история. Проект готовый, но с титулкой. Раскулачивание в Павлодарском Прииртышье сбор и анализ архивных документов
 Скачать 2.95 Mb.
|
|
Глава II. Раскулачивание в Казахстане (материалы, цифры и факты) Коллективизация в Казахстане началась еще до принятия центральными органами власти законов, поэтому она велась без учета интересов местного населения, и активно сопровождалась политикой ликвидации кулачества и байства как класса. Еще до провозглашения центром своего политического курса в казахских аулах осуществлялось сильнейшее давление на зажиточные и середняцкие слои населения. В 1925–1927 годах известный большевистский руководитель Ф. И. Голощекин провел в Казахском крае так называемый «Малый Октябрь». В результате этих мер у людей отнимали скот, имущество и под конвоем милиции направляли в определенные заранее властью места проживания. Скот, забираемый у баев отдавали для нужд колхозов, забивали на месте, так как невозможно было прокормить собранные в одном месте большие стада. К 1933 году из 40 млн. голов скота осталась примерно одна десятая часть. От таких действий в первую очередь пострадали казахи, так как скот был единственным источником их пропитания. В 1928 году, например, началась кампания по чистке коллективных хозяйств от «социально не нужных элементов», которая приняла массовый характер и продолжалась вплоть до «установления социализма» в сельской местности. Так, партийно-советская комиссия, работавшая в южных районах Казахстана с 15 по 24 февраля 1928 года, из 8 колхозов, охваченных проверкой, «вычистила» 29 человек, которые подпали под следующие категории: «а) баи; б) лица, имеющие индивидуальное хозяйство; в) аткаминеры; г) муллы, старшины; д) родственники мулл». Когда чиновная фантазия не шла дальше этих определений, то навешивался привычный ярлык «эксплуататор» [17, с.35]. Подобное игнорирование прав закрепилось рядом законодательно-нормативных документов, в частности, 30 января 1930 г. было принято известное постановление ЦК ВКП(б) о выселении раскулачиваемых. В нем были определены три категории «кулаков» и баев, меры (направление в концлагеря, выселение), количество, политика в отношении кулацких хозяйств, оставляемых на месте, порядок конфискации и распоряжения конфискованным имуществом. Предлагаемые мероприятия по изоляции кулаков и баев «обосновались» активным сопротивлением их колхозному строительству, хотя оно сколько-нибудь в массовых масштабах тогда еще не имело места. В годы коллективизации в Казахстане было подвергнуто конфискации 696 хозяйств, при этом 619 хозяйств были высланы за пределы округа проживания. У них было экспроприировано 145 тысяч голов крупного рогатого скота. Около 114 тысяч голов были распределены между колхозами. Кроме скота, конфисковали 633 юрты, 475 домов, 44 амбара, 534 других надворных построек, 108 плугов, 113 борон, 248 сенокосилок, 1367 бричек. В ходе заготовительных кампаний в Казахстане были проведены масштабные антикрестьянские репрессии: в этот период к административно-уголовной ответственности было привлечено 56 498 жителей села, из них 34 121 человек осужден. На закрытом заседании Бюро ВКП (б) в начале января 1930 года Ф. Голощекин озвучил, что в ходе заготовок с 1октября 1928 года по 1 декабря 1929 года по судебной линии было приговорено к расстрелу 125 человек, а по линии ГПУ за этот же период расстреляно 152 человека [18, с. 62]. Из общеизвестных фактов мы знаем, что в 1928 году в Казахстане было коллективизировано 2% всех хозяйств, а уже к осени 1931 года в 78 районах из 122-х было обобществлено от 70 до 199% хозяйств. Имущие слои деревни и аула подвергались гонениям и вне колхоза, что особенно наглядно было видно по фискальной политике советской власти. Почти в каждом документе о сельхозналоге подчеркивалась необходимость «более полного выявления и обложения кулацких хозяйств в индивидуальном порядке» (по фактической доходности, а не по нормам), что открывало простор для всяких беззаконий и произвола [19, c.54]. Этому же способствовала и путаница в отношении установления критериев определения кулацких и байских хозяйств. В соответствии с постановлением Совнаркома СССР «О признаках кулацких хозяйств, в которых должен применяться кодекс законов о труде» от 21 мая 1929 года к таковым относились все крестьянские хозяйства, обладавшие одним из следующих признаков: систематическое применение наемного труда, наличие мельницы, маслобойни, крупорушки и тому подобного промышленного предприятия, в которых применяется механический двигатель; систематическая сдача в наем постоянно или на сезон оборудованных помещений под жилье или предприятие; занятие торговлей или ростовщичеством, коммерческим посредничеством или наличие других нетрудовых доходов (в том числе служители культа). К кулацко-байским хозяйствам относили и тех, у кого «размер дохода, исчисляемого при обложении единым сельхозналогом, превышал 300 рублей на едока и 1 500 рублей на хозяйство» [20, с.27]. О каком соблюдении прав человека или же о гуманности принятых правительством решении мы можем говорить. В период «политики раскулачивания» миграционно-депортационные процессы происходили в русле переселения кулачества и байства. Относящиеся к вопросу о ликвидации кулацких хозяйств документы - постановление ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года и постановление ЦИК и СНК СССР, а также РСФСР от 14 февраля 1930 года были приняты, когда раскулачивание кулаков и баев развернулось уже повсеместно. В соответствии с ними ЦИК и СНК КАССР 19 февраля 1930 года приняли постановление «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством и байством». Согласно директиве сплошной коллективизации отменялось действие закона о разрешении аренды земли и о применении наемного труда в единоличных крестьянских хозяйствах. Советским органам на местах предоставлялось право «в районах сплошной коллективизации... выселить и расселить кулаков, баев, полупомещиков, полуфеодалов в отдельные округа Казахстана и в пределах округа - в отдельные его районы, на новых, отводимых им за пределами колхозных хозяйств участках, с конфискацией всего имущества, за исключением оставляемого им в размерах, минимально необходимых для ведения хозяйства» [1, с.114]. Кулацко-байским хозяйствам запрещались без разрешения районых исполкомов как переселение так и распродажа имущества. Практическим воплощением в жизнь лозунга о ликвидации кулаков и баев занималась республиканская комиссия при Казкрайкоме партии, куда входили представители ЦИК и ОГПУ. Предварительно крайкомом был утвержден список 20 районов, где должны были проводиться акции по ликвидации кулачества и байства. Сообщая об этом окружным комитетам партии, крайком в секретной телеграмме потребовал от них, чтобы в районах, не вошедших в данный список, были приняты «самые жесткие меры ограничения кулачества: быстрый тщательный учет всего байско-кулацкого имущества, особенно рабочего скота, средств производства; установление контроля, наблюдения» [2, с. 16]. В случае самоликвидации хозяйств и их переселения, казкрайком требовал осуществить немедленную конфискацию имуществ. Ликвидация кулачества и байства в Казахстане должна была завершиться досрочно - к 1 апреля 1930 года, т.е. на месяц раньше, чем по стране в целом [12]. Казкрайкомом ВКП(б) было запланировано выселить за пределы мест проживания 30 тысяч кулацких семей. Для их размещения в республике было определено 9 районов, [13, с. 32] в основном пустынные участки вдали от железных дорог и промышленных центров. Одним из крупных пунктов выселения казахстанских кулаков также стало побережье Аральского моря. В марте 1930 года все еще составлялись списки хозяйств, подлежащих раскулачиванию, определялись категории, районы выселения и т. п. В этой связи вызывает интерес протокол заседания комиссии Казкрайкома ВКП(б) от 1 марта 1930 года, на котором рассматривался вопрос об окончательном утверждении «цифр по районам ликвидируемых кулацко-байских хозяйств по второй категории». Как следует из документа, всего по Казахстану было установлено 2 450 кулацких хозяйств, относимых к данной категории [7, с. 86]. Комиссия установила срок прибытия выселяемых кулацко-байских хозяйств на побережье Аральского моря и на станции Аральск, как выяснилось это были дни не позднее 15-20 марта текущего года. Списки кулаков, отнесенных к первой категории, составлялись непосредственно органами ОГПУ, они немедленно брались под арест, приговаривались к расстрелу или выселялись за пределы республики. Комиссия вынесла решение такого содержания: «Все остальные подлежащие ликвидации кулацко- байские хозяйства, за исключением отнесенных к первой категории, должны быть расселены в других районах этих же округов» [22, с. 18]. Масштабы раскулачивания в Казахстане пока не поддаются точной оценке, но известно, что только в 1930-1931 годы численность крестьян, отправленных в ссылку за пределы Казахстана, достигла 6 765 человек [22, с. 56]. По всей вероятности, подавляющее большинство из них составили хозяйства, отнесенные к первой категории. Кампания по раскулачиванию привела к очередным перегибам, о чем уже 18 марта 1930 года Крайколхозсоюз информировал вышестоящие властные органы [34]. Раскулачиванию подверглось население районов, не входивших в список сплошной коллективизации. Из-за массового недовольства, вызванного перегибами, крайком партии вынужден был срочной телеграммой сообщить окружкомам о недоступности раскулачивания середняков, а также в районах, не охваченных сплошной коллективизацией. В телеграмме также указывалось: «В национальных районах сплошной коллективизации число байских хозяйств, в отношении которых должны быть приняты известные меры, не должно превышать по всем трем категориям двух - трех процентов по отношению ко всему количеству хозяйств этих районов»[18, с. 42]. Но это предостережение осталось очередной отпиской, поскольку оно не было подкреплено никаким механизмом для исполнения и сводилось на нет другими документами, требовавшими усиления борьбы против кулаков и баев. В секретном бюллетене Наркомата юстиции КАССР от 25 ноября 1930 года указывалось: «В условиях усиливающегося сопротивления со стороны кулаков необходимо с ними вести еще более решительную борьбу». Объединенный пленум Казкрайкома партии и Краевой контрольной комиссии, состоявшийся 3-7 февраля 1931 года, потребовал принять срочные меры по чистке колхозов от кулаков, баев и других «подрывных элементов» [23, с. 73]. А в декабре 1931 года в целях оказания «конкретной помощи» Казкрайком партии принял решение об установлении дополнительных признаков кулацко-байских хозяйств для обложения единым сельхозналогом. Эта директива была воспринята силовыми органами, в частности, Наркоматом юстиции республики как результат слабого выявления кулацко-байских хозяйств. По некоторым оценкам, в Казахстане было раскулачено свыше 3 процента, в то время как этот показатель по РСФСР составлял менее 1 процента [7, с. 53]. К марту 1930 года тюрьмы Казахстана были переполнены. Число заключенных превысило 22 тысячи человек. Поэтому в Казкрайком поступали просьбы «в целях разгрузки тюрем и экономии средств» отправить осужденных на камышитовые разработки, или пересмотреть некоторые дела в связи с их сомнительностью [24]. До 1 июня 1930 года из тюрем было освобождено 12 тысяч человек, в основном середняки и бедняки [7, с.36]. Раскулачивание и другие виды репрессии охватили не только все слои населения, но и хозяйственные и общественные организации крестьянства. В ходе создания новых колхозов и комбедов было широко развернут процесс их «чистки» от кулаков и других «нежелательных» элементов. Тысячи казахских шаруа были осуждены за убой скота. В соответствии с указанным выше постановлением от 31 января 1932 года виновным за убой скота и «преступно-небрежное обращение со скотом» предусматривалось различные сроки уголовной ответственности. В частности кулаки, баи и частные скупщики «за незаконный убой и умышленное изувечение скота или иные злостные действия» подлежат уголовной ответственности по ст. 79 УК, предполагавшей лишение свободы до 2 лет. Существовал и ряд других документов, в соответствии с которым простого сельчанина могли привлечь к административной и уголовной ответственности. Одним из них было печально знаменитое Постановление ЦИК и СНК от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной (социалистической) собственности», которое называлось в народе «законом о колосках». Оно предусматривало за хищение всех упомянутых видов собственности высшую меру наказания - расстрел с конфискацией имущества, лишь при смягчающих обстоятельствах - 10 лет лишения свободы с той же конфискацией. Для лиц, насилием и угрозами побуждающих колхозников выйти из колхоза, применялось заключение в концлагерь сроком от 5 до 10 лет. При этом на такие дела амнистия не распространялась. Ряд постановлений ЦИК СССР, ЦИК и СНК СССР и ЦК ВКП(б), а также постановлений и разъяснений к ним Пленума Верховного Суда СССР действие закона от 7 августа вопреки его прямому смыслу распространяли на деяния, в которых усматривалось посягательство на общественную собственность: расхищение свеклы во время копки и перевозки; обман в деле учета колхозной продукции, колхозного труда и урожая; саботаж сельскохозяйственных работ, кража семян, «вредительское преуменьшение нормы высева»; «вредительская работа по пахоте и севу, ведущая к порче полей и снижению урожая»; «умышленная ломка тракторов и машин и уничтожение лошадей»; «хищение и разбазаривание кормов, предназначенных для колхозных и совхозных лошадей; использование не по прямому назначению хлопка; злостное расхищение, разбазаривание или умышленное сокрытие подлежащего к сдаче хлопка» и т.д. Повседневная практика применения закона от 7 августа была поистине чудовищной. По этому закону во множестве случаев суду предавались лица, совершившие мелкие хищения. Некоторые лица, например, собирали колосья с колхозного поля после уборки урожая, этого оказалось достаточно для предания их суду, хотя работа колхоза на данном поле была полностью завершена. 19 августа 1932 года Наркомат юстиции СССР на закрытом заседании коллегии, обсудив указанное постановление, принял решение «Об охране общественной (социалистической) собственности и укреплении колхозного строя» и предложил судам за кражу колхозного имущества приговорить обвиняемого к высшей мере наказания - расстрелу, а «подкулачников», под которыми имелось в виду рядовые колхозники и шаруа, к лишению свободы на срок до 10 лет. Кроме вышеуказанных мероприятий практиковалось создание агентуры непосредственно в эшелонах, которые шли к местам выселения. По их прибытию «спецгруппой из трех человек производился прием прибывшего с эшелоном осведомления и вербовка нового». По признанию компетентных органов «количество осведомления во многих эшелонах было очень незначительное, а в нескольких эшелонах его совсем не было» [3, с. 29]. С наступлением весны масштабы бегства увеличивались, и органы ОГПУ искали новые методы борьбы с этим явлением. Практика ОГПУ по созданию агентуры и в последующие годы кулацкой ссылки активно применялось. Условия содержания обусловливали большую смертность выселенных крестьян. Анализ приведенных данных показывает, что главной причиной предельного обострения демографической ситуации в трудпоселках НКВД Казахстана был значительный рост показателей смертности, достигший в 1933 г. апокалипсической отметки 88,6 % [32]. Общая же динамика соотношений коэффициентов рождаемости и смертности дает всплеск смертности в 1932-1933 г., что, безусловно, было связано, как с голодом 1932-1933 гг., так и антисанитарными условиями существования людей, которые не могли не вызывать рост инфекционных заболеваний, эпидемий, которые всегда были постоянными спутниками голода. Как отмечают исследователи материалы, отложившиеся в архиве, не позволяют определить состав умерших по полу и возрасту, причинам смертности. Поэтому можно лишь предположить, что для 1932-1933 гг. характерна ярко выраженная концентрация смертности в детских и старческих возрастах. Указанное обуславливается большим процентом детей и стариков в трудпоселках. Только на 20 мая 1930 г. вместе с семьями внутри Казахстана было переселено 3508 детей. К концу 1939 г. в трудпоселках Казахстана насчитывалось 396037 детей до 16-летне-го возраста. Более того, ограничивался вывоз детей с мест ссылки на родину. Первоначально, в 1930 г. директивой № 12918 допускалась отправка домой к родственникам детей до 14-летнего возраста. Затем директива № 12920 от 21 апреля 1930 г. разрешила вывозить детей до десятилетнего возраста и стариков старше 65-ти лет [34]. В целом, лишь к 1935 г. впервые было отмечено превышение рождаемости над смертностью. Таковы некоторые итоги принудительных миграций в 1930-е гг. Таким образом, в 1933 г. в трудпоселки наряду с «кулачеством» направлялся контингент, выселяемый за срыв и саботаж хлебозаготовительных и других кампаний. На самом деле, можно ли по-другому интерпретировать тот факт, что уже на 15 марта 1930 г., т. е. всего через месяц после принятия постановления ЦИК и СНК КазССР «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством и байством» в республике было арестовано и предано суду 3113 человек, а члены 2450 хозяйств подлежали выселению за пределы округа проживания. Таким образом, мы пришли к выводу, что одним из самых ужасающих периодов в истории нашего многострадального народа являются годы коллективизации, когда человек был подавлен и полностью лишен элементарных прав на жизнь, веру и взгляды. Глава III. Исследовательская часть: Раскулачивание в Павлодарском Прииртышье В последнее время в нашей стране растет число люде й, нтересующихся краеведением и это отрадно. Данный интерес обусловлен, как государственными программами, так и на подсознательном уровне отдельно взятой личности, которому не безразлична история родного края, своего аула или же семьи. Примечательно, что на страницах печати все чаще стали публиковаться статьи о батырах, биях, потому как о них ранее знали лишь отдельные аксакалы, знавшие историю своей местности, теперь это стало достоянием всех. Вместе с тем, за завесой по-прежнему остаются такие аспекты региональной истории, как дореволюционная экономика, годы гражданского противостояния, годы усиления тоталитарной системы, годы освоения целины. Исходя из вышеизложенного, мы пришли к выводу о том, что для нас был бы интересен опыт работы с архивным материалом и источниками по вопросам коллективизации, в частности, по вопросам раскулачивания в нашей области. Процесс раскулачивания в Павлодарском Прииртышье, также как и по всей стране начался с 1928 года с борьбы с кулачеством и байством как неугодным советской власти классовым элементом. Коллективизация, носившая форсированный характер привела к тому, что за период с октября 1928 г. по май 1930 г. количество хозяйств в колхозах увеличилось в 15,2 раза. Политика советской власти не учитывала интересы отдельных граждан, а служила, прежде всего, идеалам советского общества. Поэтому под раскулачивание попадали не только бай и кулаки, но и их, относящиеся в большинстве своем к категории середняков, родственники. Гонка за показателями, отсутствие заинтересованности в экономической рентабельности традиционного уклада хозяйствования казахов обусловили в прямом смысле «геноцид». Об искусственности процесса свидетельствует тот факт, что за полтора месяца с начала 1930 года, когда руководством СССР было заявлено о торопливости в проведении коллективизации, из колхозов Павлодарского Прииртышья вышло 5 тысяч человек [11, С. 107]. Архивные документы убедительно свидетельствуют о том, что голод в начале 1930-х годов стал результатом осуществления в СССР сталинской модели форсированной индустриализации, обусловившей насильственную коллективизацию и принудительные заготовки сельхозпродукции, прежде всего хлеба, ради увеличения размеров хлебного экспорта и удовлетворения потребностей растущей промышленности. В одной из статей директор Государственного архива Павлодарской области К. Макажанова отмечает: «Работая в государственном архиве Павлодарской области были выявлены документы, в большинстве своём ранее не доступные широкой общественности и раскрывающие причины, последствия и реальные масштабы этой великой трагедии народа [24]. Ситуация в Павлодарском Прииртышье сложилась таким образом, что голоду предшествовала трехлетняя засуха, а собранный в 1931 году урожай был значительно ниже предыдущих лет. Немалую роль сыграла и непродуманная политика советской власти о необходимости административно-территориального переустройства, так за три года Павлодар был, например, в 1928 году из уездного центра был окружным городом (решение от 17 января 1928 года), которому подчинялись 9 районов; а через три года (решение от 17 декабря 1930 года) центром только Павлодарского района и непосредственно подчинялся ЦИК КАССР. Перегибы советского правительства прослеживались не только в ущемлении прав на частную собственность, но и накладывали запрет на взгляды людей. В фондах архива Павлодарской области встречаются сведения самих участников событий, а также воспоминания их родственников, статьи. Неподдельный интерес вызвала статья внучки Зинды Черманова (Шорманова) Мағиды Бақиқызы. В 1997 году она опубликовала статью в газете «Қазақ үні» - «Қаржас Шорман би әулеті қызыл кәмпескеде». Из воспоминаний следует: «Дед Зинда – «крупный скотовладелец» по состоянию на 1 января 1928 года в переводе на крупный имел 1147 голов крупного скота, 3 юрты, 1 деревянный дом, бричек -1 шт., ходков - 2 шт. и сенокосилку. Членов семьи 5 человек. Пользовался трудом 10 наемных рабочих, тип хозяйства – полукочевой». О факте конфискации и высылке Зинды Шорманова, его сына Карима, также двоюродных братьев деда - Жами Шорманова, Нуркуша Шорманова указано в журнале "Ақиқат". Указанные в первом документе 5 человек - это дед Зинда, его жена Магида, сыновья Рапық, Бақий, Ади. Ко времени конфискаций с ним жили только эти дети. Карим Шорманов, (он же Исин) сын Зинды Шорманова, имел состояние, судя по документам, и тоже подлежал конфискации и высылке. Дедушка пишет, вспоминает Магида, что «Карим был самый скромный из сыновей». Карим Шорманов рано стал помогать отцу, разводил чистопородистых лошадей, был очень трудолюбив и если у него было состояние, то нажил он его собственным трудом» [25]. Но советская власть, учитывая социальную принадлежнось родителей Зинды Шорманова активно взялась за конфискацию имущества «неблагонадежных» слоев молодого советского государства. Подвергшись высылке семья Шормановых вынуждена была с 1928 по 1933 годы жить в Актюбинске. Ужасающим фактом было то, что гонениям подвергались не только взрослые, но и дети, которых отлучали от родителей, привлекали к физическому труду. Так, Магида в статье отмечает: «Мой отец - Бакий Зиндич Черманов (фамилия переделана, в связи с гонениями на весь род Шормановых, носителями ее остались дети Бакия и Нуркуша (Нурмухамеда). Остальные потомки стали писаться Исиными (по имени прадеда Исы), Кучиковыми (по имени отца Шормана) и Зиндиными). Закончив школу в Каркаралинске, поступает в Омский Медицинский институт, с 3 курса которого его исключают, как сына бая. Уже после возвращения из ссылки Бакий поступает в Омский пединститут и заканчивает его естественный факультет в 1939 г. Бакий был очень эрудированный, от природы любознательный, имел замечательную память, писал стихи, рисовал. Я думаю, если бы не бесконечные гонения, то как раскрылись бы его замечательные способности!» [25]. Воспоминания родственников дают нам возможность иметь совсем иное, отличающееся от навязанной нам советской идеологией представление о семье видного земляка Мусы Шорманова, которого советское общество считало «врагом народа», хотя в народе его называли благодетелем. Не менее адекватные, соответствующие действительности воспоминания представляет нам фотоколлекция дореволюционного фотографа, этнографа С.М. Дудина. В октябре 1992 г. в Алма-Ате состоялся Всемирный курултай казахов. Приглашение принять в нем участие с выставкой своих коллекций по традиционной казахской культуре получил также Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого (МАЭ) Российской Академии наук. Впервые в качестве экспонатов были представлены фотографии конца XIX - начала XX в. Авторами части фотоснимков были С.М. Дудин и К.В. Щенников. С.М. Дудин фотографировал в поездках с большим вниманием и интересом. В 1899 г. из Казахстана С.М. Дудин привез более 600 фотоснимков, на которых запечатлена многогранная жизнь кочевников-скотоводов: бытовые сценки и пейзажи, портреты людей, их занятия, внутреннее убранство жилищ, зимовки, кочевья, одежда, музыкальные инструменты, пища и т.п. (МАЭ, колл. 1199, 2413). Судя из вышеизложенного, Зинда Чорманов был состоятельным скотовладельцем, на уровне преуспевающего фермера. Подрубив под корень такие хозяйства, политика коллективизации аула привела к плачевному состоянию сельское хозяйство. Правдивость воспоминаний подтверждают и следующая телеграмма из Баянаула, хранившаяся в архиве под грифом «Совершенно секретно»: «Отрядом с бандой началась перестрелка, убито воров двое, 3-ти Шамшит ранен, Осербая нет бежал. Один соучастник пойман живым, женщин, имущество, скот вернули, подробности высылаем в материале почтой. При обыске Чермановых Рахимтая и Зынды Упол. Сергазиным было обнаружено и изьято золотых монет 960 руб, золотых суперков 13, золотые часы в футляре. Чермановы арестованы, вещи временно сданы почте. Просим дать приказания. Уполномоченные - Сергазинов, Воробьев» [26]. О фактах сговора против власти указывают также уполномоченные ОГПУ Долгов и Заитов, которые безосновательно делают выводы о противостоянии середняков к советскому колхозному строительству. Так, из отчета сотрудников ОГПУ по Павлодарскому уезду видно: «По имеющимся сведениям со стороны баев имеется тенденция противопоставления советской власти средняков,используя для этой цели провокационные слухи об экспроприации среднячества. Так в момент отправки Чормановых в гор.Павлодар Зында Чорманов собравшийся для их проводов толпе казаков перед отьездом сказал: «народ мы разрушены и уходим, очередь за вами» [27]. Боль и сострадание за своих родных, народ были восприняты советской властью, как противостояние. В условиях тотального давления люди вынуждены были искать выход из сложившейся ситауции и зачастую продавали свое имущество за бесценок. Так, в переписке уполномоченных ОГПУ приводятся следующие сведения: «В связи с распространением слухов об экспроприации байства бай Кызылтавской волости имеющийся у них скот продают и распределяют в кредит и ведут усиленную подготовку для реализации скота на Куяндинской ярмарке, так бай аулов той же волости: Кайдар Омаров, Ереженов Смагул, Енсебаев Мусапыр говорят, что скот будет взят в пользу государства сговариваются и продают часть скота на ярмарке. Есть случай продажи и раздачи скота в кредит одно-аульцам» [28]. Раскулаченные не подпадали под действие статей Уголовного Кодекса и поэтому в дальнейшем реабилитации не подлежали. Некоторые из раскулаченных впоследствии также могли быть осуждены по таким статьям. Отметим также, что действие закона о реабилитации жертв политических репрессий не распространялось на осужденных, например, «за колоски». Они реабилитации не подлежали. Угроза быть включенными в списки кулаков и баев нависла над всеми сельчанами, что толкало их целыми селами и аулами записываться в колхозы. В ходе коллективизации и раскулачивания органы ОГПУ параллельно активизировали свою деятельность по «разоблачению антисоветских элементов». Так, в «Директивных указаниях Семипалатинского Губкома о борьбе с баями и кулачеством за 1928 год» представлено более 50-ти листов о размерах конфискации имущества, лицах, которые подлежат раскулачиванию, но материал представлен на арабском языке, что стало серъезным баръером в исследовании обозначенной темы [29]. Раскулачивание и другие виды репрессии охватили не только все слои населения, но и хозяйственные и общественные организации крестьянства. В ходе создания новых колхозов и комбедов было широко развернут процесс их «чистки» от кулаков и других «нежелательных» элементов. Также тысячи казахских шаруа были осуждены за убой скота. Вот о чем свидетельствует письмо председателя колхоза Егеубаева, который отмечает: «25% конфискованного скота вследствие истощения доставить на мясо. По суду должно взыскаться с кулаков и спекулянтов. Дополнительно конфисковать 50% и 25%» [30]. В конце января 1932 года бы.-; принято известное постановление ЦИК и СНК КАССР «О мерах - сохранению поголовья, борьбе с хищническим убоем и разбазаривание г скота», но уже задолго до него были осуждены за подобные деяния тысячи людей. Так, по данным Наркомюста КАССР на 20 марта 1930 года, всего по Казахстану было осуждено «за злостный убой скота», 1 924 человека, возложен штрафов на общую сумму 493 211 рубль. Социальный состав осужденных выглядел следующим образом: кулаков и баев-1 271; зажиточных -172; середняков - 107; бедняков и прочих – 26 [31]. В соответствии с указанным выше постановлением от 31 января 1932 года виновным за убой скота и «преступно-небрежное обращение со скотом» предусматривалось различные сроки уголовной ответственности. В частности кулаки, баи и частные скупщики «за незаконный убой и умышленное изувечение скота или иные злостные действия» подлежали уголовной ответственности по ст. 79 УК, предполагавшей лишение свободы до 2 лет. Ярким проявлением политики усреднения разных социальных групп является тот факт, что основную массу середняков автоматически причисляли к категории зажиточных и видели в них потенциального классового врага. Так, из телеграммы Губкома Павлодарского уезда от 1929 года видно: «В хозяйстве Шапарова 37 десятин земли, 18 голов КРС, 24 МРС, сенокосилка» [32]. Практическим воплощением в жизнь лозунга о ликвидации кулаков и баев занималась республиканская комиссия при Казкрайкоме партии, куда входили представители ЦИК и ОГПУ. Она рассматривала и утверждала контингент, районы сплошной коллективизации и кулацко-байских хозяйств, подлежащих ликвидации, намечала районы расселения этих хозяйств. Кроме того во всех округах создавались оперативные тройки из представителей исполкомов и ОГПУ, секретаря окружкома партии. В своих действиях они руководствовались Секретной инструкцией ЦИК СССР, от 4 февраля 1930 года, в которой предписывалось следующее: «В районах сплошной коллективизации мероприятия по ликвидации кулацких хозяйств осуществить немедленно, а в остальных районах - по мере действительного массового развертывания коллективизации. Общее число ликвидируемых кулацких хозяйств по всем районам должно составлять около 3-5 процента» [7, с. 46]. Форсированное проведение коллективизации усилило репрессивные меры по отношению к так называемым «врагам народа», что видно из названия дела: «Протокол №1 заседания оперативной тройки по проведению очистки района от байско-аксакальского кулатского элемента, состоящегося 10 апреля 1931 года». Зачастую никаких дополнительных проверок не осуществлялось, судьбы людей зависели от субъективного мнения 3-х заседателей. Люди находились в условиях постоянного страха за свою жизнь и близких родственников, однако удивителен тот факт, что казахи испокон веков ставили выше над всеми совесть, так пословица гласит – «Арын алтыннан да артық», чему доказательством является письмо Ответсекретарю Баян-Аульского райкома ВКП (б) тов. Ахтанову, где приводятся такие сведения: «Нарсудья тов. Тютебаев избил батрака 1-го аула Махмета за то, что он отказался от получения конфискованного скота у гражданина Жании Шорманова (Жамин – прим. автора)» [33]. Проявление чувства сопереживания, желания справедливого принятия решений видно также из следующего отчета: «В проведении первой конфискации Аккелинская партийная ячейка показала свою слабость, указав всего 11 байских хозяйств с 652 головами скота и поэтому она была распущена» [31]. Учитывая традиционный уклад хозяйствования казахи не считали социальную дифференциацию вражеским проявлением к новой власти, потому как понимали что это имущество нажито не одним поколением, однако представители советской власти видели в этом прямое противопоставление идеалам советизации казахского аула. Размеры конфискации были несоразмерны требованиям власти, так в отчете Семипалатинского губкома приводится: «Во время перегиба по статье 62 было конфисковано 8361 голов скота, из них было роздано колхозам 2056 и беднякам 3195, а 863 было пущено в расход, погибло 846, передано организации Союза «Кощчи» 1875 и передано в Павлодар 75 голов» [34]. Голод резко изменил существовавшие элементы казахской идентичности, такие как родственные связи, лояльность наследственной элите, да и сам кочевой образ жизни, накладывая категорию национальности «казах» поверх этих понятий. Цена такого формирования государства была ужасающей как для режима, который стал свидетелем резкого падения производительности сельского хозяйства в регионе в последующие после голода годы, но и особенно для самого казахского общества, понесшего несоразмерное бремя погибших вследствие катастрофы. Из 1,5 миллиона жертв трагедии около 1,3 миллиона составили казахи. От голода погибли более трети всех казахов, и, как следствие катастрофы, казахи стали меньшинством в своей собственной республике. В одной из срочных телеграмм секретаря Павлодарского райкома партии А. Розыбакиева на имя секретаря Казрайкома Курамысова, переданных через дежурного ОГПУ 3 февраля 1931 года говорилось о том, что «в связи с отсутствием хлеба происходит хищнический убой скота». Розыбакиев просит включить Павлодар в число районов, подлежащих отовариванию хлебом скотозаготовок в размере 40 процентов заготовительного плана 1932 года». В документах, хранящихся в местном архиве за 1932 год, были зафиксированы следующие данные: всего по 17 населенным пунктам Павлодарского района за 2,5 месяца умерли от голода 546 человек, откочевали или сбежали 2197 хозяйств. Таким образом, следует отметить, что в Павлодарском Прииртышье имущие слои деревни и аула подвергались гонениям и вне колхоза, что особенно наглядно было видно по фискальной политике советской власти. Почти в каждом документе о сельхозналоге подчеркивалась необходимость «более полного выявления и обложения кулацких хозяйств в индивидуальном порядке» (по фактической доходности, а не по нормам), что открывало простор для всяких беззаконий и произвола. Этому же способствовала и путаница в отношении установления критериев определения кулацких и байских хозяйств. |