Метафорическое языкознание, или душа пейзажа. метафорическое языкознание, или душа пейзажа. С. Г. Шафиков Россия, Уфа Метафорическое языкознание, или душа пейзажа
 Скачать 230.5 Kb.
|
|
14) Процесс номинации и глубина таксономии. Номинация есть процесс и результат создания наименования для фрагмента действительности. Мышление обычно отбирает для номинации самый характерный признак именуемого, хотя выбор признака (мотивация) варьируется по степени выделимости признака и зависит от языковой техники, связанной со строем языка и инвентарем номинативных средств. Например, при восприятии свиста один язык выбирает один признак, а другой – другой. Как указывает Б.А. Серебренников, русский и татарин, слушая свист, выбирают для его фиксации доминантный признак, а именно фонему [с]: ср. рус. свист, тат. сызгыру, в то время как немец подмечает глухой шум, который можно передать фонемой [f], ср. нем. pfeifen, в то время как в латинском языке оба признака улавливают сразу, например, в лат. номbнации sibulare «свистеть», где s и b представлены одновременно; кроме того, сам свист может быть разного качества [Серебренников 1988: 94]. Существует основной словарный фонд, и если даже в языке чего-то слишком много (слишком яркий лоскут на «языковом одеяле»), то все-таки лучше всего запоминаются единицы этого фонда, то есть наиболее прототипические номинации. Например, несмотря на то, что в эскимосском языке более 100 наименований снега, в арабском языке более 300 наименований верблюда, а в языке гаро (Бирма) множество наименований риса [Шафиков 1998: 16], вряд ли обыватель прежних эпох употреблял все эти единицы родного языка. Еще меньше используется таксономическое богатство языка современными «языковыми личностями», за исключением, разумеется, специалистов. Поэтому, например, из названий родственных отношений активно используются наименования таких концептов, как «отец» – «мать» – «сын» – «дочь» – «брат» – «сестра», в меньшей степени: «дед» – «бабка» – «внук» – «внучка» – «двоюродный брат/двоюродная сестра» – «племянник» – «племянница», почти совсем не используются наименования для обозначения следующих отношений: «дядя по отцу», «дядя по матери» (ср. древнерусское обозначение дядьев: уй и стрый), «двоюродный дед» – «двоюродная бабка» – «внучатый племянник» – «внучатая племянница»; еще меньшей глубиной таксономии характеризуются отношения свойственников: «муж» – «жена»; в меньшей степени: «теща» – «тесть» – «свекор» – «свекровь» – «зять» – «сноха». Языки с архаичными системами родства (например, русский и татарский) используют в обыденном общении прозрачные свободные словосочетания типа рус. брат жены (вместо шурин), тат. хатыннын бертуган абысы/энэсэ (вместо балдыз); рус. сестра жены (вместо свояченница), тат. хатыннын бертуган апасы/сенлесе; рус. сестра мужа (вместо золовка), тат. иренен бертуган апасы/сенеле; рус. брат мужа (вместо деверь), тат. иренен бертуган абысы/энэсэ; рус. муж сестры жены (вместо свояк), тат. хатыннын бертуган апасынын/сенлесен ире и т.д. [Шафиков 2004: 21]; английский язык, который имеет наименее архаичную таксономию родства вообще обходится минимумом терминов свойствá, например термин brother-in-law обозначает и свояка, и зятя («брат жены», «муж сестры», «муж дочери»), и деверя («брат мужа»), и шурина («брат жены»). Языки экономят на затейливости узоров лоскутков, создающих неповторимый колорит одеяла, довольствуясь, большей частью, стандартным рисунком. 15) Как понимают общий мир носители разных языков? Казалось бы, языковые факты свидетельствуют о том, что язык навязывает мышлению свое понимание мира, однако это всего лишь иллюзия, поскольку продукты языковой техники принимаются за продукты ума. Поскольку язык не отражает, а, по выражению Б.А. Серебренникова, отображает действительность, то есть репрезентирует ее знаковым образом, вопрос о точности отражения мира вообще не должен ставиться. Никакой драмы не возникает оттого, что в немецком языке кит называется Wahlfisch (дословно «китовая рыба»), ведь никто не считает кита видом рыбы; точно так же по-английски «краб» называется crabfish, однако каждый понимает огромную разницу между этими видами животных. По-татарски черепаха называется ташбака (дословно «каменная лягушка») по некоторым признакам, общим для черепахи и лягушки, к которым добавляется признак «каменный», выражающий идею твердости панциря (то есть «твердый как камень»). По-английски «бюрократия» называется redtape по связи значений «делопроизводство (то есть хранение документов в папках)» – «папка для бумаг с красной лентой» – «красная лента». Нельзя требовать от языка точного представления действительности, потому что это не его функция, точности можно требовать только от работы ума, который находит, подбирает, означивает выделенные концепты (категории). Например, если определенное понятие о каком-то процессе, событии, качестве и т.д. обозначается существительным, никто не будет считать, что такое существительное называет вещь, обладающую бытием. С помощью языка лишь фиксируются «идеальные образования мозга, вынесенные за его пределы и нашедшие свою материальную форму манифестации» [Кривоносов 2006: 185]. Лакуна в языке далеко не всегда означает, что носитель данного языка не в состоянии различать (выделять) данный сегмент окружающего мира. Так, в немецком языке можно насчитать 3 500 цветообозначений, а языке дани (Новая Гвинея) всего 2; и эти два обозначения делят спектр по линии «холодные» и «теплые» цвета. Однако поскольку зрение всех людей (кроме дальтоников) устроено одинаково, все народы различают спектральные цвета одинаково, следовательно, цветовая картина мира для всех является полихроматической, и человек, знающий много цветообозначений различает их не больше того, кто знает меньше названий цветов. Таким образом, фактор различения цветов находится в человеческой голове, которая анализирует (одинаково для всех культур) воздействие света на сетчатку глаза. 16) Уникальное или типическое На каждую вещь можно смотреть с противоположных точек зрения: с точки зрения ее отличия от подобных же вещей, или, наоборот, с точки зрения сходства с вещами, образующими объекты одной категории. В спорах между типологами, которые фиксируют внимание на наиболее типичном, и культурологами, которые подчеркивают уникальное, преобладают простые аргументы наподобие следующих: «посмотрите, какое отличие!» или «посмотрите, какое сходство!» В научной полемике аргументация такого рода малоперспективна, поскольку тезис, подкрепленный примером или метафорой, наталкивается на столь же простой антитезис. О.А. Корнилов сравнивает уникальность каждого языка с портретом: «У каждого человека есть какие-то наиболее выразительные детали внешнего облика: у кого-то очень большой, необычной формы нос, у кого-то очень выразительные глаза или слишком тяжелый подбородок, а у кого-то и вовсе непримечательная внешность»; отсюда следует вывод о необходимости включать в языковую картину «мира все языковое содержание, поскольку не существует «неспецифического» в семантике языка, без чего язык не утратил бы своей целостности и уникальности» [Корнилов 1999: 93-94]. Там, где культуролог усматривает уникальное, типолог способен, кроме того, увидеть норму и тип ее варьирования. На месте глаз находятся именно глаза, хотя бы и самые выразительные, а не подбородок, будь то тяжелый подбородок, или мягкий, или круглый, как у Чичикова, который, однако, не спутать ни со ртом, ни с носом, ни с глазами. Если бы место рта занимал хобот, или вместо человеческих ушей были бы заячьи, и вместо двух глаз был бы один, как у циклопа, тогда точно метафора об уникальности всякого языка попадала бы в цель. Всякое варьирование имеет ограничения, поэтому существующая техника создания фотороботов основывается на ограниченных типах глаз, ртов, подбородков и т.д. Как портрет, уникальный и типичный одновременно, так и всякий язык содержит в себе и общее, и различное. И так же как нос, подбородок, глаза можно типизировать, так и все вообще, включая любую языковую специфику, поддается типизации. Целостное («портретное») представление специфики языка можно получить изучением его строя. Вместо того чтобы описывать «внутреннюю форму» английского языка, определяя его как «язык, ориентированный на слушающего» [Дурст-Андерсен 1995: 31], или как язык, лексика которого с большой точностью передает пространственные отношения или слабо передает родственные отношения и т.д., можно дать менее пространное и вместе с тем более существенное его описание. Для этого достаточно определить этот язык как аналитический, для которого характерно выражение грамматических категорий с помощью служебных слов, фиксированный словопорядок, использование предложных конструкций для выражения падежных отношений, широкое использование безаффиксной деривации и т.д. Молекулы и атомы еще сохраняют специфичность вещества, однако при дальнейшем движении от сложному к простому специфичность исчезает; она сводится к конфигурации элементарных частиц. Аналогичным образом, можно утверждать, что языковая специфика лучше, нагляднее всего проявляется на фундаментальном (грамматическом) уровне; если спуститься на более низкие уровни, специфика сводится к рассматриванию узоров и колоратуры лоскутков на одеяле. Для точного и объективного познания, например, ландшафта, пишет О.А. Корнилов, «конечно же, лучше подойдет аэрофотосъемка, но душу пейзажа и чувства, им вызываемые, сможет передать лишь талант живописца», и далее: «Объективистский подход <…> напоминает восхваление бездушной фотографии в сравнении с непохожими друг на друга картинами, запечатлевшими один и тот же объект по-разному, в своей уникальной манере» [Корнилов 1999: 100]. На это красивое сравнение можно столь же красиво возразить, что душу вообще, особенно «душу пейзажа», тем более русского пейзажа, наблюдаемого человеком с русской душой, трудно передать. Душа хороша в русском романе, обращение же к ней в научном споре звучит как заклинание, призванное метафизически обосновать действие, которое лучше всего описывает физика. Резюме. 1. Между языками существуют такие различия, которые нельзя свести к различиям в опыте; эти различия связаны с различиями в категоризации мира коллективным мышлением этнокультурных сообществ, что и создает эффект языковой относительности. 2. Межъязыковые различия не влияют на мировосприятие, наоборот, различное восприятие мира архаическим обществом создает архаичные же модели, представленные в языке в соответствие с языковой техникой того или иного языка. 3. Архаичные модели мира с течением времени уступают представлениям, которые находятся ближе к научному мировоззрению, однако закрепленные в языке архаичные формы категоризации продолжают функционировать. 4. Признаками архаичных моделей мира являются языковые категории, которые являются формальными организаторами высказывания; при этом языковые категории влияют лишь на способ выражения мысли, но не на само мышление, создавая тем самым «языковую философию» этноса. 5. Язык не обладает творческой силой, способной создать свой особый мир, наряду с концептуальной моделью (структурой, системой), созданной мышлением, поэтому нельзя говорить о языковом мировидении, кроме как в метафорическом смысле (ср. высказывание Б.А. Серебренникова: «язык это мертвая материя»). 6. Между языковой структурой и менталитетом носителей данного языка нет никакой связи; никакая грамматическая структура предложения или его полная «деграмматизация» не может свидетельствовать ни за, ни против особенностей этнокультурного менталитета. 7. Языковая моль мира (языковое мировидение) есть в лучшем случае метафора, в худшем – фикция, за которой стоит восхищение Вайсгербера (или Уорфа) разнообразием форм концептуализации общего мира, которые не совпадают в разных языках. 8. Так же как способов выражения одной и той же мысли больше, чем языков, так и количество способов мировидения превалирует над поливариантностью языков; каждый язык как инструмент мысли способен выразить не одну определенную модель мира, а бесконечное множество таких моделей. 9. В соответствии с принципом взаимной дополнительности, потенциал любого языка достаточен для выражения любой мысли, выраженной в другом языке, поэтому совокупные формы языков всегда взаимно перекрываются. 10. Образные фразеологические единицы не обладают панхронической ценностью и могут характеризовать в лучшем случае мировидение лишь определенного периода; вследствие изменчивости этнических стереотипов нельзя, опираясь на внутреннюю форму фразеологизмов, строить выводы о национальном менталитете. ЛИТЕРАТУРА Апресян 1995 – Апресян Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография // Избранные труды. М.,1995, 2. Вайсгербер 1993 – Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. – М., 1993. Вежбицкая А. 1996 – Вежбицкая А. Обозначение цвета и универсалии зрительного восприятия // Анна Вежбицкая. Язык. Культура. Познание. М., 1996, 231-290. Гачев 1998 – Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Курс лекций. – М., 1998. Даниленко 2002 – Даниленко В.П. Языковая картина мира в гипотезе Сепира-Уорфа // http://www.islu.ru/danilenko/articles/sepirkart.htm Дурст-Андерсен 1995 – Дурст-Андерсен П.В. Ментальная грамматика и лингвистические супертипы // Вопросы языкознания, 1995, 2, 30-42. Жуков 2005 – Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. – М., 2005. Иванова 2004 – Иванова С.В. Лингвокультурология и лингвокогнитология: сопряжение парадигм. – Уфа, 2004. Караулов 1999 – Караулов Ю.Н. Активная грамматика. – М., 1999. Колшанский 1977 – Колшанский Г.В. Лингво-гносеологические основы языковой номинации // Языковая номинация. Общие вопросы. – М., 1977, 99-146. Колшанский 1990 – Колшанский Г.В. Объективная картина мира в познании и языке. – М., 1990. Корнилов 1999 – Корнилов О.А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. – М., 1999. Кривоносов 2006 – Кривоносов А.Т. Мышление, язык и крушение мифов о «лингвистической относительности», «языковой картине мира» и «марксистско-ленинском языкознании». – Москва–Нью-Йорк, 2006. Кубрякова 1997 – Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. – М., 1997. Лакофф1988 – Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1988, 23: 12–51. Мордерер 2003 – Мордерер В. Урысон в летнюю ночь: К семантике невидимых органов // http://exlibris.ng.ru/koncep/2003-07-31/7_semantics.html Московцев–Шевченко 2006 – Московцев Н.Г., Шевченко С.М. Вашу мать, сэр! Иллюстрированный словарь американского сленга. – СПб, 2006. Никитина 2004 – Никитина Т.Г. Толковый словарь молодежного сленга. – М., 2004. Павиленис 1983 – Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка. – М., 1983. Падучева 1996 – Падучева Е.В. Семантические исследования (семантика вида и времени в русском языке; семантика нарратива). – М., 1996. Перцов 2006 – Перцов Н.В. К проблеме построения семантического метаязыка // http://www.dialog-21.ru/dialog2006/materials/html/Pertsov.htm Плунгян 1996 – Плунгян В.А. Почему языки такие разные? – М., 1996. Постовалова 1988 – Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. М., 1988, 8-69. Рождественский 1996 – Рождественский Ю.В. Введение в культуроведение. – М., 1996. Сепир 1993 – Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии.- М., 1993. Серебренников 1988 – Серебренников Б.А. Предисловие // Роль человеческого фактора в языке. М., 1988, 3-7. Серебренников 1988 – Серебренников Б.А. Как происходит отражение картина мира в языке? // Роль человеческого фактора в языке. М., 1988, 87-107. Соколовская 1993 – Соколовская Ж.П. «Картина мира» в значениях слов: семантические фантазии или катехизис семантики? – Симферополь, 1993. Степанов 2001 – Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. – М., 2001. Урысон 2003 – Урысон Е.В. Проблема исследования языковой картины мира: Аналогия в семантике. – М., 2003, 224 с. Чанышева 2004 – Чанышева З.З. Этнокультурные основания лексической семантики. – Уфа, 2004. Чейф 1975 – Чейф Л. Значение и структура языка. – М., 1975. Шафиков 1998 – Шафиков С.Г. Языковые универсалии и проблемы лексической семантики. – Уфа, 1998. Шафиков 2004 – Шафиков С.Г. Типология лексических систем и лексико-семантических универсалий. – Уфа, 2004. Fodor 1975 – Fodor J.D., Garret M.J. The psychological unreality of semantic representations // LI, 1975, 6, 4: 515-532. Harris 1981 – Harris R. The language myth. – Worcester, 1981. Jackendoff 1984 – Jackendoff R. Sense and reference in a psychologically based semantics // Talking minds. Cambridge (Mass.), 1984, 49-72. Lakoff 1992 – Lakoff G. Women, fire, and dangerous things: What categories reveal about the mind? – Chicago–London, 1992. Lehmann 1988 – Lehmann Ch. Studies in general comparative linguistics // AKUP (Arbeiten des kölner Universalien-Projekts), 1988, 71. |