экзамен философия науки. Предмет и функции философии науки. Наука и философия как формы теоретического мышления, рационального постижения мира
 Скачать 351.74 Kb.
|
|
Наблюдение – один из важнейших методов эмпир познания. Наблюдение - это преднамеренное, направленное восприятие, имеющее целью выявление существенных св-в и отношений объекта познания. Важнейшей особенностью наблюдения явл-ся его целенаправленный хар-р. Эта целенаправленность обусловлена наличием предварительных идей, гипотез, к-рые ставят задачи наблюдению. Научное наблюдение в отличие от обычного созерцания всегда оплодотворено той или иной научной идеей, опосредуется уже имеющимся знанием, к-рое показывает, что наблюдать и как наблюдать. Наблюдение как метод эмпирического исследования всегда связано с описанием, к-рое закрепляет и передает результаты наблюдения с помощью определенных знаковых средств. С помощью описания чувственная информация переводится на язык понятий, знаков, схем, рисунков, графиков и цифр для дальнейшей рациональной обработки. Часто исследование требует эксперимента. В отличие от обычного наблюдения в ходе эксперимента исследователь активно вмешивается в протекание изучаемого процесса с целью получить о нем определенные знания. С помощью эксперимента объект или воспроизводится искусственно, или ставится в заданные определенным образом и контролируемые условия, отвечающие целям исследования. В процессе научного познания применяется и мысленный эксперимент, когда ученый в уме оперирует опред-ми образами, мысленно ставит объект в опред-ные условия. Виды эксперимента: исследовательский или поисковый, про верочный или контрольный, воспроизводящий, изолирующий, качественный или количественный, подтверждающий, опровергающий или решающий. Познавательная роль эксперимента велика не только в том отношении, что он дает ответы на ранее поставленные вопросы, но и в том, что в ходе его возникают новые проблемы, решение к-рых требует проведения новых опытов и создания новых экспер-х установок. Т.о. экспер-ная деятельность обладает сложной структурой: теор. основы эксперимента - научные теории, гипотезы; матер. основа - приборы; непосредственное осуществление экспер.; эксперим наблюдение; колич и кач анализ рез-тов эксперимента, их теор. обобщение. Эксперимент одновременно принадлежит и к познавательной, и к практической деятельности людей, использует теор-е знания, являясь частью эмпирики. 38. Описание и измерение: виды и познавательные функции. Измерении подразделяются на прямые, косвенные, статические, динамические, абсолютные, относительные и т.д. Описание – это отражение признаков объекта, выявленных в результате его исследования. Одновременно описание есть форма выражения знаний об объектах исследования. Важнейшая функция описания – систематизация сведений о групповых и индивидуальных свойствах объектов. Различаются три вида описания: а) словесная передача информации об объекте; б) графическая фиксация информации; в) передача преобразованной или сокращенной (сжатой) информации об объекте – кодированное описание. 39. Анализ и синтез. Аксиоматический и гипотетико-дедуктивный методы познания. Общенаучные методы познания: Методами обработки и систематизации знаний эмпирического уровня прежде всего являются синтез и анализ. Анализ- процесс мысленного, а нередко и реального расчленения предмета, явления на части(признаки, свойства, отношения). Процедурой, обратной анализу, является синтез. Синтез- это соединение выделенных в ходе анализа сторон предмета в единое целое. Аксиоматический метод - способ построения научной теории, при котором в ее основу кладутся некоторые исходные положения - аксиомы (постулаты), из которых все остальные утверждения этой теории выводятся из них чисто логическим путем, посредством доказательства. Аксиоматический метод - лишь один из методов построения уже добытого научного знания. Он имеет ограниченное применение, поскольку требует высокого уровня развития аксиоматизированной содержательной теории. Аксиоматизация в науке обозначает область знания, которая представляет единую дедуктивную систему, и содержание которой выведено из начальных аксиом. В настоящее время в качестве исходных аксиом могут быть избраны отдельные положения теории, из которой выводится всё остальное. Т.е. аксиомы представляют соглашения учёных, которые придают элементам теории статус аксиомы (относится к методу теоретического познания). Гипотетико-дедуктивный метод основан на выведении (дедукции) заключений из гипотез, истинное значение которых неизвестно. Отсюда знание носит вероятностный характер. Гипотетико-дедуктивный метод включает соотношение между гипотезами и фактами. Это соотношение является противоречивым: 1)от фактов нет логического пути к правильной гипотезе; 2)от гипотез к фактам существует множество логических построений. Гипотеза- знание, в основе которого лежит предположение, это еще не доказанное теоретически. В ходе доказательства одни гипотезы становятся теорией, а другие отбрасываются, превращаются в заблуждения. Новые гипотезы выдвигаются на основе проверок старых, даже если они были отрицательными. Дело в том, что путь от фактов к выводу гипотез – путь обобщения. Сами факты такого обобщения не подсказывают. Считается, что этот метод – путь установления гипотез (также относится к методу теоретического познания). 40. Научная метафора: эвристическая роль в научном познании, виды. Как уже было сказано выше, исследования в теории метафоры начаты Аристотелем и таким образом насчитывают более двух тысяч лет. Занимаясь проблемами поэтики и риторики, Аристотель рассматривал метафору только как фигуру речи, но не говорил о метафоре как об индивидуальном языковом явлении: «Всякое имя бывает или общеупотребительное, или глосса, или метафора, или украшение, или вновь составленное, или растяженное, или сокращенное, или измененное» [Аристотель]. Сам Аристотель, настаивая на том, что в рассуждениях следует избегать пользования метафорами, высоко ценил их как способ описания не того, «что было, а того», «что могло быть, будучи возможно в силу вероятности или необходимости». [Аристотель] Скляревская Г.Н. в книге «Метафора в системе языка» говорит о том, что, не смотря на это, благодаря Аристотелю сложился, получивший развитие в 20 веке взгляд на метафору, как на «неотъемлемую принадлежность языка, необходимую для коммуникативных, номинативных и познавательных целей» [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 6]. Скляревская Г.Н. приводит высказывания античных философов о метафоре, доказывая то, что они уже содержат зерна идей, послуживших основой для разноаспектного изучения этого языкового феномена: «Квинтилиан полагал, что «метафора дарована нам самой природой» и «содействует тому, чтобы ни один предмет не остался без обозначения». Это же утверждает Деметрий: «обиходная речь создала такие хорошие метафоры для некоторых понятий, что мы уже не нуждаемся для них в точных выражениях, такая метафора утвердилась в языке, заняв место буквального обозначения». Цицерон трактует метафору как способ формирования недостающих языку значений – переноспо сходству производится«ввиду отсутствия в языке соответствующего понятию слова». Теофраст также признавал за метафорой право пополнять недостаток слов в языке». [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 6]. Но после расцвета изучения теории метафоры, пришедшегося на время античности, Аристотеля, Платона и их последователей, следует долгий период упадка риторики, повлекший за собой упадок развития теории метафоры. А. Ричардс А. Ричардс отмечает: «На протяжении истории риторики метафора рассматривалась как нечто вроде удачной уловки, основанной на гибкости слов, как нечто уместное лишь в некоторых случаях и требующее особого искусства и осторожности. Короче говоря, к метафоре относились как к украшению и безделушке, как к некоторому дополнительному механизму языка, но не как к его основной форме» [Ричардс А., 1990, стр. 40][2]. Долгое время употребление метафор считалось недопустимым для языка науки, из-за недопустимости появления неточностей, связанных с двусмысленностью. Т. Гоббс Т. Гоббс писал: «Свет человеческого ума — это вразумительные слова, предварительно очищенные от всякой двусмысленности точными дефинициями. Рассуждение есть шаг, рост знания — путь, а благоденствие человеческого рода — цель. Метафора же и бессмысленные и двусмысленные слова, напротив, суть что-то ignes fatui [блуждающих огней], и рассуждать при их помощи значит бродить среди бесчисленных нелепостей, результат же, к которому они приводят, есть разногласие и возмущение или презрение... Ибо хотя позволительно говорить в обиходной речи, например «дорога идет или ведет сюда или отсюда», «пословица говорит то или это» (между тем как дорога не может ходить, ни пословица говорить), однако, когда мы рассуждаем и ищем истины, такие речи недопустимы» [Гоббс Т., 1936, стр. 63][3]. Эта точка зрения начала пересматриваться в 20 веке, метафора начинает переосмысливаться как неотъемлемый элемент речи, а научное познание рассматривается в новый измерениях. Способность метафор создавать целостность, объединяя разнородный материал, постоянно привлекает к ним интерес различных авторов [Гусев, стр. 104]. Зачастую они рассматриваются в рамках художественно-эстетического анализа, многие детали, выявленные при таком подходе, важны для понимания сущности познавательных процессов. Н.Н. Волков в 1921 году отмечал «несводимость природы метафоры к отношениям простого сходства». Он считал, что чаще всего, под метафорой понимают различные способы объединения «гетерогенных сфер вещей», и рассматривал её как «свернутое суждение, где вещь содержит в себе свой предикат». Поэтому смысл метафоры дается не наглядно, а через отношение особо указываемого в каждом случае типа сходства. [Гусев, Наука и метафора, стр. 105][4] Но долгое время специальный анализ сущности, природы метафоры и её функций отсутствовал. Только в 60-е годы 20 века возник пристальный интерес к метафоре с точки зрения её связей с практикой научного исследования. Одним из первых исследователей, непосредственно связавших метафору с научным познанием, был американский логик и философ Макс Блэк, автор терминов «фокус»(“focus”) и «рама» (“frame”): «Рассматривая предложение The chairman plowed through the discussion (букв. 'Председатель собрания продирался через дискуссию') как пример метафоры, мы подразумеваем, что в нем по крайней мере одно слово (в данном случае plowed 'продирался') используется метафорически, а из остальных слов по крайней мере одно используется в буквальном смысле. Мы будем называть слово plowed фокусом (focus) метафоры, а его окружение — рамой (frame).» [Макс Блэк, 1990]. Блэк отмечает, что создание предложений целиком состоящих из метафор приводит к появлению пословиц, аллегорий, загадок. Он рассматривает три точки зрения на метафору: интеракционистскую точку зрения (interaction view), субституциональный взгляд на метафору (a substitution view of metaphor), сравнительную точку зрения (comparison view). [Макс Блэк, 1990] Согласно с субституциональному взгляду на метафору метафорическое выражение всегда употребляется вместо некоторого эквивалентного ему буквального выражения, а также подход, согласно которому любое предложение, содержащее метафору, рассматривается как замещающее некоторый набор предложений с прямым значением. Блэк говорит о том, что субституциональная точка зрения в той или иной форме принимается большинством авторов. Приводя определение из Оксфордского словаря: «Метафора: фигура речи, заключающаяся в том, что имя или дескриптивное выражение переносится на некоторый объект, отличный от того объекта, к которому, собственно, применимо это выражение, но в чем-то аналогичный ему; результат этого — метафорическое выражение» Блэк отмечает эту точку зрения как наиболее укоренившуюся и считает, что автор, утверждающий другой взгляд, приближается к старому определению: «говорить одно, а иметь в виду другое». Согласно субституциональной концепции, фокус метафоры служит для передачи смысла, который в принципе мог бы быть выражен буквально, понимание метафоры уподобляется дешифровке кода или разгадыванию загадки. Использование метафоры в данном случае может быть объяснено отсутствием буквального эквивалента в языке. Рассмотренная с этой точки зрения, метафора является разновидностью катахрезы (вкладывания новых смыслов в старые слова). Как пример приводится слово «оранжевый» (orange букв. «апельсиновый») как обозначение цвета своим появлением обязано катахрезе, однако сейчас употребляется по отношению к цвету столь же «естественно» (и неметафорично), как и по отношению к апельсину [Макс Блэк, 1990]. Точка зрения утверждающая, что в основе метафоры лежит демонстрация сходства или аналогии является в терминологии Блэка сравнительной точкой зрения на метафору (comparison view). Блэк приводит примером высказывание Шопенгауэра о том, что геометрическое доказательство является мышеловкой: «Геометрическое доказательство похоже на мышеловку; и в том, и в другом случае обещанное вознаграждение не более чем обман: как только жертва позволила себя заманить, она тут же сталкивается с неприятной неожиданностью и т. д.». Согласно сравнительной точке зрения, метафорическое утверждение может быть заменено эквивалентным ему сравнением, таким образом она является разновидностью субституциональной концепции метафоры. Главным отличием субституциональной концепции Блэка и, являющейся её разновидностью сравнительной точкой зрения, является то, что при сравнительной точке зрения требуется более детальная перефразировка. Автор использует метафорическое выражение «Ричард — лев» (Richard is a lion) для иллюстрации этого отличия, он говорит о том, что согласно первой точке зрения это предложение обозначает приблизительно тоже, что и «Ричард храбр» (Richard is brave), в соответствии со второй точкой зрения – пости то же самое что и «Ричард (своей храбростью) похож на льва» (Richard is like a lion (in being brave)) притом что слова, стоящие в скобках употребляются не явно, а только предполагаются. [Макс Блэк, 1990] Можно заметить, что сравнительная точка зрения Блэка перекликается с определением метафоры Аристотеля, приведённым выше: «Метафора – перенесение слова с изменениемзначения из рода в вид, из вида в род, или из вида в вид, или по аналогии». Третьей точкой зрения, рассматриваемой Блэком, является интеракционистская точка зрения на метафору (interaction view). Он говорит о том, что она лишена главных недостатков субституциональной и сравнительной точек зрения и проникает в суть употребления метафор и границ самого этого понятия. Интеракционистская точка зрения по Блэку сводится к следующим семи понятиям: Метафорическое суждение имеет два различных субъекта — главный и вспомогательный. Эти субъекты зачастую выгоднее рассматривать как «системы» (systems of things), чем как глобальные объекты (things). Механизм метафоры заключается в том, что к главному субъекту прилагается система «ассоциируемых импликаций», связанных со вспомогательным субъектом. Эти импликации обычно есть не что иное, как общепринятые ассоциации, связанные в сознании говорящих со вспомогательным субъектом, но в некоторых случаях это могут быть и нестандартные импликации, установленные автором ad hoc. Метафора в имплицитном виде включает в себя такие суждения о главном субъекте, которые обычно прилагаются к вспомогательному субъекту. Благодаря этому метафора отбирает, выделяет и организует одни, вполне определенные характеристики главного субъекта, и устраняет другие. Это влечет за собой сдвиги в значении слов, принадлежащих к той же самой семье или системе, что и метафорическое выражение, и некоторые из этих сдвигов, хотя и не все, могут быть метафорическими переносами. (Вторичные метафоры должны, однако, прочитываться менее «эмфатично».) Не существует, вообще говоря, никаких «предписаний» относительно обязательности сдвигов значения — никакого общего правила, которое позволило бы объяснить, почему некоторые метафоры проходят, а другие нет. В этом же 1962 году появилось несколько работ, имеющих сходную с Блэком ориентацию [Гусев, Наука и метафора, стр. 104]. Д.Бергрен продолжает линию намеченную Блэком, хотя сам автор считает, что его идея представляет новую теорию метафоры – теорию «растяжения» и одновременно «натяжения». Он рассматривает некоторые новые подходы к теме, в частности подвергает дальнейшему рассмотрению сущность «фокуса» метафоры. Бергрен считает, что в качестве метафоры может выступать не только слово и предложение, но и модель, диаграмма. В этом случае метафорой оказывается и применение метода, например математики в физическом исследовании. Бергрен уделяет сопоставлению различных способов уподобления предметов физического мира и выделяет среди них три главных, основывающихся соответственно на наглядном, структурном и вещественном сходстве. Автор считает, что второй способ используется в рамках научного и философского исследования. Таким образом Бергрен утверждая, что новый смысл возникает не в результате сравнения, а в результате «растягивания» старого значения, он, подобно Блэку, сводит всё к «конструированию одного объекта в терминах другого», но при этом Бергрен считает наиболее важным результатом создания метафорического выражения одновременное изменение как главного, так и дополнительного субъекта. Бергрен, рассматривая процесс формирования метафорических образов, считает что они появляются благодаря наложению и синтезу таких элементов как образ конкретного предмета, психическое переживание и концептуально-образная схема., примером может служить выражение «заледеневшая душа», составляющие элементы которых мы всегда воспринимаем в буквальном значении. Бергрен отмечает, что в науке метафора необходима не менее, чем в поэзии, и что игнорирование метафорического характера моделей, используемого в научной практике, является одним из источников ошибок. [ Гусев, Наука и метафора, стр. 108] Современные исследователи рассматривают метафорические выражения как одно из важнейших средств конструирования языка, его расширения, как способ связи естественного языка и языка науки, а также выявляют и другие стороны употребления метафор, таким образом они пытаются решить проблему, оказавшуюся непосильной для прошлого – проблему становления нового знания [Гусев, Наука и метафора, стр. 104]. Скляревская выделяет четыре направления изучения метафоры которые изучались в 60-70 гг 20 века [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 5]: номинативно-предметное, формально-логическое, психологическое, лингвистическое. Далее она говорит о том, что течений в изучении метафоры в последние годы значительно прибавилось. Она вычленяет одиннадцать самостоятельных направлений: Семасиологическое направление, изучающее схемную структуру языковой метафоры, семантические процессы, формирующие метафорическое значение, соотношение сем в исходном и метафорическом значениях, механизмы образования метафоры, специфику денотата языковой метафоры, характер коннотативных элементов. Ономасиологическое направление, рассматривающее метафору с точки зрения ее предметной отнесенности, с точки зрения соотношения языковых единиц с внеязыковыми объектами. Гносеологическое направление. Формируя недостающие языку значения и способствуя тому, чтобы «остался без обозначения», языковая метафора тем самым вместе с другими лексическими средствами участвует в членении мира и в репрезентации действительности – в этом в первую очередь проявляются познавательные функции языковой метафоры. С этой точки зрения метафора как объект исследования оказалась чрезвычайно притягательной не только для лингвистов, Но и для философов, так как является одним из способов организации познавательной деятельности.[Гусев, Наука и метафора, стр 53] При этом признают, что язык различных научных теорий строится на основе метафор, и никакое знание не может быть организовано без участия метафоры [Гусев, Наука и метафора, с.11]. Высказывалось мнение, что изучение метафоры может оказаться ключом к пониманию многих проблем современной науки, в частности проблемы репрезентации нового знания [Величковский Б.М., 1982, стр. 234]. Логическое направление, изучающее ЯМ в аспекте теории референции. Основой этого направления является отмеченное еще Аристотелем свойство метафоры совмещать два понятия. В современной интерпретации это свойство трактуется как взаимодействие уже описанных выше «фокуса» и «рамки» метафоры. В общем виде предметом изучения языковой метафоры с позиции теории референции служит наблюдаемое несоответствие между семантическими связями языковой метафоры и очевидными логическими связями, существующими между предметами и явлениями действительности. Лингвистическое направление, которое занимается выявлением и классификацией языковых свойств метафоры (морфологических, словообразовательных, синтаксических). Особенно детально изучается синтаксис языковой метафоры. Лингво-стилистическое направление. Психолингвистическое направление, изучающее языковую метафору в аспекте теории речеобразования и восприятия речи. Экспрессиологическое направление – направление изучения метафоры, связанное с описанием её экспрессивных свойств. Лингвистико-литературоведческое направление, описывающее лингвистические свойства художественное метафоры. Лексикологическое направление, которое связано с описанием и оформлением языковой метафоры с точки зрения словарной практики. Виды и функции метафоры Существует несколько классификаций метафор выделенными современными исследователями. Арутюнова, показывая функциональные типы языковой метафоры, вычленяет: · номинативную метафору, · образную, · когнитивную (признаковую) · генерализирующую (как конечный результат когнитивной метафоры[Арутюнова, 1978, с. 151][5]. Суть номинативной метафоры в переносе названия с одного объекта на другой, смене одного дескриптивного значения другим. Образная метафора связана с переходом идентифицирующего значения в предикатное. Когнитивная метафора является результатом сдвига в сочетании предикатных слов (т.е. переноса значения выражений). Генерализующая метафора стирает в лексическом значении слова границы между логическими порядками [Арутюнова Н.Д. Языковая метафора, стр. 168][6]. В типологии В.Г.Гака существует: А. Полный метафорический перенос двусторонняя метафора (голова-котелок), односторонняя семасиологическая метафора (ножка стула), односторонняя ономасиологическая метафора (волынить) Б. Частичный метафорический перенос (зубец вилки). [Гак, 1972, с. 151][7] В типологии Ю.И Левина рубрики вычленяются по способу реализации компаративного элемента: Метафоры сравнения (колоннада рощи) Метафоры-загадки (клавиши-булыжники) Метафоры, приписывающие объекту свойства другого объекта (ядовитый взгляд, жизнь сгорела) [Левин, 1965, с. 293][8] Наряду с различными классификациями исследователи выделяют, прежде всего, два типа метафора: языковую и художественную (индивидуально-авторскую) метафоры. Многие авторы признают обособленность языковой и художественной (индивидуально-авторской) метафоры как разных объектов семасиологического и стилистического исследования. Г.Н.Скляревская говорит о том, что в настоящих исследованиях никто не оспаривает существование двух типов метафор – художественной и языковой, как только метафора была вычленена из ряда других языковых явлений и описана, сразу возник вопрос о её двоякой сущности – быть средством языка и поэтической фигурой [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 30]. Языковая метафора это такая метафора, которую мы воспринимаем и воспроизводим в речи, часто даже не отдавая себе отчета в том, что привычные слова имеют фигуральный смысл [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 31]. Существуют разные точки зрения на характер соотношений языковой и художественной метафор, исследователи либо трактуют их в противопоставлении друг другу [Б.А.Ларин, 1925], либо во взаимном единстве [Григорьев, 1966, 1979][9]. Вопрос о соотношении художественной и языковой метафоры может решаться двояко: либо они могут рассматриваться как единый объект, либо различия между ними достаточны на столько, что их можно рассматривать как самостоятельные объекты. В пользу первого утверждения приводятся те обстоятельства, что языковая и художественная метафоры сходны по принципам семантических процессов и между ними нет непреодолимой границы, так как сферы их применения взаимопроницаемы. [Верли, 1957, Арутюнова, 1979][10]. Противопоставляя языковую и художественную метафоры можно сказать, что в языковой метафоре ассоциативные связи объективны и отражают языковой опыт говорящего, отражают индивидуальное видение мира, поэтому они «субъективны и случайны относительно общего знания»[Телия, 1977, c. 192-194][11]. Существенны различия языковой и художественной метафоры с точки зрения их лексического статуса. Языковая метафора – самостоятельная лексическая единица, достаточно свободно вступающая в семантические связи, художественная метафора не имеет такой лексической самостоятельности, она всегда связана с контекстом [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 35]. Различия между языковой и художественной метафорой обнаруживаются также на уровне семантической структуры метафорического значения – лексическое значение языковой метафоры, не смотря на сложность, поддается структурированию и подведению под типовые схемы, в то время как каждая художественная метафора уникальна. Г.Н. Скляревская выделяет еще один тип метафоры – генетическую. Она говорит о том, что, пройдя длинный путь в языке, метафора либо превращается в абстрактное понятие (часы идут, подавить восстание), либо становится единицей номинации и утрачивает связь с первоначальным образом (нос лодки, ручка двери). Термин «генетическая метафора» отражает первоначальную метафоричность и утрату образности в современном языке, разрыв связи с источником наименования [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 41]. Производя классификацию по семантическим видам метафоры, Г.Н. Скляревская выводит определение символа метафоры: «под символом метафоры мы понимаем элемент семантики, состоящий либо из одной семы, либо из совокупности сем, который в исходном номинативном значении относится к сфере коннотации, а в метафорическом значении входит в денотативное содержание в качестве ядерных (дифференциальных) сем и служит основанием смысловых преобразований в процессе метафоризации». В соответствии с разнообразием символов метафоры (по семантическому устройству- моносемные, полисемные, по характеру связи- непосредственная связь, опосредования и т.п.) Г.Н.Скляревская выделяет следующие виды языковой метафоры: мотивированная, синкретическая, ассоциативная Мотивированная – метафора, в которой присутствует семантический элемент, связывающий метафорическое значение с исходным. (например: Карикатура – рисунок, изображающий что-то в искаженном смешном виде. Перен. Неудачное подражание, смешное, искаженное подобие кого-, чего-либо) Ассоциативная метафора ничем не связана с исходным значением, кроме некоторых элементов знания о денотате, эти сведения каждый член языкового коллектива черпает из индивидуального опыта, и языковые метафоры, образованные на основании таких характеристик не требуют объяснения [Скляревская Г.Н., 1993, стр. 58]. 49. Герменевтика как методология социально-гуманитарного познания. Этапом истории герменевтики была концепция В. Дильтея, в рамках которой герменевтике приписывается особая методологическая функция. "Понимание", с которым имеет дело герменевтика, представляет собой, согласно Дильтею, не просто некий аспект теории познания, но фундамент гуманитарного знания ("наук о духе") вообще. Дильтей не был первым мыслителем, обратившим внимание на особый статус понимания в гуманитарных науках. Так, немецкий историк Й.С. Дройзен в достаточно острой форме поставил вопрос о методологической нехватке историографии, препятствующей ей стать наукой. Методом исторического познания, по Дройзену, должно стать "понимание". Предмет последнего составляют не объективные факты, а то, что свое время уже было проинтерпретировано; работа историка - это "понимающее схватывание" когда-то понятого. Сходные мысли применительно к труду филолога высказывает А. Бёк. Его знаменитая формула, согласно которой филология есть "познание познанного", имеет в виду два обстоятельства. Во-первых, филологическое знание добывается в ходе реконструкции некоторого документа; но то, что подлежит реконструкции, представляет собой определенное знание. "Рекогнитивный" акт филолога всегда нацелен на некоторое когнитивное целое. Во-вторых, документы, с которыми имеет дело филолог, суть письменно зафиксированные результаты познавательных усилий того или иного индивида; но эти фиксации несут в себе большее содержание, чем было ведомо оставившему их индивиду. "Сообщаемое" не сводится к тому, что тот или иной автор намеревался сообщить. (В свое время то же самое имел в виду Шлейермахер, когда говорил о необходимости "понять автора лучше, чем он сам себя понимал".) В своей "Энциклопедии и методологии филологических наук" (курс лекций, прочитанных между 1809 и 1865 гг., издан в 1877 г.) Бёк выделяет четыре основных типа интерпретации: "грамматическую", "историческую", "индивидуальную" и "родовую" (относящуюся к различным типам речи и литературным жанрам). В грамматической интерпретации текст понимается исходя из целостного контекста "общеупотребительных выражений языка", в исторической - из взаимосвязи "ходовых представлений" данной эпохи (в обоих случаях дело идет об объективных условиях сообщения). Субъективные условия сообщения анализируются через истолкование индивидуальности говорящего ("индивидуальная" интерпретация) и через отнесение сообщения к определенной речевой форме (родовая, или "генерическая" интерпретация). Таким образом, заслуга Дильтея заключается не в том, что он выдвинул тезис об особом статусе понимания в историко-гуманитарных науках ("науках о духе"), а в том, что он предпринял попытку систематического развития этого тезиса. Герменевтика у Дильтея - часть более широкого методологического проекта. Цель последнего - обосновать особую значимость историко-гуманитарного познания, несводимость процедур такого познания к процедурам естественных наук. Своеобразие сферы, с которой имеют дело гуманитарные науки, состоит в том, что познающий субъект сам есть часть той сферы, которую ему надлежит познать. Из этой констатации вырастает знаменитая формула Дильтея, согласно которой "природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем". Это положение позднее послужило поводом к противопоставлению "объяснения" и "понимания" как двух несовместимых методов познания. Хотя некоторые фрагменты Дильтея приводят к подобной трактовке его мысли, сам он подобной дихотомии не строил. "Понимание", согласно Дильтею, не противостоит объяснению, а, скорее, дополняет его. Понимательные процедуры совершенно необходимы для постижения целостности, именуемой Дильтеем Жизнью. "Жизнь" здесь - наименование духовно-исторического мира. Его важнейшая особенность - изоморфность нам как познающим. Живое может быть познано живым. "Дух в состоянии понять лишь то, что порождено духом". В ходе герменевтического поиска Дильтея остро выявилась ключевая методологическая трудность герменевтики, известная как проблема психологизма. Суть ее состоит в поиске объективного значения произведения (или, как его называет Дильтей, жизнепроявления). Где гарантия этой объективности? Дильтей ищет ее в принадлежности понимающего субъекта и понимаемого им объекта одному и тому же смысловому полю - Жизни, или Духу (духовно-историческому миру). Истолкователь, будучи в той же мере, как и толкуемый текст, частью духовно-исторического мира, может прибегнуть в своих интерпретационных усилиях к "вчувствованию", а будучи моментом исторической Жизни, он может опереться на "переживание". Однако гарантией объективности ни "вчувствование", ни "переживание" служить явно не могут. Вот почему Дильтей переводит внимание с интуитивно-психологического на объективно-исторический момент герменевтической активности. Понимание предполагает не только (субъективное) сопереживание, но и (объективную) реконструкцию того культурно-исторического мира, в котором определенный текст возник, и обнаружением, объективацией которого текст является. Вот почему Дильтей интенсивно обращается к гегелевскому понятию "объективного духа", а также вводит, наряду с понятием "переживание" (Erlebnis), понятия "выражение" (Ausdruck) и "значение" (Bedeutung). Понимание трактуется им в поздних работах в качестве "воспроизводящего переживания" (Nacherlebnis) и реконструкции. Его объект составляют не только и не столько индивидуальные психические акты, а сфера не сводимых к отдельным индивидам идеальных значений. 50. Синергетика как теория, методология и мировоззрение современной эпохи. Основные принципы и категории синергетики. Специфика социосинергетики. |