Психиатрия. Работы по психиатрии Карл Г.Ю.. Сборник включает в себя работы, составившие третий том Собрания сочинений Карла Густава Юнга, одного из влиятельнейших мыслителей xx столетия
 Скачать 1.44 Mb.
|
|
В. Сексуальный комплекс. Вышеприведенный анализ показал нам, главным образом, лицевую и обратную сторону общественных стремлений, и мы до сих пор еще не встретились с наиболее частыми и распространенными явлениями — с явлениями сексуальными. У больной, обладающей столь развитым комплексным символизмом, не может отсутствовать и сексуальный комплекс. Он на самом деле существует и так же разработан до мельчайших деталей, как покажут нижеследующие анализы. 1. Стюарт: я имею честь быть фон Стюарт — это ведь так описано — когда я однажды затронула это, доктор Б. сказал: ей ведь отрубили голову — фон Стюарт, императрица Александр, фон Эшер, фон Муральт — это опять-таки величайшая в мире трагедия — наше высшее Божество на небе, римский господин St. (собственное имя пациентки) высказался с проявлением сильнейшего горя и сильнейшего негодования, вследствие отвратительнейшего смысла мира, где ищут смерти невинных людей — моя старшая сестра должна была так невинно приехать сюда (из Америки), чтобы умереть — после этого я видела ее голову рядом с римским Божеством на небе — ведь отвратительно, что всегда является такой мир, ищущий смерти невинных людей — С. вызвала во мне чахотку — тогда я увидела ее лежащей на похоронной колеснице, рядом с нею и госпожу Ш., которая, очевидно, была виновна в том, что я была принуждена поступить сюда — и Мария Стюарт тоже была такой же несчастной, которой пришлось умереть невинно. Последняя фраза этого анализа объясняет, каким образом пациентка дошла до того, чтобы отождествить себя с Марией Стюарт — речь снова идет лишь об аналогии. С. также пациентка больницы, с которой наша пациентка плохо уживается. Поэтому С., как и другая женщина, виновная в помещении пациентки в больницу, попала на «похоронную колесницу». Неважно, безумная ли это идея, сон или галлюцинация, ибо механизм тот же самый, что и вышеописанный (Форель). Замечательнейшей фигурой этого анализа является «римский господин St., высшее Божество на небе». Выше мы уже видели, что пациентка присваивает себе наименование «Господа Бога»; в этом отношении существует, видимо, устойчивая ассоциация с понятием Божества. Тут мы находим, таким образом, новое звено этой цепи: высшее Божество называется St. — имя пациентки. Прилагательное «римский», должно быть, является смутной аналогией с «папой». Божество мужского пола, как и папа, и этим отличается от пациентки, как «Господа Бога». Она видит рядом с мужским Божеством, имя которого должно, очевидно, выражать близкое родство с ее семьей, голову своей покойной сестры, — картина, несколько напоминающая два языческих Божества — Юпитера и Юнону. Таким образом, она в каком-то смысле обвенчала свою сестру с божественным господином St. Это, кажется, лишь аналогия, предзнаменование ее собственного вознесения на небо, где она превратится в Царицу Небесную, Марию, Божию Матерь, не индифферентную в сексуальном отношении. Подобная «сублимация» совершенно житейских стремлений к браку уже с первых веков христианства является излюбленной темой женских сновидений. От христианского толкования Песни Песней до тайных восторгов Св. Екатерины Сиенской и свадьбы «Ганнеле» Гауптмана, это все та же тема; это небесный пролог земной комедии. Подобные изображения собственных комплексов посторонними актерами в сновидениях прекрасно известны также тем исследователям, которые и слышать не хотят о Фрейде; в психопатологии это явление получило название транзитивизма. [Бредовый феномен, проявляющийся в убежденности больного, что испытываемые им болезненные ощущения и переживания воспринимаются не только им, но и его близкими, родственниками, окружающими. — ред.] Вышеизложенное толкование есть только мое предположение: подтверждения его я ожидаю от дальнейших анализов. 2. (Стереотип: я сначала прихожу с глухонемым господином В. из города, а потом еще и с Устером.) Я прихожу, например, сначала с глухонемым господином В. из города — вы идете здесь с госпожой В. — Устер — я — Устер — во избежание ошибок я указываю, кто должен соблюдать мои интересы Устера — некий господин Гримм — Устер, Джуд, Ит и Гуггенбильд должны соблюдать мои интересы — я прихожу сначала с глухонемым господином В. из города и еще с Устером — это тоже интересы — это равновесие с интересами Устера. Я устанавливаю церкви в городе для сохранения денег. Господин К. в М. управляет моими деньгами в St. Peter; здесь я вижу глухонемого господина В., идущего по площади у St. Peter — во сне, в воскресенье, когда я спала. Господин В. может дать отчет до последнего сантима, который мне принадлежит. Господин В. должен жить в городе, а не в Устере — я сначала прихожу с глухонемым господином В. из города — а прежде еще с Устером это двойное — равновесие. Под городом пациентка, конечно, подразумевает Цюрих: Устер — небольшой зажиточный фабричный городок вблизи Цюриха. Господин В. — личность мне незнакомая, поэтому я не могу описать его. Сущность вышеприведенного анализа заключается в его первых трех фразах: господин В. «может дать отчет до последнего сантима» пациентки. Таким образом, во сне он тесно связан с ее богатствами, главным образом, как явствует из вышеприведенных анализов, с суммами, которые хранятся в церквах Цюриха. (Однажды ей снилось, что церковь St. Peter наполнена до верху принадлежащими ей пятифранковыми монетами.) Этим богатствам противопоставляется «Устер». Мы уже знаем, что пациентка «устанавливает» все, что ей нравится, каждую красивую виллу, большие магазины в городе, всю Вокзальную улицу в городе Шур. Вследствие этого не приходится удивляться и тому, что она «устанавливает» выгодные фабрики в Устере. Поэтому она говорит: «я Устер» (она также говорит: «я Шур»). Далее пациентка сказала мне: «вы идете с госпожей В. — Устер — я Устер». Это объясняет все: она намекает на то, что она замужем за господином В. Этим браком она соединяет богатства Цюриха и Устера. — «Это двойное равновесие с интересами Устера». Напомню прежнее употребление слова «двойной», оставшееся для нас непонятным, теперь мы можем придать ему удовлетворяющее нас эротическое значение. Свадьба, на которую предыдущий анализ лишь намекал трансцендентальными символами, здесь является уже совершившимся фактом и довольно прозаическим образом. Но еще недостает собственно сексуальных, хотелось бы сказать «грубых», символов. Мы найдем их в последующих анализах. 3. Амфи. Слово это появляется редко, приблизительно в такой форме: «господин доктор, это опять слишком много Амфи». Пациентка неясно выводит это слово от «амфибия». Когда она иногда жалуется на тревожную ночь из-за Амфи, то если начать расспрашивать ее об этом, она отвечает чем-то вроде «риц-рац животное», которое «жрет пол», но какой именно вред причиняет ей Амфи, так и остается неизвестным. Амфи — это выражается ежом — вот его ширина, а вот длина (показывает расстояние несколько меньше фута длины и гораздо меньше ширины) — однажды утром господин Цуппингер, свиными жареными сосисками — теперь я только не знаю, хотят ли эти господа нарочно создать такое животное — это я установила благодаря свиным жареным сосискам — я постоянно слышу: это слишком много Амфи — должно быть, животное по ошибке стало таким большим — оно должно находиться в опорожнении — вместо фабрики в С. было здание для Амфи — для производства — я видела во сне, что на Веггенштрасе (название улицы) было написано на арке: «после ужина, только при очень хорошо занятом столе» — я еще никогда не видала такого производства — оно требует большого здания — было как в театре — там наверху — я думаю, будут обсуждать различных животных — Амфи выражает тот факт, что животные, должно быть, обладают человеческим разумом — они могут объясняться так же, как люди — это ведь амфибии, змеи и тому подобное — еж вот такой длинный (показывает рукой длину, немного меньше фута) и в воскресенье утром приполз к колодцу — да, господин Цуппингер — это произошло благодаря свиным жареным сосискам — господин Цуппингер ел свиные жареные сосиски. Однажды, когда я во сне узнала о моих 1000 миллионах, зеленая змейка подползла к моим губам; она была такая чуткая, такая ласковая, будто обладала человеческим разумом, будто хотела мне что-то сказать — право, будто хотела меня поцеловать (при словах «зеленая змейка» появляются резкие признаки аффекта, пациентка краснеет и стыдливо смеется). Из всех этих своеобразных данных довольно трудно понять, что подразумевается под словом «Амфи». Амфи, по-видимому, продолговатое животное, которое ползает; ассоциациями к нему являются амфибии, змеи, еж и, вероятно, «свиные жареные сосиски». Дальнейшая ассоциация к Амфи — «господа» (мужчины) («хотят ли эти господа, сверх всего остального, создать еще и такое животное»), главным же образом (благодаря сосискам) «господин Цуппингер» (о котором я от пациентки ничего более не мог добиться.) Сравнение двух отрывков анализа дает особо ценные указания для разъяснения: — Еж вот такой длинный и в воскресенье утром приполз к колодцу — да, господин Цуппингер, это произошло благодаря жареным свиным сосискам. Господин Цуппингер ел жареные свиные сосиски — Когда я однажды узнала во сне о моих 1000 миллионах, зеленая змейка подползла к моим губам; она была такая чуткая, такая ласковая, будто хотела мне что-то сказать, будто обладала человеческим разумом, будто хотела мне что-то сказать — право, будто хотела меня поцеловать. Сновидение без труда сливает, или же, по крайней мере, сопоставляет два предмета, обладающие внешним сходством; подобной аналогией является, по-видимому, змея, целующая пациентку, и еда в виде сосисок. Сопоставление это благодаря «поцелую» (резкий аффект у пациентки) получает явно сексуальный оттенок. Если мы возможно нагляднее представим себе змею, ползущую к губам пациентки, чтобы поцеловать их, то нас непременно поразит символ совокупления, содержащийся в этом действии. Согласно известному механизму Фрейда, названному им «перемещением снизу наверх», эта локализация и перетолкование акта совокупления являются наиболее излюбленным, и мы, как и Фрейд, имели возможность указать на это явление при многих нормальных и патологических сновидениях. Когда символ совокупления локализуется во рту, то неясное сонное представление, расплываясь, без труда сливается с актом принятия пищи, вследствие чего этот акт легко и часто соединяется с символикой совокупления. Поэтому легко понятно, что при подобной констелляции змея превращается в жареную сосиску (известно, что слово «колбаса» на вульгарном языке давно уже заменяет мужской член), которую съедают. Поэтому слово «есть» надо сопоставить со словом «целовать». Роль ежа объясняется, главным образом, его продолговатостью; кроме того, он, очевидно, связан с другими комплексными животными, благодаря тому, что, подобно им, существует в рассказах пациентки. То, что еж «ползет» к колодцу — тоже, по-видимому, указывает на влияние представления о змее. Но рот заменяется колодцем. «Рот» как сексуальный символ понятен, если допустить «перемещение снизу наверх»; «колодец» же, напротив, есть не перемещение, а лишь переносное метафорическое обозначение, основанное на известной аналогии, которую и древние уже применяли в статуях у колодцев. Здесь мы находим те «грубые» сексуальные символы, которых до сих пор еще не встречали, но которые обычно чрезвычайно распространены. С этой точки зрения мы можем без особого труда понять еще некоторые подробности приведенных ассоциаций: предположив, что «Амфи» заменяет мужчину, мы не удивимся тому, что он обладает человеческим разумом. Понятно также, по какой причине это животное оказывается в «опорожнении» (в испражнении). Тут, вероятно, имеется туманная аналогия с кишечными червями, но самая суть заключается в локализации этого символа именно в клоаке (Фрейд), которую другой символ выразил уже как «колодец». Темная фраза «только после ужина, при очень хорошо занятом столе» относится, вероятно, к области сексуального символизма принятия пищи, ибо брачная ночь, как известно, наступает после «очень хорошего ужина». Как старая дева, пациентка может спокойно сказать: «я еще никогда не видела подобного производства». Слова «театр» и «звери всякого рода» вызывают предположение, что тут какую-либо роль играет представление о «зверинце». «Фабрика в С», указывает на это, ибо С. — местечко возле Цюриха, где обычно располагаются зверинцы, карусели и т.п. 4. Мария Тереза. Я принадлежу с 1886 года к синагоге на Loewenstrasse, я еврейка с 1886 г. — владетельница мира — поэтому я являюсь тремя императрицами — значит, я Мария Тереза, как и фон Планта — это окончательность. Во сне я была у стола с омлетами и сушеными сливами — кроме того, была плотина с разговорными трубами — кроме того, там были четыре лошади, с усами над хвостами — они стояли у разговорных труб — это узаконивает уже третий император — я — император Франц в городе Вене — несмотря на это, я женщина — моя Лиза вовремя встала и поет рано утром — это также там — каждая лошадь стояла у разговорной трубы (тут пациентка делает жесты, точно обнимает кого-то в ответ, и на вопрос об этом она объясняет, что однажды ей приснилось, будто какой-то господин обнял ее). Этот анализ более всех предыдущих постоянно прерывается торможениями (отъятием мыслей) и двигательными стереотипами (объятиями), из чего можно заключить, что он затрагивает особенно сильно вытесненные мысли. Так, например, пациентка некоторое время описывала в воздухе маленькие круги указательным пальцем: «она должна обозначить разговорные трубы». Или же она обеими руками рисовала маленькие полумесяцы: «это усы». Кроме того, телефон часто отпускал насмешливые замечания, к которым мы еще вернемся в свое время. Именем «Мария Тереза» пациентка, очевидно, снова обозначает особую степень своего величия. Поэтому данная часть анализа нас не интересует. Далее идет странное образование, подобное сновидению, которое заканчивается словами «я император Франц» и т.д. Император Франц был супругом Марии Терезы. Пациентка — Мария Тереза и одновременно император Франц, «несмотря на то, что она женщина». Таким образом, она сливает в своем лице обоюдное отношение этих двух лиц, что при неясности ее выражений, вероятно, должно лишь означать, что оба эти лица имеют друг к другу отношение, сходное, в известной степени, с отношением к ним пациентки. Наиболее вероятно отношение эротическое, то есть желание иметь знатного мужа. Вероятность эротического отношения подтверждается и тем, что следующей непосредственной ассоциацией является эротическая песня: «Моя Лиза рано встает» и т.д. Эту песню пациентка непосредственно соотносит с лошадьми, стоящими «у разговорных труб». Лошади, так же как и быки, собаки и кошки, часто являются в сновидениях сексуальными символами, так как у этих животных чаще всего можно наблюдать грубые сексуальные процессы, бросающиеся в глаза даже детям. Точно так же пациентка соотносит лошадей с «императором Францем». Это подтверждает предположение эротического значения. У лошадей «усы над хвостами»; этот символ, вероятно, заменяет мужской половой орган, и этим возможно объяснить отношение к «императору Францу», ее символическому супругу. Каждая лошадь стоит у «разговорной трубы», у «плотины» (Damm). Я старался узнать, известно ли пациентке анатомическое значение слова Damm, но мне не удалось добиться ответа без вопросов, прямо наводящих пациентку на это. Поэтому оставляю этот вопрос открытым. Все же при хорошем общем образовании пациентки нельзя исключить возможность, что значение это ей известно. В таком случае «разговорные трубы» пришлось бы понимать весьма определенным образом! Объятия и упоминание о сексуальном сновидении придают данной обстановке несомненно эротический характер, объясняющий многое в неясной символике предыдущих картин. 5. Императрица Александр. Это выражает фон Эшер и фон Муральт — владетельница мира — как императрица Александр я буду владетельницей серебряного острова — некая госпожа Ф. сказала, что я должна послать русской царской семье 100 000 миллиардов — я приказала чеканить деньги исключительно из серебряного острова — я — три императрицы, фон Стюарт, фон Муральт, фон Планта и фон Куглер — так как я владетельница мира, то я императрица Александр — я три превосходительства — я высочайшая русская госпожа — Katheter, Chartreuse, Chatedral, Karreau — я видела на холме четверку (Karreau) белых лошадей — под кожей они имели лунные серпы, как локоны — они были голодны — император фон Муральт тоже был там наверху — во сне я была с ним помолвлена — это русские, это была военная атака — на четверке лошадей были господа, как господин Ш. в У. с длинными пиками — как военная атака. Первые ассоциации снова относятся к идеям величия. Странный ряд звуковых ассоциаций (Katheter, Chartreuse и т.д.) приводит к четверке белых лошадей, которые, хотя и не имеют над хвостами усов, подобных лунным серпам, зато «лунные серпы» под кожей, как локоны, тут, вероятно, снова сексуальный символ, подобный предыдущим, но он лучше скрыт. Лошади голодны; близка ассоциация «есть». Голод указывает на инстинкт, возможно, что на инстинкт половой. Ассоциации не переходят к символическому супругу «императору Францу», как в прошлом анализе, а к подобному ему по величию символу «императору фон Муральту». Итак, путь ведет от лошади к мужу; и сексуальные отношения становятся несомненными, ибо пациентка говорит, что она помолвлена с «императором фон Муральтом». И лошади получают характерный атрибут: на них, оказывается, сидят верхом мужчины с «длинными пиками — как военная атака». Тот, кто занимается анализом сновидений, знает, что в женских сновидениях мужская фигура, входящая ночью в комнату и вооруженная кинжалом, пикой, мечом или револьвером, всегда является сексуальным символом, причем Оружие, колющее или вообще причиняющее рану, изображает penis. Эти символы постоянно повторяются и у здоровых, и у больных. Так, недавно в поликлинику явилась девушка, отказавшаяся, по воле родителей, от любовной связи. Вследствие этого она стала страдать депрессией, сопровождавшейся приступами сексуального возбуждения; по ночам ее преследуют стереотипные вызывающие страх сновидения, в которых «некто» постоянно входит в комнату и прокалывает ей грудь длинным копьем. В другом подобном случае пациентке постоянно снится, что она ночью идет по улице, где кто-то ее подстерегает и ранит в ногу выстрелом из револьвера. При раннем слабоумии нередки галлюцинации с ощущением ножа, вонзающегося в половые органы. Все вышесказанное демонстрирует сексуальное значение лошадей как в этом, так и в предыдущем анализах, а также значение «военной атаки». Переход ассоциаций к «русским» совершается без труда, ибо хотя в Швейцарии в настоящее время и не существуют кавалеристы, вооруженные пиками, «русские», в особенности казаки Суворова эпохи битвы под Цюрихом (1799), еще живы в народной памяти; с ними ассоциируются многие воспоминания старшего поколения. «Военная атака» является, вероятно, синонимом объятия в предыдущем анализе; мысль о мужской деятельности таится, возможно, и за словом «голод». Итак, данный анализ по своему содержанию вполне совпадает с предыдущим, причем изменены лишь образные и речевые символы. До сих пор анализ относился только к помолвке, свадьбе и совокуплению. Фантазия пациентки живо, до мельчайших подробностей разработала свадебные торжества; она соединяет их в фразе: «я — лилово-красное морское чудо и синее». Отказываюсь от приведения всех образов сновидений, чтобы не растягивать до бесконечности и без того подробный анализ (одни лишь свадебные торжества занимают приблизительно 10 мелко исписанных больших листов). Теперь нам недостает только детей, рожденных благодаря половому соединению; они появятся в следующем анализе. 6. Базар: двойной базар — я устанавливаю два базара — В. базар на Вокзальной улице и другой на Вюре (улицы в Цюрихе) — женские работы — удивительно красивые жестяные товары, стеклянные товары, все украшения, туалетное мыло, кошельки и т.д. Однажды во сне господин Цуппингер выскочил у меня изо рта в виде куклы-мальчика — он не был в мундире, а остальные были в мундирах — это цари, сыновья высших лиц в России, одетые как цари, отсюда слово базар — базары это замечательный бизнес — царей нанимают для этого бизнеса, они получают доход с базаров, так как они — сыновья владетеля и владетельницы мира — из моего рта выпрыгнула также маленькая девочка, в коричневом платьице и в черном передничке — дочка, она дана мне — ах, Господи, замещение — это замещение, конец дома умалишенных вышел из моего рта — дочка, до конца дома умалишенных выпрыгнула изо рта — она уже немного парализована, она сшита из лоскутков — это относится к базару — знаете, этот бизнес очень доходный. Я сначала явилась как двойная, как единственная владетельница мира, сначала с глухонемым господином Вегманом из города, а потом с Устером — я — двойной базар (при более позднем повторении части этого анализа пациентка сказала: «дети, оба выглядят как куклы, это имя они тоже получили от базара»). По содержанию этого анализа нельзя сомневаться, что безумие пациентки создало и детей. Но особенно интересны определения этих безумных образов и относящиеся к ним обстоятельства. В связи с пространным перечислением выставленных на базаре вещей (приведенным здесь лишь вкратце) пациентка упоминает, что во сне господин Цуппингер точно кукла-мальчик выпрыгнул из ее рта. Из 3-го пункта анализа этой главы мы знаем, что господин Цуппингер тесно связан со всевозможными сексуальными символами. Тут же мы, вероятно, видим лишь последствия этой безумной связи. Однако это является повторением рассказанной ранее истории. Уже в 1887 г. в истории болезни отмечено, что обожаемый тогда пациенткой второй врач, доктор Д. «вышел из ее рта», то есть «маленький доктор Д., сын императора Барбароссы». Рыжеватая борода доктора Д., очевидно, явилась поводом для образования «Барбароссы». Титул императора, вероятно являющийся символом высокого уважения, переносится, по-видимому, на сменившего доктора Д. тоже почитаемого ею доктора фон Муральта (император фон Муральт, с которым пациентка помолвлена). Вышеприведенное можно без натяжки понять как рождение зачатого ею от доктора Д. сына. Подобным же образом построен и рассказ о происшествии с господином Цуппингером. Способ рождения — появление ребенка изо рта — представляет очевидно «перемещение снизу наверх» и вполне подтверждает высказанное нами при анализе «Амфи» мнение о змее и рте. То, что ребенок назван «господин Цуппингер», иначе говоря, находится в известном соотношении с последним, вполне соответствует высказанному ранее предположению о сексуальном значении господина Цуппингера. Определение ребенка «мальчиком-куклой» объясняется, вероятно, его отношением к «базару», в витринах которого часто бывают выставлены и куклы. Подобно тому, как рот является комплексным заместителем полового органа, так и кукла есть наиболее невинный комплексный заместитель ребенка, как это бывает и в повседневной жизни. «Он не был в мундире», «это цари» и т.д. — эти фразы, как кажется, представляют воспоминание о содержании анализа, изложенного в 5-ом пункте, где критическая атака вооруженных пиками всадников тесно связана ассоциативно с «русскими»; отсюда, вероятно, и переход к «царю». Путем ассоциации по созвучию пациентка снова возвращается к «базару», и последующий ход ее мыслей весьма типичен для неясного мышления при раннем слабоумии: «базары — весьма прибыльный бизнес», «цари получают доход от этих базаров», причем ассоциации по созвучию — царь — базар — очевидно, являются для пациентки осмысленной связью; она говорит: «сыновья высших лиц в России одеваются как цари, отсюда слово базар». Это образование снова является контаминацией; пациентка «устанавливает», что и базары, как и другие прибыльные предприятия, представляют собой ее имущество. Она — царица, она же является и олицетворением всех других выдающихся личностей; особым определителем этого качества служат, возможно, всадники, вооруженные пиками. Оба хода мысли сливаются посредством ассоциации по созвучию, и таким образом цари становятся владельцами базаров. Так как последствием «военной атаки всадников, вооруженных пиками» явился сын, то он становится царем и поэтому получает во владение базар. Отчетливая склонность сновидений к формированию аналогичных образований приводит, как и при других сексуальных символах, ко второму безумному рождению: изо рта появляется еще и маленькая девочка; она одета в «коричневое платьице и черный передничек» — так же, как обычно одета пациентка. Эта одежда уже давно ее не удовлетворяет; она часто требует другое платье и в своих сновидениях давно уже «установила» богатый и разнообразный гардероб. К этому относится фраза: «сшитая будто из лоскутков». Но наибольшее сходство матери с дочерью достигается тем, что ребенок уже «немного парализован»; он, таким образом, страдает той же болезнью, что и пациентка. Ребенок дан ей «в виде заместительства», то есть благодаря сходству с ней он, до известной степени, возьмет на себя судьбу пациентки и благодаря этому заменит пациентку в ее страданиях и в пребывании в доме умалишенных. Поэтому пациентка имеет возможность сказать в переносном смысле: «конец дома умалишенных вышел из моего рта». В ином, тоже переносном смысле, пациентка говорит, что ребенок является «замещением Сократа». Вспомним, что пациентка сливает себя с Сократом, который, подобно ей, был несправедливо посажен в темницу и невинно пострадал: он в темнице, она в доме умалишенных. Ее дочь возьмет на себя ее роль Сократа и станет, поэтому, «замещением Сократа»; этим вполне объясняется этот странный и с трудом понимаемый неологизм. Чтобы дополнить аналогию, дочка так же, как сын-царь, получает, как бы в виде вознаграждения, базар. Мысль об этом двойном подарке базара вызывает фразу: «раньше я явилась двойной — я двойной базар». К этому она прибавляет известный уже стереотип Устера, имеющий явный сексуальный смысл. «Двойной», таким образом, имеет вероятно и многократно детерминированный сексуальный смысл, означая замужество. Далее в этом анализе, который я не привожу целиком из-за его длины, пациентка развивает мысль о том, как она заботится о своих детях, распространяя эту заботу и на своих умерших в бедности родителей. («У меня родители одеты, много испытавшая моя мать — я сидела с нею за столом — накрытой белой скатертью — в изобилии».) Г. Обобщение Все вышесказанное показывает, как больная, выросшая в неблагополучных домашних условиях, в нужде и тяжелой работе, имея психическое заболевание, создает необычайно сложное, по-видимому совершенно запутанное и бессмысленное, фантастическое образование. Анализ, проведенный нами по образцу анализа сновидений, дает нам материал, сосредоточенный на известных «мыслях сновидений», то есть на мыслях, легко понятных психологически применительно к данной личности и к данным условиям. Первый раздел анализа описывает желания и их исполнение в символических образах и событиях, второй — страдания и их символы. Наконец, третий раздел относится к интимным, эротическим желаниям; заключением его и развязкой является передача власти и страданий детям. Больная описывает нам своими симптомами надежды и разочарования своей жизни, подобно поэту, творящему по своему внутреннему побуждению. Но поэт и в своих метафорах говорит языком нормального мозга, поэтому его и понимает большинство нормальных людей, узнающих в произведениях его духа отражения его страдании и радостей. Наша же больная говорит будто в сновидении (я не могу выразиться более точно) — ближайшей аналогией ее мышления является нормальное сновидение, применяющее одинаковые или, по крайней мере, весьма схожие психологические механизмы; никто не понимает ее мышления, пока не признает метод анализа Фрейда. Поэт в своем творчестве пользуется широким кругом выразительных средств и творит большей частью сознательно, мысли его развиваются в определенном направлении. Малообразованная, не одаренная талантом больная думает неясными, подобными сновидению образами, применяя лишь скудные средства выражения; все это должно способствовать тому, что ход ее мыслей в высшей степени непонятен. Существует банальная фраза, что всякий человек — бессознательный поэт, особенно в сновидениях. В них он придает своим комплексам символические формы, правда, в виде афоризмов, лишь изредка доходя до создания более широких и связных образований; для этого нужны комплексы, обладающие поэтической или — истерической силой. Творения же нашей больной весьма подробно разработаны и пространны; с одной стороны, их можно сравнить с большой поэмой, с другой же стороны — с романами и фантастическими картинами сомнамбул. Как у поэта, так и у нашей больной бодрствующее состояние заполнено фантастическими образами, тогда как у сомнамбул их система развивается и обрабатывается в диссоциированном, «другом» состоянии сознания. Но подобно тому, как сомнамбула предпочитает переводить свои видения в тончайшие фантастические, часто мистические формы и нередко дает их образам расплываться, не доходя до совершенства, как это бывает в сновидениях, — так и наша больная преимущественно выражается невероятно причудливыми и искаженными метафорами, гораздо более приближающимися к нормальному сновидению с характерными для него несообразностями. Таким образом, сходство нашей больной как с «сознательным» поэтом, так и с «бессознательным» (сомнамбулой) ограничивается распространением и постоянной разработкой фантастических образов, между тем как несообразность, причудливость, одним словом, недостаток красоты, по-видимому, заимствован ею из сновидений обыкновенных нормальных людей. Таким образом, психика больной в психологическом отношении находится приблизительно между душевным состоянием нормального человека, который видит сон, и сомнамбулой, с той только разницей, что в ее психике состояние сна большей частью навсегда заменяет состояние бодрствования, причем «функция реальности», то есть приспособление к окружающим условиям, тяжко повреждена. Путь возникновения сновидений из комплексов впервые описан мной в небольшом сочинении «О психологии и патологии так называемых оккультных явлений». Отсылаю читателя к этой книге, так как подробности, взятые из этой специальной области, увели бы нас слишком далеко. Флурнуа приблизительно указал на корни комплексов в сновидениях известной Элен Смит. Для понимания поставленных здесь вопросов я полагаю необходимым знакомство с указанными явлениями. Сознательная психическая деятельность пациентки ограничивается систематическим воплощением исполнения желаний как бы в виде определенного вознаграждения за жизнь, полную лишений и труда, а также за удручающие впечатления беспорядочной семейной обстановки. В то же время бессознательная психическая деятельность полностью подпала под влияние вытесненных, контрастирующих друг с другом комплексов; с одной стороны, комплекса ущерба, с другой же стороны — остатков нормальной корректировки. Вхождение в сознание фрагментов этих отщепленных комплексов происходит в основном в виде галлюцинаций (процесс описан Гроссом), психологические корни которых формируются согласно предположениям Фрейда. Ассоциативные явления соответствуют взглядам Пеллетье, Странского и Крепелина. Хотя ассоциации и группируются вокруг смутно обрисованной темы, они лишены направляющей идеи (Пеллетье, Липман), поэтому в них присутствуют все признаки «понижения умственного уровня (Жане): преобладание автоматизмов (отключение мыслей, патологические идеи) и ослабление внимания. Последствием ослабления внимания является неспособность к ясному представлению. Представления неотчетливы, поэтому не может происходить надлежащее дифференцирование, следствием чего, в свою очередь, являются всевозможные смешения — слияния, констелляции, метафоры и т.п. Слияния происходят, в основном, по закону сходства образа или звука, так что связь по смыслу большей частью уничтожается. Метафорическое изменение комплексов, с одной стороны, весьма сходно с нормальным сновидением, с другой же стороны — со сновидениями-желаниями истерического сомнамбулизма. Таким образом, анализ данного случая параноидной формы раннего слабоумия вполне подтверждает теоретические предположения предыдущих глав. Д. Дополнения В заключение я хотел бы остановиться еще на двух моментах: во-первых, на речевых особенностях; дело в том, что как нормальная речь, так и речь нашей больной обнаруживает тенденцию к изменениям. Новым в нашей речи являются, главным образом, технические термины, цель которых заключается в сокращенном обозначении сложных представлений. При нормальной речи образование подобных терминов происходит постепенно и так же постепенно к ним привыкают, применяя и на основании логики и стремясь быть понятыми. У больной же эти процессы образования новых понятий и привыкание к ним патологически ускорены и усилены, выходя далеко за пределы понимания со стороны окружающих. Способ образования патологического термина часто имеет известное сходство с принципами преобразования нормальной речи. К сожалению, я недостаточно компетентен в этой области, так что не решаюсь отыскивать какие-либо аналогии, но мне представляется, что лингвист мог бы в сплетениях речи таких больных найти ценный материал для изучения исторических изменений, происходящих в языке. Своеобразную роль у нашей больной играют слуховые галлюцинации. Днем она разрабатывает свои желания в бодрствующем состоянии, ночью же — в сновидениях. Это занятие, очевидно, доставляет ей удовольствие, ибо оно развивается согласно ее внутренней склонности. Тот, кто думает в совершенно определенном и строго ограниченном направлении, должен с подобной же настойчивостью вытеснять всякую противоположную мысль. Мы знаем, что человек нормальный или наполовину нормальный — человек настроения, хотя он довольно долго может оставаться в одном и том же настроении; но это состояние большей частью внезапно, с почти стихийной силой, нарушается возникновением иных кругов мыслей. В сильнейшей степени это выражено у истеричных пациентов с отколотым сознанием, у которых одно настроение нередко внезапно сменяется противоположным. Предвестниками наступления противоположного настроения часто являются галлюцинации или другие автоматизмы, ибо всякий отколовшийся комплекс обычно нарушает деятельность другого занимающего сознание комплекса, подобно тому как невидимая планета нарушает путь планеты видимой. Чем сильнее отколовшийся комплекс, тем сильнее будут проявляться и автоматические расстройства. Лучшими примерами могут служить так называемые телеологические галлюцинации; приведу три примера из моего личного опыта. 1. Пациент в первой стадии прогрессивного паралича; в отчаянии он хотел покончить с собой, выбросившись из окна. Он вскочил на подоконник, но в эту минуту перед окном вспыхнул необычный свет, который прямо отбросил его в комнату. 2. Психопат, которому надоели жизненные неудачи, хотел совершить самоубийство, вдыхая газ из открытого крана. В течение нескольких секунд он усиленно вдыхал газ, но вдруг почувствовал, что тяжелая рука схватила его за грудь и бросила на пол, где он постепенно оправился от испуга. Эта галлюцинация была настолько ясна, что на другой день он показал мне место, за которое его схватили пять пальцев таинственной руки. 3. Русский студент-еврей, впоследствии заболевший параноидной формой раннего слабоумия, рассказал мне следующее. Под влиянием величайшей бедности он решился однажды принять христианство, несмотря на свою ортодоксальность и на религиозный страх, затруднявший этот шаг. Однажды, после того, как ему пришлось много дней голодать, он, не без тяжелой внутренней борьбы, принял окончательное решение креститься; с этой мыслью он заснул. Во сне ему явилась мать и остерегала его от этого шага. Проснувшись, он, под влиянием виденного сна, вновь поддался религиозному страху и не мог решиться на крещение. Так он промучился еще несколько недель, но нужда, наконец, заставила его вернуться к мысли о принятии христианства. На этот раз он думал об этом с большей настойчивостью. Однажды вечером он решил на следующий день официально заявить о своем намерении. Ночью мать его снова явилась ему во сне со словами: «если ты перейдешь в христианство, я задушу тебя». Этот сон так напугал его, что он окончательно отказался от своего намерения и, во избежание нужды, решился на переселение. В этом случае мы видим, как вытесненные религиозные сомнения, воспользовавшись сильнейшим символическим аргументом — уважением к покойной матери — оттеснили личный комплекс. Психологическая жизнь всех времен изобилует подобными примерами. Как известно, и демон Сократа также играет телеологическую роль. Вспомним, например, анекдот, по которому демон предостерег философа от стада свиней. (Флурнуа также приводит подобные примеры). Сновидение, галлюцинации в бодрствующей жизни также есть не что иное, как галлюцинаторное изображение вытесненных комплексов. Мы видим, что отщепленные мысли обладают вполне отчетливым стремлением настойчиво являться сознанию галлюцинаторным образом. Поэтому не вызывает удивления, что у нашей больной все противоположные вытесненные комплексы действуют на сознание путем галлюцинаций. Поэтому их голоса обладают преимущественно неприятным содержанием с оттенком ущерба. Болезненные изменения ощущений и другие автоматические явления также отличаются неприятным характером. Как обычно, мы обнаруживаем у пациентки наряду с комплексом величия и комплекс ущерба. Но к ущербу относится и нормальная корректировка причудливых идей величия. Существование второй корректировки кажется возможным априорно, ибо мы находим у больных, которые умственно и психически сохранились значительно хуже, чем наша больная, некоторые остаточные признаки более или менее развитого сознания болезни. Корректировка, разумеется, противоположна совершенно заполняющему сознание комплексу величия; должно быть, поэтому она галлюцинаторно влияет из вытесненного состояния. Представляется, что дело именно так и обстоит — по крайней мере, некоторые наблюдения говорят в пользу такого утверждения. Когда пациентка говорила мне о том, каким несчастьем явилась бы для всех людей ее смерть, как «владетельницы мира», до «выплаты» — «телефон» внезапно сказал: «вовсе не было бы жалко; в таком случае просто выбрали бы другую владетельницу мира». При ассоциировании неологизма «миллион Гуфеландов» пациентке постоянно мешало отключение мыслей, и я, вследствие этого, долго не мог разобраться в ее словах; тогда «телефон» внезапно воскликнул: «пусть доктор не мучается над этим!» При подборе ассоциаций к слову «Zaehringer», который тоже давался пациентке с трудом, «телефон» сказал: «она смущена и поэтому не может ничего сказать». Когда пациентка однажды во время анализа заметила, что она — Швейцария, и я при этом не мог удержаться от смеха, телефон сказал: «это уж слишком». При неологизме «Мария Тереза» у пациентки особенно часто случались задержки, так что я долго не мог ее понять. Дело оказывалось положительно слишком сложным. И тут произошел следующий диалог. Телефон: «Ты ведь водишь доктора по всему лесу!» Пациентка: «Да, потому, что это так далеко заходит». Телефон: «Ты слишком уж умна». При неологизме «император Франц» пациентка начала говорить шепотом, что она часто делала, и тогда я ошибочно понимал ее слова. Поэтому ей приходилось громко повторять многие свои фразы. Это меня раздражало, и я нетерпеливо велел ей говорить громче; пациентка так же раздраженно ответила. В эту минуту телефон воскликнул: «теперь они еще вцепятся друг другу в волосы!» Однажды пациентка с пафосом сказала: «я — замыкающий камень свода, монополия и Колокол Шиллера». Телефон заметил: «это так важно, что от этого распадутся все ярмарки». В приведенных примерах телефон играет роль иронически комментирующего зрителя, который убежден в малой значимости болезненных фантазий и поэтому свысока насмехается над утверждениями пациентки. Эти голоса напоминают олицетворение иронии, направленной против нее же самой. К сожалению, несмотря на все мои усилия, я имею в своем распоряжении слишком мало материала, чтобы точнее охарактеризовать эту интересную отколотую личность. Но скудный материал все же позволяет предположить, что наряду с комплексами величия и ущерба существует еще некий комплекс, сохранивший определенную нормальную критику, но оттесненный от воспроизведения комплексом величия, так что непосредственные отношения с ним невозможны. (У сомнамбул, как известно, можно, например, при помощи автоматического письма установить прямые отношения с подобными отколовшимися личностями.) Эта кажущаяся тройственность заставляет задуматься не только над психологией, но и над клиникой раннего слабоумия. В нашем случае общение с внешним миром зависит от комплекса величия. Оно может быть почти случайным. Нам известны многие случаи, где воспроизведение находится во власти комплекса ущерба и где мы поэтому встречаем в крайнем случае лишь намек на идеи величия. Бывает, наконец, и так, что в верхних слоях сознания сохраняется известный исправляющий, иронизирующий, полунормальный остаток личности, нашего «я», в то время как другие два комплекса разыгрываются в области бессознательного и проявляются лишь посредством галлюцинаций. По этой схеме может временно изменяться и единичный случай. У Шребера, например, мы видим при выздоровлении возвращение исправляющего остатка «я». Заключение Я не могу надеяться, что создал нечто окончательное на основе приведенных выводов; для этого область проведенных изысканий слишком широка и слишком еще темна. Выполнение одним лицом, в течение немногих лет, всех экспериментальных работ, которые могли бы подтвердить мои гипотезы, далеко превзошли бы силы одного человека. Я вынужден довольствоваться надеждой, что вышеприведенный, по возможности тщательный, анализ случая, причисляемого нами к раннему слабоумию, до известной степени даст читателю представление о наших воззрениях и нашей работе. Если он при этом примет во внимание основные мысли и экспериментальные доказательства моих «Диагностических исследований ассоциаций», то он, пожалуй, сможет составить себе ясное представление и о том, с какой психологической точки зрения мы рассматриваем патологические психические изменения при раннем слабоумии. Я полностью сознаю, что вышеописанный случай лишь частично подтверждает суждения, изложенные в предыдущих главах, ибо он является примером только известного рода параноидной деменции. Как нам представляется, он не касается широкой области кататонии и гебефрении. В этом отношении мне приходится утешить читателя обещанием дальнейших дополнений к «Диагностическим исследованиям ассоциаций», которые, вероятно, будут содержать еще несколько экспериментальных работ по психологии раннего слабоумия. Я не усложнил работу критика, ибо в моей книге множество недостатков и упущений, в отношении которых прошу снисхождения у читателя. В то же время критик, в интересах истины, должен быть беспощаден и продолжить работу, предпринятую автором. |