Стихи и рассказы. Рассказы
 Скачать 404 Kb.
|
___________________________ЛАБИРИНТ_______________________________Важнее всего, за этот вечер, было найти выход из лабиринта, который был набросан быстрыми штрихами на клочке скомканной бумаги. Жизнь обрывалась каждый раз, когда сломя голову он бежал по узким коридорам, между серыми стенами, с ликующей уверенностью, что, вот, в конце бесконечного туннеля, покажется свет, но возникал холодный гранит, выкручивался серым отражением в луже талого снега и обрушивался на сердце. В обратный путь гнало отчаяние и страх, что пламя факела может погаснуть и тогда невозможно будет найти выход, без которого время станет бесконечностью среди темноты. Рука дрожаще, дополняла линии и на листе возникали образы, оживали и совершенно безразлично, как будто жили очень долго, продолжали заниматься своими делами, не обращая никакого внимания на измученное лицо их создателя. Откуда в них равнодушие? Ведь создало их живое? Он вглядывался в их лица и понимал, что живёт вместе с ними и каждый их жест или поступок, внутренне, оправдывал для себя и тогда их равнодушие, казалось, вытекало из обстоятельств и было обычным. НО ЧЕГО-ТО ЖУТКО НЕ ХВАТАЛО, ВЕДЬ ДОЛЖЕН ЖЕ БЫТЬ ВЫХОД. ТОГДА РАДИ ЧЕГО ВСЁ ЭТО? _______________________________ПОВЕРЬ._______________________________ Вместо земли, под ногами, уходило в даль огромное шахматное поле. Он жил здесь много лет и был единственной фигурой в игре. Устало, называя судьбой, он попеременно занимал сторону белых или чёрных, становясь то королём, то пешкой, задумывал логические ловушки и искал выход из них. Иногда, устав от этой игры, он поднимал к небу глаза и томное желание свободы, единства с ним охватывало его. Лучи солнца освещали его лицо и оно становилось мраморно белым. Страшное слово «обречённость» становилось не выносимым. Единственный звук, который можно было здесь услышать, был стук его сердца. Это были глухие шаги уходящего времени. Дыхание становилось тяжёлым, он опускал глаза и тупо смотрел на чёрно-белые квадраты безграничной пустыни. Цепляясь за подошву его, старательно, начищенных ботинков за ним безмолвно следовала его тень. По каким-то правилам чужой игры, она не имела право говорить. Обрисовывая его силуэт, она в своём сходстве с ним, впитала в себя его боль, остро чувствовая его одиночество. Ах, если бы он поверил в неё, она могла бы говорить, нет, они могли бы говорить. Но страх, встать на грань безумства (а разве не безумство говорить с собственной тенью), отсёк бы шахматное поле и стал бы реальностью. Но в монотонности существования, появился бы выбор: шаг в бездну, поверив, что ты не одинок, а она произнесла бы те слова, что каждый раз, кружили над ним прозрачными птицами, когда он поднимал глаза: «Я люблю тебя», или так же послушно передвигаясь по полю, скреплять его своей внутренней разорванностью и одиночеством. ______________________ОПРАВДАНИЕ ПОДСУДИМОГО_______________________ «Дайте слово!!! Я прошу вас, дайте слово. Пусть последнее, но мне нужно высказаться».- голос подсудимого дрожал от волнения. «Подсудимый, вам слово»- отрапортовал судья. В зале послышались шорохи. «Попрошу зал потише». Подсудимый встал, опустил глаза и тихо произнёс: «Странно, но мне нечего сказать в соё оправдание. Я не хочу оправдываться, но мне надо высказаться, если хотите, исповедоваться, сейчас, перед вами». Он чувствовал, как тысяча глаз смотрят на него в ожидании и каждый нерв дёргался на его уставшем лице. Внутренний голос собрал последние силы и властно произнёс: «Говори». Хриплый голос резал зал суда: «Я не прошу прощения и не перекладываю свою вину. Я хочу высказаться. Моя вина в том, что я не умею ждать. Эгоистичное желание - взять всё и сейчас, смешанное со страхом обмануть и быть обманутым. Но разве за это судят?» Ему казалось, что эта фраза не была достаточно ёмкой, но на неё ушли последние силы и подсудимый опустился на стул. Сейчас, за многие годы, он чувствовал, что не одинок. ____________________________СЯДЬ И ВЫСЛУШАЙ__________________________ * * * Камни, они отражают свет при закате солнца, слабо напоминая о боли, дают возможность оттолкнуться, чтобы взлететь, но падают, тоже на камни. Тогда, всем телом, чувствуешь их твердыню, их несокрушимость. Боль уже не таится, а заполняет всего тебя, становясь ликующей песней, победоносно ухмыляясь над глупой и наивной мечтой. На камнях, босыми ногами, ты начинаешь свой танец, под песню боли, превращая слова в движения, напоминающие движения марионетки, но ею движет человек, тобою - боль. Как, одурманивающе, солнце слепит глаза. Под его лучами озаряется весь мир, что когда-то казался тайной. Сейчас твоё озарение. Лишь не понятно, что делает под ногами птица с изломанными крыльями, в глазах которой отражается закат. В своём танце ты сливаешься со всем, что окружает тебя: со старым высохшем саксаулом, чёрной рваной дырой раскинувшим ветви, со скалами, чьи камни стали для тебя родными, ты стал их понимать, с ручьём, что тянет к себе прохладой и свежестью, с травой, что пробивается сквозь камни. По этим нитям течёт история, их немая история. Ты здесь частица всего и всё становится частицей тебя. Отсюда гонит только птица. Гонит, потому что в её глазах есть что-то непонятное. Только она не тянет к тебе нить. У неё нет сил. Ты боишься на неё наступить. * * * Таким, ты его ещё не видел; в прищуренных глазах, был вопрос, губы искажала кривая усмешка. Казалось, что ритмичное тиканье часов на стене, сливается его ударами сердца. Его вопрос не прозвучит, а рассосётся, когда сердце отстучит положенное время. Ты не любил заходить в этот трактир, но это было единственное место в городе, где не задавали вопросов и не обязательно было оборачиваться на скрип входной двери. Ещё портвейна!!! – голос прозвучал так, как будто сейчас, ты возьмёшь знамя и двинешься на баррикады врага. Ещё портвейна. – виновато опустив голову, тихим голосом повторишь. Плавной, немного женственной походкой, в грязном переднике и гладко зачёсанными на бок волосами подойдёт «человек», лениво разглядывая тебя, как будто измеряет температуру, чтобы узнать, сколько ещё портвейна нужно, чтобы температура была в норме. «Человек» сядь, выслушай бред пьяного и плюнь в его стакан. Он один из тысячи, что заходят в твой трактир. Как сладостно извиваются тела танцовщиц, сливаясь с голубоватым дымом сигарет. Сейчас, в твоём воспалённом сознании, ты представляешь себя «Великим султаном» и этот танец посвящён тебе. Ты мог бы обладать любой из этих женщин, достаточно только жеста, но тебе их жаль, хочется, чтобы они растворились в этом тумане, обретая свободу, оставив за собой лишь невесомый шлейф. Теперь, удары часов на стене сливаются с любым движением, происходящим вокруг, напоминая о том, что от трактира до дома ведёт освещённая луной дорога. «Возьми свой меч и в путь, доблестный рыцарь. Приведёт он тебя к мечте, но сначала, тебе придётся сразиться с чудовищами и серыми гиенами, что будут преграждать тебе дорогу. В путь!» Пошатываясь, узнавая каждый столб на ощупь, ты бредёшь домой, размахивая руками, рассекая головы чудовищ, парящих в воздухе, ликующе прикрикивая при каждой победе. Прохожие, повторяя его кривую усмешку, разумно решат переждать твою борьбу в стороне и пропустят тебя вперёд, не поддерживая твою радость от побед. Обессиленный, израненный, залитый кровью ты дойдёшь до двери дома. _______________________ПРИКОСНИСЬ К МОИМ ВОЛОСАМ_______________________ «Прикоснись к моим волосам» - шепнула она совершенно незнакомому человеку, проходившему мимо. Его удивлённые глаза встретились с её трезвым и решительным взглядом. Что-то кольнуло в его сердце. Он решил, что девушка плохо воспитана, раз позволяет себе с таким предложением обратиться к незнакомцу. Чувство её непристойности отразилось на его лице. Она громко и зловеще засмеялась и закружилась от необыкновенного счастья. Примерно через час, молодой человек, дойдя до порога дома, сделал усилие, чтобы сменить свою гримасу и забыть о том, что произошло, так как давно решил не заносить в дом, всё негативное произошедшее с ним вне его. Женщина, которая всегда ждала его возвращения, обретала необыкновенную лёгкость, когда он, уставший, садился на диван и нуждался в её ласке. На этот раз всё было так же: она села рядом с ним поднесла лицо к его лицу так близко, что губы едва касались друг друга, провела ладонью по его щеке и шепнула: «Прикоснись к моим волосам». Память сработала мгновенно, в голове зазвучал зловещий смех. Он отдёрнулся от любимой. Её образ слился с образом той, чей поступок исказил его лицо гримасой её непристойности. Что-то кольнуло в сердце любимой. Она не произнеся ни слово, будто, что-то слепило ей губы, пошла на кухню. Он понял, что должен ей что-то объяснить, но зловещий смех ударился об его черепную коробку, превратился в маленьких жучков, которые тут же расползлись по его собственным волосам. Он понял, что ничего уже не ждёт от этого вечера, вспомнил, что перекусил у своего приятеля и лёг спать прямо на диване в ботинках и галстуке. Женщина, свято хранившая ещё не совсем разгоревшийся очаг домашнего уюта, зашла в комнату в фартуке и прихваткой в одной руке, чтобы позвать мужа на ужин, увидела его спящим, сняла галстук и ботинки, укрыла пледом, чтобы высказать по телефону своей подруге – экстравагантной старой деве, свои негодования по поводу странного поведения мужа. Она даже не подозревала, что именно сейчас, он борется с полчищем чёрных, разъярённых жучков, каждый из которых разрывается в гнетущем его смехе и мучительно кусают, отрывая кусок за куском от его уставшего тела. Час спустя, она подошла к окну, на затемнённом стекле которого слабо отражались очертания предметов в комнате, освещённые жёлтым светом абажура. Среди них она заметила своё лицо. Никогда раньше, оно не казалось ей таким незнакомым. Оно было искажено точь-в-точь, как лицо его любимого гримасой непристойности, а в незнакомых глазах была мягкая, но решительная просьба, которая застыла ещё с того момента, когда её едва соприкасающиеся губы шепнули: «Прикоснись к моим волосам». * * * «Не вовремя отключили свет», – вздохнула она, ведь планы на завтра рухнули. Сидеть под керосиновой лампой и готовиться к завтрашнему докладу, одна только эта мысль, казалась жуткой. Без света в этом доме замирает жизнь, человек становится подвластен своим инстинктам и с наступлением темноты укладывается спать. А если свет не придёт ни завтра, ни послезавтра, что тогда? Она открыла записную книжку с набросками к завтрашней работе, подошла к плите и при еле мерцающем свете, разбирая записи, стала прикидывать в голове, план доклада. Понимая, что к нему нужно будет подобрать литературу, зажгла свечу и подошла к книжным стилажам. Когда-то, при свете она могла гордиться порядком на них, знало точно, где какая книга лежит и без труда её найти. Но сейчас вся полка превратилась в одно месиво с кучей непонятной макулатуры, из глубины которой она вынула две-три книги и села на стул, чтобы их рассмотреть. Её казалось, что этот дом, комната, книги – чужие, как будто видит их в первый раз. Интересной была последняя: стихи средневекового поэта со странным оформлением; на тёмно-синем фоне с серыми разводами, серебреной краской было выбито название. Не желая погружаться в бездонное пространство стилажа, она, как бы оттягивая время, открыла книгу, первая строка которой звучала как пособие по педагогике: «Не коснись рука души неведомой, Ибо не ведаешь ты, Какое семя в нём вростишь.» «Зачем мне сеять семя?» - подумала она. «И кто знает, чью либо душу, в том числе и свою?» Так значит люди вообще, не должны касаться души друг – друга? «Ибо не ведаешь ты, какое семя в нём вростишь» - бред какой-то». Но именно слово «бред», как никогда лучше подходило к сегодняшнему вечеру, поэтому это было именно тем, что сейчас нужно. Не испытывая никакого желания, читать всю книгу, скорее для того, чтобы заснуть без угрызений совести, которая стучала в голове не подготовленным докладом, она просто решила её пролистать, наугад вычитывая отдельные строки. Но на удивление, наугад вычитанные строки выстраивались в один единый текст: «Не сладкий сон, обман твой, твой побег, Иллюзии – одиночества рождение…» Далее: «Когда же, завершая, ты свой кроткий век Поймёшь, как трудно пробуждение». Интуитивно чувствуя, на какую страницу её перелистнуть, она знала, что как-то это было связанно с ней. Из окна подуло холодным ветром. Её стало знобить, но вместе с этим, повеяло свежестью – невероятной, которая бывает только ранней весной, с запахами цветущих деревьев, мокрой земли, как будто кто-то коснулся её души. Вернулись первые строки: «Ибо не ведаешь ты, Какое семя в нём вростишь.» От чего-то ей стало весело и она засмеялась. Из глубины сознания мысли стали выстраиваться в цепочку: «Даже такое великое достижение человечества как наука, которая основывается на точных формулах и расчётах, ставя эксперимент никогда, наверняка, не знает каким будет результат. Если не было бы отчаянных смельчаков, которые, не смотря ни на что, шли на риск, что бы коснуться гармонии и красоты Истины, её наготы. Шли вопреки всему, порой ценой собственной жизни, неизвестно кем были бы мы – их потомки и кем будут люди нашего будущего. Наверняка, желание коснуться, вызвано огромным чувством, неудержимой страстью, которое укладывается на языке человечества в банальное слово, «любовь». И если любовь греет ладонь, тянущуюся к душе, пусть неведомой, разве семя будет вредным сорняком?» Как, всё-таки, многое может изменить подувший ветерок. Своей хаотичной юностью расставить всё по своим местам. Пламя свечи погасло. Она достала спички и зажгла её снова. Сейчас, в таинственном, незнакомом сборнике стихотворений она узнала подарок одного пожилого человека. Они встречались, иногда, на улице, разговаривали о поэзии, когда изредка шли бывало по пути. А однажды, он подарил эту книгу, с пожеланиями найти своё место в жизни. Она поднялась поставить книги обратно. Узнала на знакомых стилажах, знакомые, расставленные по темам книги. Ей казалось, что именно это мгновение, уже когда-то было. Такое бывает, возможно, во сне или ещё где. Она обернулась к часам, стрелка продвинулась к двенадцати, раздался протяжный, с эхом бой. Часы показывали час ночи. _____________________________ДИАЛОГ______________________________ Смотри же, зрячая, как мир прекрасен сей, Волнует душу красотой своей. Судьба вложила в твои руки кисть Ты людям, совершенство мира передать сумей! Учитель, нутром я чую слова, что с Ваших уст Слетают назидательно. Берусь Я преданно служить и крест нести я свой. Скажите, кто восседает на вершине той? Ведь человек, всё нужно объяснять. По лику своему, он Богом создан, чтоб созидать И всё прекрасное, что он имел, Как в равной, в Женщине воспел. Ранимость, хрупкость льда, что в марте тает. И силу ветра, что горы разрушает. Печаль, мерцающих украдкой, звёзд. В смиреной Еве он вознёс. Как нежно Ваше прикосновение, мой педагог. Не женский стан ласкают руки, а цветок Не говорите, что сердце камень у меня. Возьмите душу, а большее не смею я. Наполнит смыслом жизнь, быть рядом с Вами. Вы светом внутренним берёте, не словами. Позвольте мне идти, так ясен путь мой. Горю, горю своей мечтой!!! Иди, безумная, но только знай: РАСТИ В СЕБЕ, ЧУЖОГО НЕ ЛОМАЙ. НЕ СМЕЙ ДАВИТЬ ТОГО, ЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ ТЫ ЖИВИ РАДИ ЛЮДЕЙ, А ЗНАЧИТ ВОИМЯ КРАСОТЫ! ____________________________ЧТОБЫ ЖИТЬ…_______________________________ Каждое утро она вставала раньше всех, обеспокоенная тем, что будет есть её семья на завтрак. На улице было ещё темно. Утренняя прохлада заставляла укутаться её в пуховой платок. Мягко шаркая тапочками, она возилась на кухне. С мимолётным ощущением мира просыпались дети. Потирая глаза, подходили к матери и цеплялись за подол её пёстрого платья. Она опускалась на колени, обнимала их и протягивала поджаренный на последнем масле чёрный хлеб. Как и любая мать, она мечтала о лучшем для своих детей и не могла понять; за что, через два часа, за окнами её дома прозвучит сирена о предстоящей бомбардировке и она, схватив детей, как обезумевшая кошка, побежит в подвал, где испуганные дети уткнутся в её колени, что бы не слышать хаоса, творящегося на улице. Они уже не задают вопросов. Они - повзрослевшие слишком рано с глазами, где ещё живут детские мечты. Быть может какой–нибудь, разгоряченной от оргий войны, бомбе вздумается упасть на её дом, просто так, что бы доказать своё превосходство, может из-за отчаяния, что у неё не будет детей, как у той, что таится в подвале и разорвёт дом в клочья. Куда она пойдёт? Куда вернётся он? Как она посмотрит в его глаза? Не сберегла – при одной этой мысли, её пальцы крепко цеплялись за детей, прижимая их к себе. Она закрывала глаза и представляла, как откроется дверь и у порога будет стоять он с усталыми глазами, в военной шинели. Всё, что будет нужно: забыть, стереть из памяти всё, что там оставила война. Слова не нужны. Нужно только жить. __________________________________КУКЛЫ___________________________________ Когда смешное, кажется глубоко печальным, невольно задаёшься вопросом: «Может, чего-то не понял я?» Наблюдая за комическим образом Пьеро, который стоит на сцене до пола опущенными рукавами, с рассечённой бровью, лицо которого выражает несчастье неразделённой любви. Я вешаю на него ярлык – ценник, делаю его своим и продаю. Имею ли я право? Может, и нет. Арлекин, в обтянутом, в красно-чёрную клетку трико, в колпаке со звенящими бубенчиками. На лице у него ярко играю румяна, а улыбка, невольно прищуривает глаза. Я вешаю на него ярлык, но не продаю; мне вдруг стало интересно, что он будет делать дальше. Он долго стоял на сцене, озираясь вокруг в поисках Пьеро, чтобы отдать ему должные подзатыльники, а когда он донял, что Пьеро продали, он вскочил, подбежал к краю сцены, сел в закрученной позе, спрятал голову в колени и громко запел о Пегги, при этом, его пение не было весёлым, скорее наоборот, напоминало брезгливое причмокивание, смешанное с истошным воем. Продать его в этом состоянии было невозможно. Закрыв занавес, я сажусь за новый сценарий, без участия Пьеро. Закончив, я разбрасываю его по сцене и открываю занавес. Моё предположение оказалось верным и Арлекин был готов к торгам, но на репицию новой роли у него не было достаточно времени и он был продан с крепко сжатым в руках сценарием по более дорогой цене, так как появилась альтернатива новой роли. Продать Мальвину с её красотой, с пред усадебным участком, домом, покладистым характером, было не сложно. Отдаю должное ей и тешу душу, что смогу отдать долги и выкупить себя. Рука не поднимается отдать в ломбард старые декорации, оставляю их на сцене, выключаю свет. Быть может, они кому-нибудь пригодятся для следующего спектакля. По дороге я встречаю старого шарманщика, возле которого, дёргаясь на ниточке, танцует деревянный Буратино. Я перехожу дорогу, сажусь на тротуар напротив них и наблюдаю за его незамысловатым танцем. Каким упорным трудом, эта деревянная игрушка зарабатывает на жизнь шарманщику, сколько самоотдачи в его резких движениях. Я оцениваю его и вешаю ярлык, но вдруг понимаю, что он уже куплен, может, приобретён обменом или подарен. Отдёргиваюсь и бегу вниз. Само с собой разумеется, сотрясаю воздух звенящим кошельком, это поднимает мне настроение и я начинаю громко хохотать. Вокруг собираются люди, посмотреть на меня счастливого. Я ловлю себя на мысли, что когда-то мечтал об этом. Но вдруг, вижу у себя на шее ярлык «Продано». Вырывается крик: «Я не принадлежу вам!», но понимаю, что, будучи не свободным, я был куплен за более дорогую цену, из-за наличия звенящего кошелька и самодовольного нрава. ________________________ВСТРЕЧА_______________________ Я уже давно не помню его. Из памяти стёрлось всё, что было связанно с ним. Вот только первая встреча. Тяжёлые занавесы кулис медленно открыли сцену и на деревянной площадке, сосредоточенно смотря на небольшой аквариум, сидел он. Он был настолько поглощён тем, что происходило внутри аквариума, что не обращал никакого внимания на то, что в зале были зрители. Полумрак был освещён только светом, падавшим откуда-то сверху на аквариум. Наверное, поэтому то, что там происходило, завлекло меня. Бесшумно, словно змея, крадущаяся к добыче, я поднялась на подмостки. Там, внутри его, был светлый город. Люди, в том городе, были наивными, как дети. Они открыто радовались, плакали и смеялись. На первый взгляд, казалось, что какая-то неведомая сила привела сюда этих людей из разных эпох и столетий. Здесь были и древнеегипетские жрецы, и средневековые рыцари в доспехах с родовыми гербами, прекрасные дамы сошедшие со строк стихотворений Блока и тургеневские дама с собачкой. Люди жили, умирали, становились тенями и… оживали вновь, при этом меняли свой образ. Они отражали свет, падавший сверху и казалось, что он исходит от них самих. Город солнечный, ясный. Их движения издавали тихую мелодию, такую, какую можно услышать с изображений древнеегипетских фресок. Она была настолько хороша, что сердце невольно откликалось в такт. Оно откликнулось и полюбило. Это было самое чудесное и прекрасное, что я видела в жизни. Я вдруг поняла, что всё, что происходит внутри аквариума, как-то связанно с ним. Внимательно вглядываясь в лица людей, я узнавала в них зрителей сидящих в зале. Тайна плавно подошла и окутала всё вокруг. Мне хотелось разгадать её. Я подняла глаза и внимательно посмотрела на него. Казалось, он меня совершенно не замечает. Его глубоко посаженые глаза совершенно отсутствовали. В этот момент я отпустила голову и увидела в городе себя, в старомодном костюме французской дамы с взбалмошным характером, которой было важно всегда и везде подчеркнуть своё присутствие. Я поняла, этот город был отражением его сознания, того, что происходит с ним. Я стала наблюдать за собой; в этом городе я пела сопрано, я знала – это, был мой голос. Иногда, он звучал ниже, но это не нарушало общую гармонию музыки. С минуту, я почувствовала, что повторяю её движения, от чего мне стало не по себе. Казалось, что живущая в этом городе оживает, уже трудно было различить, где я, а где она. Может, вместе мы составляли целое. Я ощутила себя куклой. Дойдя до этой мысли, я вскочила и побежала в зал, к выходу. Забыть! Смогу ли?! Возле самой двери, я обернулась назад. Вот эта и была первая встреча; передо мной, в полумраке сидел человек, всё, что он имел в жизни, это был крохотный, но безумно светлый мир. Что было у него за его пределами? Только безвыходная обречённость на одиночество. Сердце сжалось, откуда-то из глубины появилось, нет, выросло, чувство, нет, желание, подойти и крепко прижаться к его груди. В самом начале, читатель, я говорила, что время стёрло из памяти всё, что было связанно с ним, поэтому то, что я напишу дальше, возможно правда, а может и нет. Как бы то ни было, я не смогла уйти. Медленными шагами я возвращалась обратно, смутно понимая, что быть рядом с ним, означало, принять всё происходящее за реальность и жить в этом мире. Безучастно принимая образ, которым я стану. По мере того, как я шла, моё тело становилось бесформенным, плавно стекало вниз, как струя воды. Я не понимала, что происходит, но только когда появилось слабое освещение, я увидела, нет, поняла, что лежу на полу тёмной лужей и так могу передвигаться, стоило только подумать в каком направлении. Я стала тенью, только не знала тенью чего. Так же как и тень, я могла ползти по стенам, аккуратно принимая формы выступов и карнизов. Только тенью чего? Моё новое перевоплощение не было для меня странным, скорее забавным. Мне пришла в «голову» мысль, пройтись по залу, прямо по зрителям. В зале был полумрак и вряд ли меня кто-нибудь заметил бы. Я поняла, что сейчас я умерла. Было интересно, кем я стану потом, сейчас, я была тенью самой себя. Мои тайные желания могли воплощаться, у меня появилась огромная свобода действий; я могла менять форму и становится отражением любого предмета. Только, я не могла говорить, но чувствовала мысли других людей. Эти маленькие, искрящиеся человечки разлетались по залу, набирая огромную скорость и разбивались об замкнутое пространство внутри стен. Я подошла к нему и «стала» рядом. Казалось, он не замечает моего присутствия, как вдруг, он отпустил глаза и смотря прямо в меня, спросил: «Почему здесь нет звёзд?» Я знала, всякое моё объяснение он не понял и да и не принял бы. Я подошла к нему совсем близко и обняла его. Теперь я знала, что, значит быть собственной тенью. ______________ХУМСАНСКИЕ ЗАМЕТКИ (99г.)______________ Каждый год, с наступлением мая, со мной начинает происходить непонятное: перед глазами, как кадры из киноплёнки, вспыхивают картины Хумсана. Для этого достаточно запаха, шороха или одного дерева. Он незримо завёт к себе. Думаешь, вот, всё, осталось совсем не много, торопливо делаешь дела и такими утомительно долгими становятся оставшиеся два месяца. Мысль о том, что, может быть, в этом году мы не поедем, не получится, кажется абсурдным. Там, оставшись наедине со своим обрывом, с ветром, развивающим волосы, с бесконечными просторами гор, я смогу крикнуть, что счастлива, пусть только одно мгновение, но оно стоит того, что бы поторопиться сейчас. Права ли я, становясь безразличной к будням, механически исполняя работу, поверхностно выслушивая других, может, и нет, но мечта, как и любая другая страсть, делает человека одержимым. Поделиться ею? Как? Я прошу, расскажите мне про свою мечту. Я, конечно, не пойду за ней, но это сблизит нас, может быть тогда, здесь в городе, появится реальность бесконечной свободы. В Хумсан, обычно, мы едем втроём; папа, младший брат и я. Нас размещали в домике ближе к речке. Так было каждый год. Но в этом году, нас предупредили, что там нет мест. Когда мы приехали, папа с братом жили отдельно, с другими педагогами, а я со студентами из УзЛита в вагончике. Сначала было обидно, что приехав семьёй, мы живём отдельно, потом всё притупилось, появилась радость от знакомства с новыми людьми. В вагончике нас, было, пять человек: Умида с Наргизой были подругами и работали вместе, они держались обособленно, но были общительными; Гавхар и Шоира – однокурсницы. Гавхар была младше всех нас, от неё веяло юношеским задором, которым она всех заражала. Что было общего между всеми нами – это побег из дома. Умида – последний ребёнок в семье, с отпечатком глубокого уныния на лице, как бы всегда находилась в тени своей подруги. Наргиза была из многодетной семьи, всегда обо всём несла своё устойчивое мнение и строго его придерживалась. В её красоте, иногда, сквозила брезгливость и тогда, взгляд становился холодным и цепким, при этом, это не мешало её природному обаянию. Внутренняя красота, мягкость, поэтичность, желание не обидеть, уважение к другим делали Гавхар особенно привлекательной. По вечерам, когда мы что-нибудь затевали, она объявляла, что спит и головой уходила под одеяло. Когда происходило что-нибудь интересное, из-под одеяла выглядывали светящиеся глазки и быстро уходили обратно. Но когда мы выключали свет и в вагоне наступала тишина, она долго не засыпала, думала о чём-то важном, пережитом. При всей её общительности, она крайне осторожно относилась к людям и редко когда шла на откровенный разговор. Её трудно, было, уговорить почитать свои стихи, но когда у неё было настроение, она делала это так вдохновенно, что забирала всех в тот мир, в котором жила. По отношению к ней, Шоира вела себя, как сестра. Трудно было подумать, что вечно опушенная голова и застенчивая улыбка, которые обращали на себя внимание при первой встрече, таят в себе такую силу характера. В ней уживалось столько не сформулированного, не понятного ей самой, свойственного её возрасту. Когда она задавалась вопросом, в её глазах мелькала растерянность, которая быстро сменялась решительностью. Она умела воспринимать людей такими, какие они есть и это в ней привлекало, общаться с ней было легко. Я была рада знакомству с моими новыми соседями и возвращаться обратно с этюдов, не было, обременительным. На следующий день, после приезда, я пошла на холм. Это было моё любимое место, то самое, над обрывом. В близлежащей местности, это была самая высокая точка. Здесь всегда дул ветер. Казалось, мир лежит на ладонях, а небо становится совсем близко. Хотелось, что бы ветер приподнял тебя, а внутри появилось ощущение лёгкости, как у облаков. Да, именно здесь, я была счастлива, как бы наивно это не звучало. Я кричала налево и направо свои мысли по поводу облаков, гор, земли. Вдоволь накричавшись, я садилась на самый край обрыва и сидела так, как будто Время было, там, внизу, а Вечность со мной рядом, тайно угадывая мои мысли. А были они о том, что очень хотелось привести сюда, того единственного человека с кем бы я познакомила бы Вечность, а она знала, что мысли у нас об одном. Разделить с ним своё счастье. В прошлом году, я привела сюда своих студентов, это был последний день перед отъездом. Всю дорогу он ворчали и просились обратно, я шла строго и молча. Когда мы дошли, сели на край обрыва и затихли, думая каждый о своём. Наверное, по-своему, они разделяли моё состояние. После мои попытки поднять их, что бы дойти до лагеря к ужину, был тщетными. В их глазах было ощущение лёгкости, мимолётной радости и чистоты. Ведь я не ошибалась, в тот вечер они собрались вместе и вспоминали любимые песни. Что бы петь, нужно быть в этом состоянии. Возможно, мысли о вечности сидели во мне, потому что хотелось продлить этот миг. Здесь одиночество, не было, обременительным, а скорее состояние «побыть сама собой». Здесь оно не давило, а окутывала лёгкой шалью романтики. Камнем одиночество становилось внизу. Спуститься? Зачем? Кто меня ждёт? Для кого я важна, необходима? Кто с участием выслушает меня? Мне было это необходимо. Проблемы, которые я оставила в Ташкенте, я надеялась решить здесь, но мне надо, что бы кто-то меня выслушал. Проблем не было здесь - на холме, но они появлялись в лагере, везде, где были люди. Мне нужно было участие. Медленными тяжёлыми шагами, я дошла до лагеря. С интересом, заглядывая в глаза, как в большую книгу, где отпечатывался прошедший день, накладываясь на давно пережитое, я провожала день. Но самым трудным была ночь. Крепко сжимая подушку, хотелось забыть, что завтрашний день будет таким же, как и сегодня. Единственное, что успокаивало, были этюды. Тогда, состояние отрешённости и единства с природой, превращало цепкий груз бытия, в мелкую суету. Но на утро, всматриваясь в свои холсты, меня не покидало ощущение пустоты. Они были пустыми. Возможно где-то, гармонично нанесённый цвет, хрипло о чём-то говорил, но в целом, холсты были немыми. Мне не было бы жаль, если с ними что-нибудь случилось. Они не были, частью меня. Они не рождались, а писались. Тешила душу мысль? «Ведь я что-то, да, делаю» - глупая мысль. Так прошла первая неделя. Очень хотелось избавиться от скрытого ханжества по отношению к студентам и вообще, к людям. Ханжеством было и моё отношение к тому, что Наргиза с Умидой уходили, по вечерам, к подвыпившим мужчинам. На самом деле я была глубоко безразлична к их поступкам и оправдывать или осуждать, а тем более понять, я не хотела. Но тогда пустота расширялась и зияла дырой. Через неделю они уехали, на их места приехали мои бывшие однокурсницы, чему я была очень рада. Обычай устраивать посиделки по вечерам, под открытым небом, рассказывать о чём-то сокровенном сохранился ещё со студенчества и у меня появилась надежда. Стихи ____РОЖДЕНИЕ ВУЛКАНА_________ (1999г.) Земля с Небес питала влагу много лет, Отцовство, созерцая по-детски мило. И распылая магму вовнутрь пропустила, Но влага мудростью своей огонь не погасила, А вопреки закону шепнула свой секрет. Сама себя грозно сотрясая, Как будто устрашая звёзд покой, Она тянулась ввысь, делясь с луной бедой. Казалось, что бедой, Но как же миг тот был наполнен красотой, Хотя чело её в морщинах обрастало. И вот, создание неистовой и пылкой страсти. Вдохновенье струн, что солнце на востоке. Она раба и силы на исходе. И чувствует, то ли конец, то ли начало всё ж подходит. Хранить молчание, Земля, уже не во власти. Как будто в ярости сорвался Прометей Как сердце жаждет росы скупой глоток. Под серым пеплом гибнет золотой росток. Нет ног и нет земли, что уходила из-под ног. Лишь только мрак, обречённостью своей. И режет купол неба дикий рёв. Неся богам то ли проклятья, то ль признания Отдать цветок, взамен на состраданье. Но не сломить главу на покаяние. И как церковный звон бренчание оков. * * * Поставив камень для толчка, Я оттолкнулась, полетела. Давно я этого хотела, Но что-то не хватает мне. И в этой томной тишине В минуты счастья одинока. В порывах я воздушного потока, Всё дальше улетаю от людей. Всё тише смех моих друзей, Уже не слышно как шумит ручей В глухом лесу. Кому и что же я несу? ____________ ОТКРОВЕНИЕ___________ (1999г.) Нет слёз, нет боли, нет дыханья, Как будто умерла. И все мои старания, Прожить как надо жизнь, Смешны и так ничтожны. Прожить? И что ж достичь? Достичь, сейчас я поняла; Что цель в путь, как остриё воткнуты в ножны. Сверкнёт удача и обрежет путь. Жизнь лямка, что тягостно тянуть. Но всё ж остаться здесь, Сказать себе: «Люблю. Люблю ту жизнь, что в семени храниться, Жизнь, что расправляет крылья птицы. Жизнь, что в шелесте листвы струится. Я посвящаю вам судьбу». И каждое мгновение, как глоток. И как продлить его дыханье? И вновь смешны мои старанья. Расправить руки для подаяния. И к этой жизни упасть у ног. Ты слышишь, как распускается цветок. Для жаждущих она щедра и милосердна, Для жаждущих испить её исток. Теперь ты знаешь, что обречена, Но странной радостью полна душа В один цветок жизнь вложена твоя. Отдать его; Тому печальный ли, иль радостный итог. ______ТУНГУССКИЙ МЕТЕОРИТ_____ Это тунгусский метеорит, Летел себе, летел и вдруг упал. Учённые его искали, А он в земле сырой лежал. Из вселенского пространства Он выбрал здесь, на этой вот планете. В зелёной чаще, средь сосен бесконечный линий Себе могилу. Никто ведь и не знал; Что свободе безграничной, Печали звёзд, орбит скрещенью, Томлению чёрных дыр, созвездий совершенству Он предпочёл Земли тепло. Не тревожьте, люди, в покое дремлющем его. ________ЦАПЛЯ И ЖУРАВЛЬ________ (2000г.) Сказала Цапля Журавлю: «Журавушка, тебя люблю». «Прости» - Журавль отвечает ей. «Нет в жизни места для любви твоей Твою любовь принять я не могу. Быть вместе нам, быть может, ни к чему?» «Ну что ж»- посетовав на быстротечность дня, Взглянув печально, Цапля прочь пошла. Пронесся ветер, листы, срывая с календаря. И та печаль закралась в сердце Журавля. Задумался Журавль: «Но почему Так грустно стало одному? Нет радости былой в одиночестве моём. Быть может, лучше было б с ней вдвоём?» И так, вдыхая торф болот, Стоит Журавль у её ворот. Усилием воли, робостью томим, Он резал воздух голосом своим: «Цапля, как ты была права. На жизнь взглянуть иначе, возможность мне дала. Приди ко мне, как милую мою, Тебя я, с тихой радостью, приму». Острее лезвия был Цапли взгляд: «Журавушка, дороги нет назад. Сквозила правда в искренности слов, Порой не нужной, бывает и любовь. Иди Журавль, оставим всё на том, На том конце болота, крепостью, стоит твой дом». Ушёл Журавль и Цапля, у зеркала, спросила: «Скажи, что это было? Печалью полон взгляд и голос бархатный Стал вдруг глухим. Как бьётся сердце, что это с ним? Ты слышала, сказал: «Как милую мою»? Была жестокой я? Исправить прошлое сейчас же поспешу». Тем временем Журавль, Во всех грехах земных себя корил: «Зачем я к ней ходил? Как глуп, как мог подумать я, Что Цапля примет и поймёт меня?» На шпильках тоненьких, Сквозь гул болот летела Цапля, вот Стоит она у его ворот: «Журавушка, прости, тебя не поняла. Жестокою была, обида жгла меня». В объятья бросилась Цапля к Журавлю Журавль, холодно, вернул обиду ту: «Оставь, не видишь, занят я? Так много дел и мне не до тебя». Так до сих пор; Уходит Цапля, летит Журавль к ней. Журавль улетит, теряет Цапля радость дней. Так до сих пор, Твердят, что на болоте том, Спешит Журавль к Цапле, А Цапля за Журавлём. __________Я БУДУ ЖДАТЬ_________ (2004г.) Я буду ждать того, что позвоню сама. Ты подожди, я подберу слова, Что б ты не оставался равнодушным, Что бы покой был навсегда нарушен. Что б чувство сильное, как сотый вал Нахлынуло бушующей волной, Взметнуло ввысь. Чтоб ты немножечко страдал, Что долго ждал. Как безразлично, эхо разнесло слова, Талантливо копируя тональность звука И обнажая душу, ликуя, пустота Заставит вновь ждать своего звонка И не входить без стука. Я буду ждать всегда, Того, что в ожидании забыто мной И лишь воспоминания тревогою ночной нарушат сон. Нет, ты не жди, слова тут не причем. Я рождена, чтоб ждать. Наверно, для другого ты рождён. * * * (1998г.) Минувший день поглотит закат, Не зови, его не воротишь назад. Останется ночь, в тайном танце с тоской Будут томно кружить они надо мной. Где счастливые сны, что дарили мечту? Как на облачном небе отыскать мне звезду? Станет плахой рассвет и на острие топора. Отразится тот свет, что подарит тебя. Я лучу того света подставлю лицо, Чтобы тайна надеждой озарило его. Будем знать эту тайну, только мы с тобой. Я уйду в новый день с озарённой душой. И пусть жадно закат поглощает все дни, Уходя, обещают мою плаху они. Я покорно приму боль казни своей, Ведь одним лучом света в мире станет теплей. _____________РУЧЕЁК________________ (2000г.) Течёт во мне ручеёк От суеты мирской далёк. Похож на первый солнца луч, Он так же робок и могуч. Когда от боли стонет дух, Он песни распевает вслух. Искрятся светом ноты те В безвыходности и пустоте. Он замолкает от того, Что я порой не верую в него. Лишь стоит «призраком» назвать, Он начинает затихать. Тогда измотанный мой дух, Украдкой напрягает слух, Чтоб, как живительный исток Вновь зазвучал тот ручеёк. _____________ВЕСНА______________ Согласия просила ворваться на Землю, Соцветья наполнить дыханием И лавры, струящиеся, бледным творениям Напоить вечным благоуханьем. Просила, молила дать позволение, Слёзы в вечном полёте свободном. В клочья рвала, звала из забвенья, Тянулась из почвы молитвой угодной. Хранила, ждала и тихо шептала, Бросалась небрежно, чем дорожила. Пустая была и тем свет обретала. На белом, зелёное тихо жило. Смеялась, казалось, что вот обернётся, Но всё ж расстояния на равных глаголя, Может, не верила, иль только играла. Вести прощала, томила игрою. Звонко билась, по струнам скакала. Виноградным соком уста наполняла. Криком зелёным замирали слова. Качнулась в воде и умерла. ______ИЗ ПРОШЛОГО ВПЕРЁД_____ (1994г.) Занавески колышет ветер, Ночь серая за моим окном, Мне Вас больше уже не встретить, Чтоб надышаться Вашим лицом. Сказать напрасные слова. Зачем? Не знаю. Взглянуть в глубокие глаза, В которых таю. Услышать голос, что сейчас мне снится А проснусь, что мне осталось? Лишь дождём смытые лица, Лишь солнце, что новый день начнёт, Лишь обман придуманный мною, А время по-прежнему течёт; Из прошлого вперёд, Из прошлого вперёд. * * * |