я легенда. Сборник Р. Матесон АзбукаАттикус, 1954, 1956 isbn 9785389135185 Я легенда
 Скачать 1.35 Mb.
|
|
5 Вцепившись руками в край открытой коробки с печеньем, Скотт смотрел внутрь оше- ломленным, неверящим взглядом. Печенье испортилось. Не отрываясь, он глядел на эту невероятную картину: грязное и подмокшее печенье было затянуто паутиной и покрыто плесенью. Теперь он вспомнил, но, увы, слишком поздно, что как раз над холодильником находилась кухонная раковина с протекающей трубой и что всякий раз, когда пользовались раковиной, вода капала в подвал. Скотт онемел от неожиданности. Не было таких страшных слов, которые могли бы пере- дать пережитое им потрясение, едва не лишившее его разума. Он смотрел в коробку, раскрыв от удивления рот, и на лице его застыло бессмысленное выражение. «Теперь мне конец», – подумал Скотт. В каком-то смысле он уже смирился с воз- можностью такого исхода. Но в то же время режущие желудок спазмы голода лишали спокой- ствия, гнали прочь смирение; и жажда стала напоминать о себе болью и страшной сушью в горле. Скотт резко замотал головой. Нет, не может быть, невозможно, чтобы, пройдя неверо- ятно длинный путь, он так глупо его закончил. – Нет, нет, нет… – глухо слетало с кривящихся от резких усилий губ Скотта, когда он карабкался через край коробки. Держась руками за край, он вытянул ногу и ударил ею по краю печеньки. Пропитанная влагой, она мягко подалась под ударом, и вниз, на дно коробки, полетели отломившиеся мелкие крошки. Обезумев от отчаяния, Скотт отпустил край коробки и съехал вниз по ее почти отвесной, покрытой глянцевой бумагой стенке, с такой силой ударившись о дно, что чуть не свернул себе шею. Вскочив как безумный на ноги, он увидел, что стоит среди россыпи маленьких кусочков печенья, поднял один из них – и тот расползся в его руках мягкой кашицей, превратившись в комок грязи. Скотт стал перебирать кашицу пальцами, чтобы отыскать в ней хотя бы одну не тронутую порчей крошку. В нос ему ударил густой запах гнили. От острой рези в животе Скотт втянул щеки. Стряхнув с рук остатки кашицы, он направился к пластам целого печенья. Дыша ртом, чтобы не чувствовать смрадного запаха гнили, он шел, проваливаясь в месиво, в которое пре- вращались под его тяжестью кусочки сырого, прогнившего печенья. Отодрав от целого пласта небольшой кусочек, Скотт разломил его. Соскоблив с одной из частей зеленый налет, он чуть-чуть надкусил печенье. И тут же поспешно выплюнул крошку, давясь ее тошнотворным вкусом. Скотта била мелкая дрожь. Застыв на месте, он втягивал сквозь зубы воздух, пока не прошла тошнота. Потом он резко сжал кулаки и обрушил удар на пласт печенья. Но взгляд застилали слезы, и Скотт промахнулся. Злобно выругавшись, ударил еще раз и теперь уже попал по пласту, отбив от него множество белых крошек. – Проклятье! – прорычал Скотт и принялся пинать ногами пласт печенья, пока не разбил его на мелкие кусочки, которые разбросал, разметал ногами в разные стороны. Совсем без сил, он припал к стенке из вощеной бумаги, прижавшись лицом к ее холодной хрустящей поверхности. Грудь его вздрагивала от прерывистого дыхания. – Спокойно, спокойно, – слетел с губ шепотом совет рассудка. – Заткнись, – прохрипел в ответ Скотт. – Заткнись! Это конец. Он почувствовал, что упирается лбом в какой-то острый выступ, и резко убрал голову. Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 126 Вдруг его осенило. Пространство между вощеной бумагой и стенкой коробки! Крошки, провалившиеся туда, должны были остаться сухими. Издав полный радости хрип, Скотт вцепился пальцами в вощеную бумагу, пытаясь разо- рвать ее. Но пальцы заскользили по гладкой глянцевой поверхности, и он с глухим стуком упал на одно колено. Пока Скотт поднимался, на него упала капля воды. Когда первая капля, ударившись о его голову, рассыпалась фонтаном мелких брызг, в горле у него застрял испуганный крик. Вторая капля окатила его лицо холодной волной и на какой-то миг лишила зрения. Третья разбилась о правое плечо и разлетелась в стороны мел- кими хрусталиками. Хватая ртом воздух, он бросился назад, зацепился ногой за крошку, со всего размаху упал в лежащее толстым слоем холодное белое месиво, но, не теряя ни секунды, вырвал из него халат и руки, все перепачканные намокшим гнилым печеньем. В том месте, откуда он начал поспешное бегство, капли падали на дно одна за другой, все чаще и чаще, наполняя коробку ползущим туманом, который вмиг поглотил Скотта. Но и в тумане бегство продолжалось. В дальнем конце коробки Скотт остановился и, развернувшись, посмотрел безумным взглядом на огромные капли воды, шумно падающие на вощеную бумагу. Он прижал ладонь к затылку. В голове шумело, как будто не капли, а удары завернутой в мягкую материю кувалды только что обрушились на нее. – О боже мой, – хрипло пробормотал Скотт. Соскользнув вниз по стенке из вощеной бумаги, он съехал прямо в месиво из гнилого печенья и теперь сидел в нем с закрытыми глазами, обхватив руками голову, чувствуя тонкие покалывания боли в горле. Скотт поел, и боль в горле отпустила. Потом он напился каплями воды, оставшимися на вощеной бумаге, и принялся собирать в кучку пригодные для еды кусочки печенья. Чуть раньше он прорвал ногой дырку в плотной вощеной бумаге и пролез в нее за гладкую шуршащую стенку. Теперь же, наевшись, стал перетаскивать в коробку кусочки сухого печенья и складывать их там в аккуратную кучку. Покончив с этим, Скотт руками и ногами проделал в вощеной бумаге несколько дырочек, цепляясь за которые можно было бы забраться по бумажной стенке до верхнего края коробки. За один подъем он затаскивал по одному или два кусочка – в зависимости от их размеров. Вверх по необычной лестнице из дырочек в вощеной бумаге, затем через край коробки – и вниз по оберточной бумаге коробки, в которой он еще раньше проделал дырочки. На все это у него ушел час. Потом Скотт в последний раз протиснулся за вощеную прокладку, чтобы убедиться в том, что не оставил ни одного съедобного кусочка печенья. Но обнаружил там только одну крошку. Скотт сжевал ее, заканчивая последний обход бывших залежей пищи, потом пролез через дырку обратно в коробку. Скотт еще раз окинул взглядом внутренность коробки, но не нашел ничего, что еще можно было бы прихватить с собой. Он стоял среди обломков печенья, держа руки на бедрах и покачивая головой. В результате тяжких трудов он обеспечил себя пищей только на два дня. И в четверг ему опять будет нечего есть. Скотт выбросил эту мысль из головы. У него и так хватало проблем. А о еде он будет думать, когда придет голодный четверг. Наконец он выбрался из коробки. Снаружи было много холоднее. Втянув голову в плечи, он весь трясся от холода. Халат, несмотря на то что Скотт отжал его изо всех сил, оставался мокрым. Вода на него попала с брызгами от падавших на стенки коробки капель. Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 127 Скотт сидел на толстом узле из веревки, держа одну руку на кучке добытых с невероят- ным трудом кусочков печенья. Они были слишком тяжелы для того, чтобы он мог перетащить их на себе. К тому же ему пришлось бы как минимум раз десять сползать вниз и подниматься обратно. А об этом не могло быть и речи. Поддавшись соблазну, он взял кусочек печенья вели- чиной с кулак и, чавкая от удовольствия, принялся жевать его, напряженно думая о том, как выйти из положения. Убедившись, что сделать это можно только одним способом, Скотт наконец со вздохом встал и повернулся спиной к коробке. «Нужна вощеная бумага, – подумал он. – Ладно, черт с ним. В конце концов, больше чем на два дня все это не затянется». Напрягая до потери сознания мышцы рук и спины, изо всех сил упираясь ногами в стенку коробки, Скотт выдрал кусок бумаги размером с маленький коврик, оттащил его к краю крышки холодильника и там разложил. В центре этого коврика Скотт уложил пирамидой кусочки печенья, затем обернул их свободными краями бумаги и получил плотно завернутый, без единого зазора пакет высотой по колено. Скотт лежал на животе на самом краю крышки холодильника и пристально глядел вниз. Он забрался даже выше далекой скалы, стоявшей на самой границе владений паука. Долго же будет лететь вниз его груз, и с какой силой он ударится о пол! А впрочем, в пакете были лишь маленькие кусочки печенья. Страшного ничего не будет, даже если они совсем раскрошатся. Пакет при ударе об пол рассыпаться не должен. И это самое главное. Несмотря на пробирающий холод, он окинул взглядом погреб. Да, конечно, когда в желудке что-то есть, жить становится чуть веселее. И для Скотта хотя бы на этот короткий миг погреб перестал быть холодной, голодной дырой, где отовсюду выгля- дывает смерть. Это было странное холодное царство, освещенное дрожащим светом, пробива- ющимся сквозь пелену дождя, царство вертикальных и горизонтальных поверхностей, серых и черных цветов, разбавленных лишь потускневшими от пыли красками хранящихся в нем пред- метов. Это было царство рычащих звуков и бегства без оглядки, царство раскатистых, оглу- шительных звуков, подобно тысяче громов сотрясающих воздух. Этот погреб был его домом. Далеко внизу он увидел женщину-великаншу, которая смотрела на него снизу, все так же опираясь на свой камень, навечно застыв в этой позе рекламного призыва. Вздыхая, он отполз назад и встал. Нельзя терять ни минуты, иначе можно просто-напро- сто замерзнуть. Скотт встал за своим узелком. Наклонившись всем телом вперед, пододвинул этот не чувствующий боли груз к краю крышки холодильника и несильным ударом ноги столк- нул его вниз. Тут же упав на живот, он проследил, как пакет грохнулся на пол и один раз подпрыгнул. Затем до него донеслось шуршание разворачивающейся бумаги. Скотт довольно улыбнулся. Груз не рассыпался. Опять поднявшись на ноги, Скотт решил в последний раз пройтись по крышке холодиль- ника, чтобы посмотреть, не оставил ли он на ней чего-нибудь полезного для себя. И нашел газету. Аккуратно сложенная, она лежала на цилиндрической коробке проводки холодильника. Испещренные буковками страницы были покрыты пылью. В тех местах, куда попадали брызги от капавшей воды, дешевая бумага вздулась и текст совсем расплылся. Скотт увидел огромные буквы OST и понял, что это был экземпляр нью-йоркской «Глоб пост» – газеты, из-за которой он вынес уже столько страданий. Он смотрел на пыльные листы, и в его памяти ожил тот день, когда домой к нему пришел с деловым предложением Мел Хаммер. Марти как-то проговорился о таинственном недуге Скотта своему знакомому Кивани, через которого слухи поползли по всему городу. Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 128 Скотт не принял предложения журналиста, несмотря на то что ему очень нужны были деньги. Ведь хотя заключительную часть обследований медицинский центр провел бесплатно, оставался невыплаченным значительный долг за первую серию исследований. К тому же он не вернул еще пятьсот долларов Марти и не выплатил по прочим многочисленным счетам, накопившимся за долгую, тяжелую зиму. Он не заплатил за зимнюю одежду, купленную на всю семью, за отопление, много задолжал за лечение, потому что после стольких лет, прожитых в Лос-Анджелесе, они физически плохо переносили зиму на Восточном побережье. Но Скотт пребывал в состоянии, которое он называл периодом гнева и в котором посто- янно ощущал копившуюся внутри злобу. Он с гневом отклонил предложение журналиста. – Нет, покорно благодарю, я не хочу быть предметом нездорового интереса болезненно любопытной толпы. Он набросился на Лу, когда она, как ему показалось, поддержала его решение без долж- ного чувства: – Чего же ты хочешь? Чтобы я обеспечивал тебя, играя роль ярмарочного шута? Еще говоря все это, он уже знал, что, поддаваясь гневу, ошибается и упреки его неспра- ведливы. Но этим гневом пылала вся его душа. И этот гнев довел его до такого состояния, в котором он еще никогда не был: до состояния крайней раздражительности, причиной коей был один лишь страх. Скотт отвернулся от газеты и подошел к веревке. Погрузившись в воспоминания, от кото- рых в душе опять зашевелился гнев, он небрежно перекинул тело через край крышки холо- дильника и, цепляясь за веревку руками и ногами, заскользил вниз. Белая стена замелькала перед его глазами. Гнев, проснувшийся в его душе от воспоминаний, был лишь слабым отголоском ярости, которая постоянно клокотала в его груди в те уже далекие теперь времена, – ярости, с которой он бросался, теряя рассудок, на всякого, кто, как ему казалось, пытался шутить над ним. Он вспомнил тот день, когда ему послышалось, будто Терри сказала у него за спиной что- то неприятное. Он вспомнил, как, уже будучи ростом не выше Бет, он налетел на нее и стал уличать в якобы подслушанной им дерзости. – Что ты слышал? – спросила она. – То, что ты сказала обо мне! – Ничего я о тебе не говорила. – Зачем ты врешь? Я же не глухой! – Я, значит, вру? – Да, ты врешь. Но я и так знаю, что ты сказала. Ты всегда говоришь это обо мне за глаза. – Ну, довольно, нам надоели твои истошные вопли. И все только потому, что ты брат Марти. – Конечно, конечно, ты же жена хозяина, ты ведь здесь главная! – Не говори со мной так! Дальше – больше: вопли, крики – пустые и бессмысленные. Пока наконец Марти с мрачным лицом не позвал его тихим, спокойным голосом в свой кабинет. Скотт стоял перед письменным столом и бросал исподлобья на брата свирепые взгляды, всем своим видом напоминая злобного гнома. – Малыш, мне неприятно это говорить… – Марти чуть запнулся. – Может быть, до конца лечения тебе лучше будет не выходить из дома. Поверь, я знаю, каково тебе сейчас, и ни в чем тебя не виню. Но… понимаешь, невозможно серьезно заниматься работой, когда… – Стало быть, ты меня увольняешь. – Подожди, успокойся, малыш, – покачал головой Марти. – Я не увольняю тебя. Ты будешь получать зарплату. Но, конечно, несколько более скромную. Ты же знаешь, я ведь не Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 129 очень богат. Но вам с Лу этого должно хватить. Да и потом, скоро все встанет на свои места. И с Божьей помощью со дня на день должен прийти заем из военного ведомства. Вот тогда… С глухим стуком ноги Скотта коснулись крышки плетеного стола. Не останавливаясь, он бросился бежать через огромное пространство, поджимая от усилий губы, спрятанные в его густой, всклоченной белой бороде. И зачем только он увидел эту газету и опять погрузился в бесплодные воспоминания? Ведь память такая пустая вещь. Все, что ей принадлежит, уже перестает быть собственностью человека. В памяти живут тени поступков и чувств, которые можно вернуть лишь в мыслях. Поэтому воспоминания не дают облегчения, а только ранят… Скотт стоял на краю крышки стола и думал о том, как спуститься к свисающему прутику. Он стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу и осторожно сгибая пальцы освобо- дившейся ноги. У него опять начали мерзнуть ступни. Напомнила о себе боль в правой ноге. Во время сбора кусочков печенья он забыл о холоде и боли, потому что тело его от постоянного движения разминалось и разогревалось. В довершение всего у него опять заболело горло. Скотт подошел к жестянке из-под краски, за ручку которой он ухватился, забираясь на стол, навалился на нее спиной и попробовал сдвинуть с места. Жестянка не поддалась. Раз- вернувшись, он уперся покрепче ногами в пол и уже руками толкнул ее изо всех сил. Тщетно. Тяжело дыша от перенапряжения, Скотт зашел с другой стороны. С огромным усилием, но ему все-таки удалось выгнуть ручку жестянки так, что она теперь перегибалась через край стола. Переведя дыхание, он уцепился руками за конец ручки, повис в воздухе и, нащупав ногами прутик, надавил на него всей тяжестью тела. Скотт осторожно положил ладонь на крышку стола. Затем, поймав равновесие, выпустил из пальцев ручку жестянки и быстро спустился вниз. Ноги соскользнули с края прутика, но он судорожно выкинул вперед руки и успел ухватиться за него. После этого опять заполз на прутик. Через несколько секунд Скотт уже прыгал по перекладине стола. Спуск по прутьям, выложенным лесенкой, не представлял трудности. Он был настолько прост, что Скотт, расслабившись, вновь погрузился в воспоминания. То скользя, то медленно и осторожно спускаясь по прутьям, он думал о том вечере, когда вернулся домой из магазина после разговора с Марти. Он вспомнил, что вернулся домой, когда Лу с Бет ушли в магазин. В квартире было удивительно тихо. Скотт вспомнил, как зашел в спальню и, устроившись на краешке кровати, долго сидел, безотрывно глядя на свои болтающиеся в воздухе ноги. Теперь уже трудно было сказать, как долго он сидел так, пока не поднял взгляд на висев- ший с внутренней стороны двери комплект своей одежды. Встав с кровати, он подошел к двери. Чтобы дотянуться до вещей, ему приходилось забираться на стул. На мгновение он задержался с отчаянно тяжелым стулом в руках, потом, сам не зная зачем, снял с вешалки свою куртку и надел ее. Стоя перед зеркалом высотой в человеческий рост, Скотт вглядывался в свое отражение. Сначала он просто стоял и смотрел – руки его тонули в свободно болтающихся пустых черных рукавах, полы куртки, висевшей на нем огромным мешком, доходили почти до щико- лоток. Он даже как-то не успел удивиться тому, как нелепо смотрелся в таком наряде, и лишь побледнел. Но по-прежнему не отводил взгляда от зеркала. А потом его будто стукнуло по голове. Словно он увидел это в первый раз. На нем была его куртка! Скотт хрипло захихикал. Но вдруг умолк. И в полной тишине изумленно стал разгляды- вать свое отражение. Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 130 Он увидел ребенка, играющего во взрослого, и его стал разбирать глухой смех. Грудь заходила ходуном от сдерживаемого хохота, который больше напоминал рыдания. Не в силах подавить в себе этот рыдающий смех, который душил его и прерывисто выры- вался наружу сквозь дрожавшие губы, Скотт трясся всем телом. Слезы брызнули из глаз и потекли ручьями по щекам. Он опять посмотрел в зеркало. Затем, пританцовывая, сделал шаг – куртка его распахнулась, пустые рукава разлетелись в разные стороны. Взвизгивая в сумасшедшем экстазе и согнувшись от колик в животе, он, как безумный, молотил себя кулаками по ногам. Смех вырывался из его горла коротким, преры- вистым, придушенным хрипом. Скотт едва держался на ногах. Ну и умора! Он еще раз взмахнул рукавами и вдруг со всего размаха бухнулся на пол, смеясь и колотя по полу ногами. Производимый им при этом глухой стук привел Скотта в еще большее исступ- ление. Он извивался всем телом, разметав руки, ноги в разные стороны, дико мотая головой, и с губ все срывался приглушенный смех, пока силы не оставили его вовсе. А потом, охая, он лежал на спине, не в силах пошевелиться, с мокрым от слез лицом. В правой ноге еще остава- лось нервное подергивание. Ну и умора! Внешне вполне спокойно он думал о том, что вот сейчас пойдет в ванную, возьмет лезвие и вскроет себе вены, и искренне недоумевал, почему он все еще лежит, глядя в потолок, когда можно так просто решить все проблемы: надо лишь пойти в ванную, взять лезвие и… Скотт съехал по толстой, как веревка, нитке на полку плетеного стола. Затем, подергав нитку, стащил засевший наверху в расщелинах колышек, тут же укрепил его на полке и пополз вниз. Как ни странно, но он никак не мог понять, почему все еще не покончил с собой. Без- надежность теперешнего положения, без сомнения, подсказывала именно такое решение всех проблем. Однако, хотя он часто жалел о том, что не смог решиться на этот последний шаг, Скотта всякий раз что-то останавливало. Скотт не мог бы сказать, жалеет ли он о том, что не смог покончить с собой. Иногда ему казалось, что это его вовсе не волновало, а если и интересовало, то только в неясном, философском плане. Но с кем из философов случалось, как с ним, физическое уменьшение? Ноги коснулись холодного пола, и Скотт, быстренько подобрав сброшенные сандалии, надел их – сандалии, сделанные им самим из прутиков. В них было много лучше, чем босиком. Теперь осталось оттащить пакет к ночному убежищу. После этого он сможет снять мокрый халат и, нежась в тепле, отдыхать и спокойно есть. Скотт подбежал к пакету, горя желанием как можно быстрее разделаться с работой. Пакет оказался настолько тяжелым, что передвижение его давалось Скотту с большим трудом. Скотт продвинул пакет дюймов на десять и присел на него отдохнуть. Отдышавшись, он встал и протолкнул пакет еще дальше. Позади остались два массивных стола, скрученный шланг, садовая косилка, огромная лестница, широкая, вся в островках света, равнина, которая вела к водогрею. Последние двадцать пять дюймов он волок свой запас еды, двигаясь спиной вперед, пере- гнувшись в поясе и рыча от натуги. Еще несколько минут – и он будет в безопасности, в теплой и мягкой постели, с сытым желудком. Стиснув зубы от усилия, Скотт резко поддернул пакет к подножию цементной глыбы. Жизнь все-таки стоила того, чтобы бороться за нее, даже если всю радость составляли самые простые физические удовольствия: пища, вода, тепло. Скотт почувствовал себя счастливым. И вдруг вскрикнул. Огромный паук уже поджидал его, свисая с верхнего края глыбы. На какой-то миг их глаза встретились. Скотт застыл на месте у подножия глыбы, в ужасе глядя вверх. Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 131 Вдруг длинные черные лапы зашевелились, и, издав приглушенный стон, Скотт бросился в один из двух проходов, проделанных в глыбе. Убегая по сырому тоннелю, он услышал, как паук грузно свалился на пол. «Так нечестно!» – прокричал его рассудок в отчаянии и ярости. И это была последняя мысль Скотта. Панический ужас железными объятиями сковал его мозг, лишив всякой способности думать. Боль в ноге мигом прошла, усталости как не бывало. Остался только ужас. Выскочив наружу с другой стороны цементной глыбы, он бросил через плечо взгляд на черную раскачивающуюся тень паука, бежавшего за ним по темному тоннелю. Глубокий, во всю силу легких, вдох – и Скотт устремился к цистерне с топливом. Не было смысла бежать к кладке бревен: паук перехватил бы его на полдороге. Мчась к сломанной коробке, стоявшей под цистерной, он, ведомый одним лишь инстинк- том самосохранения, еще точно не знал, что будет делать, когда добежит до нее. В картонке лежали тряпки. Возможно, зарывшись в них, он спрячется от паука. Скотт больше не оглядывался: в этом не было никакой необходимости. Он и так знал, что огромное раздувшееся тело паука, дико раскачиваясь из стороны в сторону, неслось за ним на длинных черных лапах. Знал и то, что если даже добежит до коробки первым, то только благодаря тому, что у паука не хватало одной лапы. В развевающемся вокруг тела халате, стуча по полу сандалиями, Скотт бежал через ост- ровки тусклого света. Чувствуя, как воздух обжигает горло, он яростно перебирал ногами. Вот уже над ним высится цистерна с топливом. Когда несшийся по пятам паук оказался меньше чем в пяти дюймах от него, Скотт мет- нулся в тень от цистерны. Захрипев, он оттолкнулся ногами от цементного пола и прыгнул. Руки его отчаянно вцепились в свисавшую проволочку, и он медленно подтянул тело вверх. Затем, раскачавшись, влетел ногами вперед в отверстие в стенке картонки. Болтая руками и ногами, он кувыркнулся в воздухе и упал на мягкую груду белья, а едва приподнявшись, услышал, что паук, скребя лапами по стенке коробки, ползет вверх. Скотт вскочил на ноги, но мягкое белье под ним провалилось, и он, потеряв равновесие, упал. Нелепо растянувшись во весь рост, он бросил взгляд назад и увидел, что черный паук, яростно пере- бирая ногами, появился в треугольном вырезе в стенке картонки. Не мешкая, гадина протис- нула свое тело внутрь и прыгнула вниз. Со стоном Скотт привстал, но снова упал, ступив ногой в углубление в горе белья. Гора качнулась дважды. Первый раз, когда на нее упал Скотт, второй – когда на нее свалилось тело паука, который тут же бросился к своей жертве. Барахтаясь в белье, Скотт уже не успел бы встать на ноги. В отчаянии оттолкнувшись ногами от мягкого кома, он упал навзничь. Приподнялся, опять грузно свалился и принялся яростно работать руками, чтобы выбраться на свободу. Но все больше запутывался. Паук уже почти добрался до него. Из глотки Скотта вырвался пронзительный крик отчаяния. Почувствовав, что паук поставил на его лодыжку одну из лап, он резко отпрянул назад. И свалился в открытую швей- ную коробку, захрипев от боли и неожиданности. Руки его все еще машинально двигались, как будто он пытался что-то нащупать. Огромный паук спрыгнул вниз и пополз по его ногам. Скотт завизжал от ужаса и отвращения. Вдруг рука Скотта легла на холодный металл. Булавка! Едва дыша, он оттолкнулся ногами от белья и, падая навзничь, потянул на себя обеими руками булавку. Когда паук прыг- нул на него, Скотт воткнул ее, как копье, в живот гадины. Булавка заходила в его руках под тяжестью паучьего тела. Паук дернулся назад и, соскочив с острия, отлетел на несколько дюймов. Выждав какое- то мгновение, он вновь бросился в наступление. Скотт встал на левое колено, правую ногу Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 132 отставил для упора назад, головку булавки положил себе на бедро и, крепко держа свое оружие в напряженных до боли руках, изготовился к отражению второго нападения. И опять паук напоролся на острие булавки, и опять отскочил назад, содрав одной из своих шевелящихся в воздухе колючих лап кожу на левом виске Скотта. – Сдохни! Сдохни! Сдохни! – пронзительно кричал Скотт, едва ли отдавая себе в этом отчет. Паук не издох – в нескольких дюймах от Скотта он дико дергался всем телом, будто не понимая, почему не может схватить наконец свою жертву. И вдруг опять бросился вперед. На этот раз острие едва ли задело его, потому что он остановился и поспешно отполз назад. Не меняя положения, Скотт пристально следил за гадиной. Тяжелая булавка чуть-чуть дрожала в его руках, но острие было неизменно направлено на паука. Ощущение тяжести, оставленное на ногах пауком, не прошло, место, где была содрана кожа, ныло. Скотт прищу- рился, пытаясь разглядеть своего врага, почти слившегося с мраком теней. Скотт не помнил, как долго он так стоял и смотрел. Он не заметил никакого движения, но вдруг, как по волшебству, среди теней никого не оказалось. От изумления странный звук – не то хрип, не то крик – задрожал у него в горле. Он встал на онемевшие ноги и огляделся кругом. С дальнего конца погреба донесся рев вновь зарабо- тавшего масляного обогревателя. С бьющимся сердцем Скотт резко развернулся, в ужасе поду- мав, что паук вот-вот обрушится ему на голову. Скотт долго крутился так на одном месте, с трудом удерживая в руках единственное оружие – тяжелую булавку. Наконец его осенило: паук уполз. Скотт почувствовал огромное облегчение, и на него волной обрушилась усталость. Булавка вдруг показалась неподъемной и выпала из рук, с грохотом ударившись о деревянное дно коробки. Ноги подкосились, и Скотт свалился мешком, стукнувшись головой о булавку, которая только что спасла ему жизнь. Некоторое время он лежал так, довольный, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Паук уполз. Он его прогнал. Но очень скоро радость омрачилась мыслью, что паук все же еще жив и, возможно, под- жидает его на полу, готовый наброситься, как только Скотт вылезет из коробки. А может быть, паук опять караулит его под водогреем. Скотт перевернулся на живот и уткнул лицо в руки. Чего он добился в итоге? На самом деле он все еще был во власти паука. Он не в силах всюду носить с собой булавку, а через день- другой вообще не сможет поднять ее. Но даже если паук настолько испугался, что больше уже не решится напасть на него (во что Скотт ни капли не верил), все равно оставалось еще очень много проблем: через два дня опять будет нечего есть, с каждым днем становится все труднее доставать воду, каждый день приходится перекраивать и ушивать халат, нет никакой возможности выбраться из подвала… Но самое страшное – его постоянно, не отпуская, мучил страх перед тем, что должно было случиться в ночь с субботы на воскресенье. Скотт с трудом встал на ноги и стал шарить в темноте руками, пока не нашел висевшую на петельках крышку коробки. Он перекинул ее и опустил на коробку. И вновь его окружила непроглядная тьма. «Что, если я задохнусь?» – подумал он. Нет, это его не волновало. С тех пор как он стал совсем маленьким, ему постоянно приходилось убегать: от насилия, от угрозы физической расправы со стороны мужчин, мальчишек, кошек, птиц и теперь вот паука. А ужаснее всего, что бегством спасался и его разум: от жизни, от бесконечных проблем и страхов – он отступал, пятился, уворачивался, поддавался, сдавался, капитулировал. Он все еще жил. Но было ли его существование разумным? Или оно было лишь инстинк- тивным выживанием? Да, он все еще боролся за еду, воду, но, может быть, эта борьба стала неизбежной, коль скоро он выбрал выживание? И главное, что ему хотелось знать: был ли он Р. Матесон. «Я – легенда (сборник)» 133 самостоятельной, что-то значащей личностью? Был ли он индивидуальностью? В чем заклю- чался смысл его существования? В том, чтобы выжить, – и только? Этого он не знал. Нет. Возможно, он всего лишь невежественный человек, который смот- рит правде в глаза? Но не менее возможно и то, что он не более чем бледная тень того, что называется человеком, и живет исключительно по инерции, благодаря толчкам извне. Вполне вероятно, что он действует не по собственному разумению, а по чьей-то воле, что не он сам избрал путь борьбы, а кто-то (или что-то) заставил его принять такое решение. Скотт не знал, какова истина. Он спал, свернувшись калачиком, дрожа всем телом от холода. Он стал уже не больше зернышка – и все никак не мог найти ответ на мучившие его вопросы. |