сказки про скатерь-самобранку. Русские народные сказки
 Скачать 1.58 Mb.
|
КуликРусская народная сказка Жил старик со старухой. У них было три сына: два умных, а третий - Иванушка-дурачок. Умные поехали землю копать, посеяли на этой земле горох, а когда горох поспел, послали дурачка караулить. Он сделал шалаш из соломы и сидит караулит. Прилетает кулик горох клевать. Дурачок подкрался, поймал его и хотел голову ему свернуть. Кулик говорит: "Иванушка! Не отрывай мне голову, я тебе пригожусь". - "Чем же ты, - говорит, - мне при-годишься?" - "Приходи ко мне: я тебе дам скатерть". - "На что мне ее? У меня своя есть". - "Есть, да не такая! Ты скажи моей скатерти: "Скатерть, скатерть! Развернись, раскатись, напои, накорми меня, доброго молодца!" Она тебя и напоит и накормит". - Хорошо", - говорит Иванушка и отпустил кулика. Вот идет он к кулику и видит: пастухи лошадей стерегут. "Пастухи, пастухи, лошадиные духи! Где тут кулик живет?" Они говорят: "Ступай дальше: там коров стерегут, там тебе и скажут". Пошел он дальше, глядит - пастухи коров стерегут. Он спраши-вает: "Пастухи, пастухи, коровьи духи! Где тут кулик живет?" - "Ступай дальше: там свиней стерегут, там тебе и скажут". Пошел он дальше, глядит - свиней стерегут: "Пастухи, пастухи, свиньи духи! Где тут кулик живет?" - "Ступай дальше: там овец стерегут, там тебе и скажут!" Пошел дальше, глядит - овец стерегут: "Пастухи, пастухи, овечьи духи! Где тут кулик живет?" - "Ступай дальше: там гусей стерегут, там тебе и скажут!" Подходит он: "Пастухи, пастухи, гусиные духи, где тут кулик живет?" - "Ступай дальше: там уток стерегут, там тебе и скажут!" Подходит: "Пастухи, пастухи, утичьи духи! Где тут кулик живет?" - "Вон, - говорят, - белые хоромы, красные подпоры - там кулик живет!" Пришел он к кулику, поздоровался и говорит ему: "Кулик, ты мне обещал скатерть. Давай ее!" Кулик дал ему скатерть, а он: "Скатерть, скатерть! Развернись, раскатись! Напои, накорми меня, доброго молодца!" Только сказал - и все явилось. Идет он домой, встречает его Баба Яга: "Батюшка Иванушка! Зайди ко мне - я тебя в баньке попарю, накормлю, напою и спать положу!" Он согласился, заходит к ней, она его в баньке попарила, спать положила. Ложится он спать и говорит: "Ты смотри, Баба Яга, не говори: "Скатерть, скатерть! Развернись, раскатись, напои, накорми меня, доброго молодца!" Лег он спать. Она подошла к скатерти и говорит: "Скатерть, скатерть! Развернись, раскатись, напои, накорми меня, доброго молодца!" Скатерть развернулась. Она увидела все и взяла скатерть себе. Встал он утром, а она подает ему совсем другую скатерть. Он взял ее и пошел домой. Приходит и говорит своему отцу: "Батюшка! Я хочу сделать пир: созовите невесток, братьев, всех родных!" Все собрались, он положил скатерть на стол и говорит: "Скатерть, скатерть! Развернись, раскатись, напои, накорми меня, доброго молодца!" Она не развертывается. Братья и сестры подумали, что он над ними смеется, и прогнали со двора. ришел он опять к кулику и говорит: "Кулик, ты меня обманул!" - "На тебе лошадь!" - "На что мне ее? У меня своя есть". - "А ты скажи: "Лошадь, лошадь! Заржи!" Она заржет - у нее изо рта золото посыплется!" Иванушка сказал эти слова, у нее изо рта золото посыпалось: полную шапку насыпал. Поехал он домой, и опять на дороге встречает его Баба Яга, зовет к себе; он зашел К ней. Она истопила баню, вымыла его, укладывает спать. Он ей говорит: "Ты смотри не говори: "Лошадь, лошадь! Заржи!" Заснул, она прибежала к лошади и говорит: "Лошадь, лошадь! Заржи!" Лошадь заржала - золото посыпалось. Тогда Баба Яга взяла его лошадь себе, а вместо нее свою поставила. Проснулся Иванушка утром, взял лошадь Бабы Яги и поехал домой. Приезжает, отец его спрашивает: "Зачем пришел?" - "Лошадь привел". - "У нас своя есть!" - "Есть, да не такая! Ты вели невесткам ковер постлать!" Вот разостлали ковер, он вывел, поставил лошадь на него и говорит: "Лошадь, лошадь! Заржи!" Лошадь заржала, а золота-то и нет... Снова рассердились на него родные и прогнали со двора. Он опять пошел к кулику. Пришел и говорит: "Кулик, кулик! Ты меня обманул!" - "Ну, на вот тебе щипцы, скажи: "Щипцы, из коробки!" Он сказал. Щипцы выскочили и давай его щипать. Он и закричал: "Кулик, кулик, отними! Кулик, кулик, отними!" Кулик говорит: "Щипцы, на место!" Легли щипцы на место. Пошел Иванушка домой. Баба Яга опять встречает его. Баню для него истопила, стала класть спать. Он ей: "Ты, смотри, бабушка, не говори: "Щипцы, из коробки!" Он заснул, она - к коробке и говорит: "Щипцы, из коробки!" Они выскочили и давай ее щипать. Она закричала: "Батюшка Иванушка! Отними, возьми твою скатерть и коня!" - "А, - говорит он, - так это у меня ты воровала!" Отнял щипцы, взял скатерть и коня и пошел домой. Приходит домой. "Ну, батюшка, собирай теперь всех родных: я бал сделаю!" - "Ты опять обманешь". - "Нет, не обману!" Позвал отец всех родных, сел Иванушка за стол и говорит: "Скатерть, скатерть! Раскатись, развернись, напои, накорми меня, доброго молодца!" И всего стало вдоволь. Потом говорит: "Стелите ковры!" Постлали ковры, вывел он лошадь: "Лошадь, лошадь! Заржи!" Она заржала - золото посыпалось: полны ковры золота... Так им доволен отец! А братьям завидно стало. "Давай, - говорят, - украдем у него все это!" И украли у него коня и скатерть. Он говорит: "Эх, братья, зачем вы украли у меня коня и скатерть?" Они рассердились на него и хотели его бить, а он: "Щипцы, из кармана!" Щипцы выскочили из кармана и начали их щипать. Они закричали: "Батюшка Иванушка! Отними! Возьми свою скатерть и лошадь!" У них там теперь стоит бочка, на бочке корец, а всей сказке конец. Сергей Усов Кощей Бессмертный или Сказка о затерянных душах Пролог, он же – попытка отделаться лёгким испугом …и вылетела из того зайца утка, и полетела прочь. Пустил стрелу Иван, да мимо! Никак нельзя было промахнуться! Но он промахнулся. Ёкнуло сердце! Оборвалась душа! Страшно чужим стало всё вокруг. Время остановилось. Если бы Иван смог подумать, он бы удивился, как бесконечно долго может тянуться мгновение. Оно рассыпалось несметным множеством других мгновений, каждое из которых тут же рождало мириады себе подобных. Всё это распадалось, росло, тысячекратно отражалось друг в друге, умножалось на бесконечность, угрожая поглотить всё и вся…В нечаянной створке мгновения блеснул зловещий оскал непостижимой вечности. …не мог Иван ни удивляться, ни думать. Время напрасно беспокоилось за свои тайны. Но время суть хищник, и оно старательно помечает свои владения, оставляя неизгладимое клеймо в сердцах, которым однажды приоткрылось. Камнем застыл Иван, словно утка эта уносила с собою всё живое, что было в нём. Бел-горюч камнем застыл он… И не понял, что случилось. Не видел он, как на другом конце застывшего мгновения из прибрежных зарослей чёрной молнией вылетела стрела и… Пара слов от автора Хотел, по неимоверной лени своей, уместить всё на одной странице; но вот чуток написал, прочитал; этак через недельку-другую мысли позабудутся и самому мало что будет понятно. Ничего не поделаешь: придётся рассказывать всё сначала и по порядку. Только вот на каком языке рассказывать о днях, давным-давно ушедших?! У наших предков был свой красивый, мощный язык. Мы им не владеем. Попытаюсь писать о \'\'древности\'\' без выпендрёжа, на современном (а значит, и своевременном!) языке, стараясь полнее использовать его большие возможности и свои маленькие способности (оцените скромность!); а пытаться строить замок из кучки старорусских слов, дошедших до нас уже мутантами – архиглупость. Поэтому, если мне случится описывать нечто выходящее за границы опыта, недоступное познанию – я ничтоже сумняшеся буду использовать и вкладывать в уста героев такие слова, как \'\'трансцендентный\'\', \'\'иррациональный\'\'. Бумага всё стерпит! Главное - как можно точнее сказать то, что хочешь сказать. А стилизация? Да бог с ней! Как-то, ещё в советские времена, я видел любительский спектакль, где актёр, игравший Ленина, перед началом действия обратился к зрителям: \'\'Я могу передать только картавость Ильича, в остальном и пытаться не буду\'\'. Просто! Честно! Умно! По ходу спектакля \'\'Ленин\'\' становился быстро узнаваемым. Разумеется, я не собираюсь отмахиваться от сокровищ «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля. А значит… А значит, ничего не случится с сермяжной правдой, если она будет жить через пару запятых от трансцендентных иллюзий. Придётся говорить подобно булгаковскому Воланду, у которого, как известно, в беседе на Патриарших акцент то пропадал, то появлялся. Короче: как хочу, так и строчу! Не любо – не читай. И хватит предисловий, оговорок, превентивных оправданий! Наденьте сапоги, возьмите компас, не забудьте бросить в котомку харчей, заветную фляжку… Ой, чуть не забыл: обязательно прихватите что-нибудь от комаров! Всё взяли? Ну что ж, посидим на дорожку и вперёд! Лиха беда начало Однажды… А вот уже и неправда. Эта история случилась не однажды, а дважды, трижды, четырежды… и так без конца. Если уточнять дальше, то следует заметить, что история эта имела место не только в прошлом, пытливый глаз без труда разглядит её в \'\'здесь и сейчас\'\', да и будущее вряд ли грозит ей забвением. Итак, начнём. Однажды в давние-предавние времена в одной глухой русской деревушке всё уже было готово к завтрашней свадьбе. Народ принимал горячее участие в радостных хлопотах, поскольку жених был круглая сирота, да и у невесты из родни была одна бабка-знахарка. А ровно в полночь к жениху прибежали с плачем и криками, из которых ясно было только одно: невесту украли! Украли нагло – не таясь и не скрывая следов. Вот и вышло, что Ванюше, а именно так звали жениха, вместо свадебной рубахи пришлось облачаться в воинские доспехи да идти по следам неведанных злодеев спасать свою невесту – Василису ненаглядную. Он всегда звал её ненаглядной; а ведь и верно: что любишь, на то никогда не наглядишься! Долго ли, коротко ли шёл Иван по лихам, по пням, по кочкам, по болотам, только поначалу след был явный, словно сам кричал: \'\'Вот я какой, полюбуйся!\'\', но постепенно таял, таял, становился едва заметным, пока не исчез вовсе. Иван решил было пройти назад, получше присмотреться: не пропустил ли чего? Но что за наваждение?! Позади следов не было! Исчезли, как исчезают круги на воде. Даже там, где он недавно проходил, теперь стоял дремучий, непролазный лес, источающий тяжёлый запах преющих листьев и смутной тревоги. Заплутал Иван, да так, что уж и не чаял живым выбраться. Но больше всего его мучило неотступное ощущение, что он как птица в клетке с густо насаженными прутьями - вырваться никак, а снаружи смотри, кому не лень. Каждый миг Иван чувствовал на себе со всех сторон чей-то давящий, невидимый, но пронизывающий насквозь, холодящий душу взгляд. И это в таком дремучем лесу, где и на три сажени вперёд не видать! А иногда он слышал чьи-то шаги, совсем рядом. Стоило ему обратить на них внимание, как они тут же замирали. В какую бы сторону Иван ни поворачивал – лес становился всё гуще и непроходимее. Приходилось прорубать дорогу мечом. Есть было нечего; силы иссякали. Как-то до него долетел запах дыма; не жалея последних сил, Иван двинулся в предполагаемом направлении. Лес, неожиданно поддаваясь его желанию, быстро редел, и вскоре открылась небольшая поляна. Возле тлеющих углей сидел человек, в осанке и одежде которого сразу узнавался бывалый воин. Встретившись с ним глазами, Иван вздрогнул: в тяжёлом, изучающем, но при этом каком-то бесчувственном взгляде незнакомца он сразу узнал ту душевную пытку, так сильно преследовавшую его в последние дни. Незнакомец молча положил перед Иваном на широком листе какого-то растения несколько аппетитных кусков жареного мяса. Ели молча. Силы постепенно возвращались к Ивану, сознание прояснялось. - Далёко ль путь держишь, славный воин? – до невозможности низкий голос незнакомца казался продолжением его взгляда. Ивана придавило к земле. - Спасибо тебе за помощь, добрый человек. Зовут меня Иваном, и никакой воинской славы я пока не снискал. – отвечал он – А куда мой путь лежит, я и сам не знаю. Незнаемый злодей похитил мою невесту, вот я и шёл по следу, покуда не заплутал. Думаю, без колдовства тут не обошлось: тропинки вдруг лесом дремучим не зарастают. Как прикажешь звать тебя? Незнакомец почему-то удивлённо посмотрел на Ивана. - Как звать?.. Имя моё Иван… Иван Безродный. Тёзки мы, выходит, с тобой. - здесь тот который назвался Безродным, чуть задумался и закончил решительно, энергично, деловито - Я вот, что, молодец, думаю: тут без бабы-Яги никак не обойтись. Она вездесуща - любое колдовство распутает и снова запутает, да так, что уж после неё днём с огнём не разберёшься. Хочешь найти невесту – постарайся понравиться Яге. Понравишься – поможет. Пойдешь сейчас прямо, наткнёшься на ручей; иди вниз по ручью, он тебя как раз к Яге и приведёт. Уже за полдень перевалило, значит, если поторопишься – до ночи успеешь. Да смотри - не робей. Больно охочи прихвостни Яги на всякие страшилки, но зла не причинят. «Чтобы иметь прихвостней, для начала надо иметь хвост», - пронеслось у Ивана в голове, но напористый собеседник не дал развить эту игривую мысль. - Иди смело, а то ведь многие желают, да руки поджимают. Спасай, спасай свою невесту, Ваня. А мне пора. Безродный быстро скрылся в лесу. Иван был слегка удивлён и краткостью беседы, и необычностью собеседника, но в искренности его советов сомневаться не приходилось. После еды тело предательски шептало о сне. Чтобы взбодриться, Иван привычным жестом мысли (если вам так не сподручно, читайте: «мысленным жестом», хотя это не одно и то же.)… Ещё раз: Чтобы взбодриться, Иван привычным жестом мысли вызвал перед собой лицо Василисы – яблочко, яблочко наливное! - и вскоре усталость ослабила свою хватку. Ручей оказался рядом. Точнее их было двое: ручей и тропинка. Они дружно бежали, делая одни и те же изгибы и повороты, иногда игриво отталкиваясь, иногда нескромно бросаясь в объятия друг друга. В другое время Иван по достоинству оценил бы эту идиллию - сейчас было не до того. Иное удивило его: тропинка начиналась у него под ногами и никаких следов к ней не было и в помине; между тем она сама была порядочно, в том числе и совсем недавно, истоптана! Что-то непонятное, загадочное таилось здесь, но прямой опасности не виделось. Иван решительно ступил на тропу. \'\'Спасай, спасай свою невесту\'\', – неумолкало в ушах и как хлыстом подстёгивало его. Стремительно темнело. Лес внезапно стал недружелюбным, сжимая своими корявыми тисками. Тропинка сначала испуганно прижалась к ручью, а потом и вовсе забилась под его журчащую волну. Пришлось идти по дну ручья. Вдруг лес затих. Иван не слышал ничего, кроме плеска своих шагов. Остановился. Тишина давила и угнетала. Даже ручей умудрялся течь бесшумно! Впереди что-то затрещало и… началось! Громом долетел до ушей Ивана первый шквал криков, стонов, воплей, улюлюканий… Чего здесь только не было! Впереди ревела сплошная стена ужаса. Всё, изрыгиваемое ею, вихрем проносилось по руслу ручья, стремясь оглушить, вытолкнуть негаданного путника. \'\'Ничего себе страшилки!\'\' – вспомнил Иван предостережения Безродного. Правда, особой храбрости ему не потребовалось - все чувства притупились от сумасшедшей усталости, надёжно укрывшей собою даже страх. Да и отступать было некуда и незачем. Шансы были только впереди. Прикрыв уши ладонями, Иван шёл и шёл вниз по ручью, под бесноватый марш лесных чудовищ… Всё кончилось так же неожиданно, как и началось. Лес наполнился своими обычными звуками, расступился, давая возможность истомившейся, задыхающейся тропинке наконец-то вынырнуть и привычно побежать рядом с закадычным другом. Чуть сбоку открылась широкая поляна, и через пару десятков шагов наш герой стоял перед избой бабы-Яги. На высоком пороге сидела сама хозяйка. Выглянувшая луна бегала своим золотым гребешком по её растрепанным волосам. Да куда там! – тут нужен был парикмахер попрозаичней. - Ну, здравствуй, мил человек, – неожиданно мягкий, певучий голос Яги очаровывал, обнадёживал, бодрил, в нём было что-то тёплое, родное, к чему душа сразу ставила пометку «свой» – Проходи, Ванюша, гостем будешь. - Да откуда ж ты меня, бабушка, знаешь? – изумился Иван. - Яга всё, Ваня, знает, на то она и Яга. Ты, милок, заходи, заходи. Присядь, отдохни. В ногах-то правды нет. В избе стоял густо накрытый яствами стол. Здесь было всё: и грибы, и ягоды, и орехи, и квас, и кисель, и уха, и птица разная, и щука фаршированная, и колдуны, и раки, и блины, и брага на меду … Чего здесь только не было! - Ты, бабушка, гостей, поди, поджидаешь? – поинтересовался Иван. - Уже дождалась, Ванюша. На меня что в яму: всё валится. Да ты садись, садись – ешь. После поговорим. Вот ты пока поешь, а я по делам своим отлучусь. У меня дом не велик, да лежать не велит - за всем глаз да глаз нужен. Яга вышла, разбросала под столбы, на которых стояла её избушка, птичьи косточки (чтоб ночные гости не дрались сильно из-за них), вытащила мох из потаённой щели и стала подглядывать за Иваном. Грех было бы не воспользоваться паузой в нашем повествовании и не описать (ударение на «а»!) усадьбу Яги, хотя бы в самых общих чертах, благо, чарующий лунный свет позволяет сделать это. Печать таинственности стояла здесь на всём. Сама изба, находилась в центре холма, пределами которого, собственно, и ограничивалась поляна. По краям поляны-холма вразброд наклонялись столбы, на заострённых верхушках которых свесившимися головами висели истлевшие, рассыпающиеся черепа, вряд ли справлявшиеся с возложенными на них обязанностями нагонять страх – сумевший добраться в такие лихие места пугаться подобных архитектурных изысков не станет. Вообще, владения Яги представляли собой гибнущий памятник фортификационного искусства, воздвигнутый в своё время мастерами могильного зодчества. Избушка стояла на высоких лиственных столбах и была без окон; обветшалая лестница упиралась то ли в полулаз, то ли в полудверь. Внутреннее же убранство жилища, вопреки ожиданиям, таило в себе много жизнелюбия, вкуса; чистота и порядок были степени не мешающей ими наслаждаться. Вот, пожалуй, и всё описание. Надеюсь, не слишком утомил? После еды гость разомлел, прилёг на лавку и уснул крепким сном. Проснулся Иван ни свет ни заря; дерюжка при входе была откинута, но густой утренний сумрак ещё немногим отличался от неё. Яга сидела неподалёку, тусклый огонёк фитиля рассыпался в двух слезинках, застывших по уголкам её глаз, преисполненных старческой печали, печали глубокой и жуткой, как мёртвый омут, тёмную поверхность которого уже не потревожат ни надежда, ни вера, ни страхи, ни суетные ожидания. Будущее и настоящее чураются этих мест – здесь безраздельно властвует «было», беспощадно лютует «могло быть». Эти «было» и «могло быть», подобно неутомимым ножницам, превращают в труху все нечаянные ростки, попадающие в догорающие жизни. Так или иначе, но и в смерти природа заботится об анестезии, заранее обрывая все живые связи. Что ж ещё?.. |