реферат%20религия. Реферат по дисциплине Религиоведение
Скачать 56.8 Kb.
|
О Личности Иисуса Христа Кто хочет составить себе обоснованное убеждение о Личности Иисуса Христа, по необходимости должен изучить Ее из первых источников, – по Евангелию, и не довольствоваться сочинениями других писателей о Христе. Придется вникать в Его слова, Его поступки, Его учение, Его характер, Его смерть… и делать это без всяких предвзятых взглядов. Аргументы отвлеченного свойства никогда не удовлетворят честного искателя истины. Прежде всего мы встречаемся с вопросом, жил ли вообще Христос? Является ли Он вполне историческою Личностью или нет? Может быть Его, существование нам достовернее существования Гомера? Бебель вскользь упоминает в одной из своих речей о «мифическом» Христе, и Геккель (Weltratsel) также высказывает сомнения в Его «историческом бытии». Что Христос историческая Личность, удостоверяется свидетельством выдающихся писателей не только христианских, но и еврейских и языческих. Тацит, напр. (Annale XV, 38, 44), упоминая о «ненавидимых всеми за их злодейства христианах», говорит, что «учредителем этой секты был некто Христос, Который, в царствование Тиверия, предан смертной казни в Иерусалиме по приговору проконсула Понтия Пилата». Из других римских писателей, писавших о христианстве и об его Основателе, можно указать на врага христиан Цельсия (около 180 г.), на Лукиана, Светония и ученого Плиния, друга императора Траяна. Плиний докладывал последнему, приблизительно в 112 году по Р. Х., что вся вина христиан в том, что они «собираются в определенные дни, поклоняются Христу, как Богу, и клятвенно обязывают друг друга никогда не обманывать, не красть и не совершать прелюбодеяния». Из еврейских писателей можно сослаться на историка Иосифа Флавия, друга императора Тита, много написавшего об Иоанне Крестителе, о Христе и о христианстве. О Христе говорится и в Талмуде. Интересно, что в выпущенном в Берлине профессором Дальманом издании последнего имеются указания о Христе, об Его матери и учениках более чем в 40 местах, хотя конечно во враждебном духе. Талмуд упоминает и о чудесах, совершенных Иисусом, но приписывает их влиянию нечистой силы. Вообще можно сказать, что историческое существование Христа никогда не подвергалось серьезному научному сомнению. Переходя к рассмотрению облика Христа, который нам дают книги Нового Завета, мы прежде всего замечаем, что Христос, Которого нам рисует Евангелие от Матфея, Тот же Самый, Каким Его представляют евангелисты Марк и Лука. Хотя у Иоанна и упомянуты такие речи Христа, которых мы не находим у других евангелистов, но характер описуемого им Спасителя тот же, что у других евангелистов. Разногласия между ними в этом отношении нет. Во-вторых, облик Христа по Евангелиям – облик цельной, живой человеческой личности. Это не мертвая мозаика из различных повествований, но живое Лицо, Которое живет перед нами, мыслит, чувствует, действует, плачет, радуется… Эта живая цельность была бы совершенно невозможна, если бы Евангелия были компиляциею легенд разных времен и разных авторов, как некоторые воображают, точно также, как нельзя бы было из множества рисунков разных художников создать такое произведение искусства, каким, например, является Сикстинская Мадонна Рафаэля. Если же допустить, что Личность Христа является сочинением одного какого-нибудь весьма талантливого автора, то приходится спросить, кто мог бы вообще придумать такую личность, такой характер, такие речи, такие мысли и поступки, какие мы видим во Христе? Всякая человеческая личность теряет при близком ее рассмотрении, но чем глубже мы вникаем в характер и Личность Иисуса Христа, тем Он является перед нами возвышеннее, совершеннее и святее.Вспомним Его бесподобную Нагорную проповедь (Мат. г. 5-7), в которой Он открывает нам такие обширные новые духовные горизонты и клеймит грех, не только в действии, но и в словах, мыслях, воображении и чувствах. Вспомним Его безграничную милость к самым грешным и падшим (Иоан. 8,3; Лук. 7,37; 19, 2; Иоан. 4, 7). Вспомним глубокие, живые притчи, например притчу о блудном сыне (Лук. 15), которая с вечною свежестью говорит нам о всепрощающей любви Отца Небесного к кающемуся грешнику; вспомним бесподобное смирение Христа, которое Он проявил при омовении ног учеников (Иоан. 13:4), напомним себе Его непостижимую широту и высоту взглядов в догматическом отношении, от которой мы и в наше время еще так далеки (Иоан. 4:21-24); воскресим в своей памяти Его удивительное психологическое понимание сердца человеческого и признание этого сердца очагом и центром греховной заразы в человеке (Марк. 7:20-23); вспомним Его бесподобную молитву «Отче наш», последнюю Его молитву за учеников (Иоан. 17) и первые слова Его на кресте (Лук. 23:34), а также торжественные прощальные слова к ученикам (Матф. 28:18-20). Кто мог бы придумать Такого Христа? Есть еще одна сторона в облике Иисуса Христа, которая поражает нас своею неслыханностью, – это Его безгрешность. Нигде мы не встречаем у Него ни грешного слова, ни неодобрительного поступка; нигде мы не видим в Нем и малейшего сознания о собственной греховности и нужде в прощении, – даже в момент смерти, когда обыкновенно у человека падают все иллюзии и просыпается совесть. Кто кроме Него, мог сказать: «Кто из вас обличит Меня в неправде?» (Иоан. 8:46). Грешному человеку не придумать безгрешной личности. Вспомним, какими представлялись божества у языческих народов, с человеческими страстями и слабостями. Даже Будда никогда не выдавал себя за безгрешного. Магомет перед смертью смиренно каялся в своих грехах перед Богом и просил о помиловании. У Христа ничего подобного мы не находим. Другие люди, знакомясь с Ним (Лук. 5:8), получали впечатление о своей греховности, многие и в наше время испытывают то же самое от Его речей; у Него же Самого, совесть Которого была столь чутка, как ни у кого другого в мире, мы ни разу не замечаем ни сознания своих недостатков, ни нужды в получении прощения грехов. В тесных рамках реферата мы, конечно, не можем войти в детальное рассмотрение всех сторон облика Христа. Достаточно, если подчеркнем, что вряд ли найдется человеческая добродетель, которая бы не получила своего наилучшего, наивысшего выражения в Личности Христа, так что, на чем бы мы ни сосредоточили свое внимание, – на мудрости ли Его ответов и суждений, на высоте ли Его нравственных принципов, на глубине ли Его богосознания, мы всюду выносим впечатление о таком совершенстве, которое безусловно выделяет Его из уровня всех других людей. И вместе с тем, как верно указывает профессор Шафф (Христос – чудо истории), «в Его характере мы находим не только полноту, но и совершенную симметрию и гармонию всех добродетелей. Его твердость никогда не становилась упрямством, Его доброта никогда не переходила в сентиментальность, Его воздержание никогда не делалось самоумерщвлением. Он соединяет ревность о Боге с неутомимым участием к нуждам людей, нежную любовь к грешникам – с неумолимою строгостью к греху, смелость – с мудрою предусмотрительностью, непреклонную твердость – с изумительною кротостью и мягкостью. Он никогда не заблуждался в Своих суждениях о людях, не обманывался внешним видом, Он видел людей насквозь… Когда Его спрашивали, Он давал всегда такие ответы, лучше которых ничего нельзя было придумать. Такой мыслитель, как Д. С. Милль, которого никак нельзя заподозрить в пристрасти к христианству, спрашивает: «Кто из учеников Христовых или из последователей последних был бы в состоянии изобрести речи, приписываемые Иисусу, или придумать такую жизнь и такой характер, какие нам описывают Евангелия? – Конечно не рыбаки галилейские и, еще менее того, писатели первых веков христианства». – «Никогда, – пишет Руссо, – «евреи не могли бы сочинить ни этот тон, ни эту мораль. Сочинитель был бы удивительнее самого героя». Это понятно. Если не Шекспир написал приписываемые ему литературные произведения, а Бэкон, как это одно время Предполагали, то Бэкон был такой же гений, каким считают Шекспира. Тот, кто мог сочинить Того Христа, Которого мы находим в Евангелиях, был бы таким же удивительным «Божиим чудом», как и Сам Христос. Все до сих пор сказанное могло бы привести к заключению, что Христос – бесподобная по Своей чистоте и высоте человеческая Личность – и только. Защищая подобный взгляд, обыкновенно упускают из виду, что значительная часть изречений Христа вносит полный хаос в этот человеческий облик Его, если только слова эти не вполне отвечают действительности. Мы имеем в виду те изречения, которые прямо или косвенно говорят об Его Божественности.Как мог человек и смиренный, и разумный, и правдивый выдавать Себя за Сына Божиего в смысле воплощения Божества? Против этого и Ренан, и Л. Н. Толстой, и многие другие возражают, что Христос никогда и не выдавал Себя Таковым, что напротив Он называл Себя Сыном Человеческим, чтобы этим подчеркнуть Свою человеческую природу, и что Он под словом «Сын Божий» разумевал человека подобного нам, в котором Божие духовное начало достигло своего высшего развития. В подтверждение этого взгляда обыкновенно указывают и на то, что когда обратились ко Христу с вопросом, Он ли Христос, Сын Божий, Он ответил уклончиво словами: «Вы говорите, что Я» (Лук. 22:70). Большинство почитателей Ренана и Льва Николаевича Толстого принимают это разъяснение на веру и не берут на себя труда проверить его по Евангелию. Таким образом в широких кругах укоренилось представление, будто Христос нигде Сам не заявлял о Своей Божественности. В действительности же дело обстоит наоборот. Христос, по свидетельству всех Евангелий, решительным образом заявлял о Своей Божественности. Правда, Он называл Себя и «Сыном Человеческим», подчеркивая как бы человеческую сторону Своего Существа, но прямо и косвенно Он указывал и на Свою Божественность. Мнимая уклончивость ответов Христа, когда Он вопрошающим отвечал «ты говоришь» или «ты сказал», объясняется тем, что на греческом и латинском языках нет специальных слов «да» и «нет» и слово «dicis» было обычною формою для утвердительного ответа. Не всегда однако Христос отвечает в такой, как будто уклончивой, форме. В 14 главе Евангелия от Марка (ст. 61, 62), когда первосвященник обратился к Нему с торжественным вопросом: «Ты ли Христос, Сын Благословенного», Он ответил: «Я есмь» и прибавляет: «и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего в облаках небесных». Определеннее и яснее ответить нельзя. Не мешало бы спросить себя, о Каком «Сыне Человеческом» здесь говорится? Неужели о смертном человеке? Может ли человек говорить о себе подобные слова, если он не лишился совершенно и рассудка и совести?В связи с этим текстом можно указать, что Христос во всех трех первых Евангелиях упоминает о пришествии «Сына Человеческого на облаках, с великою славою и силою (см. Матф. 24, 27. 30; Марк. 13, ,26; Лук. 21, 27. 36). Давид Штраус (das Leben Jesu) с досадою констатирует этот факт и затрудняется, чем объяснить подобные слова. Вопрос о том, что Христос Сам о Себе говорил, имеет для нашего вопроса столь принципиальное значение, что я позволю себе привести еще несколько цитат из Его речей. Как может смертный человек говорить о себе: «Я даю им жизнь вечную, и не погибнут вовек, и никто не похитит их из руки Моей» (Иоан. 10:28); или «Я есмь путь, истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня (Иоан. 14:6); или «Я и Отец одно» (Иоан . 10, 30), или «Дабы все чтили Сына, как чтут Отца, Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» (Иоан. 5:23); или «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я среди них» (Матф. 18:20); или «Истинно, истинно говорю вам, прежде нежели Авраам был, Я есмь» (Иоан. 8:58); или «Ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира» (Иоан. 17:5); или «Кто исповедает Меня пред человеками, того и Сын Человеческий исповедает пред ангелами Божиими» (Лук. 12:8); или «Дана Мне всякая власть на небе и на земле… и се, Я с вами во все дни до скончания века» (Матф. 28:18,20). Как смотрели на Христа ближайшие Его ученики, видно из Первого послания ап. Иоанна (гл. 5, ст. 20), где он говорит: «Сей есть истинный Бог и жизнь вечная». Что евреи поняли Христа именно в этом смысле – видно из их ответа: «Не за добрые дела побиваем Тебя камнями, а за богохульство, что Ты, будучи человеком, делаешь Себя Богом (Иоан. 10:33). По этой же причине первосвященник и разодрал свои одежды и признал Его повинным смерти за богохульство (Марк. 14,63.64). Как легко Христос мог бы оправдать Себя, если бы Он вышеуказанными словами имел в виду сказать нечто другое. Подобных мест в Евангелиях можно бы привести много, но и этих достаточно, чтобы показать, за Кого Христос Себя почитал. Можно не соглашаться со Христом по существу, но нет возможности отрицать того факта, что Он сам прямо и косвенно заявлял о Своей Божественности, в смысле воплощения Божества.Сопоставляя все, что мы узнали о Христе, об Его характере, об Его речах и действиях, в нас невольно созревает жгучий вопрос: Кто же Он, в самом деле? Чем глубже мы вникаем в этот вопрос, тем загадочнее становится для нас Личность Христа. Утверждать, что Он просто гениальный человек, невозможно. Как мог не то что гениальный, но вообще здравомыслящий человек сказать о себе: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Иоан. 8:58), или: «Я есмь путь, истина и жизнь» (Иоан. 14:6). Как мог умный человек отказаться от возможности провести все Свои реформаторские планы, когда Ему предлагали царский венец (Иоан. 6:15) и сознательно, намеренно погубить Свою популярность, как Он это сделал по Свидетельству ап. Иоанна (гл. 6, 7 и 8)? Как мог Он, предвидя печальный исход Своей жизни, тем не менее заявить, что Он явится опять во славе и восторжествует над Своими противниками? Как мог Он мнить Себя Царем Небесного Царства (Матф. 24, 30. 31) и будущим судьею над живыми и мертвыми? (Матф. 25, 31; Лук. 21, 36). Но, может быть, Христа можно назвать «идеально хорошим» человеком, который проповедывал добро и искал добра всем, -за что и пострадал? Если Христос был только человек, то Он был человек «дурной», ибо возмечтал о Себе бесконечно много и сознательно вводил других в заблуждение, хладнокровно и без всяких иллюзий обрекая доверчивых и простодушных учеников Своих на мучение и на смерть (Матф. 10,16-23; Лук. 21,12). Многие думают найти выход из затруднения, предположив, что Христос Сам искренно верил тому, что Он говорил, но что Он увлекался Своими мечтаниями. Чтобы оценить, насколько основательно такое мнение, достаточно мысленно воскресить в своей памяти облик Христа по Евангелиям. «Постоянная ясность, спокойствие, самообладание, скромность, достоинство и терпение Христа», говорит профессор Шафф, «представляют радикальную противоположность тому, что составляет отличительный признак мечтателя. Неужели такой Дух, – ясный как небо, живительный как воздух, проницательный как меч, здравый и мощный, всегда верный Самому Себе, – неужели Такой дивный Дух способен на такое глубокое роковое самообольщение и ошибку насчет Своего призвания?» Считать Христа за «сумашедшего» человека или за «сознательного обманщика» никто, конечно, не станет, кто по Евангелию знакомился с Ним. Кто же Он в таком случае? Чем больше размышляем над Личностью Иисуса из Назарета, тем загадочнее Она становится. Поневоле приходим к заключению, что если Он не Тот, за Кого Он Себя выдавал – не есть воплощение Божества, а только человек, то Он является невозможнейшим сочетанием высочайшей нравственной высоты и глубочайшего шарлатанства, величайшей гениальности и сумасбродства, глубочайшего смирения и невообразимой гордости, бесподобной правдивости и гнуснейшего обмана и лжи, удивительнейшей психологической проницательности и невозможнейшего самомнения, высшей трезвости и разумности в суждениях и поступках и непостижимой экзальтации – словом Он был невозможным, неземным чудовищем.Если же то, что Он говорит о Себе и о Своей Божественности, истина – то все черты Его характера сливаются в чудный гармоничный образ неземной красоты и совершенства. Не дитя ли своего времени Христос? Всякий человек является чадом своего времени и произведением окружающей его среды, в главных чертах своего нравственного интеллектуального развития. Бывают, конечно, гениальные передовые личности, как напр. Платон, Конфуций, Гаутама-Будда, Гете и др., которые высоко возвышаются над общим уровнем своих соотечественников и кладут свой отпечаток на целые народы и на целый период истории. И тем не менее эти люди являются чадами своего времени. Можно проследить, как через них получают выражение мысли, дремавшие дотоле в народном сознании. Быть может, потому их влияние ограничивается только известным периодом времени или определенными народностями. Интересно было бы проверить, насколько это правило находит себе подтверждение в отношении Личности Христа. Мы знаем из Евангелий, что Он подчинялся всем предписаниям закона Моисеева и являлся по плоти истинным сыном народа Израильского. И, тем не менее, какая пропасть лежит между Ним и лучшими представителями еврейства того времени и следующих веков. Те из нас, которые знакомы с книгою Фаррара «Жизнь Иисуса Христа», припомнят, как и простой и ученый люд того времени был связан мертвою буквою закона и предписаниями раввинов, и как весь горизонт еврейства ограничивался пределами одной Палестины. Один из самых либеральных раввинов того времени, кроткий Хиллел, проповедник милосердия, в котором некоторые хотят видеть учителя Христа, был еще так связан узкою богословскою казуистикою, что он мог написать ученый трактат о том, может ли правоверный еврей, без нарушения субботы, съесть яйцо, которое курица положила в субботний день. Какое новое, глубокое, духовное понимание Бога и Священного Писания у Христа и какая изумительная духовная свобода и широта взгляда. «Поверь Мне», сказал Он Самарянке (Иоан. 4:21-24), «что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу… истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе… Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине». У кого Он мог научиться таким принципам? Какой глубокий переворот Христос внес в сознание народа Израильского, когда Он указал на истинный смысл предписаний закона Моисеева о субботнем дне словами: «суббота – для человека, а не человек для субботы» (Марк. 2:27), и вообще на суть религии, заключающуюся не в одном внешнем исполнении религиозных обрядов, а прежде всего -. во внутреннем повороте к Богу (Матф. 5, 20; 15, 8 и 23, 25-28). Какая изумительная свобода у Него от национальных предрассудков, столь свойственных иудейскому народу (Иоан. 10:16). Как его взгляд охватывает весь мир, когда он дает ученикам повеление идти и учить «все народы» (Матф. 28:19) и проповедывать Евангелие не только в Иудее и Самарии, но и до концов земли (Д. Апост. 1, 8). Как туго эти принципы прививались даже ученикам (Д. Апост. 10,34.35 и 11,1) и как они в настоящее время, после восемнадцати столетий, еще непонятны для многих лиц. У кого же Христос мог научиться Своей премудрости и широте взглядов? Профессор Харнак определенно указывает, что хотя влияние раввинских ученых сильно заметно в писаниях апостола Павла, оно вовсе не заметно у Христа. «Совершенно ясно, что Христос не учился у раввинов», – пишет он.Но откуда в таком случае у Него такая глубина и широта, которые остались изумительными и по настоящее время и ставят Его неизмеримо выше всех духовных наставников человечества всех времен? Как мог «этот 30-тилетний молодой еврей» сделаться Родоначальником христианских церквей для всех частей земного шара, – одинаково для эскимосов, индусов, негров, монголов и народностей Европы и Америки? Как мог Он, после трех кратких лет проповедничества сделаться путеводною Звездою для лучших людей всех времен, всех народностей и всех классов общества? Мог ли Христос быть «произведением» Назарета или тогдашней Палестины? Но, может быть, на Христе отразилось влияние греческой или римской культуры и цивилизации? «Знание греческого языка было весьма распространено в Палестине», говорит профессор Харнак, «столько же, как знание шведского языка в Финландии в наши дни, но облик Христа и речи его», продолжает он, «не обнаруживают никакого сродства с миром греческой цивилизации». То же можно было бы сказать и о влиянии на Него римской культуры. Достаточно вспомнить, что учение Христа вращалось исключительно на почве религиозной и что, именно в этой области, политеизм и идолопоклонство римлян, греков и халдейских народов в корне расходились с мировоззрением Христа. Но что сказать о возможном воздействии буддизма на учение Христа? Читаем нередко предположения, -обыкновенно в газетных фельетонах, что Христос посетил Индию в годы молодости Своей и принес оттуда хотя бы часть Своего учения. Но такие предположения остаются всецело голословными. Бумага все терпит. Нельзя отрицать, что некоторые стороны буддийского учения превосходны и близко подходят к учению Христа, напр. учение о самоотречении, о любви к ближним, о добрых делах, о милосердии и т. п. Но не следует забывать, что существует общечеловеческая мораль, которая встречается у всех народов и формулируется ими – то яснее, то неопределеннее и что к этой общечеловеческой морали принадлежат и вышеупомянутые добродетели, которые так прекрасно изложены у великого учителя Индии. Действительно существует большое сходство в этом отношении между его учением и учением Христа, но не следует забывать, что учение Будды в других отношениях, притом не во второстепенных, но в самых существенных, диаметрально расходится с учением Христа. Достаточно вспомнить, что мировоззрение первого – атеистическое. Высшая идея его – самоумерщвление, идеал человека – монах и высшая цель человека – прекращение его существования, чтобы уразуметь, что эта религия смерти в корне расходится с религией Того, Кто говорил: «Я есмь жизнь и воскресение» и возвещал для этой жизни и для будущей мирное, радостное общение с Богом живым, Отцом Небесным. Мы здесь конечно не касаемся вопроса о преимуществах одной религии над другою, но хотим подчеркнуть, что едва ли стоит распространятся о сходствах их в некоторых деталях, когда религии эти в самых основных началах своих в корне расходятся между собою. В наше время часто указывают на поразительное сходство в рассказах о рождении Христа и Гаутама-Будды, которое не может быть случайным. В священных книгах буддистов сказано, например, что при рождении Гаутама раздалось удивительное небесное пение, что цари подносили новорожденному ценные подарки, что старый брамин принял его на руки свои и признал в нем спасителя от всех зол, что он крестился в воде, искушался злыми духами в пустыне, что имя матери его Майя и т. д. Конечно такое сходство не случайно, но ревнители буддизма обыкновенно умалчивают, что в южно-буддистском каноне (на острове Цейлоне), в котором учение это сохранилось в наиболее чистом виде, о всех этих рассказах нет ни полслова. Они встречаются только в северно-буддистском каноне, принятом в Тибете и в Монголии. Уже тот факт, что в атеистической буддистской религии упоминается о «небесном пении», об «искушении бесами» и т. п., должно было бы внушить нам недоверие к подлинности этих рассказов. И действительно, в древнейших изданиях северного канона мы их не встречаем, а только в сочинениях пятого столетия после Христа и позднее, т. е. с того времени, когда Несторианские христиане уже проникли в Монголию и успели познакомить многих с своим учением (см. Eitel: Three Lectures on Buddhism). «Гораздо вероятнее предположить», пишет профессор Грант (The Religions of the World), «что эти рассказы перешли к буддистам от христиан, а не наоборот». |