Россинская суд экспертиза. Судебная экспертиза типичные ошибки
Скачать 0.9 Mb.
|
к группе объектов, составляющих новую семью, но ничего не сказано об отношении девочки к матери, о типе привязанности к ней. Вместе с тем при появлении матери девочка охотно пошла к ней, провела с нею перерыв, изображала мать в своих рисунках как достаточно близкий объект. Однако эксперт не счел это признаками привязанности, так как в беседе девочка с трудом может рассказать, что они делают с ней, как проводят время, обращается к маме по имени, а к гражданской жене отца - "мама Лиля". При оценке таких особенностей поведения девочки эксперту следовало учесть семейную историю: по крайней мере то, что девочка была разлучена с матерью, проживает в семье отца более года, где у нее появилась "мама Лиля", обследование проводится в присутствии отца и его жены, между родителями ребенка существует конфликт. Все эти обстоятельства влияют на поведение ребенка и должны быть учтены. Описывая "рисунок семьи", эксперт отмечает, что девочка начала рисование с себя, что может указывать на эгоцентризм (следует добавить - свойственный детям ее возраста). Однако потом Маргарита сообщила, что это "мама Таня". После чего изобразила себя и затем отца. Прочие особенности рисунка (кроме несоединенных рук) не приведены. Совершенно очевидно уже по одному рисунку, что мать является наиболее значимой и самой предпочитаемой фигурой для девочки. Это экспертами оставлено без внимания. Об отношениях девочки, ее привязанности к членам семьи ничего не сказано, хотя именно эти данные необходимы для решения экспертных вопросов, поставленных судом. Методы экспериментального исследования использованы недостаточно. Тест Векслера - психометрический, направлен на исследование интеллекта. Тест Слоссона также психометрический, является методом экспресс-диагностики интеллекта. Непонятен выбор второго психометрического теста для исследования интеллекта: 1) в нем не было необходимости после использования теста Векслера; 2) метод предназначен для экспресс-диагностики, при этом достаточно громоздкий и малоинформативный; 3) имеет много нареканий, которые довольно существенны при его использовании в экспертизе (где предпочтительны только надежные методы); 4) имеется большое количество научно обоснованных надежных методик для исследования психической деятельности детей дошкольного возраста, нейропсихологического обследования с наглядным стимульным материалом, наиболее адекватным для этого возраста. Применены недостаточные методы по числу и направленности. Эксперт волен избирать методы исследования в соответствии с задачами и объектом исследования, а также собственным мастерством владения ими. Однако использоваться должны только надежные, валидные методы, хорошо зарекомендовавшие себя в экспертной практике, и в достаточном количестве, обеспечивающем высокую информативность и достоверность результатов. Не обследовались родители девочки. Необходимо было установить индивидуально-психологические особенности каждого родителя, особенности существующих между ними отношений, особенности отношений матери и отца с дочерью. Эксперты не привели причин, по которым не были обследованы родители. В выводах они указали, что индивидуально-психологические особенности родителей устанавливались по материалам дела и оказались не выходящими за рамки нормативных значений. В данном случае эксперты неправомерно самовольно сузили экспертное задание, проигнорировав вопрос суда. Кроме того, эксперты, по-видимому, неверно представляют предмет исследования. Индивидуально-психологические особенности родителей включают прежде всего родительское отношение к ребенку, стили воспитания, систему ценностей и отношений. Не только не описано отношение девочки к каждому родителю (помимо того, что игровые интересы ребенка реализуются в ее новой семье и что стереотип ее жизни соответствует особенностям ее личности - однако непонятно, каким именно), не учтены взаимоотношения ребенка с каждым родителем. В заключении мать чаще сравнивается не с отцом, а с его новой гражданской женой. При необходимости, если этот член семьи столь активно участвует в воспитании ребенка (вероятно, в силу занятости отца), эксперты могли бы ходатайствовать об обследовании именно этой новой "мамы". В заключении не указано, когда эта женщина появилась в жизни ребенка. Данные, приводимые из материалов дела, явно недостаточны, ограниченны. Так, не указано, когда мать девочки подала иск, с какого момента прекратились встречи и общение матери с ребенком. Из приведенных материалов дела следует, что девочка посещает студию и хореографический кружок, но нерегулярно. Со слов девочки указано, что она посещает детский сад. По какому поводу получено заключение детского психолога, кто был инициатором обращения, кем дано заключение - эти обстоятельства являются существенными для правильной оценки семейной ситуации, поведения и отношения родителей, условий развития и состояния ребенка. Таким образом, проведенное исследование в целом является неполным и не всесторонним, результаты экспериментального исследования - недостаточно обоснованными, поскольку не учтен ряд важных факторов и обстоятельств. Выводы подписаны всеми членами комиссии. Однако вопрос о наличии психического расстройства у ребенка относится к исключительной компетенции психиатра, и психологи вышли за пределы своей компетенции. Статья 82 ГПК оговаривает только то, как оформляется общий вывод экспертов разных специальностей. В данном случае вывод о психическом расстройстве (его отсутствии) не является общим. Статья 23 ФЗ ГСЭД указывает, что при производстве комплексной судебной экспертизы экспертами разных специальностей (далее - комплексная экспертиза) каждый из них проводит исследования в пределах своих специальных знаний. Каждый эксперт, участвующий в производстве комплексной экспертизы, подписывает ту часть заключения, которая содержит описание проведенных им исследований, и несет за нее ответственность. Выводы даны без учета особенностей родительского отношения отца и матери, без учета их индивидуально-психологических особенностей (данные о них оказались ограничены только характеристиками в деле). Вместе с тем часть данных, описанных из материалов дела, не получила экспертной оценки: к примеру, особенности поведения отца девочки (скандалы с женой в присутствии ребенка, агрессия, препятствия общению ребенка с матерью). В одном из выводов указано: "Комиссия полагает, что сложившийся в настоящее время стереотип жизни ребенка в малой социальной группе (семья - отец, мама Лиля, сводный брат Филипп, собака <1>) оптимально соответствует особенностям ее личности, психологической и эмоциональной ориентации и направленности деятельности (игровой). Следовательно, смена такого устойчивого стереотипа жизни крайне нежелательна, поскольку может привести к состоянию фрустрации (стрессу) с последующим формированием невротических расстройств". -------------------------------- <1> В социальной психологии под малой социальной группой понимается объединение людей (см. любой учебник по социальной психологии). Особенности личности ребенка не раскрыты, оценены только с позиции "норма - патология". Помимо того, что в детском саду девочка танцует, садом не тяготится, а дома играет с женой отца, ее сыном и собакой, ориентирована на игровую деятельность, синтонна (без разъяснения термина, в данном случае малоуместного), фактической информации об индивидуальных особенностях ребенка не имеется. Указано, что стереотип жизни ребенка соответствует его личности, психологической и эмоциональной направленности (не раскрыто содержание этих категорий) и направленности деятельности (игровой). Будет ли такой стереотип соответствовать иной ведущей деятельности ребенка при взрослении (уже в ближайшее время, в 6 - 7 лет)? Не дана оценка несоответствию навыков рисования ребенка возрасту, несоответствию изображения вербальному описанию. С чем связаны эти несоответствия, возможно, с тем, что ребенку не уделяется достаточно времени, члены семьи не ориентированы на развитие ребенка, с иными причинами. Одним из грубых нарушений (думается, что это скорее мнимая ошибка, нежели заблуждение в результате полной безграмотности специалиста) являются рекомендации, выходящие за пределы компетенции специалиста и эксперта и нарушающие права детей и их родителей. Случай необоснованных рекомендаций специалиста. Заключение дано психологом частного медицинского центра. Заключение выполнено рукописным способом на двух страницах. Из заключения следует, что Максим Д., 2001 г.р. (на момент обследования 8 лет), с 2006 г. наблюдается нейропсихологом с диагнозом: психастенический синдром, проявляющийся в недостаточности произвольного внимания, повышенной истощаемости и утомляемости. Далее указано: "У ребенка отмечается низкая толерантность к нагрузкам и стрессовым ситуациям. Обострение психологической недостаточности может быть также вызвано постоянно психотравмирующей ситуацией - свиданиями с биологическим отцом, после которых у ребенка неоднократно наблюдалось неадекватное поведение, пугающее родителей, а именно эмоциональные взрывы, беседы с самим собой. Учитывая психические особенности ребенка, незрелость его психологической деятельности, эмоциональную неустойчивость, рекомендуется на данный период времени не подвергать мальчика дополнительным стрессовым влияниям в виде общения с биологическим отцом". Этим заключение и ограничено. В соответствии с общими принципами и требованиями заключение по результатам нейропсихологического обследования должно содержать сведения обо всех проведенных при обследовании мероприятиях, примененных методах и их результатах. Данное же заключение содержит только диагноз и краткое описание особенностей психического статуса ребенка. Не отражен анамнез ребенка, страдающего неврологическими дисфункциями и расстройствами, обусловленными поражениями головного мозга в перинатальный период, что следует из выписки из истории развития ребенка и заключения невропатолога. Отмечено, что у Максима происходит обострение имеющейся у него психологической недостаточности (термин требует пояснения, так как в клинической психологии не употребляется и является некорректным). Причину этого обострения психолог усматривает в постоянно психотравмирующей ситуации - свиданиях с "биологическим" отцом. Иных возможных причин ухудшения психического состояния ребенка психолог не предполагает. Какими-либо объективными данными такие обострения после свиданий с отцом не подтверждены (в заключении информация о них отсутствует). Сообщается о том, что у ребенка после встреч с отцом неоднократно наблюдалось неадекватное поведение. Психолог не указывает, кем такое поведение наблюдалось - вероятно, оно наблюдалось матерью, а не самим психологом, и информация о таком поведении ребенка получена от матери. В условиях конфликта между родителями ребенка (о чем можно судить на основании представленных документов) такие сведения не могут расцениваться как объективные. Любые жалобы на приеме у врача или психолога относятся к субъективной информации. Следует учесть также односторонность информации, полученной психологом только от одного из родителей (матери), с отцом психолог не беседовал. В отсутствие какой-либо объективной информации о ситуации, в которой находится ребенок, о его действительном отношении к отцу, о взаимоотношениях с отцом, о состоянии и поведении ребенка во время встреч с отцом и после них утверждения о том, что свидания с отцом являются психотравмирующими для ребенка, что ухудшение состояния ребенка обусловлено этими свиданиями, носят безосновательный характер. Рекомендация не общаться с отцом также является необоснованной. Столь серьезные рекомендации об ограничении общения ребенка с отцом (нарушающие права и ребенка, и отца) требуют более весомого обоснования и обстоятельного обследования ребенка. В заключении также должны быть приведены полные данные обследования ребенка, в соответствии с требованиями к заключению нейропсихолога. Психологом не учтено, что ухудшение состояния ребенка и указанные со слов матери эмоциональные и поведенческие реакции могут быть обусловлены у ребенка с таким неврологическим и психологическим статусом различными обстоятельствами: например, конфликтом между родителями (с определенного момента, как следует из представленных материалов, мать стала препятствовать общению ребенка с отцом), разлучением с отцом после встреч с ним, вовлечением ребенка в конфликт между родителями, негативным отношением к отцу в семье, где ребенок проживает постоянно, и многими другими. Эти причины не могут быть выявлены только на основании нейропсихологического исследования. Необходимо проведение комплексной психолого-психиатрической экспертизы. Один из примеров вопиющей некомпетентной рекомендации психолога стоит процитировать дословно: "Исходя из интересов ребенка, его психического состояния и обязанности отца защищать его права в соответствии с ч. 1 ст. 56 СК РФ, отец не может не воздержаться от нечинения препятствий к общению своей дочери М., 6 лет, с бабушкой". Комментарии излишни. Отдельная группа ошибок имеет отношение к выходу эксперта за пределы своей компетенции, например решение несвойственных экспертизе задач. К числу таких задач относится психологическое профилирование (профайлинг) - составление психологического портрета неустановленного преступника. Принципиально неверно применение специальных знаний в форме экспертизы и составление заключения эксперта по результатам такого исследования. Особенностью профилирования является то, что суждения специалиста, его выводы никогда не могут быть даны в категорической форме. Профилирование не является экспертной задачей, его функция - ориентировать следствие, розыскные действия в определенном направлении. Составляемый специалистом профиль - это предположение, гипотеза. Такой документ не может являться доказательством по делу. Когда же профилирование осуществляется в форме экспертизы, то порой доходит до абсурда. Например, по одному из уголовных дел на первых этапах следствия эксперт составил портрет неустановленного преступника по имеющимся в распоряжении следствия сведениям о преступлении (в том числе месте, жертве, характере преступления и др.). Впоследствии по подозрению в совершении этого преступления был задержан гражданин Н. Теперь следствие поставило перед тем же экспертом задачу обследовать Н. и установить, соответствуют ли его индивидуальные особенности созданному ранее портрету. Может ли установление такого факта быть доказательством причастности Н. к преступлению или его вины? А если "сходство" между гипотетическим психопортретом и реальным человеком не будет установлено, является ли это доказательством его невиновности? Очевидно, что ответ в обоих случаях - "нет". Какое же тогда юридическое значение имеет такое заключение эксперта? Вопрос, конечно, риторический. Еще один случай - дело по факту убийства Д. неустановленным лицом в помещении парикмахерской, которое потерпевшая арендовала как частный предприниматель; ей было нанесено 59 ножевых ранений, орудие преступления не обнаружено. Спустя пять лет после случившегося назначена "заочная судебная экспертиза личности подозреваемого" (неустановленного лица). Перед экспертом поставлена задача - установить, какими индивидуально-психологическими особенностями обладает неизвестный преступник. В качестве экспертной инициативы эксперт решал два вопроса: находился ли подозреваемый в момент совершения убийства Д. в состоянии аффекта или эмоциональном состоянии, которое могло существенно повлиять на его сознание и психическую деятельность? Оказали ли существенное влияние на поведение преступника его индивидуально-психологические особенности? Сразу можно обратить внимание на несколько ошибок. Такая экспертиза не является экспертизой личности преступника. Методология экспертизы такого вида (ее современное название - экспертиза индивидуально-психологических особенностей обвиняемого) предполагает, во-первых, проведение исследования в отношении конкретного лица и, во-вторых, очное обследование лица. Заочно такая экспертиза может быть проведена в исключительных случаях, но не в отношении неустановленного лица. Экспертом установлены не индивидуально-психологические особенности преступника (как заявлено), а дана оценка его личности, проистекающая исключительно из совершенного преступления (этому человеку присущи жестокость, агрессивность, грубость, злобность, цинизм, наглость). Никак не обосновано решение эксперта о невысоком образовательном статусе, невысоком уровне профессиональной квалификации и семейных отношений предполагаемого преступника. Судить о том, могли ли личностные особенности преступника оказать существенное влияние на его поведение, т.е. могли ли они нарушить (ограничить) его способность осознавать значение своих действий или руководить ими, можно лишь на основании анализа взаимодействия личности и ситуации, ни о том, ни о другом достаточных сведений нет. В качестве экспертной инициативы решены вопросы об эмоциональном состоянии предполагаемого преступника. Однако только по количеству ранений (по их множественности) и отсутствию помарок вокруг выключателя установлено, что он находился в состоянии эмоциональной напряженности, что крайне необоснованно, так как заочно невозможно достоверно установить наличие или отсутствие состояния аффекта. 5.4. Выполнение исследований, не имеющих четкой научной основы, производство экспертиз несуществующих видов Имеются случаи <1> производства психологами (негосударственных экспертных учреждений <2>) экспертиз, объектами которых являются видеозаписи каких-либо следственных действий (например, допроса). Такие экспертизы именуются ими видеовокалографическими, психолого-вокалографическими и т.п. Однако специалисты в области криминалистического исследования видео- и звукозаписей в них не участвуют <3>. -------------------------------- <1> А практически поставленные на поток исследования. <2> В государственных судебно-экспертных учреждениях экспертизы производятся в соответствии с утвержденным перечнем, экспертной специальностью и программой подготовки экспертов. <3> Вокалографическая или фонографическая (фоноскопическая) экспертиза - это экспертиза видео- и звукозаписей. Примером может служить "комплексная психолого-вокалографическая экспертиза видеозаписи следственного действия с участием свидетелей З. и И.", которые допрашивались по делу об убийстве Д. Оба свидетеля допрашивались с применением видеосъемки со свидетелем З., осуществлялся выход на место с применением видеосъемки. Эксперты нарушили описанные в первом разделе данной книги требования к используемым методам исследования и их представлению: информация о методах должна быть точной, конкретной, содержать их наименование (общеизвестное для специалистов) либо подробное описание метода и ссылку на источник. Это позволяет дать оценку исследования с точки зрения его научной обоснованности, а также фактической обоснованности результатов. Следует еще раз подчеркнуть, что не все методы базовой науки допустимы к применению в судебной экспертизе. Методы должны быть апробированы и рекомендованы к использованию в экспертной практике. В данном случае совершенно неясно, что эксперты имеют в виду под "анализом документов" (относится ли данный анализ к категории "психологического" или "вокалографического", какой из многочисленных способов психологического анализа применялся), под "сравнением" речевых характеристик и "сопоставлением" элементов невербального поведения свидетеля и следователя (что с чем сравнивается и сопоставляется). Сравниваться могут в том числе характеристики голоса или особенности поведения (вербального, невербального) одного и того же человека: - в рамках одной ситуации (одного целостного поведенческого акта), - в разных ситуациях (разного типа, в разном социальном контексте), - в ситуациях, однотипных с исследуемой. Для получения возможности сравнения поведения (голоса, жестов, мимики, поз и др.) одного и того же человека необходимо обладать информацией о том, каковы его обычные или типичные голос, жесты, мимика, позы, каковы особенности его поведения в разных состояниях, в разных ситуациях и в ситуациях, сопоставимых с ситуацией допроса (стрессогенной для любого свидетеля). Таким образом, для сравнительного анализа необходимы сравнительные образцы, иначе сравнение лишено своего предмета. Список литературы (названный экспертами методической базой исследования) не содержит научных и методологических основ проведенной "психолого-вокалографической" экспертизы. Представлено избыточное число не научных, а популярных изданий по психологии, в том числе по "психологии лжи". Описанные в них "признаки лжи" могут только ориентировать наблюдателя, но не являются объективными критериями лжи. Некоторые источники представляют собой работы по невербальному поведению. В список включено несколько учебников по юридической психологии, в которых нет научно-методического обоснования данной экспертизы, но в некоторых имеются небольшие разделы, посвященные психологии допроса и иных следственных действий, в которых даются рекомендации по организации и проведению допроса и по способам влияния на допрашиваемых лиц. Объектом психологической экспертизы являются не показания, а индивидуальные особенности протекания психических процессов у лица, дающего показания, и влияние этих особенностей на адекватность восприятия и воспроизведения им того или иного явления. Иными словами, не существует экспертизы показаний, а есть экспертиза способности давать показания, она проводится в отношении дающего показания лица и предполагает обязательное его очное освидетельствование. Эксперт не оценивает достоверность показаний, а решает вопрос об объективной возможности того или иного лица адекватно отражать факты, интересующие органы следствия. При исследовании видеозаписи следственных действий может решаться вопрос о признаках воздействия со стороны допрашивающего или третьих лиц, но обязательно проводится экспериментально-психологическое обследование допрашиваемого, в ходе которого устанавливаются его интеллектуальные, личностные, эмоционально-волевые особенности, а также склонность к фантазированию и устойчивость к внушающему воздействию <1>. -------------------------------- <1> Енгалычев В.Ф., Шипшин С.С. Судебно-психологическая экспертиза: Методическое руководство. Калуга; Обнинск; Москва, 1997. С. 124. В указанной экспертами литературе не содержится описания методологических основ психолого-вокалографической экспертизы. Это обусловлено тем, что такой экспертизы как вида не существует. А приведение такого списка литературы как методической основы является умышленной уловкой экспертов. С одной стороны, наименование "психолого-вокалографическая" свидетельствует о том, что гносеологически такая экспертиза является комплексной и требует участия специалистов в области психологии и "вокалографии", поскольку в рамках психологической науки такого направления или отрасли, как "психология вокалографии", не существует. Эксперты должны обладать специальными знаниями и в психологии, и в вокалографии. В науке такой отрасли знаний, как вокалография, не существует. Фоноскопия (вокалография) - это криминалистическое учение о методах исследования зафиксированных звуков для раскрытия и расследования преступлений. Фоноскопическая экспертиза проводится в целях установления личности говорящего по признакам голоса и речи, записанной на фонограмме, установления факта стирания, перезаписи, монтажа, фрагментарности записи и иных изменений, привнесенных в фонограмму в процессе или после окончания звукозаписи, определения условий, обстоятельств, средств и материалов звукозаписи, а также иных фактов, имеющих значение судебных доказательств <1>. Специалисты должны иметь образование по специальности "Судебная экспертиза", специализацию "Судебные речеведческие экспертизы". Альтернативой является или инженерное, или лингвистическое высшее образование, включающее такие базовые дисциплины, как акустика, прикладная математическая лингвистика, информатика, основы системного анализа и другие, а также последующее переобучение. В заключении же не содержится сведений о наличии соответствующей подготовки у экспертов, и с этой точки зрения их компетентность следует поставить под сомнение. -------------------------------- КонсультантПлюс: примечание. Монография Е.Р. Россинской, Е.И. Галяшиной "Настольная книга судьи: судебная экспертиза" включена в информационный банк согласно публикации - Проспект, 2011. <1> Россинская Е.Р., Галяшина Е.И. Настольная книга судьи: судебная экспертиза. М.: Проспект, 2010. Название экспертизы не соответствует ее содержанию. Проведенная экспертиза не является ни психологической (в современном представлении о судебной психологической экспертизе), ни вокалографической (исследованием голоса), ни психолого-вокалографической. Проделанная экспертами работа представляет собой исследование видеозаписи (преимущественно методом многократного прослушивания и просмотра и субъективной оценки невербальных особенностей поведения участников и вербальных (словесных) и паравербальных или экстралингвистических (тембр, интонация, темп и др.) характеристик их речи. При этом эксперты исследовали указанные особенности поведения и речи свидетелей в отрыве от разработанных в фонографии теоретико-методологических основ и методик. Диагностика звучащей речи по степени подготовленности (на что намекают эксперты, говоря о "неестественном источнике припоминания" информации) представляет собой диагностическое исследование, в котором задействованы лингвистические признаки разных языковых уровней, и решение такой задачи экспертами без лингвистических знаний крайне сомнительно <1>. -------------------------------- <1> Дифференциация спонтанной (неподготовленной) и подготовленной устной речи: Методическое письмо для экспертов / Науч. ред. Е.А. Брызгунова. М.: ГУ РФЦСЭ, 2003. Проведенная экспертиза не соответствует теоретическим и методическим основам судебной психологической экспертизы в отношении свидетелей, предметом которой является способность свидетеля правильно воспринимать интересующие следствие обстоятельства и давать о них показания. Установление этой юридически значимой способности требует в соответствии с методологией судебной психологической экспертизы полного и всестороннего исследования с психологическим анализом материалов дела (в том числе всех показаний свидетеля в их динамике); с исследованием индивидуально-психологических особенностей свидетеля (по материалам дела и по результатам очного экспериментально-психологического исследования в отношении свидетеля); установлением внутренних и внешних факторов, влияющих на адекватность восприятия информации, ее сохранения и последующего воспроизведения; установлением потенциальной способности свидетеля правильно воспринимать и воспроизводить информацию; анализом взаимодействия личности и ситуации и установлением актуальной способности свидетеля давать показания <1>. -------------------------------- <1> Коченов М.М. Судебно-психологическая экспертиза. М., 1977; Коченов М.М. Теоретические основы судебно-психологической экспертизы, М., 1991; Кудрявцев И.А. Судебная психолого-психиатрическая экспертиза. М., 1988; Кудрявцев И.А. Комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза. М., 1999; Сафуанов Ф.С. Судебно-психологическая экспертиза в уголовном процессе: Науч.-практич. пособие. М., 1998; Медицинская и судебная психология: Курс лекций: Учеб. пособие / Под ред. Т.Б. Дмитриевой, Ф.С. Сафуанова. М., 2009. Эксперты создают видимость индивидуального подхода к свидетелю: указывают, например, что свидетель И. "использует привычные речевые обороты", что ее "интеллектуальные данные соответствуют возрасту, жизненному опыту". При этом, во-первых, неизвестно, как эксперты установили, что эти речевые обороты привычны для И., они ведь наблюдают И. по видеозаписи впервые и в единственной ситуации, не имеют возможности сопоставления этих оборотов с ее оборотами в повседневной жизни, в разных ситуациях. Во-вторых, как установлено (дистанционно, только по речи, поведению и внешнему виду), что интеллектуальные данные соответствуют возрасту? Откуда экспертам известен жизненный опыт И.? С другой стороны, эксперты не учитывают важную информацию о свидетеле - наличие открытой черепно-мозговой травмы в дошкольном возрасте с пластикой черепа (И. сообщает об этом следователю), ее неспособность обучаться после этого в общеобразовательной школе. Эта информация никак не учтена экспертами, а является чрезвычайно важной для установления индивидуальных особенностей свидетеля (у И. могут быть связанные с последствиями травмы нарушения психической деятельности, органическое поражение головного мозга). Однако для осознания важности и оценки влияния такого статуса свидетеля на показания, обнаружения в показаниях признаков своеобразия эксперты-психологи должны обладать знаниями в области клинической психологии. Игнорирование психического статуса свидетеля и обусловленных этим статусом особенностей поведения, речи, интеллектуальных ресурсов (осмысления сложных лингвистических конструкций, неизвестных слов и пр.), продуктивности психической деятельности, эмоциональных особенностей и др. неизбежно приводит к экспертным ошибкам. Эксперты дали категорические (положительные и отрицательные) ответы на все поставленные вопросы, тем самым нарушив правовой предел своей компетенции, так как эксперт не вправе решать вопросы, относящиеся к исключительной компетенции органов следствия и суда. Таковыми являются вопросы, связанные с установлением достоверности показаний, оговором и самооговором. Другие вопросы подразумевают в качестве объекта исследования фигуру допрашивающего (следователя), его действия в виде психического или физического насилия, его роль, поведение и намерения. Оценка показаний (с точки зрения относимости, допустимости, достоверности) согласно ч. 1 ст. 88 УПК является исключительной прерогативой судебных или следственных органов. В компетенцию эксперта не может входить установление достоверности показаний, а также установление мотивации показаний, заведомой лжи, оговора и самооговора, добросовестного заблуждения <1>. Объектом экспертизы является свидетель (допрашиваемый), а не следователь (допрашивающий), и в профессиональную компетенцию эксперта не входит оценка характера действий лиц, не являющихся объектом экспертного исследования (в данном случае - оценка действий следователя). -------------------------------- <1> Сафуанов Ф., Шишков С. Экспертиза "правдивости" показаний (Возможности психологической экспертизы) // Законность. 1992. N 2. С. 13 - 14. Кроме того, не может являться предметом исследования видеозаписи установление намерений человека, его побуждений и интересов (в чьих интересах он может искажать информацию и др.) ввиду их недоступности непосредственному наблюдению. Исследовательская часть представляет собой не психологическое исследование, а почти дословное содержание допроса свидетеля с описанием его невербального поведения. О состоянии свидетеля З. эксперты судят на основании следующих признаков: движений губами ("жует" губы, облизывает губы, сжимает губы), сглатываний, дыхания (делает вдох, делает напряженный вдох, выдыхает, напряженно вдыхает), движений головой (утвердительно кивает, жест головой в сторону, отрицательно качает головой), движений корпусом (ерзает на стуле, корпусом тела наклоняется немного вперед, наклонятся вперед, переминается с ноги на ногу, топчется на месте), движений руками (двигает правой рукой, делает взмах правой рукой, показывает рукой имитирующие удары, имитирует удары кулаками, сжимает правую руку в кулаке, имитируя в руке нож, показывает ей удары вперед, сжимает кулак на правой руке, приподнимает руки, шевелит пальцами правой руки), направления взгляда (взгляд направлен вниз, перед собой и т.д.), пауз, припоминаний (сопряжены с паузами, иначе никак не объективированы), уверенной или непринужденной речи (не объективируется), волнения (не конкретизируется и не объективируется), эмоционального напряжения (не объективировано). Отмеченные признаки относятся к двум типам: первый составляют объективно проявляемые данные, такие как движения, направление взгляда, паузы; второй - субъективные оценки и толкования (припоминает, напряжен, волнуется и др.). Первые могут являться признаками определенного явления (например, состояния напряженности или спокойствия), однако должны существовать достоверные (качественные и количественные) критерии отнесения этих признаков и их совокупностей к данному явлению. Эксперты такими критериями не пользуются, а перечисленные признаки субъективно толкуют: жестикуляция адекватная, телодвижения соответствующие, привычные жесты, откровенность и др. Эти оценочные суждения экспертов не дают возможности проверить научную обоснованность выявленных ими явлений, так как словосочетания "адекватные телодвижения", "соответствующие телодвижения", "специфические мимические реакции" ничего не говорят о фактических особенностях невербального поведения коммуникатора, а представляют собой субъективные оценки экспертов без указания на то, что имеется в виду в научной психологии под этими понятиями. Эксперт не имеет права на субъективизм, должен проводить исследование объективно, на строго научной и практической основе (ст. 8 ФЗ ГСЭД). Однако эксперты полагают (и именно на этом основывают свой вывод), что указанные признаки свидетельствуют о естественном характере припоминания информации в процессе дачи показаний свидетелем З., подтверждают образное воспроизведение событий, в которых он был непосредственным очевидцем. Во-первых, совершенно неясно, что подразумевается под естественным характером припоминания. Что бы человек ни припоминал, он делает это произвольно, и это является естественным психофизиологическим процессом. Если человеку нечего припоминать (он не был свидетелем определенных событий), он конструирует образ (это не имеет ничего общего с припоминанием). Если человек припоминает не сами события (которых он не видел), а чей-то рассказ о них, то он тоже именно припоминает (и этот процесс тоже естественный). В психологии под припоминанием понимаются умственные действия, связанные с поиском, восстановлением и извлечением из долговременной памяти необходимой информации. Припоминание является произвольной формой воспоминания. Психологии неизвестно, что такое естественное и неестественное припоминание, а также что такое естественный и неестественный источник припоминания <1>. -------------------------------- <1> Воспоминание - извлечение из долговременной памяти образов прошлого, мысленно локализуемых во времени и пространстве. Может быть произвольным (припоминание) и непроизвольным, когда образы спонтанно возникают в сознании (см.: Психология. Словари / Под общ. ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского, 1990. С. 66). Во-вторых, эксперты неоднократно говорят об образном воспроизведении событий свидетелем З., основываясь, вероятно, на том, что З. имитирует действия, о которых рассказывает (двигает руками, дотрагивается до груди, кивает). На самом деле это свидетельствует не об образности воспроизведения, а только о том, что свой рассказ З. сопровождает соответствующими образными жестами (например, сообщая об ударе, имитирует этот удар). Совершенно неочевидно, что этот образ является воспринятым и запечатленным. Эксперты не учитывают влияния на воспроизведение воображения или склонность З. сопровождать свою речь имитирующими жестами. Кроме того, имитирующие движения как признак образного воспроизведения наиболее характерны для лиц, воспроизводящих свои собственные движения и действия. В-третьих, эксперты умозрительно наделяют З. чувствами и переживаниями: чувствует себя несколько напряженно, эмоциональные реакции соответствуют внутренним переживаниям, понимает сложившуюся ситуацию, ведет себя вполне откровенно, искренне. Эксперты неправомерно устанавливают юридический факт, а именно то, что З. был свидетелем расследуемых событий. В действительности не существует достоверных критериев установления по невербальному поведению и особенностям речи, был ли человек свидетелем чего-либо или нет. И даже если человек являлся очевидцем (а не свидетелем со слов) описываемых им событий, из этого не следует, что он дает безошибочные показания <1>, особенно с учетом состояния алкогольного опьянения свидетеля (по показаниям З., им было выпито большое количество крепкого алкоголя в сочетании с пивом). -------------------------------- <1> См.: Гаврилова Н.И. Ошибки в свидетельских показаниях (происхождение, выявление, устранение): Методическое пособие / Под ред. А.Р. Ратинова. М., 1983. Интересно замечание экспертов относительно того, что З. сообщает различные подробности и самостоятельно объясняет. Известно, что объяснения и попытки свидетеля придать событиям согласованность характеризуют недобросовестных свидетелей. Добросовестный свидетель сообщает о деталях и событиях, не объясняя и не согласовывая их друг с другом, не стараясь устранить несоответствие, которое может быть устранено неизвестными ему иными доказательствами (которыми может владеть следователь) <1>. -------------------------------- <1> См.: Гаврилова Н.И. Ошибки в свидетельских показаниях. С. 14. Обращает на себя внимание то, что в показаниях З. отсутствуют личностные, эмоциональные моменты, кроме того, что он якобы испугался и потому покинул место происшествия, никому не сообщив, не вызвав помощь (однако покинул не сразу). Что так напугало свидетеля (судимого ранее, отбывшего срок наказания), что он бездействовал? Сам свидетель объясняет тем, что "пьяный был", однако в подробностях "помнит" все произошедшее (за исключением причин драки). Свидетелю не предлагают (и сам он этого не делает) описать орудие преступления - нож, который он хорошо видел трижды (в руках у потерпевшего Д., затем лежащим на земле и затем у обвиняемого). По заключению в отношении свидетеля И. обратили на себя внимание некоторые существенные особенности. 1. Экспертами действия следователя при допросах З. и И. описаны совершенно одинаково, однако следователь ведет себя иначе при допросе И. Например, он требует от нее называть фамилии фигурантов и всякий раз перебивает, когда она называет тех по именам (этого он не делал при допросе З.). 2. Следователь неоднократно перебивает свидетеля И., прерывая ее свободный рассказ, нарушая ее воспоминания, в то время как стройность и последовательность воспоминаний позволяют свидетелю вспомнить те детали, которые в отрыве от общего контекста могут быть забыты или упущены <1>. -------------------------------- <1> Там же. С. 96. 3. Следователь давит на свидетеля, требуя ответа на вопрос, который И. не может осмыслить целиком и ввиду своих индивидуальных особенностей (невысоких ресурсов психики, низкого образовательного уровня, бедного словарного запаса), не может самостоятельно расчленить вопрос и ответить последовательно на разные части, не понимает слова "локализация" (следователь требует сообщить, как были локализованы удары). Следователь формально старается сделать вопрос доступнее для свидетеля, однако вновь перегружает ее информацией, которую она не в состоянии обработать. Кроме того, следователь неоднократно требует от И. ответить, сколько ей нужно времени для ответа на вопрос, даже когда адвокат пытается помочь задать вопрос в доступной для свидетеля форме. Есть еще несколько эпизодов, в которых И. явно не понимает существа вопросов, задаваемых юридическим языком, например, про разъяснение прав перед опросом адвокатом и даже про семейное положение. Не понимая вопроса, И. говорит, что не знает, как ответить. Эксперты расценили это как отсутствие у И. заготовленного ответа. Однако это связано, вероятнее всего, именно с тем, что она не понимает вопроса. Не зная, как называется дорога (улица), которую стал перебегать "нерусский", она говорит, что не знает, как сказать (как сказать-то; не знаю, как объяснить). Все это свидетельствует только о недостаточной языковой компетентности И., а не о том, что она не обладает информацией или искажает ее. 4. Эксперты расценили взгляды И., обращенные к адвокату, как признак подготовленности ее показаний. В условиях смены показаний (по всей видимости, на нежелательной для следствия <1>), сопряженной к тому же с обвинениями сотрудников милиции в оказании воздействия на свидетеля, при проявляемом следователем явном недовольстве, психологически понятной является потребность И. в эмоциональной поддержке со стороны адвоката, в доброжелательном отношении. -------------------------------- <1> В процессе допроса следователь высказывает явное недоверие показаниям И., оценивает их как ложные и требует от И. быстрого решения вопроса, согласна ли она пройти опрос с использованием полиграфа, который вскроет ее ложь. 5. Эксперты неверно оценили эмоциональное состояние свидетеля И.: ее мимику (улыбки, ухмылки) они сочли проявлением спокойствия, веселости и причиной лжи (оговора "нерусского" и сотрудников милиции), в то время как это могло быть проявлением психологической защиты. 6. Эксперты судят о том, что И. сознательно искажает, утаивает информацию в своих интересах, интересах других лиц либо из иных соображений только на основании ее отдельных невербальных проявлений (хотя и говорят о совокупности, которой на самом деле нет), преимущественно это опускание глаз (вероятно, взгляда), взгляд вправо вверх, а также реже - молчание или тихая речь в сочетании с опусканием глаз; еще одним обособленным (самостоятельным) для экспертов признаком является почесывание щеки, глаза или носогубной складки). О том, что И. припоминает или искажает информацию, эксперты судят по направлению ее взгляда, основываясь на ненаучных представлениях (с позиций нейролингвистического программирования - НЛП), что эти индикаторы надежно свидетельствуют о естественном характере припоминания событий, а также основываясь на языке жестов, который не является абсолютным (не у всех людей жесты одинаковы, почесывание носа - это не обязательно ложь, жест может быть обусловлен разными причинами). Для возможности получения ориентирующих (а не доказательственных) данных с использованием "языка поз и жестов" и стратегий движения глаз (из НЛП) необходимо знать индивидуальные особенности испытуемого, установить особенности поз, жестов, мимики, стратегий глаз этого испытуемого с учетом обычных или типичных для него проявлений в разных ситуациях и состояниях и - что еще важнее - в ситуации непосредственного наблюдения ("здесь и сейчас"). Применительно к ситуации допроса поведение свидетеля (вербальное и невербальное, в том числе жесты, позы, мимика, особенности речи), которое наблюдается по видеозаписи (а не непосредственно), экспертам не с чем сравнивать - они не располагают знаниями об индивидуальных особенностях свидетеля, не знают, как он ведет себя обычно (т.е. что именно типично для него), как он ведет себя в различных ситуациях, не знают, как он проявляет разные психические и эмоциональные состояния, как он перерабатывает информацию (каким способом) и многое другое. Все эти проявления индивидуальны и часто ситуационно обусловлены. Например, когда И. рассказывает, что К. сел на асфальт после того, как его толкнули, она опускает взгляд вниз скорее не для избегания контакта, а вследствие образного воспроизведения события (сел вниз, на асфальт, возможно, она старается припомнить слово "бордюр", но снова повторяет слово "асфальт"). Аналогичный паттерн поведения прослеживается, когда И. рассказывает о том, как они подошли к лежавшему Д. и К. присел на корточки около того. 7. Следует отметить, что речь у И. недостаточно лаконичная и часто рассогласованная, сбивчивая, что отражает особенности спонтанной устной речи (в отличие от связанного рассказа З.) <1>. -------------------------------- <1> Дифференциация спонтанной (неподготовленной) и подготовленной устной речи: Методическое письмо для экспертов / Науч. ред. Е.А. Брызгунова. М.: ГУ РФЦСЭ, 2003. 8. Естественностью поведения И., отсутствием излишней суетливости и нервозности, которые проявляются при неправомерном воздействии на допрашиваемого (нет конкретики: это какие-то особенные суетливость и нервозность, отличные от тех, что обусловлены спецификой темы беседы? Каким образом эксперты различают эти проявления напряженности?) эксперты обосновывают установленный ими факт, что на И. не оказывалось физического и психического воздействия со стороны работников правоохранительных органов ни до видеозаписи (до допроса), ни во время. На этом своем субъективном суждении эксперты основывают вывод о том, что И. оговаривает сотрудников милиции. Однако рассказ И. об обстоятельствах воздействия на нее со стороны милиционеров представляется психологически достоверным (очевидные признаки психологической недостоверности отсутствуют). Показания И. об обстоятельствах убийства достаточно уникальны (не схематичны, в них имеются особенности и подробности, "придумывание" которых нецелесообразно), наполнены фактическими обстоятельствами, начиная от места события и особенностей повреждений вплоть до приезда скорой, разговора с врачом, общения с прибывшими милиционерами. Некоторые обстоятельства не согласованы между собой, но без попыток И. согласовать их (критерий "правдивости"). Эти фактические данные могут быть проверены следствием. Категорические выводы эксперта должны основываться на положениях научной психологии, соответствовать современному уровню ее развития. В современной научной психологии на сегодняшний день не существует надежных речевых и невербальных индикаторов определения того, говорит человек правду или лжет, позволяющих сделать категорические выводы о его искренности и откровенности. Невербальное поведение не дает возможности сделать определенный вывод о правдивости человека или лжи, добросовестности его показаний. Эксперты вышли за пределы своей компетенции: в предмет исследования психолога никак не может входить оценка "признаков физического воздействия", основанная на определении "внешних телесных повреждений", "признаков того, что движения доставляют боль" и др. В задачи эксперта-психолога не должна входить оценка тактики допроса следователя, "соответствия поведения следователя и свидетеля их процессуальному статусу". 5.5. Основные ошибки при назначении судебной психологической экспертизы и подготовке материалов От полноты материалов, предоставляемых эксперту-психологу, во многом зависит полнота исследования и достоверность получаемых выводов. Ненадлежащее качество предоставляемых эксперту исходных данных напрямую связано с субъективными предпосылками экспертных ошибок. К основным ошибкам, допускаемым при назначении судебно-психологической экспертизы и подготовке материалов, относятся следующие: - ошибки, связанные с неправильной постановкой вопросов. На разрешение выносятся вопросы, выходящие за пределы специальных знаний эксперта и компетенции судебной психологической экспертизы. Например, вопросы правового характера - о достоверности показаний, мотивах преступления, жестокости преступления, добровольности вступления в половую связь, моральном вреде и его размере, оскорблении, порядке общения ребенка с отдельно проживающим родителем и др.; вопросы, требующие морально-нравственной оценки личности подэкспертного или его поступков - о лживости, аморальности и др. Ставятся вопросы, не разрешимые с точки зрения современной науки, например, о соответствии уровня психического развития несовершеннолетнего паспортному возрасту, о том, какие индивидуально-психологические особенности подэкспертного способствовали совершению преступления и др. <1>. -------------------------------- <1> О таких ошибках см.: Сафуанов Ф.С. Судебно-психологическая экспертиза в уголовном процессе. М.: Гардарика; Смысл, 1998. Вопросы психологического содержания порой формулируются в оценочных понятиях, а не в понятиях психологии и не в экспертных понятиях. Ошибочно выносятся вопросы, не имеющие юридического значения, например: о наличии состояния аффекта у обвиняемого в изнасиловании (аффект имеет юридическое значение только при квалификации преступления по ст. ст. 107 и 113 УК); о способности суицидента осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий либо руководить ими (ответ на этот вопрос юридически значим только в отношении обвиняемого для применения ст. 21 УК); вопрос об отставании в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, у совершеннолетнего обвиняемого либо у несовершеннолетнего, не достигшего 14-летнего возраста (значим только для применения ч. 3 ст. 20 УК); - ошибки, связанные с выбором вида назначаемой экспертизы. Обычно это касается выбора вида и формы экспертизы - психиатрической, психологической и комплексной психолого-психиатрической <1> либо назначения по делам об установлении постоянного места жительства ребенка (и аналогичным спорам, связанным с защитой прав детей) несудебной психологической или комплексной психолого-психиатрической экспертизы (при подозрении на психическую патологию у ребенка или родителей), а психолого-педагогической или медико-психолого-педагогической экспертизы. -------------------------------- <1> Подробно об этом см.: Сафуанов Ф.С. Ошибки при назначении комплексной судебной психолого-психиатрической и судебно-психологической экспертизы // Юридическая психология. 2007. N 2. С. 19 - 21. Назначение психолого-педагогической экспертизы по таким делам некорректно. Заблуждение о наименовании, вероятно, возникло в связи с тем, что в психологии существует такая отрасль, как педагогическая психология и квалификация педагог-психолог. Наименование "психологическая экспертиза" в этом случае является более общим, как и в других случаях, по отношению к своим различным видам. Для педагога предмета исследования в такой экспертизе нет. Все вопросы, разрешение которых может помочь суду в принятии решения по делу, находятся в компетенции психолога-эксперта (т.е. специалиста с многопрофильной подготовкой по психологической экспертизе); - ошибки, связанные с выбором эксперта. В первую очередь это поручение экспертизы некомпетентному специалисту, в том числе поручение экспертизы лицам, не имеющим соответствующего специального образования и дополнительной подготовки по судебной психологической экспертизе, не имеющим никакого представления о судебной психологической экспертизе, ее задачах, предмете, юридическом значении заключения. Случается, что экспертиза поручается специалисту, научные и практические интересы которого находятся в иной отрасли психологии и который не обладает необходимыми знаниями и опытом в области клинической психологии, психологии развития, детской психологии; - ошибки, связанные с подготовкой материалов для исследования. Правильная подготовка материалов к исследованию во многом является залогом успешного решения экспертом поставленных задач, проведения качественного исследования, достоверности результатов. Бывает, что экспертиза назначается слишком рано, на начальном этапе предварительного следствия или судебного рассмотрения дела (в гражданском судопроизводстве), когда в деле не имеется необходимых сведений о случившемся, о подэкспертном, ситуации и другой важной информации. В других случаях, напротив, экспертиза назначается с запозданием (например, в отношении малолетних свидетелей и потерпевших, их способности давать показания). В материалах дела поверхностно отражаются данные об индивидуально-психологических особенностях подэкспертного, проявляемых в различных сферах его жизни. Характеризующие сведения часто излагаются формально и в оценочных понятиях столь высокой общности, что по ним нельзя судить об индивидуальных особенностях конкретного субъекта. При назначении экспертизы эмоционального состояния (аффекта) не устанавливаются в процессе расследования все особенности конфликтной ситуации, особенности состояния и поведения обвиняемого. Свидетельские показания нередко фиксируются юридическим языком, который в силу высокой абстрактности нивелирует психологические нюансы поведения и состояния человека. Не всегда принимаются меры по определению степени опьянения подэкспертного лица, что важно для диагностики эмоциональных состояний. В отношении несовершеннолетних фигурантов недостаточно исследуются условия жизни, развития и воспитания подэкспертного. При невысокой компетентности эксперта ошибки назначения экспертизы выливаются в экспертные ошибки. Так, например, при неполноте поставленной задачи эксперт, решая вопрос о способности жертвы сексуального насилия понимать характер и значение совершаемых против нее действий, не устанавливает, могла ли жертва оказывать сопротивление. Однако при положительном ответе на вопрос о понимании возможна ситуация неспособности оказывать сопротивление в силу иных факторов, что имеет юридическую значимость, но может быть недооценено правоприменителем из-за упущения эксперта. При постановке вопроса об индивидуально-психологических особенностях обвиняемого, уровне развития, определенных свойствах (склонности к фантазированию, повышенной внушаемости и др.) недостаточно их диагностировать (это, по сути, не экспертная задача как таковая, а задача психодиагностики), необходимо дать экспертную оценку тому, как эти особенности повлияли на юридически значимое поведение или юридические значимые способности (правильно воспринимать обстоятельства (понимать значение своих и чужих действий, давать показания, оказывать сопротивление и др.). Без такой оценки вывод, например, о повышенной внушаемости свидетеля не имеет никакого значения, поскольку такое качество могло проявиться при даче показаний, а могло и не оказать существенного влияния. 6. ОШИБКИ ПРИ ПРОИЗВОДСТВЕ СУДЕБНЫХ ПСИХОФИЗИОЛОГИЧЕСКИХ 1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>1>3>2>1>3>2>1>1>1> |