Зудин А. Истоки перемен. Культурнаяя трансформация позднесоветск. Статья для журнала сокращенная версия а. Зудин истоки перемен культурная трансформация
 Скачать 342.33 Kb.
|
|
От культурных противоречий - к кризису легитимности В ходе эволюции общество ушло очень далеко от “базовых” официальных ценностей. Отказ от последовательной модернизации официальной идеологии в конечном счете способствовал подрыву ее “корневой системы” в массовом сознании. Социальная база официальных ценостей оказалась ограничена наиболее отсталой частью общества. Она лишилась контакта с системой ценностей советского среднего класса, взаимоотношения с которым все больше сводились к формуле “внешняя лояльность-внутреннее отчуждение”. Началось быстрое культурное структурирование позднего советского общества. Во-первых, на всем культурном пространстве идет рекомбинация “материала”, преобразованного на предшествующих этапах динамики. Рождаются субкультуры - альтернативные формы культурной и социальной организации советского общества. К середине 80 гг. пространство 19 официальной культуры пронизывает цепь субкультур, находившихся на различных стадиях зрелости. Вполне сложившиеся интеллектуализированные культуры “западничества” и “русофильства” в субэлитных слоях, в формирующемся советском среднем классе соседствуют с переплетающимися “лирической” и “смеховой” культурами. В тесном переплетении с ними возникает и особая технократическая субкультура “вспомогательных эшелонов” партийно-государственных структур. Идет формирование “молодежной субкультуры”. Дифференциация официальной культуры и выделение в ней модернизированного пласта сопровождалась концентрацией противников модернизации на противоположном полюсе. Внутри официальной культуры основными центрами сопротивления переменам становились армия и провинциальный партийно-государственный аппарат. Это были социальные очаги зарождавшегося “советского консерватизма”, заявившего о себе позднее, в годы “перестройки” и “посткоммунизма”. Армейским библиотекам было запрещено выписывать один из “полпредов” новой культуры - молодежный журнал “Юность”. По свидетельству очевидцев, другой атрибут модернизированной культуры, еженедельный журнал “За рубежом”, основу которого составляли тщательно отобранные перепечатки из иностранной прессы, в областных комитетах партии приравнивался к “режимной литературе”. Работникам аппарата и лекторам его давали читать “без права выноса из помещения”. Характерно, что ядром “советского консерватизма” стал кадровый состав партийно-государственные структур, где идеологическая дисциплина и культурное единообразие поддерживались с преимущественной опорой на административные механизмы. В этом ряду практически отсутствовали центральные идеологические и пропагандистские структуры коммунистического режима, к тому времени уже втянутые в процесс дифференциации. Во-вторых, в модифицированной форме оказалась фактически реставрирована основная культурная оппозиция дореволюционного периода (“западники-славянофилы”). Они превратились в основные центры культурного влияния и притяжения внутри страны. Культурная дифференциация приобрела идеологические формы и компоненты, которые ускорили темпы протекания этого процесса. В-третьих, субкультуры в “позднем” советском обществе стали более отчетливыми. Произошло оформление двух основных (или первичных) субкультур позднего советского общества - городской и сельской. На идеологическое и общественное представительство этих двух основных субкультур, сложившихся в позднесоветском обществе, претендовали “литературно-журнальные партии”. Дифференциация “съела” интеграционный потенциал советской культуры. Ее “анатомия” существенно изменилась и, прежде всего, за счет усложнения внутренней структуры. Дифференциация и ее “стадиальный” предшественник - специализация - породили стилевое, культурное и даже политическое многообразие. Это разрушило иерархичность 20 “позднесоветской” культуры. Идеологическая “вертикаль”, которая была стержнем советской культуры, оказалась подорвана. На заключительном этапе эволюции идеологический канон все больше становился условностью, менявшейся в зависимости от исхода борьбы субэлит и группировок в партийном руководстве. Коммунистический режим оказался перед идеологическим кризисом гораздо более серьезным и глубоким, нежели тот, который он пытался разрешить сначала модернизацией (в 50-60-е годы), а затем - “официальным консенсусом” (в 70-80-е годы). Началась “ползучая” делегитимизации системы. В наибольшей степени делегитимизации подверглась официальная экономика. С одной стороны, государственая собственность утратила моральный авторитет и стала восприниматься как “ничейная”. С другой стороны, для маркировки фигуры положительно оцениваемого руководителя позднесоветская культура все чаще начинает привлекать образ “хозяина”, который имел прямые коннотации не только с “успешным распоряжением”, но и с “частным владением”. Статус позитивно окрашенной фигуры “хозяина” быстро рос. Из символа “формационной отсталости” аккуратные частные магазинчики Венгрии, Польши и ГДР превращаются в немой укор теряющей общественное уважение плановой государственной экономике. Появившись как причитание, фраза об “отсутствующем хозяине” трансформируется затем в готовое клише для расхожего объяснения многочисленных изъянов официальной экономики. К конце “позднесоветского” периода эта формулировка стала “общественным диагнозом”. Проблема была поставлена. “Отсутствие хозяина” было осознано в культуре как главный изъян официальной экономики. В тот момент, когда позднесоветское общество вынесло моральный приговор “хозяйству без хозяина”, делегитимизацию существующей экономической системы можно считать завершившейся. Развернутый ответ найден не был, но было определено принципиальное направление общественного поиска - “частная собственность” и “частное предпринимательство”. Его настойчиво подсказывал пример окружающего мира и историческая память общества. Вокруг такого принципиального решения в обществе формировался консенсус. “Поиск хозяина” начинает покидать официальное идеологическое поле. Границы культурной трансформации Новые тенденции в развитии культуры в позднем советском обществе свидетельствуют как о “дрейфе” от официальных ценностей, так и о сохранении преемственности с ними. Можно выделить несколько таких тенденций. Первая - эмансипация и автономизация культуры от господствующей идеологии. Однако эта тенденция была неполной и неокончательной (и другой быть не могла). На глубинном уровне преемственность и связь с официальной идеологией сохранялась. Культура начинает освобождаться от подчиненной и служебной роли, которая отводилась ей официальной идеологией. Но она оказывается не в состоянии 21 освободится от от одной из своих базовых характеристик - отсутствия “герметичности”. Эта характеристика не было навязана культуре идеологией в ходе тоталитарной реконструкции. Она была обусловлена исторической традицией, продуктом которой стала как культура советского общества, так и официальная идеология. В рамках этой традиции существовала лишь зыбкая, расплывчатая грань между “культурой” и “общественностью”, культурным творчеством и социальной активностью и экспериментом. “Не- герметичность” культуры, отсутствие жестких разделительных линий между культурой и “жизнью” было одной из причин - и одним из механизмов - трансформации “обновления” культуры в общественные перемены. Вторая тенденция - усиление компенсаторной функции культуры. С учетом того, что такая функция есть у культуры всегда, в данной ситуации уместнее говорить о “гиперкомпенсации”, когда культура начинает заменять целые пласты реальности. В культуре происходит сублимация “общественности”. Культурная жизнь приобретает особую интенсивность: новая книга, фильм, спектакль становятся общественным событием, вокруг них завязываются дискуссии, кипят страсти, возникают группировки, начинаются столкновения. Усиление компенсаторной функции приводит к тому, что деятели культуры невольно превращаются в “общественных деятелей”. Официальные ценности, принципиально отрицавшие самоценность культуры и признававшие за ней только “служебную” роль, служили дополнительным стимулом развития “гиперкомпенсаторной” функции. В “культуре повседневности” реализация “гиперкомпенсаторных” функций осуществлялась через резко расширившееся пьянство и употребление ненормативной лексики, которые выходят за рамки своего традиционного социального ареала и распространяются на носителей модернизированной культуры. Наконец, третья тенденция - ослабление интегрирующей и усиление дифференцирующей функции культуры. По мере того, как в обществе на место единообразия приходило разнообразие, культура начинала играть не столько интегрирующую, сколько дифференцирующую роль. В дальнейшем дифференцирующая роль культуры усиливалась, а интегрирующая - слабела. Принадлежность к той или иной субкультуре и культурному стилю превратилась в средство групповой идентификации и стала ее знаком. Однако формирующиеся социально-психологические общности (прежде всего, советский средний класс) носят непрочный характер. Они консолидируются преимущественно извне, давлением все более чуждой общественно-политической системы, а не надежными горизонтальными связями изнутри. Политическое отчуждение совмещается с социальной зависимостью от коммунистического режима и сохранением преемственности с породившей его “первокультурой”. 22 Начавшаяся в “позднесоветском” обществе культурная дифференциация запустила механизм саморазрушения “вертикали” советской культуры. Крах установленной культурной иерархии сопровождался постепенным сжатием и омертвлением сакрального ядра и заполнением пространства официальной культуры продуктами периферии. Этот процесс растянулся на три десятилетия и завершившегося уже в посткоммунистический период. Вторая фаза этого процесса наступила во время Горбачева, когда пришедшие с периферии идеологические “первоисточники” стали бороться с заполнившими официальную культуру идеологическими “мутантами” и субститутами, а “вспомогательные” эшелоны официальной идеологии стали вытесняться “диссидентами”, под которых они пытались мимикрировать. Последняя - фаза разрушения позднесоветской культуры пришлась на середину 90-х годов, когда произошла “смерть” культурных авторитетов и нивелирование культурного ландшафта (21). Этот процесс стимулировали два основных фактора - омертвление сакрального ядра и пропитанность советской культуры “духом общественного служения”, порожденная ее “негерметичностью”. Взятые вместе они лишили советскую культуру “иммунитета” и способности приспосабливаться к переменам. Сыграв активную роль в тоталитарной реконструкции советского общества, в изменившихся исторических условиях “негерметичность”, как характеристика “базовой” русской культуры, во многом способствовала исживанию тоталитарного наследия в “позднесоветский” период. Литература 1. См., например: Л. Ионин. “Социология культуры” М. 1996. 2. Э. Геллнер. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М. 1995, стр. 49, 51. 3. Суммарная характеристика социальных сдвигов в позднесоветском обществе дается в кн.: Л. Гордон, Э. Клопов. “Что это было?” М. 1989, стр. 285. 4. “Мир России”, N 1, 1997 стр. 5. 5. См. Е. Добренко. Формовка советского читателя. Спб., 1997, стр. 271. 6. О коллективизме в 50-60-е годы см. П. Вайль и А. Генис. “60-е. Мир советского человека.” М. 1996, стр. 150-152. 7. Г. Г. Дилигенский. Российские архетипы и современность. - в сб. “Куда идет Россия?” М. 1997, стр. 277. 8. Указанное свойство, впервые отмеченное славянофилом А. С. Хомяковым, впоследствии превратилось в общепризнанную характеристику 23 народной религиозности. - См. П. Н. Милюков. Очерки по истории русской культуры. М, 1994, т. 2, ч. I, стр. 18. 9. Многочисленные проявления этого процесса рассматриваются в: А. Н. Пыпин. История русской литературы. Спб. 1898, т. II, стр. 319-550. 10. О господстве “безденежного сознания” в 50-60 годы см. Вайль и Генис, указ. соч., стр. 129-130. 11. Т. И. Заславская, Р. В. Рывкина. Социология экономической жизни. Новосибирск, 1991, стр. 206. 12. В. Н. Шубкин. Система образования и воспроизводство новых элит. - “Этика успеха”, выпуск N 3, 1994, стр. 180. 13. Цит. по: Н. Верт. История советского государства, 1900-1991. М. 1992, стр. 409. 14. Исключить всякие упоминания ... Очерки истории советской цензуры. Составитель - Горяева Т. М. Минск-Москва. 1995, стр.325. 15. Цит. по: Д. Кречмар. “Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко, 1970-1985 гг.” М. 1997, стр. 30. 16. Исключить всякие упоминания ..., стр. 50. 17. Там же, стр. 318. 18. Д. Кречмар. “Политика и культура при Брежневе, Андропове и Черненко, 1970-1985 гг.” М. 1997, стр. 33, 13. 19. См. С. Р. Фомичев. Зеленые: взгляд изнутри. - “Полис” N 1-2, 1992, стр. 238-239; см. также: А. В. Шубин. Социальная стратегия “зеленого движения” в России. -“Вестник” Фонда “Российский общественно- политический центр” N 2, декабрь 1996, стр. 53-55. 20. См. В. Волков. Общественность: забытая практика гражданского общества. - “Pro et Contra”, том 2, N 4 (осень 1997), стр. 77-91; его же. Концепция культурности, 1935-1938 годы: советская цивилизация и повседневность сталинского времени. - “Социологический журнал” N 1/2, 1996, стр. 203. 21. См.: Ю. Левада. ..... |