Глава двадцать первая. Друг Вигнера, или Детективная
история.
Другой нобелевский лауреат, доктор Юджин Вигнер, привнес новый, более сложный поворот в проблему Кота Шрёдингера, получив при этом выводы, одновременно и схожие с созданной наблюдателем антропной вселенной Уилера, и поразительно отличающиеся от нее.
Пожалуйста, не забывайте, что мы всегда имеем дело с вероятностями,
а не определенностями, поэтому не стоит так волноваться, когда мы достигаем очередного поворота извилистой желтой кирпичной дороги квантовой психологии.
В первичной постановке проблемы Кота мы имели физика в лаборатории, коробку, кота внутри коробки, шарик, наполненный ядовитым газом, и некоторый процесс радиоактивного распада, который рано или поздно приведет к взрыву шарика и смерти кота. Мы обнаружили, что, пока коробка закрыта, уравнения, описывающие квантовый распад, имеют решение, в котором утверждения «кот мертв» и «кот еще жив» являются в равной мере
«истинными», или в равной мере «ложными», или, наконец, имеют вероятность 50%. Пользуясь логикой фон Неймана, мы могли бы сказать, что оба утверждения находятся в состоянии «может быть», как монетка, подброшенная в воздух.
Когда мы открываем коробку, мы обнаруживаем либо живого, либо мертвого кота, и «может быть» исчезает, как и в случае с монеткой, которая приземляется орлом или решкой вверх.Таким образом, мы разрушили вектор
состояния, открыв коробку.
Отлично, но давайте теперь взглянем на ситуацию глазами другого физика, находящегося за пределами лаборатории. Вигнер назвал второго наблюдателя Другом физика из лаборатории, поэтому новая проблема получила название Парадокс Друга Вигнера.
По прошествии десяти минут, как и в нашем первоначальном примере, физик в лаборатории, Эрнест, открывает коробку и обнаруживает, что кот жив. (Мне больше нравится счастливый исход.)
Для Эрнеста, таким образом, вектор состояния «разрушился». Вероятности теперь описываются не как «на 50% живой и на 50% мертвый», а как «на
100% живой и на 0% мертвый».
Однако Юджин — Друг, находящийся в коридоре,— еще об этом не знает.
С его точки зрения, Эрнест в лаборатории находится, как и вся экспериментальная система, в состоянии «может быть». На более конкретном
125 уровне, Эрнест состоит из молекул, которые состоят из атомов, которые состоят из «частиц» и (или) «волн»,
которые подчиняются квантовым законам, поэтому ему будет соответствовать некий вектор состояния... пока он не откроет дверь лаборатории, не просунет в нее голову и не объявит:
«Тэбби еще не умер». Тогда для Юджина
вектор состояния будет разрушен сообщением о результате. Безусловно, все мы состоим из молекул, которые состоят из атомов, которые состоят из «частиц» и (или) «волн», и все мы пребываем в различных состояниях «может быть», пока не сделаем выбор в экзистенциальном смысле.
В промежутках между выборами мы, очевидно, возвращаемся в состояние
«может быть».
«Существование предшествует сущности», помните? Итак, с точки зрения Юджина в коридоре, мы все содержим квантовую неопределенность. Только когда Юджин непосредственно нас наблюдает, эта квантовая неопределенность «коллапсирует», превращаясь в определенное
«он это сделал» или «он этого не делал».
На другом берегу океана другой физик, Элизабет, нетерпеливо ждет результата этого смертоносного эксперимента.
С ее точки зрения, вектор состояния не коллапсирует, когда Эрнест сообщает Юджину: «Кот жив». В мире Элизабет вектор состояния коллапсирует, только когда Юджин бежит к телефону, факсу, компьютеру или чему-либо еще и передает сигнал: «На этот раз кот жив». Для Элизабет
вектор состояния коллапсирует с приходом этого сигнала. Таким образом, в ее вселенной именно этот сигнал разрушает вектор состояния.
Четвертый физик, Робин, беспокойно ждет вестей от Элизабет... и в мире
Робина вектор состояния все еще не коллапсировал...
И так далее... для любого числа наблюдателей.
Кажется, мы вернулись к фоннеймановской катастрофе бесконечного регресса, только в другой форме.
Некоторые попытаются избежать очевидных следствий при помощи заявления, что вектор состояния существует только как математическая формула в головах людей, причем не всех, а только физиков. В этом случае проблема Друга Вигнера не имеет такого радикального значения, как открытая Эйнштейном относительность показаний приборов. Ведь относительность здесь (того, когда вектор состояния коллапсирует) существует лишь в наших понятиях, тогда как эйнштейновская относительность существует в показаниях измерителей.
Это возражение игнорирует фундаментальное открытие квантовой механики, добрую дюжину формулировок которого я уже привел ранее в этой книге, но которое до сих пор остается настолько «чуждым» аристотелевской культуре, что мы постоянно о нем забываем. Данное открытие заключается в следующем:
126 1. Мы не можем делать осмысленных утверждений о некотором предполагаемом «реальном мире» или некоторой «глубокой реальности«, лежащей в основе «этого мира», или некоторой «истинной реальности», и т.д.,
не учитывая самих себя, наших нервных систем и других инструментов. Любое утверждение, которое мы делаем относительно подобной
«глубокой» реальности, существующей отдельно от нас, никогда не может стать объектом доказательства или опровержения и поэтому «не имеет смысла» (является «шумом»).
2.
Любое бессмысленное научное, экзистенциальное или феноменологическое утверждение сообщает о том, каким образом наши нервные системы или другие инструменты восприняли то или иное событие
(события) в пространстве-времени. Читатель уже познакомился с несколькими вариациями этой идеи и выполнил упражнения, помогающие
(как я надеюсь) прояснить ее экспериментально. Тем не менее аргумент
Вигнера некоторым из вас, вероятно, все еще кажется немного «странным».
Но ведь он
касается только вероятностей, как я уже
отметил в начале этой главы, и 1) не описывает «глубокую» реальность, отдельную от нас, а также
2) не описывает тип «реальности», который мы воспринимаем посредством нашей нервной системы и других инструментов, поэтому аргумент Вигнера можно расценивать как имеющее смысл научное высказывание.
Попробуем в обратном порядке. Вердикт «здравого смысла» гласил бы:
«Чертов кот либо жив, либо мертв, даже если никто и никогда не откроет коробку». Так как, по определению, это утверждение невозможно проверить, оно бессмысленно. Как только мы начинаем его проверять и кто-либо заглядывает в коробку, «здравый смысл» и аристотелевская «реальность» исчезают и появляется операциональная неаристотелевская «реальность».
Короче говоря, как только имеет место проверка, мы вступаем в область науки, экзистенциализма и высказываний, имеющих смысл. Без проверки мы остаемся в области шума — «много слов и страсти, нет лишь смысла», как сказал Бард
*
Утверждение «кот является или живым, или мертвым, даже если никто не смотрит», если подумать, сверхъестественным образом напоминает другое известное «идентификационное» утверждение — «хлеб является телом
Иисуса, даже если любой прибор показывает, что это просто хлеб».
Подобные не-инструментальные, не-экзистенциональные «истины» хороши в сюрреалистической живописи или поэзии — они могут стимулировать творчество, воображение и т.д., — однако они не содержат информации или смысла ни в каком феноменологическом контексте.
Но до сих пор остается неопределенным понятие
«мы». Если определить «нас» как людей в лаборатории, тогда имеющая смысл речь начинается с открытием коробки. Если определить «нас» как людей, толкущихся в коридоре вместе с Другом Вигнера, имеющая смысл речь
*
У. Шекспир,
«Макбет».
127 начинается, когда Эрнест открывает дверь лаборатории и сообщает: «Кот жив». Если определить «мы» как физиков, находящихся за океаном, имеющая смысл речь начинается с приходом к ним электронного сигнала...
Знаю, знаю: все это звучит слишком странно...
Именно поэтому Эйнштейн напоминал нам: «Здравый смысл говорит нам о том, что Земля плоская».
Заметьте, пожалуйста, что, хотя утверждение «кот либо жив, либо
мертв, даже если никто не смотрит» можно отнести к категории
бессмысленных, утверждения «кот мертв» и «кот жив» в нее не попадают.
Они относятся к категории неопределенных. Помните разницу между неопределенностью и бессмыслицей?
Таким образом, утверждение «Кто-то положил под стол бомбу с часовым механизмом» не является бессмысленным, даже если никто и не заглядывал под стол. Весьма велики шансы, что кто-нибудь туда заглянет, если произнести это утверждение вслух. Вероятно, заглянул бы каждый...
Это утверждение остается «неопределенным» в отрезок времени между моментами его произнесения и тщательной проверки под столом. Затем оно становится либо «истинным», либо «ложным».
Поняли?
Неаристотелевская
логика
имеет
дело
с
экзистенциально-
операциональными вероятностями. Аристотелевская логика имеет дело с
определенностями, и, ввиду того что на протяжении всей нашей жизни
этих определенностей нам не хватает, аристотелевская логика
подсознательно программирует нас на выдумывание фиктивных
определенностей.
Эта погоня за фиктивными определенностями, по моему мнению, лежит в основе большинства идеологий и почти всех религий нашей планеты.
Упражнения
1. Классифицируйте следующие утверждения как истинные, ложные, бессмысленные или просто на данный момент неопределенные.
А. Несколько мертвых инопланетян спрятаны в ангаре на базе ВВС США в
Эдвардсе.
Б. В этом упражнении содержится тринадцать утверждений.
В. Все утверждения в этом упражнении ложны.
Г. Хороший полицейский никогда не берет взяток.
Д. Функция образования — убивать любопытство, поощрять покорность и готовить безмозглых лентяев для работы в корпорациях.
Е. Горбачев имеет преимущество над всеми остальными членами
Политбюро, так как остается трезвым, когда все они напиваются.
Ж. Утверждение Б ложно.
Е. Утверждение Ж ложно.
128 3. Бог любит всех,
даже серийных убийц, насильников и агентов ЦРУ.
И. Все утверждения в некотором смысле истинны, в некотором смысле ложны, в некотором смысле бессмысленны, в некотором смысле истинны и ложны, в некотором смысле истинны и бессмысленны, в некотором смысле ложны и бессмысленны, в некотором смысле ложны, истинны и бессмысленны.
2.
Попробуйте прожить один день с таким
(вероятно) самоосуществляющимся ожиданием: «Я глуп, непривлекателен и никому не нравлюсь».
3. Попробуйте прожить один день с такой программой: «Я великолепен, привлекателен и всем нравлюсь».
4. Решите, какое из этих двух упражнений понравилось вам больше, и попробуйте прожить с этой программой целый месяц.
Понаблюдайте за старыми программами, которые пытаются вернуться, вмешиваясь в упражнение.
Часть пятая. Нелокальная личность. Если квантовая механика вас не потрясла до глубины души, значит, вы ее еще не поняли.
Нильс Бор Глава двадцать вторая. Скрытые переменные и невидимый мир. Как я упоминал выше, Эйнштейну не нравилась Копенгагенская
Интерпретация. Его спор с Бором по этому вопросу продолжался более двадцати лет, заполнив страницы многих научных журналов; по его окончании большинство физиков признали победу Бора. Тем не менее некоторые аргументы Эйнштейна продолжают беспокоить сообщество физиков и малочисленное меньшинство продолжает сомневаться: а не был ли отец теории относительности в чем-то прав?
Излюбленная линия критики Эйнштейна основывалась на его заявлении, что квантовая механика в существовавшем тогда (и все еще существующем сейчас) виде может и не являться «законченной теорией» субатомного мира.
Это означает, что Неопределенность квантовых уравнений — как бы полезны они ни были в привычных технологиях — оставляет вероятностную дыру, через которую однажды может войти новая квантовая теория.
Другими словами, тот факт, что мы пока не можем избавиться от
Неопределенности, не обязательно свидетельствует об ограниченных возможностях научного метода (как утверждал Бор) или об ограниченных возможностях научного метода и человеческой нервной системы (как
129 утверждаю я). Неопределенность может попросту свидетельствовать о
«незавершенности» квантовой механики.
В конце концов аргумент Эйнштейна вырос в гипотезу о существовании
«скрытой переменной». Предположим, что однажды мы обнаружим переменные, на сегодня неизвестные, которые объяснят «коллапс» вектора состояния. Если это случится, Копенгагенская Интерпретация станет историей — вместе с трехзначной логикой фон Неймана, моделью множественных миров и уродливым потомством Кота Шрёдингера и Друга
Вигнера.
Царство скрытых переменных — невидимый, субквантовый «мир» —
если мы когда-либо сможем изучить его в лаборатории, — объяснит нам, каким образом вектор состояния «коллапсирует» от вероятности до измерения к определенности после измерения. Тогда мы сможем сказать, что это сделали
скрытые переменные, а не сам акт измерения или
сообщение о нем, как в аргументе Вигнера. «Здравый смысл» и, может быть, даже аристотелевская логика смогут восстать из могил, куда физики отправили их в двадцатых годах.
К сожалению, в модели скрытых переменных можно указать два основных недостатка.
Во-первых, теории скрытых переменных, по
мнению современных ученых,
«фальшиво звучат» и даже фальшиво пахнут. Они предполагают существование аристотелевских «сущностей», платоновских «глубоких реальностей« и других метафизических единиц-»призраков». У некоторых ученых они даже вызывают ассоциации с пресловутой «скрытой сущностью
Христа», которая, по утверждению католиков, содержится в том, что нашим чувствам и инструментам кажется всего лишь кусочком пресного хлеба.
Короче говоря, от этих теорий исходит явно средневековое зловоние.
С более технической точки зрения, это возражение состоит в том, что скрытые переменные все еще остаются неопределенными и, похоже, могут остаться таковыми навсегда, превратившись, таким образом, в
«бессмыслицу» или «шум». Независимо от числа неудавшихся экспериментов по обнаружению скрытых переменных, непреклонные защитники этих призраков могут заявлять, что «до сих пор мы искали не там, где надо». Этот путь ведет к нескончаемым философским дебатам, а не к научным действиям.
Второй аргумент против теории скрытых переменных кажется еще более весомым. На протяжении 90 лет физики использовали квантовую теорию в той или иной форме, на протяжении 70 лет — в ее (предположительно) законченной форме, и за это время не нашли ровным счетом ни одного доказательства существования скрытых переменных.
Эти доводы убедили физиков, или преобладающее большинство из них, отправить скрытые переменные, вместе с католическими «сущностями»,
130 флогистоном
*
и теориями светящегося эфира и «Естественного Закона» (в моральном или политическом смысле). Научное сообщество решило, что может обойтись без подобных призраков.
Или так, по крайней мере, казалось, пока доктор Бом не предложил новый тест для теоремы Белла, а доктор Эспект из Орсе не провел этот тест несколько раз.
Получается, что у нас под рукой может быть более «полная» квантовая теория, включающая скрытые переменные. На данном этапе, тем не менее, это вовсе не означает, что мы нашли «глубокую реальность« и можем выбросить на помойку Копенгагенскую Интерпретацию. Это попросту говорит о том, что у нас появилась еще одна, новая модель, что представляет для большинства физиков еще один аргумент в пользу «модельного агностицизма», или зететицизма.
Давайте рассмотрим эту модель подробнее:
Все — ну ладно, пусть почти все: в квантовой механике всегда находятся еретики, —
почти все соглашаются, что эксперименты Эспекта ясно продемонстрировали существование нелокальной корреляции.
Некоторые заявляют, что эти эксперименты также проявили некую скрытую переменную. Другие энергично это отрицают. Джон Гриббин, редактор раздела физики журнала
«Нью сайентист», заявляет, что эксперименты Эспекта не только не доказали теории скрытой переменной, но и раз и навсегда их опровергли.
Очевидно, здесь мы вступаем в область, где лучшие из физиков начинают с трудом понимать слова друг друга и смысл ведущихся ими дебатов.
Проблема, по-видимому, заключаетсяв различных концепциях понятия скрытой переменной. Представления доктора Бома — человека, спланировавшего эксперименты доктора Эспекта, — отличаются от представлений Эйнштейна и других основателей теории скрытой переменной. С точки зрения Бома, эксперименты Эспекта ослабили позиции идеи
локальных скрытых переменных, но поддержали концепцию
нелокальных скрытых переменных. Что же все-таки мы подразумеваем под нелокальной скрытой переменной?
Как объяснялось в предыдущем разделе, нелокальные корреляции трансцендируют причинно-следственные связи, а также ниспровергают наши традиционные представления о «пространстве» и «времени». Если говорят, что две «частицы» — или два «события», или два чего-то-там-еще —имеют нелокальную корреляцию, в
современной квантовой теории это значит, что связь между ними будет сохраняться в отсутствие между ними сигналов, полей, механических сил, энергии и любых других «причин».
*
Флогистон (от греч. phlogistos — «воспламеняемый, горючий»). По представлениям физиков конца XVII
— начала XVIII вв., «начало горючести», гипотетическая невидимая составная часть веществ, улетучивающаяся при горении и обжиге.
131
В экспериментах Эспекта, например, фотоны на двух концах экспериментального прибора сохраняли корреляцию Белла в каждом измерении, несмотря на то что специальные переключатели позволяли производить измерение только в последние 10 наносекунд (108) эксперимента. Свету, для того чтобы пройти от одного фотона к другому, потребовалось бы 20 наносекунд, а — как вам уже, наверное, известно — ни один известный в физике вид энергии не может перемешаться со скоростью большей, чем скорость света. Другими словами, ни один вид физической энергии не мог бы передать сигнал от одного фотона к другому и образовать
связь, которая позволила бы нам принять «причинное» объяснение этого явления.
Таким образом, локальные скрытые переменные не могут иметь к этому отношения. Следовательно, одна из форм теории скрытой переменной уже определенно не может быть привлечена для объяснения этой «корреляции без связи». Это в корне «опровергает» теории локальной скрытой переменной, но еще раз подтверждает, что квантовые эксперименты не обнаруживают ни одного «пробела», который можно было бы заполнить принятием идеи локальной скрытой переменной.
Однако идея нелокальной скрытой переменной могла бы объяснить результаты экспериментов Эспекта и нескольких других физиков, проведенных с момента опубликования Беллом его теоремы, которые свидетельствуют о том, что нелокальные корреляции так же четко проявляются в лаборатории (экспериментально), как и в уравнениях
(теоретически).
Но у нас до сих пор нет более или менее ясного представления о нелокальной скрытой переменной, не так ли?
Доктор Бом, занявшийся исследованием нелокальности в 1952 году, за эти годы разработал математическую модель нелокальных скрытых переменных и — что еще прекраснее — даже нашел способ описать все это на вполне приемлемом английском языке. (Этот язык своеобразен: Бом превращает множество статических существительных в динамические глаголы. Мне кажется, я могу достичь того же эффекта, просто продолжая избегать статического идентификационного «является».) О модели Бома вы можете прочитать в его книге «Целостность и подразумеваемый порядок» (1983).
Доктор Бом постулирует явный (explicate), или развернутый порядок (он использует оба слова), который образует четырехмерный континуум, известный пост-эйнштейновской науке. Этот порядок, который мы обычно называем видимым миром, он называет явным или развернутым, так как он размещается в пространстве-времени — каждая его часть имеет место, то есть определенное положение в пространстве и во времени.
Этот явный порядок грубо соответствует аппаратному обеспечению компьютера или нашему головному мозгу. (Нейролог доктор Карл Прибрэм с
132 помощью модели
Бома даже объясняет некоторые загадки функционирования головного мозга.)
Далее доктор Бом постулирует подразумеваемый (
implicate), или свернутый порядок (он использует оба слова), который и «проницает», и трансцендирует четырехмерную явную вселенную Эйнштейна. Этот порядок он называет подразумеваемым илисвернутым, так как он не размещается в пространстве-времени —
ни одна его часть не имеет положения. Его невозможно обнаружить только в данной точке пространства —
он в любом месте и везде; его нельзя локализовать только в данной точке времени — он в
любом времени и всегда. (Только явные результаты этого порядка обладают локальностью. Он сам остается нелокальным.)
Этот подразумеваемый порядок соответствует
программному обеспечению наших компьютеров — и нашего головного мозга, согласно доктору
Прибрэму.
На
явно-развернутом уровне все обладает локальностью и кажется случайным (пока не изучены мельчайшие, квантовые части); на
подразумеваемо-свернутом уровне все обладает нелокальностью и кажется неслучайным.
Нам удалось наблюдать нелокальность только в форме ее результатов, то есть нелокальных корреляций на явно-развернутом (пространственно- временном) уровне — с тех пор, как Белл положил начало ее поискам, — так как этот развернутый уровень выступает продолжением в пространстве- времени всегда нелокального и не-пространственно-временного подразумеваемого порядка. Другими словами, некий субквантовый мир, напоминающий «глубокую реальность«, отвергнутую Нильсом Бором, существует, но мы не можем наблюдать или ощущать его; в то же время мы не можем называть его «призраком» или «бессмысленной концепцией», так как наблюдаем его
эффекты в виде нелокальных корреляций, которые по- другому совершенно необъяснимы.
Тем не менее этот подразумеваемый порядок в качестве научной модели не соответствует в точности классической «глубокой реальности« в аристотелевском смысле, так как является лишь одной моделью среди многих. Бом, отец этой модели, не утверждает, что она является
«единственно верной», или «конечной», или чем-то еще в этом же роде.
Если сравнения с компьютером и головным мозгом недостаточно прояснили для читателя понятие «подразумеваемого порядка», предлагаю иную модель: исполнение Девятой симфонии Бетховена обладает всеми характеристиками аппаратного обеспечения или явного порядка. Вы можете довольно точно локализовать его в пространстве-времени — скажем, девять часов вечера в Старой Опере — и,
если эти пространственно-временные координаты будут перепутаны, вы пропустите это событие.
Но
«Девятая симфония» Бетховена также имеет подразумеваемое, свернутое существование — как программное обеспечение, которое не
133 соответствует подразумеваемому порядку доктора Бома в точности, но приближается к нему. Если бы на каждой нотной записи симфонии можно было проставить дату и местоположение — «Этот экземпляр найден в летнем доме Ленни Бернстайна в субботу 23 ноября» и т.п., — некоторые аспекты
«Девятой» все равно остались бы нелокальными, так как мы не могли бы назвать точное число голов, в которых она содержится целиком или частично.
В фантастической повести Рэя Брэдбери «451 по Фаренгейту» тоталитарный режим сжигает все книги, но этим уничтожается только их локальное «аппаратное обеспечение». Группа подпольщиков заучила наизусть все классические произведения и постоянно делится своими знаниями с другими людьми, которые, в свою очередь, передают их кому-то еще и т.д. Таким образом эти книги становятся частично нелокальными и недоступными «пожарникам». (Многие из нас подобным образом сохранили в памяти комедийные номера Джорджа Карлина — не из параноидального страха, что наше общество ожидает подобный тоталитарный режим, а просто потому, что мы очень часто просматривали его видеозаписи.)
Эти музыкально-сценические аналогии призваны помочь читателю разобраться с нелокальностью. Но истинная бомовская нелокальность
продолжалась бы, даже если бы все мы перестали существовать.
В качестве приближения к мыслимой модели нелокальности можно принять телевидение. Как часто скорбно замечают циники, телевизионные шоу пятидесятых годов до сих пор путешествуют в пространстве-времени
(«эфире»), и обитатели солнечных систем, удаленных от нас на сорок с лишним световых лет, систем, которые нам даже не видны, могут начать принимать на свои телевизионные антенны шоу Эда Салливэна, Милтона
Берли и новости эпохи Маккарти. Вот будет смешно, если они попытаются понять нас на основе этих сигналов!
Таким образом, Милтон Берли приобрел нечто вроде нелокальности.
Другая аналогия, не относящаяся к локальности или нелокальности, по меньшей мере помогает прояснить понятия «подразумеваемого» и «явного».
Я звоню вам по телефону. Слова возникают из моих губ в качестве явных или развернутых звуковых волн. Микрофон в моем телефоне преобразовывает их в подразумеваемые или свернутые волны — электрические заряды. Динамик в вашем телефоне принимает эти заряды и
«разворачивает» их так, чтобы они снова стали явными звуковыми волнами и вы могли «меня» слышать.
Еще аналогия. Один из моих друзей в Нью-Йорке посылает мне какую-то информацию на магнитном диске. Я вставляю это свернутое сообщение в свой компьютер, и оно, уже в развернутом виде, появляется на мониторе, оказываясь новой компьютерной игрой.
Следствия этой модели «подразумеваемое — явное» — еще более странные, чем могло бы показаться на первый взгляд. Так же, например, как
134
Относительность Эйнштейна упразднила дихотомию «пространства» и
«времени», а современная психосоматическая медицина избавляется от разделения «души» и «тела», модель Бома подрывает традиционный дуализм
«сознания» и «материи».
В нелокальном свернутом порядке информация не может обладать локальностью, но «проницает» и (или) «трансцендирует» все локальности.
Выражение «информация, не обладающая локальностью» во многом напоминает индуистское понятие
Брахмана, китайскую концепцию
Дао,
«Большой Ум» Олдоса Хаксли и «Сознание Будды» буддизма махаяны.
Любая из этих концепций должна подразумевать
информацию без локальности (если признать, что они вообще хоть что-то подразумевают).
«Сознание Будды — это не "Бог"», — постоянно объясняют буддисты, а
западные люди лишь моргают в ответ, не в состоянии понять религию без
«Бога». Но Брахман в индуизме также не имеет ни личности, ни локальности, ни характера (илирода) западных «богов» и, подобно «Сознанию Будды», является неким нелокальным подразумеваемым порядком, информацией без локальности, если это вообще что-то значит.
Бом, в отличие от других, избежал рассмотрения параллелей между своими математическими решениями и древним восточным мистицизмом.
Доктор Капра в книге
«Дао физики» принимает бомовскую нелокальную модель квантовой теории в качестве «истинной» (не обращая внимания на физиков, предпочитающих модель ЭУГ или копенгагенизм) и совершенно правильно указывает, что (если принять эту модель в качестве «единственно верной квантовой модели») квантовая теория утверждает то же, что всегда утверждал даосизм.
Действительно, известный парадокс Лао-цзы «Величайшее находится в мельчайшем» начинает приобретать смысл для западного человека только после того, как он поймет значение понятия «нелокальная информация» в современной физике.
Доктор Эван Гаррис Уокер идет дальше. В своей работе
«Квантовый антрополог» (1975) доктор Уокер — кстати, физик, а не антрополог — развивает нео-бомовскую модель скрытой переменной, в которой «сознание» вообще не обладает локальностью и кажется нам локализованным ввиду ошибок нашего восприятия. В этой модели наш «разум» не находится в нашем головном мозге, а нелокально проницает-трансцендирует пространство-время в целом. Наш мозг, таким образом, просто «настраивает» это нелокальное сознание (что звучит уже совсем в духе хакслиевского
«Большого Ума»).
Доктор Уокер приводит математическую модель этого нелокального «Я» и с ее помощью предсказывает частоту проявления предполагаемого психокинеза парапсихологов. Его результаты совпадают с результатами тех, у кого наиболее успешно получаются опыты с психокинезом. Другими словами, если люди показывают хорошие результаты в «управлении»
135 бросаемой игральной костью (то есть шестерка у них выпадает чаще, чем положено по законам вероятности), —
они превышают вероятность в среднем как раз настолько, насколько это позволяет модель нелокальной скрытой переменной. (Более подробно узнать о модели Уокера и ее связи с парапсихологией вы сможете либо непосредственно из его работы, либо из моей книги
«Новая инквизиция».) 
Скачать 1.07 Mb.