в опыте Витгенштейна занимают игровые прояснения философских (и околофилософских) формул и слов, в которых скрыто множество смысловых оттенков. Философская терминология таит в себе постоянную опасность ничем не обоснованной интерпретации, и «расшифровку» такого языка Витгенштейн правомерно приравнивал к процессу игры с высказыванием. Примером игр внутри самого языка является его функционально-стилистическое разделение на несколько сфер (функциональных стилей, профессиональных языков). Создание искусственных языков – также игра в конструирование знаковых систем. Таким образом, живя в языке, субъект всю жизнь играет в различные языковые игры – переходит от одной речевой практики к другой. Порождая бесчисленное количество вариантов речевых практик, человек при этом действует в рамках предуготованных системой языка возможностей, в рамках потенциала своего языка. Мир задан структурой языка, при этом язык не является нейтральным инструментом отображения. Культура также функционирует и развивается в процессе множественных игр, в качестве элементов которой используются уже тексты. Вот лишь некоторые примеры игр, посредством которых происходит становление культурного пространства: o в постмодернизме происходит игра автора с предшествующим корпусом текстов, игра автора с создаваемым текстом, игра автора с читателем. Читатель тоже выступает полноправным участником игры: в процессе интерпретации он создает смыслы и вносит их в текст. Так актуализируется идея Ж.Деррида о децентрированности текста – отсутствии у него заданного спектра значений и каких-либо «окончательных» интерпретаций; o в искусстве реальность (изображаемый мир) выступает референтом только в очень ограниченной степени: принимаемый в тексте семиотический способ и форма отображения всегда создают определенный вариант возможного видения реальности – возможный мир; o поскольку тексты создаются на языках любой природы, понятие игры применимо и к невербальной языковой практике. Так, архитектура в эпоху барокко играла пространством, в котором прямые соседствовали с кривыми, упорядоченность с вихреобразностью, где пропорции интерьеров изменялись рядами зеркал: барочная анфилада помещений «заканчивалась» зеркалом, создавая впечатление распахнутой перед зрителем бесконечности; o примерами игр в культуре выступают случаи фальсификации, отношения между текстами в пространстве гипертекста и др. Все множественные варианты игр с языками и текстами имеют единую семиотическую природу: любая игра заключается в создании нового знака в процессе отображения предшествующего. Далее мы будем рассматривать механизмы отдельных видов языковых игр, происходящих в пространстве культуры. 1 2 |