Учебник этики. А.А.-Гусейнов-Р.Г.-Апресян.-Этика.-Учебник. Рекомендовано Министерствам образования Российской Федерации в качестве учебника для студентов высших учебных заведений
 Скачать 2.35 Mb.
|
|
Парадокс морального поведения Парадокс морального поведения в его классической формулировке обычно возводят к Овидию: 8 7 Гоббс Г. Избранные произведения: В 2 т. М., 1965. Т. 2. С. 337. 8 Овидий. Метаморфозы / Пер. С. Шервинского. М., 1977. С. 170. Человеку свойственно стремиться к тому, что лучше, благо предпочитать злу, он не может быть врагом самому себе. В овидиевой ситуации (и в этом ее парадоксальность) все 27 происходит наоборот: человек выбирает худшее, дурное, вредит себе. Получается: человек знает, что есть благо (добро), но не следует ему; оно не имеет для него обязывающего смысла. Можно ли в этом случае считать, что он действительно видит и одобряет лучшее, обладает знанием, на которое претендует? В случае моральных, как и любых иных, утверждений следует проводить различие между тем, что человек на самом деле знает, и тем, по поводу чего он думает, будто знает. Критерием такого разведения истинных и ложных утверждений является экспериментальная проверка, практика. Таким экспериментом в морали, как уже подчеркивалось, является мера обязательности моральных суждений для того, кто их высказывает. У нас нет иного критерия проверить, действительно ли человек видит лучшее, кроме его усилий, направленных на осуществление того, что он считает лучшим. В морали знать и выбрать есть одно и то же, истинность морали проверяется готовностью испытать на себе ее благотворную силу. По плодам их узнаете их — это, евангельское правило можно считать ответом на анализируемую ситуацию, в которой человек лишь полагает, делает вид, будто он видит и одобряет лучшее, благое. Без бытийного (замкнутого на поступки) прочтения морали не было бы критерия для определения различной меры добродетельности различных индивидов. Получилось бы, что все одинаково и высоко добродетельны. Человеку не просто свойственно думать о себе лучше, чем он есть на самом деле. Ему свойственно думать о себе хорошо. Субъективной точкой отсчета собственных действий, как и собственной личности в гулом, для него всегда является добро. Даже люди, которых принято считать отъявленными злодеями, стремятся выдать творимое ими зло за добро, преступления — за справедливые деяния. При этом они могут быть очень искренними. Моральное самообольщение — не всегда обман и лицемерие. Чаще всего оно является самообманом, «честным» заблуждением. Вспомним, как Раскольников — главный герой романа Достоевского «Преступление и наказание», прежде чем совершить свое преступление, прилагает огромные интеллектуальные и духовные усилия для того, чтобы оправдать его: де и убивает он никому не нужную, даже всем вредную старуху; и делает он это, чтобы получить возможность совершить много-много добрых дел... Он выискивает все эти «аргументы» не для других (перед другими, в частности, перед следователем он оказался как раз совершенно бесхитростным), а прежде всего для себя. Раскольников хочет обмануть себя и свое зло (планируемое преступление) , в своих же собственных глазах изобразить как добро. Еще более показателен в этом отношении другой герой того же романа, беспробудный пьяница Мармеладов. Тот как будто бы сознает и уж во всяком случае открыто говорит о своей безнадежной порочности, в силу которой его иначе и назвать нельзя, кроме как свиньей. Но странным образом, именно в признании глубины своего падения и сознательном стремлении к страданиям, в самой жажде «скорби и слез» находит он оправдание, смысл существования, полагая, что «тот, кто всех пожалел», пожалеет также и его, простит и призовет к себе как раз за то, что он, Мармеладов, «сам не считал себя достойным сего». Если руководствоваться тем, что люди одобряют и в каком моральном 28 свете они хотят предстать перед собой и другими, то нам пришлось бы их всех, и прежде всего самых отъявленных негодяев, перевести в разряд ангелов. Не нужно страдать излишней подозрительностью, чтобы не верить моральной самоаттестации человека. Совместная человеческая жизнь, общественная атмосфера была бы намного чище, если бы индивиды не думали, и уж во всяком случае, не говорили каждый о себе, что они — хорошие, честные, совестливые и т.д. люди. Первая из рассмотренных деформаций морали (парадокс моральной оценки) возникает из ложного допущения, будто одни индивиды сполна обладают моралью, а другие начисто лишены ее, одни являются добрыми, другие — злыми. Вторая деформация (парадокс морального поведения) также связана с разведением добра и зла, но уже по другому основанию, а именно с ложным предположением, будто намерения могут быть исключительно добрыми, а поступки — исключительно злыми. На самом деле мораль является неотчуждаемой первоосновой сознательной жизни, ее реальным смыслом. Поэтому всякая моральная поза, когда кто-либо выступает от имени морали, изображая себя ее истолкователем, носителем, стражем и т.д., является ложной позой. КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ 1. Какова сфера значимости моральных требований? 2. Почему признание безусловной ценности другой личности с необходимостью ведет к требованию отказа от насилия? 3. В чем состоит парадокс моральной оценки? 4. В чем состоит парадокс морального поведения? 5. Каково отношение между знанием и поведением в морали? ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА Дробницкий О.Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М., 1974. С. 330—374. Толстой Л.Н. Религия и нравственность // Толстой Л.Н. В чем моя вера? Тула, 1989. С. 264-287. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 314-356. Раздел I Важнейшие моральные и этические учения 29 ◊◊◊ Практическое функционирование морали в реальном контексте человеческой жизни связано с двумя основополагающими проблемами человеческого существования: а) каким образом добродетель сочетается со счастьем, ориентация на абсолютные ценности — с необходимостью удовлетворения относительных благ, достижением, жизненного успеха; б) каким образом мораль, являющаяся выражением свободной воли личности, приобретает общезначимый характер, в результате чего служение другим людям оказывается одновременно служением самому себе. Осмысление этих вопросов стало основной задачей и основной трудностью этики. Различие ответов именно на эти вопросы в решающей мере предопределяет многообразие этических теорий, традиций и школ. Размышляя над смыслом человеческой жизнедеятельности, природой блага, Платон использовал следующий образ. «Перед нами, точно перед виночерпием, текут две струи, одну из них — струю удовольствия — можно сравнить с медом, другая — струя разумения, — отрезвляющая и без примеси вина, походит на суровую и здоровую воду. Вот их-то и нужно постараться смешать как можно лучше». Одна вода безвкусна. Один мед ядовит. Только вместе они образуют напиток жизни. Найти его формулу — вот основная забота этики. В истории культуры предлагались различные рецепты этой чудесной смеси. Рассмотрим те из них, которые оказались наиболее целебными и закрепились в культуре в форме устойчивой, долговременной традиции и авторы которых заслужили репутацию великих моралистов, наставников человечества. Обзор многообразия этических учений выходит за рамки задач и возможностей общегуманитарного курса по этике. Предлагаемая ниже выборка осуществлена на основе следующих критериев. Во-первых, предпочтение отдано тем учениям, которые выступают по преимуществу как жизнеучения, предлагая оригинальные и развернутые программы нравственно достойной жизни человека. Во-вторых, среди последних выбраны те, которые прошли проверку временем, закрепились в историческом опыте в форме устойчивой, хорошо узнаваемой и представительной традиции. Они не исчерпывают всего существующего богатства этико-нормативных программ (для полноты не хватает как минимум аскетической модели, этики созерцательного блаженства, героической этики), но тем не менее дают общее представление об их качественном разнообразии, альтернативности, сходствах и различиях. В- третьих, конкретные этико-нормативные программы рассматриваются в их классических первоистоках, на примере жизни и творчества их создателей. Мыслители, учения которых отобраны по названным критериям, являются несомненными, общепризнанными моральными авторитетами. Тем не менее и среди них выделяются те, кого можно назвать учителями человечества. 30 Это — Конфуций, Будда, Моисей, Иисус Христос, Мухаммед. Они заложили нравственные основы различных культур и религий, дали начало и имя целым цивилизациям. Они отличаются от Сократа, Канта, других моралистов- философов в более узком, специальном значении слова не только масштабом, глубиной воздействия на общественную жизнь, но и способом мысли, которая, оставаясь мыслью, становилась делом, была непосредственно вовлечена в реальный процесс обновления нравственных устоев жизни. Чтобы обозначить указанную разницу, в данном разделе выделяются рубрики: «Учителя человечества» и «философы-моралисты». В отдельную рубрику «Моралисты нашего времени» вынесены учения Л.Н. Толстого и А. Швейцера. Это сделано не только потому, что речь идет о мыслителях XX в. Есть еще одна причина: жизнеучения Л.Н. Толстого и А. Швейцера в строгом смысле слова нельзя отнести ни к религиозным, ни к философским. Будучи в своем основном содержании рационально аргументированными, в своих истоках они являются религиозно-мистическими. Эти учения претендуют больше чем на понимание нравственности — они представляют собой программы обновления человека. ◊◊◊ УЧИТЕЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ТЕМА 3 31 КОНФУЦИЙ Древнекитайский мыслитель Конфуций предложил нормативную программу достойной жизни, которую можно кратко охарактеризовать как этику ритуала. По его мнению, именно ритуал способен соединить добродетель и счастье, волю отдельного человека и согласную жизнь всех в обществе. Учение Конфуция изложено в небольшой по объему книге «Лунь юй» («Суждения и беседы»). Она была составлена учениками вскоре после смерти учителя. ____________________________________________________________________ Жизнь Конфуций, или Кун-цзы (учитель Кун), родился в 551 г. до н.э. в Китае, в небольшом царстве Лу (нынешняя провинция Шаньдун). Он происходил из древнего обедневшего аристократического рода. Его отец Шулян Хэ был прославленным воином, пользовался общественным уважением, но его личная жизнь, по представлениям той эпохи, складывалась неудачно, так как все его дети были девочками. После девятой девочки он взял наложницу, родившую ему долгожданного сына. Однако мальчик родился увечным и был крайне болезненным. Тогда 66-летний воин решил еще раз испытать судьбу. Его новой жене было не более 20 лет. Этот брак считался дважды «варварским» — из-за разницы в возрасте супругов, которая, согласно обычаю, не должна была превышать 10 лет, и из-за преклонного возраста мужа, так как жениться после 64 лет считалось неприличным. Тем не менее он стал счастливым и для супругов, и для человечества: 27 августа 551 г. до н.э. родился здоровый крепкий мальчик, которого назвали Цю и дали прозвище Чжун-ни. Это и был Конфуций (в странах с иероглифической письменностью он более известен как Кун Цю или Чжун-ни). Человек, прославившийся как певец ритуала, родился в браке, нарушавшем нормы ритуала. Детство Конфуция оказалось трудным. Ему было чуть более двух лет, когда он лишился отца. В 17 лет он оказался без матери. Как впоследствии признавался Конфуций, в детстве по причине бедности ему приходилось заниматься «многими презренными деяниями» (носить воду, пасти чужих овец и т.д.). Конфуций наследовал громкое имя, но не получил никакого богатства. Он выбрал жизненную стезю «книжника», что вполне соответствовало его статусу бедного аристократа и позволяло надеяться только на свои личные качества. Образованный человек времен Конфуция должен был уметь выполнять ритуалы, понимать музыку, стрелять из лука, управлять колесницей, читать, считать. Будучи одаренным всесторонне, в том числе телесно (его рост равнялся 1,91 м), Конфуций в совершенстве овладел всем этим. К тридцати годам он завершил образование и открыл собственную школу, в которой центральное место занимали мораль, ритуал и изучение древних текстов. Конфуций быстро получил признание как учитель. Но это само по себе не могло его удовлетворить. Он считал, что добродетель неразрывно связана с 32 политикой, знания должны вести к процветанию государства, а наиболее достойным поприщем для ученого человека является сановная деятельность. На 51-м году жизни он поступил на службу к правителю родного царства Лу. Конфуций оказался блестящим чиновником и советником, много сделал для процветания своего государства. Однако его деятельность стала предметом интриг со стороны соседей и обузой для царя, не лишенного порочных склонностей. Царь бросил вызов своему строгому сановнику, демонстративно нарушив одну из ритуальных норм, на страже которых тот должен был стоять. Конфуций оказался перед выбором — или смириться со своеволием правителя, или в знак протеста оставить свой пост. Он выбрал второе: вместе с десятками учеников покинул родное царство, и провел 14 лет в изгнании, скитаясь по разным китайским государствам. Умер Конфуций на 73 году жизни, пользуясь всеобщим уважением. Его могила, как и место рождения, по сей день свято чтятся в Китае. Конфуций является духовным отцом китайской нации. Его учение (за исключением двух коротких периодов — в III в. н.э. и в годы маоистской культурной революции) на протяжении почти двух с половиной тысяч лет пользуется в Китае безусловным признанием и почитанием. Оно оказало также влияние на другие, сопредельные Китаю, страны. Жизнь: человечность Конфуций открыл человека, постиг своеобразие его бытия и места в мире. Центральная категория его учения — жень, что обычно на русский язык переводится как «человеческое начало», «милосердие», «человеколюбие», «гуманность». Жень обозначает и специфический признак человека, и программу его деятельности. Это — человеческое начало в человеке, которое является одновременно его долгом. Нельзя сказать, что представляет собой человек, не ответив одновременно на вопрос о том, в чем заключается его нравственное призвание. Говоря по-другому, человек есть то, что он сам из себя делает. У Конфуция есть высказывание, которое на первый взгляд кажется логическим недоразумением: «Только обладающий человеколюбием («жень») может любить людей и может ненавидеть людей» 9 В самом деле: сказать, что «обладающий человеколюбием может любить людей» — значит впасть в тавтологию; сказать, что «обладающий человеколюбием... может ненавидеть людей», — значит совершить другую логическую ошибку, которая называется противоречием определения. Однако 9 Конфуций. Лунь юй. / Пер. В.А. Кривцова // Древнекитайская философия. М., 1972. Т. 1. Гл. 2, 4. В дальнейшем ссылки на это произведение будут даваться в тексте указанием на соответствующую главу (цифры перед запятой) и фрагмент (цифры после запятой). 33 если учесть многозначность понятия «жень», то данное высказывание приобретает глубокий смысл. Оно означает, что человеческое начало в человеке есть то самое начало, в силу которого он может любить людей и ненавидеть людей. Конфуция много раз спрашивали, что такое «жень»? Среди ответов есть и такое утверждение: «Это значит любить людей» (12, 22). Иероглиф «жень» состоит из двух знаков, обозначающих соответственно человека и цифру два. «Жень» берет свои истоки и реализуется в отношениях человека с другими людьми. Именно они, эти отношения, составляют собственное пространство человеческого бытия. Однажды во время скитаний Конфуций с учениками оказался в ситуации, когда им надо было перейти реку. Конфуций послал одного из учеников к находившимся неподалеку даоским отшельникам, чтобы узнать у них, где находится брод. Стоит ли, ответили отшельники, искать брод, когда вся Поднебесная охвачена потопом? И вместо того чтобы держаться за Конфуция, который хочет уйти от определенных людей, не лучше ли последовать учениям тех мужей, которые вообще избегают мирской суеты? Ученик передал эти слова Конфуцию. Тот сказал, что человек не может сбиться в одну стаю со зверями и птицами, и если он уйдет от людей, то с кем он останется? Очень мудрый ответ. У человека свой удел, даже если он очень тяжелый. Мудрость состоит не в том, чтобы ставить несбыточную цель — убежать от людей, а в том, чтобы внести гармоничное начало в отношения между ними. Отношения между людьми наполняются нравственным смыслом, принимают гармоничный характер по мере того, как они становятся взаимными. На вопрос своего ученика: «Можно ли всю жизнь руководствоваться одним словом?» Конфуций ответил: «Это слово — взаимность, не делай другим того, чего не желаешь себе» (15, 23). Конфуцием здесь сформулирован принцип, который, как уже отмечалось, значительно позже и в другой, европейской, культурной традиции получил название золотого правила нравственности. Выше, лучше этого правила человечество пока ничего не придумало. Ли: ритуал «Жень» как человеколюбие, начало взаимности в отношениях — общий принцип поведения. Его конкретным воплощением является ритуал. У Конфуция есть такие слова: «Сдерживать себя, чтобы во всем соответствовать требованиям ритуала, — это и есть человеколюбие» (12, 1). 34 Если «жень» можно охарактеризовать как душу человеческого общения, то ритуал является его плотью. Слово «ритуал» — не единственный русский эквивалент соответствующего китайского термина «ли», который может быть переведен также как «правила», «церемонии», «этикет», «обряд». В самом общем виде под ритуалом понимаются конкретные нормы и образцы общественно достойного поведения. Его можно истолковать как своего рода смазку социального организма. Ритуал соединяет людей, но соединяет так, что применительно к каждому типовому отношению обозначает оптимальную дистанцию, которая позволяет продуктивно общаться разным индивидам. Человеколюбие Конфуций понимает как взаимность, равенство в отношениях. Однако люди являются разными и по природным качествам, и по социальному статусу. Возникает проблема: как реализовать принцип равенства в отношениях между неравными людьми? Ритуал и является ответом на этот головоломный вопрос. Его можно было бы кратко определить как общественную соразмерность индивидов. Очень важно понять соотношение «жень» и «ли». «Жень» не существует над или наряду с «ли», а только через «ли». Но и «ли» теряет свое нравственное качество вне соотнесенности с «жень». Этика Конфуция утверждает гуманизм конкретных человеческих взаимоотношений. Она исходит из убеждения, что человеческое согласие важнее абстрактных истин. «Люди с разными принципами не могут найти общего языка» (15, 39). Поэтому не может быть более высокого принципа, чем человечность, воплощенная во всем многообразии человеческих ситуаций. В книге «Лунь юй» мы встречаем следующий, замечательный фрагмент. «Цзы-гун 10 хотел положить конец обычаю принесения в жертву барана в первый день месяца. Учитель сказал: «Сы 11 По мнению Конфуция, образец и норму достойного поведения задает древность. «Я верю в древность и люблю ее», — говорил он. Нравственные усилия человека должны быть направлены на то, чтобы подняться до уровня ! Ты заботишься о баране, а я забочусь о ритуале» (3, 17). Ритуал сам является нравственной мерой поведения, поскольку он обеспечивает согласное существование людей, дает им общие символы. Его нельзя крушить, исходя из абстрактных принципов, даже если таким принципом является жалость к животным. Разумеется, ритуал подвижен, изменчив, но на своей основе и по своим законам. В содержательном плане конфуцианский ритуал держится на двух основаниях: сыновней почтительности (сяо) и исправлении имен (чжен мин). 10 Цзы-гун — ученик Конфуция. 11 «Сы» — прозвище Цзы-гуна. 35 идеального прошлого. Такая установка не просто означает, что человек смотрит назад. Она имеет у Конфуция более строгий и конкретный вид. «Почтительность к родителям и уважительность к старшим братьям — это основа человеколюбия» (1,2). Было бы неверно утверждать, будто сыновняя почтительность вторична по отношению к морали, является ее конкретизацией. Она и есть сама мораль, рассмотренная в аспекте взаимоотношения. поколений. Отец является для сына последней (и в этом смысле абсолютной) нравственной инстанцией. Вот принципиальное суждение на эту тему: «Е-гун сказал Кун-цзы: «У нас есть прямой человек. Когда его отец украл барана, сын выступил свидетелем против отца». Кун-цзы сказал: «Прямые люди у нас отличаются от ваших. Отцы скрывают ошибки сыновей, а сыновья покрывают ошибки их отцов, в этом и состоит их прямота» (13, 18). Почтение сына к отцу, как, впрочем, и забота отца о сыне — первичное, далее не разлагаемое нравственное отношение. Не существует таких принципов и обстоятельств, вообще не существует ничего такого, что могло бы оправдать доносительство на отца. Человеколюбие неотрывно от сыновней почтительности. В последующем эта конфуцианская установка получила закрепление в юридической практике: в I в. до н.э. были изданы законы, предписывавшие детям укрывать родителей, а в средневековом своде китайских законов доносительство на отца, мать, деда, бабку каралось смертной казнью. Нравственную обращенность Конфуция к прошлому иногда характеризуют как консерватизм. Такая оценка является по меньшей мере поверхностной. Прежде всего надо ясно обозначить проблему, которую решает Конфуций. Это не социологическая проблема исторической динамики, а этическая проблема человеческого взаимопонимания и согласия. Для Конфуция ни стремление к новому, ни консервация старого сами по себе не имеют самоценного значения. Есть нечто поверх них — мир и покой в обществе. Вопрос поэтому стоит так: как возможны изменения в обществе без смут и хаоса, без того, чтобы разрывалась связь» времен и дети шли против отцов? Для этого, как полагаете Конфуций, есть только один путь: жажда перемен не должна посягать на культ предков. Изменения возможны и желаемы только в том случае, если на них получено согласие родителей. Одна из норм конфуцианского ритуала разрешает детям менять порядки, заведенные отцом, только через три года после его смерти. Условием и пределом новаторского пыла детей, молодежи является согласие родителей, старших поколений. Конфуций учит тому, что новое надо выводить из старого, что идеалы надо черпать в состоявшемся прошлом, а не в проблематичном будущем, что спокойствие консерватизма предпочтительнее раздоров прогрессизма. При оценке этой патриархальной, опрокинутой в прошлое нравственной установки следует учесть, что народ, который руководствовался ею, оказался самым 36 многочисленным на земле. Сыновняя почтительность — краеугольный камень в здании китайской цивилизации. Принцип сяо устанавливает взаимность в отношениях между неравными людьми по оси времени: почести, которые сын оказывает отцу, возвращаются к нему через его собственных детей. Ту же функцию выравнивания человеческих отношений в социальном пространстве выполняет концепция исправления имен, которая выражается в следующей формуле Конфуция: «Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном» (12, 11). Люди различаются между собой по социальному статусу и месту в системе общественного разделения труда. Для того чтобы у человека, принадлежащего к определенному сословию и выполняющего определенные функции, установились достойные отношения с людьми других статусов и функций, он должен быть на уровне собственного общественного предназначения. Взаимность отношений в социально разделенном обществе реализуется через обмен различными деятельностями, что предполагает и требует честного выполнения каждым своего долга, вытекающего из выполняемой им функции в семье и обществе. |