Главная страница
Навигация по странице:

  • Глава XIX. О посадских людех. А в ней 40 статей

  • Юрий Крижанич о России в изложении В.О. Ключевского

  • ИСТОРИКИ О ПРОЦЕССАХ РАССМАТРИВАЕМОГО ПЕРИОДА Об изменении статуса дворян и закрепощении крестьян в XVII веке

  • О церковном расколе

  • О крестьянской войне под предводительством С. Разина

  • ВОПРОСЫ ПО ТЕМЕ

  • РОССИЯ В ПЕРИОД ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ПЕТРА I(1689–1725 гг.) ТЕРМИНЫ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ

  • Отечественная история С древнейших времен до наших дней. Учебное пособие. Отечественная история С древнейших времен до наших дней. Учебное. Термины и даты по древнерусской, российской и зарубежной истории таблицы, схемы, статистический материал источники и документы


    Скачать 4.69 Mb.
    НазваниеТермины и даты по древнерусской, российской и зарубежной истории таблицы, схемы, статистический материал источники и документы
    АнкорОтечественная история С древнейших времен до наших дней. Учебное пособие.doc
    Дата05.02.2017
    Размер4.69 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаОтечественная история С древнейших времен до наших дней. Учебное.doc
    ТипЛитература
    #2307
    страница13 из 50
    1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   50
    Глава XI. Суд о крестьянех. А в ней 34 статьи

    1. Которые государевы дворцовых сел и черных волостей крестьяне и бо­были, выбежав из государевых дворцовых сел и ис черных волостей, живут за патриархом, или за митрополиты, и за архиепископы, и епископом, или за мо­настыри, или за бояры, или за околничими и за думными, и за комнатными людьми, и за стольники и за стряпчими, и за дворяны московскими, и за дьяки, и за жильцы, и за городовыми дворяны и детьми боярскими, и за иноземцы и за всякими вотчинники и помещики, а в писцовых книгах, которые книги писцы подали в Поместной и в (ы)ные приказы после московского пожару прошлого 134 году, те беглые крестьяне, или отцы их написаны за государем, и тех госу­даревых беглых крестьян и бобылей сыскивая свозити в государевы дворцовые села и в черные волости, на старые их жеребьи, по писцовым книгам з женами и з детьми и со всеми их крестьянскими животы без урочных леТ.

    2. Такъже будет кто вотчинники и помещики учнут государю бити челом о беглых своих крестьянех и о бобылях, и скажут, что их крестьяне и бобыли, выбежав из–за них, живут в государевых в дворцовых селех, и в черных волос­тях, или на посадех в посадских людех, или в стрельцах, или в казаках, или в пушкарях, или в и (ы)ных в каких–нибудь в служилых людех в Замосковных и в Украинных городех, или за патриархом, или за митрополиты, или за архиепи­скопы и епископы, или за монастыри, или за бояры, и за околничими, и за думными и за комнатными людьми, и за столники, и за стряпчими, и за дворя­ны московскими, и за дьяки, и за жилцы, и за городовыми дворяны и детми боярскими, и за иноземцы, и за всякими вотчинники и помещики: и тех кресть­ян и бобылей по суду и по сыску отдавати по писцовым книгам, которыя книги писцы в Поместной приказ отдали после московского пожару прошлого 134–го году, будет те их беглыя крестьяне, или тех их беглых крестьян отцы, в тех писцовых книгах за ними написаны, или после тех писцовых книг те же кре­стьяне, или их дети по новым дачам написаны за кем в отделных или в отказ­ных книгах. А отдавати беглых крестьян и бобылей из бегов по писцовым кни­гам всяких чинов людем без урочных леТ.

    <....> 9. А которые крестьяне и бобыли за кем написаны в переписных кни­гах прошлых, 154–го и 155–го годов, и после тех переписных книг из–за тех людей, за кем они в переписных книгах написаны, збежали или впередь учнут бегати: и тех беглых крестьян и бобылей, и их братью, и детей, и племянников, и внучат з женами и з детьми и со всеми животы, и с хлебом стоячим и с мо­лоченым отдавать из бегов тем людем, из–за кого они выбежат, по переписным книгам, без урочных лет, а впредь отнюд никому чюжих крестьян не приимать, и за собою не держать.

    <...> 22. А которые крестианские дети от отцов своих и от матерей учнут отпиратися: и тех пытати. <....>

    30. А за которыми помещики и вотчинники крестьяне и бобыли в писцо­вых, или во отдельных или во отказных книгах, и в выписях написаны на поместных их и на вотчинных землях порознь, и тем помещикам и вотчинником крестьян своих с поместных своих земель на вотчинныя свои земли не сводити, и тем своих поместей не пустошити.

    <...> 32. А будет чьи крестьяне и бобыли учнут у кого наймоватися в рабо­ту и тем крестьяном и бобылем у всяких чинов людей наймоватися на работу по записям, и без записей поволно. А тем людем, у кого они в работу наймутся, жилых и ссудных записей и служилых кабал на них не имати и ничим их себе не крепити, и как от них те наймиты отработаются, и им отпущати их от себя безо всякаго задержания. <...>
    Глава XIX. О посадских людех. А в ней 40 статей
    1. Которыя слободы на Москве патриарши и митрополичи, и владычни, и монастырская, и бояр и околничих и думных и ближних, и всяких чинов лю­дей, а в тех слободах живут торговые и ремесленые люди и всякими торговыми промыслы промышляют и лавками владеют, а государевых податей не платят, и служеб не служат, и те все слободы со всеми людми, которые в тех слободах живут, всех взяти за государя в тягло и в службы бездетно и бесповоротно, опричь кабалных людей. А кабалных людей, по роспросу будет скажется, что они их вечные, отдавати тем людем, чьи они, и велеть их свесть на свои дворы. А которые и кабальные люди, а отцы их я дадители их были посадския люди, или из государевых волостей: и тех имать в посады жить. А впредь, опричь государевых слобод, ничьим слободам на Москве и в городех не быть. А у патриарха слободы взяти совсем опричь тех дворовых людей, которые изстари за прежними патриархи живали в их патриарших чинех дети боярские, певчие, дьяки, подьячие, истопники, сторожи, повары и хлебники, конюхи и иные чинов дворовых его людей, которым дается годовое жалованье и хлеб. <...>

    5. А которыя слободы патриарши и властелинския, и монастырския, и боярския, и думных и всяких чинов людей около Москвы, и те слободы со всякими промышленными людми, опричь кабалных людей, потому же по сыску, взяти за государя. А пашенных крестьян будет которые объявятся по роспросу, их поместей и вотчин старинные крестьяне, а привезены на те земли, и с тех слобод велети тем людем, у кого те слободы будут взяты, свести в свои вотчи­ны и в поместья. А будет у тех пашенных крестьян на Москве и в городех есть лавки и погребы и соляные варницы, и им те лавки и погребы и варницы про­дать государевым тяглым людем, а впредь лавок и погребов и варниц опричь государевых тяглых людей никому не держати.

    6. А выгону быти около Москвы на все стороны от Земляного города оторву по две версты, а отмерит те выгоны новою саженью, которая сажень, по государеву указу, зделана в три аршина, а в версте учинити по тысечи сажен.

    7. А которые патриарши, и властелинские и монастырские, и боярских и околничих и думных и всяких чинов людей слободы устроены в городех на государевых посадских землях, или на белых местех, на купленых и не на купленых, или на животинных выпусках без государева указу: и те слободы со всеми людми и з землями, по роспросу, взяти в посад без лет и бесповоротно, за то, не строй на государево земле слобод, и не покупай посадской зем­ли. <...>

    11. А которые в городех стрелцы, и казаки, и драгуны всякими торговыми промыслы промышляют, и в лавках сидят, и тем стрельцом и казаком, и драгуном, с торговых своих промыслов платити таможенныя пошлины, а с лавок оброк, а с посадскими людми тягла им не платити, и тяглых служеб не служити.

    <...> 13. А которые московские и городовые посадские тяглые люди сами, или отцы их в прошлых годех живали на Москве, и в городех на посадех и в слободах в тягле, и тягло платили, а иные жили на посадех же и в слободах у тяглых людей в сиделцах и в наймитах, а ныне оне живут в заклатчиках за патриархом же, и за митрополиты, и за архиепископы, и за епископы, и за монастыри, и за бояры, и за околничими, и за думными, и за ближними и за всяких чинов людми на Москве и в городех, на их дворех, и в вотчинах, и в поме­стьях и на церковных землях, и тех всех сыскивати и свозити на старые их посадские места, где кто живал напередь сего, безлетно же и бесповоротно. И въпередь тем всем людем, которые взяты будут за государя, ни за ково в заклатчики не записыватися, и ничьими крестьяны и людми не называтися. А будет они въпередь учнут за ково закладыватися и называтися чьими крестьяны или людьми; и им за то чинити жестокое наказанье, бита их кнутом по торгом и ссылати их в Сибирь на житье на Лену. Да и тем людем, которые их учнут впередь за себя приимати в закладчики, по тому же быти от государя в великой опале, и земли где за ними те закладчики впередь учнуть жити, имати на государя. <...>

    21. А которые посадские люди давали дочерей своих девок за волных за всяких людей, и тех волных людей по женам их в черныя слободы не имати.

    22. А которые волные люди поженилися на посадских на тяглых вдовах, и поженяся с тягла сошли, а прежние мужья тех их жен написаны в писцовых книгах на посадех в тягле, и тех людей, которые женилися тяглых людей на женах, имати на посад для того, что они поженилися на тяглых женках, и шли к ним в домы.

    23. А которые посадские люди зятей своих приимали в домы, и за них давали дочерей своих для того, чтобы тем их зятем жиги в их домех, по их живот и их кормити, и тем всем жиги в тягле в сотнях и в слободах; а будет за кого выдут, и их взяти в посад. <...>

    37. А будет чьи нибудь старинные, или кабальные люди, или крестьяне и бобыли, которые за кем написаны в писцовых книгах, бегаючи у кого женятся на Москве и в городех у посадских людей, на дочерях на девках, или на вдо­вах, и таких беглых людей по крепостям, а крестьян по писцовым книгам с посадов отдавати з женами их и з детьми тем людем, из за кого они збежат, а в посад их в тягло по женам их не имати.

    <...> 39. А которые тяглые люди продают беломесцом тяглыя свои дворы, а пишут вместо купчих закладные, и те свои дворы просрочивают, а те люди, кому они те свои дворы заложа просрочат обеливают, и черным людем в черных сотнях и слободах тяглых дворов и дворовых мест нетяглым людем не закладывати, и не продавати. А кто продаст, или заложит белым людем тяглой двор, и те дворы имати и отдавати безденежно в сотни, а по закладным у кого те дворы были заложены в денгах отказывати. А кто черные люди те свои дворы продадут, или заложат, и тех черных людей за воровство бити кнутом.

    40. А у кого всяких чинов у руских людей дворы на Москве в Китае и в Белом и в Земляном городе в загородских слободах, и тех дворов и дворовых мест у руских людей немцам и немкам вдовам не покупати, и в заклад не има­ти. А которые немцы и их жены и дети у руских людей дворы или места дво­ровые учнут покупати, или по закладным учнут бити челом на руских людей, и купчие и закладные учнут приносити к записке в Земской приказ, и тех куп­чих и закладных не записывати. А будет кто руские люди учнут немцам, или немкам дворы и дворовыя места продавати, и им за то от государя быти в опале. А на которых немецких дворех поставлены немецкие керки, и те керки сломати, и впередь в Китае и в Белом и в Земляном городе на немецких дворех керкам не быти. А быти им за городом за Земляном, от церквей божиих в далных местех.
    Печатается по: Хрестоматии по истории России с древнейших времен до наших дней: учебное пособие. – М.: ПроспекТ.– 1999. ­– С.147–150.
    Юрий Крижанич о России в изложении В.О. Ключевского
    Изложу главные суждения, высказанные здесь Крижаничем. Сочинение это имеет вид черновых набросков, то на латинском, то на каком–то особом самодельном славянском языке с поправками, вставками, отрывочными заметками. Крижанич крепко верит в будущее России и всего славянства: они стоят на ближайшей очереди в мировом преемственном возделывании мудрости сменяющимися народами, в переходе наук и искусств от одних народов к другим – мысль, близкая к тому, что высказывали потом о круговороте наук Лейбниц и Петр Великий. Никто да не скажет, пишет Крижанич, изобразив культурные успехи других народов, будто нам, славянам, каким–то небесным роком заказан путь к наукам. А я думаю, именно теперь настало время нашему племени учиться: теперь на Руси возвысил бог славянское царство, какого по силе и славе никогда еще не бывало среди нашего племени; а такие царства — обычные рассадники просвещения. «Адда и нам треба учиться, яко под честитым царя Алексея Михайло­вича владанием мочь хочем древния дивячины плесень отерть, уметелейся научить, похвальней общения начин приять и блаженеего стана дочекать». Вот образчик всеславянского языка, о котором так хлопотал Крижанич. Смысл его слов: значит, и нам надобно учиться, чтобы под властью московского царя стереть с себя плесень застарелой дикости, надобно обучиться наукам, чтобы начать жить более пристойным общежитием и добиться более благополучного состояния. Но этому мешают две беды или язвы, которыми страдает все славянство: «чужебесие», бешеное пристрастие ко всему чужеземному, как толкует это слово сам автор, и следствие этого порока — «чужевладство», иноземное иго, тяготеющее над славяна­ми. Злобная нота звучит у Крижанича всякий раз, как заводит он речь об этих язвах, и его воображение не скупится на самые отталкивающие образы и краски, чтобы достойно изобразить ненавистных поработителей, особенно немцев. «Ни один народ под солнцем,— пишет он,— искони веков не был так изобижен и посрамлен от иноземцев, как мы, славяне, от немцев; затопило нас множество инородников; они нас дурачат, за нос водят, больше того сидят на хребтах наших и ездят на нас, как на скотине, свиньями и псами нас обзывают, себя считают словно богами, а нас дураками. Что ни выжмут страшны­ми налогами и притеснениями из слез, потов, невольных постов русского народа, все это пожирают иноземцы, купцы греческие, купцы и полковники немецкие, крымские разбойники. Все это от чужебесия: всяким чужим вещам мы дивимся, хвалим их и превозносим, а свое домашнее житие презираем. В целой главе Крижанич перечисляет «срамоты и обиды» народные, какие славяне терпят от иноземцев. России суждено избавить славянство от язв, которыми сама она не меньше страда­еТ. Крижанич обращается к царю Алексею с такими словами: «Тебе, пречестный царь, выпал жребий промыш­лять обо всем народе славянском; ты, царь, один дан нам от бога, чтобы пособить задунайцам, чехам и ляхам, чтобы сознали они свое угнетение от чужих, свой позор и начали сбрасывать с шеи немецкое ярмо». Но когда Крижанич присмотрелся в России к жизни всеславянских спасителей, его поразило множество неустройств и поро­ков, которыми они сами страдаюТ. Сильнее всего восстает он против самомнения русских, их чрезмерного пристра­стия к своим обычаям и, особенно, против их невежества; это главная причина экономической несостоятельности русского народа. Россия – бедная страна сравнительно с западными государствами, потому что несравненно менее их образованна. Там, наЗападе, пишет Крижанич, разумы у народов хитры, сметливы, много книг о земледелии и других промыслах, есть гавани, цветут обширная морская торговля, земледелие, ремесла. Ничего этого нет в России. Для торговли она заперта со всех сторон либо неудобным морем, пустынями, либо дикими народами; в ней мало торговых городов, нет ценных и необходимых произведений. Здесь умы у народа тупы и косны, нет уменья ни в торговле, ни в земледелии, ни в домашнем хозяйстве; здесь люди сами ничего не выдумают, если им не покажут, ленивы, непромышленны, сами себе добра не хотят сделать, если их не приневолят к тому силой; книг у них нет никаких ни о земледелии, ни о других промыслах; купцы не учатся даже арифметике, и иноземцы во всякое время беспощадно их обманываюТ. Истории, старины мы не знаем, и никаких политичных разговоров вести не можем, за что нас иноземцы презираюТ. Та же умственная лень сказывается в некрасивом покрое платья, в наружном виде и в домашнем обиходе, во всем нашем быту: нечесаные головы и бороды делают русского мерзким, смешным, каким–то лесовиком. Иноземцы осуждают нас за неопрятность: мы деньги прячем в рот, посуды не моем; мужик подает гостю полную братину и «оба–два пальца в ней окунул». В иноземных газетах писали: если русские купцы зайдут в лавку, после них целый час нельзя войти в нее от смрада. Жилища наши неудобны: окна низкие, в избах нет отдушин, люди слепнут от дыма. Множество и нравственных недостатков отмечает Крижанич в русском обществе: пьянство, отсутствие бодрости, благородной гордости, одушевления, чувства личного и народного достоинства. На войне турки и татары хоть и побегут, но не дадут себя даром убивать, обороняются до последнего издыхания, а наши «вояки» ежели побегут, так уж бегут без оглядки – бей их, как мертвых. Великое наше народное лихо – неумеренность во власти: не умеем мы ни в чем меры держать, средним путем ходить, а все норовим по окраинам да пропастям блуждать. Правление у нас в иной стране вконец распущено, своевольно, безнарядно, а в другой чересчур твердо, строго и жестоко; во всем свете нет такого безнарядного и распущенного государства, как польское, и такого крутого правления, как в славном государстве русском. Огорченный всеми этими недостатками, Крижанич го­тов отдать преимущество перед русскими даже туркам и татарам, у которых он советует русским учиться трезво­сти, справедливости, храбрости и даже стыдливости. Очевидно, Крижанич не закрывал глаз перед язвами русского общества, напротив, может быть, даже преуве­личивал наблюдаемые недостатки. Очевидно, и Крижа­нич — славянин, не умел ни в чем меры держать, прямо и просто смотреть на вещи. Но Крижанич не только плачется, а и размышляет, предлагает средства для исцеления оплакиваемых недугов. Эти средства разработа­ны у него в целую преобразовательную программу, которая получает для нас значение более важное, чем какое могли бы иметь досужие размышления славянского пришельца, посетившего Москву в XVII в. Он предлагает 4 средства исправления. Это 1) просвещение, наука, кни­ги — мертвые, но мудрые и правдивые советники; 2)прави­тельственная регламентация, действие сверху. Крижанич верует в самодержавие: в России, говорит он, полное «самовладство»; царским повелением все можно исправить и завести все полезное, а в иных землях это было бы невозможно. «Ты, царь, — обращается Крижанич к царю Алексею, — держишь в руках чудотворный жезл Моисеев, которым можешь творить дивные чудеса в управлении: в твоих руках полное самодержавие»; на это средство Крижанич возлагает большие надежды, хотя предлагает довольно странные способы его применения: не знает, например, купец арифметики – запереть указом его лавочку, пока не выучится; 3) политическая свобода. При самодержавии не должно быть жестокости в управлении, обременения народа непосильными поборами и взятками, того, что Крижанич называет «людодерством»; для этого необходимы известные «слободины», политические права, сословное самоуправление; купцам надо предоставить пра­во выбирать себе старост с сословным судом, ремесленни­ков соединить в цеховые корпорации, всем промышлен­ным людям дать право ходатайствовать перед правитель­ством о своих нуждах и о защите от областных правите­лей, крестьянам обеспечить свободу труда. Умеренные слободины Крижанич считает уздой, воздерживающей правителей от «худобных похотей», единственным щитом, коим подданные могут оборониться от приказнических злостей и может быть ограждена правда в государстве; ни запреты, ни казни не удержат правителей, «думников», от их людодерских дум, где нет слободин; 4) распростране­ние технического образования; для этого государство должно властно вмешаться в народное хозяйство, учре­дить по всем городам технические школы, указом завести даже женские училища рукоделий и хозяйственных зна­ний с обязательством для жениха спрашивать у невесты свидетельства, чему она обучалась у мастериц–учительниц, давать волю холопам, обучившимся мастерству, требу­ющему особых технических знаний, переводить на рус­ский язык немецкие книги о торговле и ремеслах, призвать из–за границы иноземных немецких мастеров и капитали­стов, которые обучали бы русских мастерству и торговле. Все эти меры должны быть направлены на усиленную принудительную разработку естественных богатств стра­ны и широкое распространение новых производств, осо­бенно металлических.

    Такова программа Юрия Крижанича. Она, как видим, очень сложна и не свободна от некоторой внутренней нескладицы. Крижанич допустил в свой план достаточно противоречий, по крайней мере, неясностей. Трудно по­нять, как он мирил друг с другом средства, предлагаемые им для исправления недостатков русского общества, ка­кие, например, полагал он границы между правительствен­ной регламентацией, скрепляемой самовладством, и обще­ственным самоуправлением, или как он надеялся избавить славянскую шею от сидящих на ней немцев, переводя немецкие книги о ремеслах и призывая немецких ремес­ленников, как у него «гостогонство», гонение иноземцев, уживалось с признаваемою им невозможностью обойтись без иноземного мастера. Но, читая преобразовательную программу Крижанича, невольно воскликнешь: да это программа Петра Великого, даже с ее недостатками и противоречиями, с ее идиллической верой в творческую силу указа, в возможность распространить образование и торговлю посредством переводной немецкой книжки о торговле или посредством временного закрытия лавочки у купца, не выучившегося арифметике. Он единственный в своем роде пришлый наблюдатель русской жизни, непохожий на множество иноземцев, случайно попадавших в Москву и записавших свои тамошние впечатления. Последние смотрели на явления этой жизни, как на курьезные странности некультурного народа, занимательные для праздного любопытства — не более того. Крижанич был в России и чужой и свой: чужой по происхождению и воспитанию, свой по племенным симпатиям и политическим упованиям. Он ехал в Москву не просто наблюдать, а проповедовать, пропагандировать всеславянскую идею и звать на борьбу за нее. Эта цель прямо и высказана в латинском эпиграфе Разговоров: «Взащиту народа! хочу вытеснить всех иноземцев, поднимаю всех днепрян, ляхов, литовцев, сербов, всякого, кто есть среди славян воинственный муж и кто хочет ратовать заодно со мною». Надобно было сосчитать силы сторон, имевших столкнуться в борьбе, и восполнить недочеты своей стороны по образцам против­ной, высматривая и заимствуя у нее то, в чем она сильнее. Отсюда любимые приемы изложения у Крижанича: он постоянно сравнивает и проектирует, сопоставляет одно­родные явления у славян и на враждебном им Западе и предлагает одно из своего сохранить, как было, другое исправить по–западному. Отсюда же и видимые его несо­образности: это — противоречия самой наблюдаемой жиз­ни, а не ошибки наблюдателя: приходилось заимствовать чужое, учиться у врагов. Он ищет и охотно отмечает то, что в русской жизни лучше, чем у иноземцев, защищает ее от инородческих клевет и напраслин. Но он не хочет оболь­щать ни себя, ни других: он ждет чудес от самодержавия; но разрушительное действие крутого московского управ­ления на нравы, благосостояние и внешние отношения народа ни у одного предубежденного иностранца не изображено так ярко, как в главе Разговоров о московском людодерстве. Он не поклонник всякой власти и думает, что если бы опросить всех государей, то многие не сумели бы объяснить, зачем они существуют на свете. Он ценил власть в ее идее, как культурное средство, и мистически веровал в свой московский жезл Моисеев, хотя, вероятно, слышал и про страшный посох Грозного, и про костыль больного ногами царя Михаила. Общий сравнительный подсчет наблюдений вышел у Крижанича далеко не в пользу своих: он признал решительное превосходство ума, знаний, нравов, благоустройства, все­го быта инородников. Он ставит вопрос: какое же место занимаем мы русские и славяне, среди других народов, и какая историческая роль назначена нам на мировой сцене? Наш народ — средний между «людскими», культурными народами и восточными дикарями и как таковой должен стать посредником между теми и другими. От мелочных наблюдений и детальных проектов мысль Крижанича поднимается до широких обобщений: славянорусский Восток и инороднический Запад у него — два особые мира, два резко различных культурных типа. В одном из разговоров, какие он вводит в свой трактат, довольно остроумно сопоставлены отличительные свойства славян, преимущественно русских, и западных народов. Те наруж­ностью красивы и потому дерзки и горды, ибо красота рождает дерзость и гордость; мы ни то ни се, люди средние обличием. Мы не красноречивы, не умеем изъясняться, а они речисты, смелы на язык, на речи бранные, «лаяльные», колкие. Мы косны разумом и просты сердцем: они исполнены всяких хитростей. Мы небережливы и мотоваты, приходу и расходу сметы не держим, добро свое зря разбрасываем: они скупы, алчны, день и ночь только и думают, как бы потуже набить свои мешки. Мы ленивы к работе и наукам: они промышленны, не проспят ни одного прибыльного часа. Мы просто говорим и мыслим, просто и поступаем, поссоримся и помиримся: они скрытны, притворны, злопамятны, обидного слова до смерти не забудут, раз поссорившись, вовеки искренно не помирятся, а помирившись, всегда будут искать случая к отместке.

    Крижаничу можно отвести особое, но видное место среди наших исторических источников: более ста лет не находим в нашей литературе ничего подобного наблюдени­ям и суждениям, им высказанным. Наблюдения Крижани­ча дают изучающему новые краски для изображения русской жизни XVII в., а его суждения служат проверкой впечатлений, выносимых из ее изучения.

    Ни письма Никона, ни сочинения Котошихина и Крижанича не получили в свое время общей известности. Сочинение Котошихина не было никем прочитано в России до четвертого десятилетия минувшего века, когда его нашел в библиотеке Упсальского университета один русский профессор. Книга Крижанича была «наверху», во дворце у царей Алексея и Федора; списки ее находились у влиятельных приверженцев царевны Софьи Медведева и кн. В. Голицына; кажется, при царе Федоре ее собирались даже напечатать. Мысли и наблюдения Крижанича могли пополнить запас преобразовательных идей, родившихся в московских правительственных умах того времени. Но всем этим людям XVII в., суждения которых я изложил, нельзя отказать в важном значении для изучающих тот век, как показателям тогдашнего настроения русского общества. Самой резкой нотой в этом настроении было недовольство своим положением. С этой стороны особен­но важен Крижанич, как наблюдатель, с видимым огорче­нием описывавший неприятные явления, которых он не желал бы встретить в стране, представлявшейся ему издали могучей опорой всего славянства. Это недоволь­ство— чрезвычайно важный поворотный момент в русской жизни XVII в.: оно сопровождалось неисчислимыми пос­ледствиями, которые составляют существенное содержа­ние нашей дальнейшей истории. Ближайшим из них было начало влияния Западной Европы на Россию. На проис­хождении и первых проявлениях этого влияния я и хочу остановить ваше внимание.
    Печатается по: О.В. Ключевский Указ. соч. – С. 233 – 240/
    ИСТОРИКИ О ПРОЦЕССАХ РАССМАТРИВАЕМОГО ПЕРИОДА
    Об изменении статуса дворян и закрепощении крестьян в XVII веке
    «Закон и помещик, по–видимому, поддерживали друг друга в погоне за крестьянином. Но согласие было только наружное: обе стороны тянули в разных направлениях. Государству нужен был усидчивый тяглец, которого всегда можно было найти по писцовой книге на определенном участке и который частными обязательствами не ослаблял бы своей податной способности, а помещик искал пахотного холопа, который делал бы исправно «дело его помещицкое, пашенное и гуменное и дворовое» и оброк платил бы, которого сверх того можно было бы при случае продать, заложить и в приданое отдать без земли».
    Ключевский В.О.Указ. соч. – Т. 3. – С. 165.
    «По Уложению крепостной крестьянин наследственно и потомственно был крепок лицу, физическому или юридическому, за которым его записала писцовая или однородная с ней книга; он был этому лицу крепок по земле, по участку в том имении, в поместье или вотчине, где его заставала перепись; наконец, он был крепок состоянию, крестьянскому тяглу, которое он нес по своему земельному участку».
    Там же. С.169.
    «Личные права крестьянина не принимались в расчет; его личность исчезала в мелочной казуистике господских отношений; его, как хозяйственную подробность, суд бросал на свои весы для восстановления нарушенного равновесия дворянских интересов».
    Там же. – С.170.

    «Дворянство допетровской эпохи представляется обыкновенно как класс лиц, обязанных государству личной (по преимуществу, военной) службой и обеспеченных за это государственной землей в виде больших и малых поместий. Земельное хозяйство дворянина было построено на труде зависимых от него крестьян. Находясь в такой политической и экономической обстановке, дворянство в XVII в. достигает ряда улучшений в своем быте. С одной стороны, с вымиранием и упадком старого боярства верхним слоям дворянства открывается доступ к высшим государственным должностям. Во второй половине XVII в. многие первостепенные правительственные лица выходят из рядов простого дворянства (Ордин–Нащокин). С другой стороны, экономическое положение дворянства лучше обеспечивается: законодательным путем крестьянство окончательно прикрепляется к земле и лицу землевладельца. (Уложением крестьяне прикрепляются к земле; в 60–х г.х XVII в. побег крестьянина считается преступлением и за него назначается законная кара, а практика в течение всего XVII века развивает обычай, показывающий, что крестьянин прикреплен не только к земле, но и к лицу владельца; этот обычай – продажа крестьян без земли.) Вместе с тем права дворян на поместья постоянно растут, расширяется право распоряжения поместьем, поместье делается наследственным владением и очень сближается с наследственной собственностью дворян – вотчиной…. Петр Великий уже застает дворянство в качестве высшего класса русского общества, из которого выходит весь состав высшей и низшей администрации. Прежний же высший класс – боярство – не дожил до Петра в старом родовитом составе и правительственном значении….

    Крестьянство, как уже было сказано, к концу XVII в. стало в полную зависимость от лица землевладельца. По отношению к последним оно мало чем отличалось от холопов в смысле подчиненности».
    Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. В 2 ч. Ч. II. – 1994. – С. 25–27.
    «Дворянами первоначально назывались дворовые слуги великого князя или младшие дружинники, проживавшие в его дворе, но вместе с возвышением власти великого князя возвышается и социальное положение его дворян. ... Первоначально всем свободным классам общества был открыт доступ в этот класс «государевых служилых людей», и лишь в XVII в. он постепенно приобретает характер более замкнутого сословия....

    Главным средством содержания массы государевых служилых людей были поместья. Это были участки «государевой» (Т.е. государственной) земли, которыми царь–государь «жаловал» своих служилых людей под условием службы, Т.е. как вознаграждение за службу и вместе с тем как средство для несения службы. Для того чтобы помещики могли нести – «конны, людны и оружны» – военную службу, они, разумеется, должны были получать достаточный доход со своих поместий, и потому крестьянам тех сел и деревень, которые отдавались в поместье, правительство предписывало «его помещика слушати и пашню на него пахати и доход ему помещиков платити».

    Первоначально поместья своим условным, личным и временным характером существенно отличались от вотчин, составлявших полную и наследственную собственность своих владельцев, но с течением времени различия между этими двумя видами земельного владения начинают стираться. С одной стороны, вотчинники с середины XVI в. так же, как и помещики, обязаны нести военную службу; с другой, поместья постепенно закрепляются за своими владельцами и их потомством; дожив до старости или одряхлев, помещик «бил челом» в Поместном приказе, чтобы государь его пожаловал за его службу и за раны, велел бы «справить» его поместье за его сыном, или зятем, или племянником, которому «его государеву службу служити мочно»; такие просьбы обыкновенно исполнялись, и таким образом поместья стали переходить по наследству. В XVII в. правительство разрешает мену поместий между служилыми людьми и допускает завещание поместий «в род» помещика. Наконец, некоторую часть поместий правительство само жалует служилым людям за их заслуги «из поместья в вотчину». Таким образом, подготовляется то полное слияние поместий с вотчинами, которое произошло в 1–й половине XVIII века».
    Пушкарев С.Г. Обзор русской истории. – М., 1991. – С. 205–206.
    «Но, несмотря на все усилия землевладельцев прикрепить к себе крестьян как экономическими, так и юридическими путями, всеже остается значительная часть крестьян, не связанных личными обязательствами старших членов семьи, остается опасность «вывоза» крестьян богатым соседом, остаются постоянные крестьянские побеги. И вот мелкие и средние служилые люди снова бьют челом царю о запрещении крестьянских выходов и вывозов и об отмене урочных лет сыска беглых, иначе–де им холопям государевым, государевой службы служить будет не мочно. Правительство выходит, наконец, навстречу домогательствам помещиков. «Государство, давши служилому человеку землю, обязано было дать ему и постоянных работников, – иначе он служить не мог» (Соловьев). В 1640 г. последовал указ об установлении вместо 5–летней 10–летней давности для сыска беглых крестьян. В писцовом наказе 1646 г. правительство обещало: «а как крестьян и бобылей и дворы их перепишут, и по тем переписным книгам крестьяне и бобыли, и их дети, и братья и племянники будут крепки и без урочных лет». Уложение 1649 г. исполнило это обещание... Так кончилась свобода крестьянского перехода на владельческих землях».
    Там же. – С.210.
    О церковном расколе
    «Внешние бедствия, постигшие Русь и Византию, уединили русскую церковь, ослабив ее духовное общение с церквами православного Востока. Это помутило в русском церковном обществе мысль о вселенской церкви, подставив под нее мысль о церкви русской, как единственно православной, заменившей собою церковь вселенскую. Тогда авторитет вселенского христианского сознания был подменен авторитетом местной национальной церковной старины. Замкнутая жизнь содействовала накоплению в русской церковной практике местных особенностей, а преувеличенная оценка местной церковной старины сообщила этим особенностям значение неприкосновенной святыни. Житейские соблазны и религиозные опасности, принесенные западным влиянием, насторожили внимание русского церковного общества, а в руководителях пробудили потребность собираться с силами для предстоящей борьбы, осмотреться и прибраться, подкрепиться содействием других православных обществ и для того теснее сойтись с ними. Так в лучших русских умах около половины XVII в. оживилась замиравшая мысль о вселенской церкви, обнаружившаяся у патриарха Никона нетерпеливой и порывистой деятельностью, направленной к обрядовому сближению русской церкви с восточными церквами. Как самая это идея, так и обстоятельства ее пробуждения и особенно способы ее осуществления вызвали в русском церковном обществе страшную тревогу. Мысль о вселенской церкви выводила это общество из его спокойного религиозного самодовольства, из национального самомнения. Порывистое и раздраженное гонение привычных обрядов оскорбляло национальное самолюбие, не давало встревоженной совести одуматься и переломить свои привычки и предрассудки, а наблюдение, что латинское влияние дало первый толчок этим преобразовательным порывам, наполнило умы паническим ужасом при догадке, что этой ломкой родной старины двигает скрытая злокозненная рука из Рима».
    Ключевский В.О.Указ. соч. – Т. 3. – С. 294.
    «…в научных трудах по истории раскола вопрос о причинах появления раскола не раз обсуждался; существуют в объяснении этих причин две тенденции: одна понимает раскол как явление исключительно церковное; другая видит в расколе общественное движение не исключительно религиозного содержания, но вылившееся в форму церковного протеста. … Различая в этом деле вопрос о причинах возникновения раскола от вопроса о его быстром распространении, можно сказать, что протест, приведший к расколу, возник исключительно в сфере церковной по причине особенностей реформы Никона, что доктрина раскола, высказанная расколоучителями в их сочинениях, есть исключительно церковная доктрина, так что мы не имеем оснований рассматривать раскол иначе, как явление исключительно церковное. Что же касается до вопроса о быстром распространении раскола, то здесь, кроме причин, лежавших в религиозном сознании наших предков, косвенным образом могли действовать и условия общественной жизни того времени; жизнь шла очень тревожно, как мы видели, и могла будить в обществе чувство неудовлетворенности, которое делало людей восприимчивее и в делах веры. Таким образом, только, как кажется нам, условия общественной жизни могли отразиться на быстром распространении раскола».
    Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. В 2 ч. Ч. I. – 1994. – С. 416.
    О крестьянской войне под предводительством С. Разина
    «Бунт этот был чрезвычайно силен и серьезен и, кроме того, значительно отличался от предыдущих волнений. Те имели характер местный, между тем как бунт Разина имеет уже характер общегосударственной смуты. Он явился результатом не только неудовлетворительности экономического положения, как то было в прежних беспорядках, но и результатом недовольства всем общественным строем. Прежние волнения, как мы знаем, не имели определенных программ, и они просто направлялись против лиц и их административных злоупотреблений, между тем как разинцы, хотя и не имели ясно сознанной программы, но шли против «боярства» не только как администрации, но и как верхнего общественного строя; государственному строю они противопоставляли казачий. Точно так же и люди, участвовавшие в восстании, были не прежней среды: здесь уже не было, как раньше, на первом плане городское тяглое население. Движение началось в казачестве, затем передалось крестьянству и только отчасти городским людям – посадским и низшим служилым людям.

    В объяснение причин этого крупного движения мы имеем два мнения, прекрасно дополняющих друг друга. Это мнение Соловьева и Костомарова (позднее появился очерк проф. Фирсова).

    Во время Алексея Михайловича, говорит Соловьев, не только не прекратился выход в казаки известной части народонаселения, но, напротив, число беглых крестьян и холопей, искавших этим путем улучшить свое положение, еще увеличилось вследствие тяжелого экономического положения. С присоединением Малороссии беглецы направились было туда, но московское правительство, не желая признавать Украину казацкой страной, требовало оттуда выдачи бежавших. Таким образом, вольной «сиротскою дорогою» оставалась только дорога на Дон, откуда не было выдачи. Народа на Дону поэтому все прибывало, а средства пропитания сокращались; в половине XVII в. выходы из Дона и Днепра, Т.е. в Азовское и Черное моря, были закрыты Польшей и татарами: воевать казакам и «зипунов доставать» стало негде. Впрочем, оставались еще Волга и Каспийское море, но устье Волги находится в руках Московского государства, там стоит Астрахань. Однако казачество потянулось к Волге; но сначала образуются мелкие разбойничьи шайки, приблизительно с 1659 г. Скоро у этих шаек находится способный вождь, и движение, начавшееся в малых размерах, все расширяется, и из мелких разбойничьих отрядов образуется огромная шайка, которая прорывается в Каспийское море и там добывает себе «богатые зипуны». Но возвращение из Каспийского моря на Дон было возможно только хитростью: надо было мнимой покорностью достать себе пропуск домой, обязавшись вторично не ходить на море. Этот пропуск дан, но казаки понимают, что другой раз похода на Каспий им безнаказанно не сделать: после их первой проделки дорога с Волги в море закрыта для них крепко. Лишась, таким образом, последнего выхода, голытьба казацкая опрокидывается тогда внутрь государства и поднимает с собой низшие слои населения против высших. Таков смысл явления, известного в нашей истории под именем бунта Стеньки Разина», – заключает Соловьев (см.: ИсТ. России, Т. XI, гл. I). Надо, однако, заметить, что его объяснения касаются только казачества и не выясняют тех причин, по которым казачье движение передавалось и земским людям.

    Что касается Костомарова, то последний видит в бунте эпизод исконной борьбы «двух коренных укладов русского быта, удельно–вечевого и единодержавного» (в XVII в. их приличнее назвать государственным и казачьим).

    …Костомаров не считает здесь казачество чем–то отдельно существующим – для него казачество не есть общество, образовавшееся вне государственной территории; для него оно совокупность всех недовольных общественным строем и уходящих из этого строя на окраины государства. И таких в XVII в. было очень много. Мастерским, хотя и односторонним обзором внутреннего состояния Московского государства Костомаров показывает, «что причины побегов, шатаний и вообще недовольства обычным ходом жизни (Т.е. вообще причины появления казачества) лежали во внутреннем организме гражданского порядка», и его исследование достаточно объясняет нам, каким образом казачий бунт стал земским (см.: Костомаров. Монография и исследования. Т. II).

    Вообще в деле Стеньки Разина необходимо различать эти две стороны: казачью и земскую. «Движение было сперва чисто казачьим и носило характер «добывания зипунов», Т.е. простого, хотя и крупного, разбоя, направленность против русских и персиян….

    …стала подниматься и земщина, повсюду примыкая к казакам на их пути, восставая против высших классов «за царя против бояр». Крестьяне грабили и убивали своих помещиков, соединялись в шайки и примыкали к казакам. Возмутились и приволжские инородцы, так что силы Разина достигли огромных размеров…».
    Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. В 2 ч. Ч. I. – 1994. – С. 395–397.

    «Тяжелое положение низших слоев населения вызвало усиленное бегство недовольных на Дон, куда вела «вольная сиротская дорога» и откуда «выдачи не было». Таким образом, на Дону и его притоках, а также на нижней Волге и на Яике (так назывался тогда Урал) образовалось огромное количество беглых, часть которых образовала шайки «воровских казаков» и промышляла разбоями и грабежами по Волге (по которой шло тогда оживленное торговое движение).... Но в 1667 г. у «голутвенных» казаков явился смелый и предприимчивый вождь, донской казак Степан («Стенька») Разин. Образовав большую шайку «голытьбы», он в 1668 – 1669 г. совершил удачный набег на персидское побережье Каспийского моря, а вернувшись с добычею и славою из персидского похода, он обратил свое оружие против московского правительства. По его призыву «чернь» в поволжских городах поднималась против «лучших людей» и переходила на сторону батюшки Степана Тимофеевича, который обещал простому народу навсегда освободить его от власти бояр, воевод и помещиков и ввести вольное казацкое устройство, без всяких податей и повинностей. Разин взял Астрахань, Царицын, Саратов, Самару и ряд других городов; восставшие избивали царских воевод и приказных людей и вообще всех знатных и богатых, грабили их имущество и вводили у себя «казацкое устройство» с выборными властями. Мятеж захватил все нижнее и среднее Поволжье, города и сельские местности, одновременно мордва, чуваши и черемисы поднялись против русской власти».
    Пушкарев С.Г. Обзор русской истории. – М. 1991. – С. 171–172.

    ВОПРОСЫ ПО ТЕМЕ


    1. Чем объяснить, что из многих российских и иностранных
      претендентов на российский престол на Земском Соборе в феврале–марте
      1613 годы был избран юный и неопытный в государственных делах Михаил
      Романов?

    2. Попытайтесь определить роль Земского Собора, который после
      избрания нового царя почти десять лет работал с определенной
      регулярностью в преодолении последствий смутного времени.

    3. Почему после возвращения из польского плена отца Михаила
      Романова митрополита Филарета население с большим пониманием и
      ответственностью стало воспринимать решения царя и Земского Собора?

    4. Почему при Михаиле Федоровиче была проведена реформа с
      образованием полков иноземного строя? За счет каких факторов после этого
      стало возрастать иностранное влияние не жителей столицы?

    5. Чем была обусловлена разработка нового всероссийского свода
      законов – «Соборного Уложения 1649 г.» и чем он отличался от предыдущих
      судебников?

    6. Почему после принятия «Соборного Уложения» началась быстрая
      трансформация сословно–представительной монархии в абсолютную?

    7. Какие факторы могли повлиять на решение царя Федора
      Алексеевича и Земского Собора о ликвидации системы местничества и
      сожжении родословных книг?

    8. Что могло подтолкнуть монарха и Земский Собор к юридическому
      закрепощению крестьян, прикрепленных ранее не к дворянам, а к
      государственным служебным наделам?

    9. Почему после неудачных попыток отыскать новые источники
      доходов казны, государство пошло на замену посошной подати подворной?
      Чем его не устраивала посошная подать, просуществовавшая около двух
      веков?

    10. Чем объяснить ускорение русской колонизации Сибири после
      окончания Смутного времени с выходом в бассейны рек Енисея, Ангары и
      Лены?

    11. Какие причины лежали в основе церковного раскола, и как он
      повлиял на состояние российского общества?

    12. Какие обстоятельства подтолкнули многих крестьян на участие во
      второй в истории крестьянской войне под руководством Е. Пугачева?

    13. Почему к концу XVII века в России произошло такое сближение
      статуса сословий бояр и дворян, которое позже позволило Петру I слить их в
      единое сословие служилых землевладельцев «шляхтичей»?

    14. Попытайтесь сопоставить степень экономического, социального,
      политического и культурного развития России и европейских стран к концу
      XVII века по впечатлениям современников и научными данными.



    ЛИТЕРАТУРА


    1. Блиева, З.М. Русско–чеченские отношения в XVII–XVIII веках / А. П. Богданов // Вопросы истории. – 2003. – №12.

    2. Богданов, А.П. Федор Алексеевич / А. П. Богданов // Вопросы истории. – 1994. – №7.

    3. Богданов, А.П. Внешняя политика России и европейская печать (1676–1689 гг.) / А. П. Богданов // Вопросы истории. – 2003. – №4.

    4. Богданов, А.П. Патриарх Никон / А. П. Богданов //Вопросы истории. – 2004. – №1.

    5. Валишевский К. Первые Романовы. /К. Валишевский – М., 1989.

    6. Вовина, В.Г. Патриарх Филарет (Федор Никитич Романов) / В. Г. Вовина // Вопросы истории. – 1991. – №7–8.

    7. Милов, Л.В. О причинах возникновения крепостничества в России / Л. В. Милов // История СССР. – 1985. – №3.

    8. Милов, Л.В. Общее и особенное российского феодализма / Л. В. Милов // История СССР. – 1989. – №2.

    9. Морозова, Л.Е. Михаил Федорович / Л. Е. Морозова // Вопросы истории. – 1992. – №1.

    10. Нольте, Г.Г. Русские крестьянские войны как восстание окраин / Г. Г. Нольте // Вопросы истории. – 1994. – №11.

    11. Поздеева, И.В. Первые Романовы и царистская идея (XVII век) / И. В. Поздеева // Вопросы истории. – 1996. – №1.

    12. Россия XV–XVII вв. глазами иностранцев. – Л., 1986.

    13. Русское православие: вехи истории. – М., 1989.

    14. Смыкалин, А.С. Судебная система Российского государства от Ивана Грозного до Екатерины II (XVI–XVIII вв.) / А. С. Смыкалин //Вопросы истории. – 2004. – №8.

    15. Сорокин, Ю.А. Алексей Михайлович / Ю. А. Сорокин // Вопросы истории. – 1992.–№ 4–5.

    РОССИЯ В ПЕРИОД ПРЕОБРАЗОВАНИЙ ПЕТРА I
    (1689–1725 гг.)

    ТЕРМИНЫ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ
    1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   50


    написать администратору сайта