сказки про скатерь-самобранку. Русские народные сказки
 Скачать 1.58 Mb.
|
Русские народные сказкиВсе русские сказки РОГА Жил-был батрак; дал ему Бог большую силу. Узнал он, что к царской дочери змей летает, и похвастался: - Никто, — говорит, — не изведет лютого змея, а я изведу! Услыхали его похвальбу люди государевы, пристали к нему: - Иди, батрак! Вылечи царевну. Взялся за гуж, не говори, что не дюж; пошел батрак к царю и сказывает ему: - Я-де могу царевну вылечить; что будет за хлопоты? Обрадовался царь и говорит ему: - Царевну за тебя отдам. Вот батрак велел принести себе семь воловьих кож да наделать железных орехов, железные когти и железный молоток; взял он надел семь шкур воловьих да когти железные, в карман насыпал орехов и простых и железных, а в руки большой молоток взял и пошел к царевне в горницу. Вот летит к царевне змей; как увидал батрака, так и защелкал зубами: - Ты зачем сюда пришел? - За тем же, за чем и ты! — сказал батрак, а сам сидит да орешки пощелкивает. Змей видит, что силою ничего не возьмешь, давай к нему подлезать; попросил у него орешков, а тот и дал ему железных. Змей грыз-грыз и плюнул: - Нехороши, брат, твои орешки! Давай-ка лучше в карты играть. - Давай, пожалуй; да как же будем играть? И поладили они на том: кто проиграет, тому зубочистку дать. Стали играть; проиграл змей. Батрак вынул молоток да как даст ему зубочистку, тот ажно насилу опомнился. - Давай, — говорит змей, — играть на кожу: кто проиграет, с того кожу долой. Проиграл батрак; змей снял с него одну воловью кожу. - Давай еще! Проиграл змей; как вцепился ему батрак железными когтями в кожу — так всю и снял! Змей тут же издох. Узнал про то царь да на радости и женил батрака на царевне. Вот царевне и скучно жить с таким мужиком; велела его отвести в лес, да там и убить Слуги подхватили его, отвели в лес, да пожалели, не убили. Ходит батрак по лесу, плачет. Навстречу ему идут три человека, сами спорят. Только поравнялись с ним, так и кинулись к нему с мольбою: - Скажи, добрый человек, вот мы нашли сапоги-самоходы, ковер-самолет да скатерть-самобранку; как нам поделить? - А вот как: кто прежде всех влезет на дуб — тому все и отдать! Те сдуру и согласились, бросились на дерево; только что на дуб влезли, батрак надел сапоги-самоходы, сел на ковер-самолет, взял с собой скатерть-самобранку, да и говорит: - Будь я подле царского города! Там и очутился. Разбил шатер, велел скатерти-самобранке приготовить обед и позвал к себе в гости царя с царевною; они его и не признали. Приходят к нему царь с царевною; он зачал их потчевать, потчевал-потчевал и стал показывать царевне ковер-самолет, а сам потихоньку взял скатерть-самобранку да толкнул царевну на ковер и велел ему снести себя в темный лес. В лесу сказал батрак царевне, кто он таков; она начала его ласкать да умасливать — ну и умаслила! Как только он заснул, царевна схватила скатерть-самобранку, села на ковер-самолет, да и была такова! Проснулся батрак, видит, что нет ни царевны, ни ковра-самолета, ни скатерти-самобранки; остались одни сапоги-самоходы. Бродил, бродил по лесу; захотелось ему есть, видит он, что стоят две яблони, взял сорвал с одной яблоко и стал есть. Съел яблоко — вырос на голове рог, съел другое — вырос другой рог! Он попробовал с другой яблони: съел яблоко — в ту ж минуту пропали рога, сам молодцом да красавцем стал! Набрал в карман и тех и других яблок и пошел в царский город. Ходит батрак мимо дворца; увидал девку-чернавку, царевнину прислужницу, дурную-предурную: - Не хочешь ли, голубушка, яблочка? Та взяла у него яблочко, съела и сделалась такая красавица, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Приходит девка-чернавка к царевне, та так и ахнула. - Купи, — говорит, — непременно купи мне таких яблок. Чернавка пошла и купила; съела царевна, а у ней рога выросли. На другой день приходит батрак к царевне и сказывает, что он может сделать ее опять красавицей. Та зачала его просить. Он велел ей идти в баню; там раздел ее донага да так железными прутьями отпотчевал, что надолго не забудет! После сказал, что он ее законный муж; царевна спокаялась, возвратила ему и ковер-самолет и скатерть-самобранку; а батрак дал ей хороших яблок. И стали они жить да поживать да добра наживать. Королевич и его дядька.Жил-был король, у него был сын-подросток. Королевич был всем хорош - и лицом и нравом, да отец-то его плох: все его корысть мучила, как бы лишний барыш взять да побольше оброку сорвать. Увидел король раз старика с соболями, с куницами, с бобрами, с лисицами: - Стой, старик! Откудова ты? - Родом из такой-то деревни, батюшка, а ныне служу у лешего. - А как вы зверей ловите? - Да леший наставит петли-лесы, зверь глуп - и попадает. - Ну, слушай, старик! Я тебя вином напою и денег дам: укажи мне, где лесы ставите? Старик соблазнился и указал. Король тотчас же велел лешего поймать и в железный столб заковать, а в его заповедных лесах свои лесы поделал. Вот сидит леший в железном столбе да в окошечко поглядывает, а тот столб в саду стоял. Вышел королевич с бабками, с мамками, с верными служанками погулять по саду; идет мимо столба, а леший кричит ему: - Королевское дитя! Выпусти меня: я тебе сам пригожусь. Пожалел королевич лешего: - Да как же я тебя выпущу? - А подойди к своей матери, улучи минуту, вытащи ключ у ней из кармана да меня и выпусти. Королевич так и сделал: вытащил ключ из кармана у матери, прибежал в сад, сделал себе стрелку, положил на тугой лук и пустил ее далеко-далеко, а сам кричит, чтоб мамки и няньки ловили стрелу; мамки и няньки разбежалися, в это время королевич отпер железный столб и высвободил лешего. Пошел леший рвать королевские лесы! Видит король, что звери больше не попадаются, осерчал и напустился на свою жену: зачем ключ давала, лешего выпускала? И созвал король бояр, генералов и думных людей, как они присудят: голову ли ей на плахе снять, али в ссылку сослать? Плохо пришлось королевичу - жаль родную мать, и признался он отцу, что это его вина: вот так-то и так-то все дело было. Взгоревался король: что ему с сыном делать? Казнить нельзя. Присудили отпустить его на все четыре стороны, на все ветры полуденные, на все вьюги зимние, на все вихри осенние; дали ему котомку и одного дядьку. Вышел королевич с дядькою в чистое поле. Шли они близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли - и увидали колодезь. Говорит королевич дядьке: - Ступай за водою! - Нейду! - отвечает дядька. Пошли дальше, шли, шли - опять колодезь. - Ступай принеси воды! Мне пить хочется, - просит дядьку королевский сын в другой раз. - Нейду! - говорит дядька. Вот еще шли, шли - попадается третий колодезь, дядька опять нейдет, и пошел за водою сам королевич. Спустился в колодезь, а дядька захлопнул его крышкою и говорит: - Не выпущу! Будь ты слугой, а я - королевичем. Нечего делать, королевич согласился. Потом поменялись они платьями и отправились дальше. Вот пришли они в иное государство, идут к царю во дворец - дядька впереди, а королевич позади. Стал дядька жить у того царя в гостях: и ест и пьет с ним за одним столом. Вот и говорит дядька царю: - Ваше царское величество! Возьмите моего слугу хоть на кухню. Взяли королевича на кухню, заставляют его дрова носить, кастрюли чистить. Немного прошло времени - выучился королевич готовить кушанья лучше царских поваров. Узнал про то государь, полюбил его и стал дарить золотом. Поварам показалось обидно, и стали они искать случая, как бы извести его. Вот один раз сделал королевич пирог и поставил в печку, а повара добыли яду, взяли да и посыпали на пирог. Сел царь обедать, подают пирог; царь только было за нож взялся, как бежит главный повар: - Ваше величество! Не извольте кушать. И насказал на королевича много всякой напраслины. Царь не пожалел своей любимой собаки, отрезал кусок пирога и бросил наземь: собака съела да тут же издохла. Призвал государь королевича, закричал на него грозным голосом: - Как ты смел с отравой пирог изготовить, сейчас велю тебя казнить лютою казнью! - Знать не знаю, ведать не ведаю, ваше величество! - отвечает королевич. - Видно, поварам в обиду стало, что вы меня жалуете: нарочно меня под ответ подвели. Царь его помиловал, велел конюхом быть. Повел королевич коней на водопой, а навстречу ему леший: - Здорово, королевский сын! Пойдем ко мне в гости! - Боюсь, кони разбегутся. - Ничего, пойдем! Изба тут же очутилась. У лешего три дочери; спрашивает он старшую: - А что ты присудишь королевскому сыну за то, что меня из железного столба выпустил? Дочь говорит: - Дам ему скатерть-самобранку. Вышел королевич от лешего с подарком, смотрит - кони все тут; развернул скатерть - чего хочешь, того просишь: явились и питье и еда! На другой день гонит он царских коней на водопой, а леший опять навстречу: - Пойдем ко мне в гости! Привел и спрашивает среднюю дочь: - А ты что королевскому сыну присудишь? - Я ему подарю зеркальце: что захочешь, все в зеркальце увидишь! На третий день опять попадается королевичу леший, ведет к себе в гости и спрашивает меньшую дочь: - А ты что королевскому сыну присудишь? - Я ему подарю дудочку: только к губам приложи, сейчас явятся и музыканты и песельники. Весело стало жить королевскому сыну: ест-пьет хорошо, все знает, все ведает, музыка целый день гремит. Чего лучше? А кони-то, кони-то! Чудо, да и только: и сыты, и статны, и на ногу резвы. Начал царь хвалиться своей любимой дочери, что послала ему судьба славного конюха. А прекрасная царевна и сама давным-давно конюха заприметила: да как и не заметить красной девице добра молодца! Любопытно стало царевне: отчего у нового конюха лошади и резвее и статнее, чем у всех других? «Дай, - думает, - пойду в его горницу, посмотрю, как он, бедняжка, поживает?» Улучила время, когда королевич на водопой коней погнал, пришла в его горницу, а как глянула в зеркальце - тотчас все смекнула и унесла с собой и скатерть-самобранку, и зеркальце, и дудочку. В это время случилась у царя беда: наступил на его царство семиглавый Идолище, просит себе царевну в замужество. «А если не выдадут, так и силой возьму!» - сказал он и расставил свое войско - тьму-тьмущую. Плохо пришлось царю: кликнул он клич по всему своему царству, сзывает князей и богатырей: кто из них победит Идолища семиглавого, тому обещает дать половину царства и вдобавок дочь в замужество. Вот собрались князья и богатыри, поехали сражаться против Идолища, отправился и дядька с царским войском. И наш конюх сел на кобылу сиву и потащился вслед за другими. Едет, а навстречу ему леший: - Куда ты, королевский сын? - Воевать. - Да на кляче далеко не уедешь! А еще конюх! Пойдем ко мне в гости! Привел в свою избу, зачерпнул ему ковш воды. Королевич выпил. - Много ль в себе силы чувствуешь? - спрашивает леший. - Да если б была палица в пятьдесят пудов, я б ее вверх подбросил да свою голову подставил, а удара и не почуял бы. Дал ему другой ковш выпить: - А теперь много ли силы? - Да если бы была палица во сто пудов, я б ее выше облаков подбросил! Зачерпнул ему третий ковш: - А теперь какова твоя сила? - Да если бы утвердить столб от земли до неба, я бы всю вселенную повернул! Леший зачерпнул воды из другого чана и подал королевичу; королевич выпил - и поубавилось у него силы кабы на седьмую часть. После этого вывел его леший на крыльцо, свистнул молодецким посвистом; отколь ни взялся - вороной конь бежит, земля дрожит, из ноздрей пламя, из ушей дым столбом, из-под копыт искры сыплются. Прибежал к крыльцу и пал на коленки. - Вот тебе конь! Выехал королевич на своем вороном коне супротив рати неприятельской; смотрит, а дядька его на березу взлез, сидит да от страху трясется. Королевич стегнул его плеткою раз-другой и полетел на вражее воинство; много воинов мечом прирубил, еще больше конем притоптал, самому Идолищу семь голов снес. А царевна все это видела: не утерпела, чтоб не посмотреть в зеркальце, кому она достанется. Тотчас выехала навстречу, спрашивает королевича: - Чем себя поблагодарить велишь? - Поцелуй меня, красна девица! Царевна не устыдилася, прижала его к ретиву сердцу и громко-громко поцеловала, так что все войско услышало. Королевич ударил коня - и был таков! Вернулся домой и сидит в своей горенке, словно и на сражении не был, а дядька всем хвастает, всем рассказывает: - Это я был, я Идолище победил! Царь встретил его с большим почетом, сговорил за него свою дочь и задал великий пир. Только царевна не будь глупа - возьми да и скажись, что у ней головушка болит, ретивое щемит. Как быть, что делать нареченному зятю? - Батюшка, - говорит он царю, - дай мне корабль, я поеду за лекарствами для своей невесты, да прикажи и конюху со мною ехать: я ведь больно к нему привык! Царь послушался, дал ему корабль и конюха. Вот они и поехали; близко ли, далеко ли отплыли - дядька приказал сшить куль, посадить в него конюха и спустить в воду. Царевна глянула в зеркальце, видит - беда! Села в коляску - и поскорей к морю, а на берегу уж леший сидит да невод вяжет. - Мужичок! Помоги моему горю: злой дядька королевича утопил. - Изволь, красна девица! Вот и невод готов! Приложи-ка сама к нему белые ручки. Вот царевна запустила невод в глубокое море, вытащила королевича и повезла с собою, а дома все дочиста отцу рассказала. Сейчас веселым пирком, да и за свадебку: у царя ни мед варить, ни вино курить - всего вдоволь! А дядька накупил разных снадобий и воротился назад: входит во дворец, а тут его и схватили. Свадьба королевича была веселая. И я там был, мед-вино пил, по усам текло, а в рот не попало. Скатерть-самобранка, кошелёк-самотряс и двое из сумы Жили-были старик со старухой. Жили, горевали, с хлеба на квас перебивались. С осени до весны кое-как маялись, а с весны до осени и вовсе беду бедовали: лебедой да ягодами кормились. Вот как-то раздобыл старик лукошко пшеницы и говорит: — Все люди сеют да пашут, посеем и мы — будет у нас осенью свой хлеб. Посеяли. Уродилась пшеница на славу. Старик со старухой не нарадуются, ходят каждый день, пшеницей любуются: пшеница стеной стоит, колос колоса тучнее. Соседи завидуют: — Эдакого урожая век не видано! Приспело время хлеб убирать. Старик серпы наточил: — Завтра, старуха, пойдём пшеницу жать! В ту пору поднялся сильный ветер, набежала чёрная туча, и выпал на старикову полосу крупный град. Тем градом начисто выбило всю пшеницу, ни одного колоса не осталось. Закручинился старик, голову повесил, а старуха ругается, причитает: — Всю жизнь я с тобой, с бесталанным, горе горевала! Ни в чём тебе удачи нет! В кои-то веки разжились семенами да вырастили пшеницу — и тут лихо пристигло, беда стряслась, а у нас и зерна не осталось. Утешает старик: — Не плачь, старуха, не горюй! Слезами да руганью убытков не воротишь. Тучу ветер нагнал — пусть-ветер и убытки возместит. Ещё пуще старуха заругалась: — Совсем старик ума лишился! Мелет языком, чего слыхом не слыхано! Ищи-ка теперь ветра в поле! А старик своё твердит: — Пойду с ветра спрашивать: ветер виноват — ветер и в ответе. Обулся, оделся, взял в руки батожок и тронулся в путь-дорогу. Шёл он долго ли, коротко ли, близко ли, далёко ли и добрался до высокой горы. Возле горы стоит большая изба. В избе четыре крыльца: одно выходит на восход солнца, другое — на полдень, третье — на запад, а четвёртое крыльцо — на полночь. В ту пору загремели вёдра, спустилась к колодцу старуха, старая-престарая — чуть только на ногах держится. Зачерпнула воды. Поздоровался старик: — Здравствуй, бабушка! Дай-ка подсоблю тебе воду донести. — Здорово, добрый человек! Спасибо тебе на приветливом слове. Проходи в избу, отдохни с дороги, а с вёдрами и сама управлюсь: я ещё могутная. Поднялись на крыльцо, вошли в избу. Старуха стол накрыла, гостя накормила, напоила, на печь спать уложила и стала выспрашивать: — Куда, добрый человек, идёшь, куда путь держишь? По своей ли воле к нам попал или неволя-нужда привела? — Ох, бабушка, не знаешь ты моей беды! Вырастили мы со старухой пшеничку, да пригнал ветер тучу с градом, и выбило всё начисто — зёрнышка не осталось. Нечем нам жить, хоть по миру ступай! И вот пошёл я по белу свету управы искать. — Ну, коли так — дело поправимое. Я ведь мать всех четырёх ветров, и сыновья из моей воли не вышли. По всему видать, обидел тебя озорник Полуночник, мой меньшой сын,— горазд он на такие дела. Повремени немного. Воротятся сыновья домой — заставлю виноватого тебе убыток воротить. Через малое время послышался шум с восточной стороны, распахнулись двери восточного крыльца — прилетел Восточный ветер. Вслед за тем пахнуло теплом с полуденной стороны — и слетел в избу с полуденного крыльца ласковый Полуденник-ветер. И в ту же минуту из тех дверей, что на закат солнца выходят, явился Запад-ветер. А потом вдруг загремело, зашумело кругом, изба заходила ходуном — с хохотом да с присвистом ворвался в избу с полуночной стороны Полуночник-ветер: — Ох-и задал я сегодня страху судам на море! Наигрался, натешился, есть хочу! Старуха тем временем на стол собрала, накормила, напоила сыновей и говорит: — Ну, кто из вас, сынки, недавно беду сотворил? Позвала старика: — Ступай, говори, не бойся ничего! Старик спустился с печи и рассказал всё, как дело было. Присмирел Полуночник, голову опустил. — Видно, ты, Полуночник, виноват,— сказала мать,— тебе и в ответе быть. — Ничего, мама,— Полуночник головой тряхнул,— всё дело поправится!.. А ты, гость дорогой, смел да напорист — этаких я и люблю! Коли не побоялся на меня управу искать да всю правду в лицо сказать, будь мне братом названым, а о потере не печалься. Достал из-за пазухи свёрток и подал старику: — На вот тебе скатерть-самобранку — во-всякое время будешь сыт. Только скатерть разверни да скажи: «Попить, поесть!» — и ешь, пей, чего душа пожелает. Только, чур, уговор: пойдёшь домой — на постоялый двор не заходи. Старик поблагодарил названого брата да мать четырёх ветров за ласковый приём, за угощение да за подарок, со всеми распростился и отправился в обратный путь. Шёл, шёл, шёл и так крепко притомился, совсем из сил выбился; сам думает: «Придётся и эту ночь в пути переночевать, сегодня домой всё равно не попасть. Чего это Полуночник не велел мне на постоялый двор заходить? Ведь не в поле мне ночь коротать! «Хлеб свой — хоть у попа стой». И зашёл на постоялый двор. Сел у стола, отдыхает, а сиделец спрашивает: — Может, поужинать собрать, да и водочки с устатку выпьешь? Заказывай! — Ничего мне покупного не надо, всё у меня своё есть. Достал из-за пазухи скатерть, развернул и говорит: — Попить, поесть! Батюшки светы, откуда чего взялось: наставились кушанья разные, меда душистые, вина сладкие, закуски, заедки всякие — стол ломится! Пей, ешь — душа мера! Сиделец остолбенел, глядит во все глаза, слова вымолвить не может. Эдакого дива век не видал. И старик рад-радёхонек: — Будет теперь нам со старухой что пить, есть! Будет чем и добрых людей потчевать! И на радости зовёт сидельца: — Садись со мной ужинать и своих всех, кто у тебя есть, зови — угощенья на всех хватит! Сиделец кликнул жену да ребят — и подсели все к старику за стол. Сидят угощаются. Старик выпил сладкого вина да крепкого мёду, и зашумела у него в голове; песню затянул. Тут сидельцу и запала дума: «Вот эта скатерть мне бы пригодилась!» После ужина старик повалился на лавку и крепко уснул. Сиделец подменил скатерть-самобранку точь-в-точь такой же по виду простой скатертью. На другое утро старик пробудился ни свет ни заря и скорым-скоро пошёл домой. Старуха встретила его бранью: — Где тебя леший носит? Дома ни зерна хлеба, ни полена дров нету, а ему и горя мало! — Молчи, старуха! Садись за стол, угощайся, чего только твоя душа пожелает, пей, ешь вволю! Усадил старуху за стол, развернул скатерть: — Попить, поесть! Что такое? Нет ничего... Старик ещё раз скатерть встряхнул, развернул, рукой прихлопнул: — Попить, поесть! Опять ничего. Тут старуха вскочила, схватила сковородник: — Ох ты, пустомеля, ещё насмехаться вздумал!— И раз, раз сковородником: — На вот, на тебе, постылый! Старик вырвался из избы — да наутёк. Остановился за околицей. «Тут что-нибудь да не так. Видно, Полуночник обманул меня. Ну, да не на такого напал! Теперь мне дорога знакомая»,— подумал старик. И пошёл к матери четырёх ветров. Шёл, шёл и поздним вечером пришёл к высокой горе, к большой избе с четырьмя крыльцами. В ту самую пору братья-ветры со всех четырёх сторон домой бежали. Подхватили гостя и снесли в избу. Поздоровался старик с матерью четырёх ветров да с братьями и говорит ветру Полуночнику: — Не по-братски ты, брат названый, дело делаешь. Твоя скатерть-самобранка всего один раз меня напоила, накормила, да на том дело и кончилось. Тоже ли так надо мной насмехаться? Погоди, погоди,— говорит Полуночник,— Заходил ты на постоялый двор? — Заходил, — Ну вот сам себя во всём и вини, коли меня не послушался.— Достал кошелёк из-за пазухи: — Возьми этот кошелёк и ступай. Никогда у тебя ни в чём нужды не будет. Что понадобится, потряси кошелёк— и сколько надо денег, столько и натрясёшь. Да смотри помни моё слово: никуда дорогой не заходи. Гостя напоили, накормили, и отправился он домой. Сказка скоро сказывается, а ещё того пуще старик домой торопится. Шёл, шёл и дошёл до того постоялого двора, где раньше останавливался. «Совсем я отощал, да и ноги больше не гнутся, всё равно мне до дому сегодня не дойти. Зайду переночую у знакомого сидельца». Зашёл, поздоровался. Хозяин постоялого двора узнал старика, ласково встретил: — Садись отдыхай, добрый человек! Коли не побрезгуешь нашим угощением, заказывай попить-поесть с дороги. А старику и холодно и голодно. «Дай попробую, чем меня наградил Полуночник!» Велел подать ужин да и вина спросил. Выпил рюмку-другую и захмелел с устатку. Зовёт сидельца: — Садись, хозяин, и своих всех покличь, да что есть у тебя в печи, всё на стол мечи! За всё рассчитаюсь, в убытке не останешься. Хозяин засуетился, наносил разных кушаньев да всяких напитков, позвал жену да детей, и все стали угощаться. Пьют, едят, а сидельцу не терпится узнать, какая у старика диковина есть. Всё новых и новых кушаньев требует, а чем станет рассчитываться? Терпел, терпел сиделец и говорит: — Ну, добрый человек, спасибо за угощенье, пора отдыхать. Завтра ведь рано, чай, пойдёшь — рассчитаемся за всё сегодня. Старик достал из-за пазухи кошелёк-самотряс. Тряхнул раз, другой — и посыпалось серебро да золото. Натряс, насыпал блюдо денег: — Бери, хозяин, всё твоё — у меня этого добра хватит! А хозяин уставился на старика, сидит молчит, Потом схватил блюдо, стал деньги руками перебирать: деньги правильные, золото да серебро настоящее. — Вот это диковина! Повалился гость спать и уснул крепким, непробудным сном. Спит, беды над собой не чует, а беда-невзгода тут как тут. Разыскал сиделец такой же кошелёк и подменил стариков кошелёк-самотряс. Поутру раным-рано вскочил старик и пошёл домой. Дома только через порог переступил, выхватил из-за пазухи кошелёк, показывает: — Не бранись, старуха, на этот раз без обману! Подай скорее лукошко — натрясу денег, и ступай на базар, покупай чего надо. Принесла старуха лукошко, подставила. Тряхнул старик кошелёк раз, другой — выпала старая медная пуговица, и больше ничего нет. Снова стал трясти кошелёк. Тряс, тряс — нет ничего. Тут старуха давай старика потчевать тем, что под рукой было. Бьёт, а сама плачет, приговаривает: — Ох ты, пустомеля, пустозвон, загубил меня, горемычную! Всю жизнь с тобой промаялась, хорошего дня не видывала, а на старости лет и совсем ума рехнулся, день ото дня глупее становишься! Била, покуда лукошко не рассыпалось, потом кинулась за кочергой. А старик — давай бог ноги. Выскочил из избы и бежал до тех пор, покуда деревня из глаз не скрылась. Остановился: «Ну куда теперь податься? Старуха бранится да дерётся, а мне после таких обманов и на глаза ей показаться стыдно. Покуда управы не найду, домой не ворочусь. Уж не подменил ли сиделец скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс? Либо ветер Полуночник насмехается? Пойду к своему названому брату: сиделец, коли и подменил скатерть да кошелёк, всё равно не повинится». В третий раз пошёл старик к высокой горе. Ветер Полуночник дома был. Вышел он из избы и неприветливо встретил.названого брата: — Я всё про тебя знаю. Опять меня не послушался, пеняй теперь на себя! На вот тебе эту суму и живи своим умом. Пристигнет нужда — встряхни суму да скажи только: «Двое из сумы!» — и увидишь, что будет, А теперь прощай! Ничего больше не сказал Полуночник, засвистел, загикал, взвился под облака и улетел за тридевять земель, за тридевять морей. Надел старик суму и поплёлся обратно. Идёт и думает: «Хорошо бы попить, поесть! Дай-ка попробую суму». Снял суму, встряхнул и говорит: — Двое из сумы! В ту же минуту выскочили из сумы два молодца с дубинами и принялись старика бить-колотить, И до тех пор били-молотили, покуда он не догадался крикнуть: — Двое в суму! Сразу молодцы скрылись, будто век их не бывало. Старик бока почёсывает, а сам думает: «Неспроста Полуночник мне эту суму дал...— И тут догадался:— Да ведь как с умом, так сума сослужит хорошую службу!» Надел суму и стал свой путь продолжать. Долго ли, коротко ли шёл и добрался до знакомого постоялого двора: «Вот где дело для моей сумы найдётся!» А хозяин увидал старика в окно и выбежал на крыльцо. — Заходи, заходи, гость дорогой! Привёл в горницу и вьюном около старика вьётся: — Кафтан вот сюда повесим, а батожок в этот угол поставим! — Пододвинул скамейку к печке:-Садись грейся, а я велю на стол собирать. Сегодня мой черёд тебя угощать...— Суетится, кричит:—Жена, жена, радость-то у нас какая! Поди сюда! Выбежала хозяйка, ласково, приветливо поздоровалась. А сиделец шумит, не унимается: — Живо на стол собирай! Ставь самые хорошие кушанья да вина. Стол накрыли, всякой снеди нанесли. Старика усадили на самое почётное место. — Пей, ешь, гость любезный, да сказывай, где побывал, чего повидал! Мы домоседы — нигде не бываем, ничего не знаем. Что на белом свете творится? Старик угощается да беседу ведёт, а сиделец от сумы глаз отвести не может, подливает гостю вина: Отведай вот этого ещё, не обижай отказом!.. Кланяйся, жена, потчуй гостя дорогого! Смекнул старик: «Не иначе как к суме сиделец подбирается». Сам пьёт-ест, усмехается. Пировали-столовали, сиделец не утерпел и спрашивает: — Скажи, гостенёк любезный, что у тебя в этой суме — поди, опять какая-нибудь диковинка? Отвечает старик: — Это не сума, а из чудес чудо. Только встряхнёшь её да скажешь: «Двое из сумы!»—как появятся чародеи и всё, что пожелаешь, сделают для тебя. Вот какая это диковинка! Слушает сиделец старика, умильно на него поглядывает, а сам думает: «Ну, не я буду, коли этой сумой не завладею!» Попировали, поужинали, повели гостя в дальний покой, уложили на мягкую перину: - Спи, отдыхай! А сидельцу не спится. Добыл он точь-в-точь такую же по виду суму и, как уснули все в доме, пробрался в гостев покой, повесил на гвоздь свою суму, а старикову унёс в свою горницу. Разбудил жену: — Погляди, что я принёс. Теперь все мои желания исполнятся. Перво-наперво пусть чародеи поставят дворец краше царского да имение большое дадут, и станем мы барами жить-поживать! Встряхнул суму и крикнул: — Двое из сумы! Выскочили из сумы два молодца с дубинками и принялись сидельца с женой потчевать, только дубинки посвистывают. Хозяин с хозяйкой кричать боятся, а молодцы из сумы бьют-колотят. Невмочь стало терпеть, стал сиделец просить-молить: — Смилуйтесь, добрые молодцы, пощадите нас! Пригоршни денег насыплю!.. А Двое из сумы знай молотят сидельца с женой, будто горох на току. Бьётся хозяйка, плачет. И сиделец закричал благим матом: — Караул! Спасайте!» Старик услышал крик да шум — лежит посмеивается. А сиделец безутешно кричит-надрывается: — Караул! Убивают! Спасайте!. «Ну, теперь пора идти, а то забьют Двое из сумы вора насмерть». Пришёл, а сиделец с женой уже в лёжку лежат, ойкают. Взмолились: — Уйми, добрый человек, своих драчунов, не оставь сиротать наших детушек! — Отдайте мою скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс! — Что ты, гость дорогой, где мы возьмём скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс? Век у нас таких диковинок не бывало! — А как тут моя сума оказалась? Знай, не отдашь моих диковинок, забьют вас насмерть! Тут хозяйке невмоготу стало, закричала она: — Да повинись ты, муженёк! Своя жизнь дороже скатерти да кошелька, пропади они пропадом! И сидельцу, видно, невтерпёж пришло: Уйми молодцов — верну тебе и скатерть-самобранку и кошелёк-самотряс да ещё и лошадь с санями в придачу дам, только не губи нас! Старик только того и ждал: — Двое в суму! Скрылись молодцы с дубинками, а сиделец с женой лежат стонут: — Ох, тошнёшенько, косточки живой не оставили, совсем изувечили! Кто нас кормить-поить станет? Хоть бы ты, добрый человек, пожалел нас — дал нам скатерть-самобранку либо кошелёк-самотряс! Рассердился старик: — Мало вас поучили, видно! Живо подавайте скатерть да кошелёк, а то кликну молодцев из сумы! Сиделец медлить не стал, вынул из сундука скатерть да кошелёк: — Бери, бери, нам твоего не надо! Старик встряхнул скатерть, развернул и молвил: — Попить, поесть! Появились тотчас кушанья всякие, напитки разные. Свернул скатерть, спрятал за пазуху: — Моя. Тряхнул раз, другой кошельком — посыпалось серебро да золото. — И кошелёк мой! Спрятал кошелёк, взял суму: — Запрягай, хозяин, коня, мне ехать пора. Сиделец велел работнику коня запрячь и вышел на двор старика проводить, а сам всё охает да стонет. Старик сел в сани: — Прощай, хозяин! Урока не забывай и впредь на чужое не зарься! И уехал. Едет да посмеивается: «Надо и старуху немножко поучить, припугнуть, поедом меня ест». Подкатил к дому: Тпррру! Выбежала старуха на крыльцо, увидала старика и ну ругаться: — Всё лето красное да осень прошатался, на зиму домой явился! Кто тут про тебя хлеб припас? — Поди, старуха, в избу, не мёрзни! Вошли в избу. Старуха не унимается, ещё пуще бранится. Тут старик встряхнул суму да как крикнет: — Двое из сумы! Выскочили два молодца с дубинками: кого надо уму-разуму поучить? Испугалась старуха: — Ох, старичок, не тронь меня, пожалей! Век тебе слова поперёк не скажу! — Ну вот, давно бы так,— сказал старик и крикнул: — Двое в суму! Скрылись молодцы с дубинками, а старик встряхнул, развернул скатерть и говорит: — Попить, поесть! И откуда что взялось. Наставилось на стол разных кушаньев да напитков всяких... Глядит старуха и глазам не верит. А старик зовёт: — Садись, пей, ешь, чего только душа пожелает! Это всё наше. Напоил, накормил старуху, потом взял в руки кошелёк-самотряс: — Гляди! Встряхнул кошелёк раз, другой — и посыпалось серебро да золото, золото да серебро. — И это всё наше! Обрадовалась старуха, а старик рассказал ей, как эти диковины достал, и как сиделец два раза его обкрадывал, и как он заставил сидельца отдать ему скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс. — Ну ничего, старичок, что было, то прошло, пусть быльём порастёт, а у нас с тобой теперь всего вдоволь: и самим есть что попить-поесть, и добрых людей употчевать хватит. Стали с тех пор старик да старуха жить да быть припеваючи. И кто из соседей нужду терпит, всем помощь оказывают. И ото всех им почёт да уважение. В ту самую пору и воротился в имение откуда-то из-за моря барин. Проведал он, что старик со старухой живут в достатке, велел позвать к себе. Пришёл старик. Барин спрашивает: — Был ты самый что ни есть последний бедняк, а теперь самым справным хозяином стал. Сказывай всё без утайки, откуда что взялось! Рассказал ему старик всё начистоту, а барин ему в ответ: — Ни в жизнь не поверю в эти россказни, покуда своими глазами не увижу. — Так за чем дело стало! — старик говорит.— Пожалуй ко мне, и я тебе покажу и скатерть-самобранку и кошелёк-самотряс. Барин велел тройку лошадей заложить в карету. Посадил старика с кучером на козлы и сам сел: — Пошёл! А ты, мужик, показывай дорогу. Приехали. Привёл старик барина в горницу, усадил в красный угол. Старуха принесла скатерть-самобранку: — Гляди, барин! Старик встряхнул скатерть, развернул и молвил: — Попить, поесть! Уставился стол всякими кушаньями, разносолами да напитками. — Отведай, твоя милость, нашего хлеба-соли, буде не побрезгуешь! — потчуют старик со старухой. Барин того попробовал да другого — приятно, сладко, лучше не надо. Напился, наелся до отвала, захмелел. — Ну, про скатерть-самобранку ты говорил правду. Покажи теперь кошелёк-самотряс! Принёс старик кошелёк. Раз, другой тряхнул — и посыпалось из кошелька серебро да золото, золото да серебро. У барина глаза разгорелись. Глядит на деньги — не наглядится. Потом говорит: — И про кошелёк-самотряс твоя правда. А теперь слушай мою правду: живо заверни эту скатерть-самобранку да кошелёк-самотряс в новую холстину и неси за мной в мою карету. — Смилуйся, сударь! — просят старик со старухой.— Как же так? Ведь эти диковинки ветер Полуночник нам дал, а не тебе. Барин ногой топнул: — Молчать! Ваше ли холопское дело мне перечить? Вы оба мои, и всё, что есть у вас, тоже моё. Поняли? — Как не понять! — говорит старик.— Всё как есть поняли. — А поняли, так поторапливайтесь — я ждать не стану! — Принеси, старуха, поскорее мою новую суму. Видишь, барин торопится... Извини, сударь, не случилось у нас дома новой холстины. Старуха принесла суму, а барин торопит: — Поскорее укладывайте! — Сейчас, сейчас, барин!..— Старик встряхнул суму и крикнул:— Двое из сумы! Выскочили два дюжих молодца с дубинами. — Угостите барина покрепче, чтобы век помнил! Принялись молодцы барина дубинами охаживать. Он сперва отмахивался да ругался, потом как закричит: — Эй, кучер, ступай на выручку! Кучер прибежал. Раз-другой попало и ему дубиной. Видит он: худо дело — и боком, боком да и наутёк. А Двое из сумы своё дело делают: бьют, колотят, только дубины посвистывают. — Ох, мужичок,— закричал барин,— выпусти меня, покуда насмерть не забили! Ведь тебе придётся в ответе быть! — Обо мне, барин, не печалься,— старик отвечает,— мне всё равно: семь бед — один ответ, а без тебя хоть людям полегче станет, и то хорошо! Тут барин на колени упал. — Прости, мужичок! Зарок даю никогда на чужое добро посягать не стану! — Ну нет, барин, не из того теста ты слеплен, чтобы на чужое не зариться. Уж коли повадилась собака жернова лизать, так век ей не отстать. Вот буде напишешь нам, всем мужикам твоим, вольную да откажешься от имения и уедешь совсем от нас, так и быть — живым оставлю. А не то тебе одна отсюда дорога — на погост. А молодцы знай бьют, колотят, своё дело правят. Не утерпел барин — закричал: — Ох, я на всё согласен! Давай скорее перо да чернила и бумаги принеси! Всё, как ты говоришь, напишу, только живого отпусти! Принёс старик перо, чернила да бумагу и велел Двум из сумы обождать. Барин написал всем своим мужикам вольную и имение отписал мужикам. Старик бумагу прочитал: «Всё правильно!» — и крикнул: — Двое в суму! Скрылись молодцы, а барин насилу поплёлся из избы и говорит: — Завтра уеду отсюда навеки, а ты, мужичок, никому не говори, что меня тут побили. На другой день барин уехал. Мужики землю взяли и стали жить-поживать да старика хвалить. И до сих пор живут-поживают, никакой беды не знают, и год от году всё лучше да богаче. Тут и сказке конец, а кто слушал, молодец. |