тимур команда. Тимур и его команда 1 сценаландыши Все ребята сидят на ступеньках и играют в телефон Ольга
 Скачать 72.19 Kb.
|
|
Алёшка. Гейка, ты откуда? Гейка. Оттуда. Смотри молчи! А то я не посмотрю, что ты за меня заступался. Алёшка. Хорошо, я молчу. И неожиданно он пронзительно свистнул. Но тотчас же рот его был зажат широкой ладонью Гейки. Чьито руки подхватили его за плечи, за ноги и уволокли прочь. Свист в саду услыхали. Квакин обернулся. Свист больше не повторился. Квакин внимательно оглядывался по сторонам. Теперь ему показалось, что кусты в углу сада шевельнулись. Квакин. Фигура! Это ты там, дурак, прячешься? Кто-то. Мишка! Огонь! Это идут хозяева! Квакин. Бей, не отступай! Рви фонари с руками! Это идет он… Тимка! Симаков. Там Тимка, а здесь Симка! Квакин. Эге! Да у них сила! За забор вылетай, ребята! Тимур. Пленных не бить! Где Гейка? Гейка. Здесь Гейка! Тимур. Веди всех на место. Гейка. А если кто не пойдет? Тимур. Хватайте за руки, за ноги и тащите с почетом, как икону богородицы. Кто-то. Пустите, черти! Тимур. Кто кричит? Хулиганить мастера, а отвечать боитесь! Гейка, давай команду, двигай! Пленников подвели к пустой будке на краю базарной площади. Тут их одного за другим протолкнули за дверь. Михаила Квакина ко мне. Ступай. Ты смешон. Ты никому не страшен и не нужен. Ступай. Возьми вот этот ключ и отопри часовню, где сидит твой друг Фигура. Квакин. Отопри ребят. Или посади меня вместе с ними. Тимур. Нет, теперь все кончено. Ни им с тобою, ни тебе с ними больше делать нечего. Квакин. Бить буду! Бить буду тебя одного. Один на один, до смерти! Тимур. Ладыгин и твоя пятерка, вы свободны. Симаков и твоя пятерка, у тебя что? Симаков. Дом номер тридцать восемь по Малой Петраковской. Наше дело, как всегда: ведра, кадка да вода… Гоп! Гоп! До свиданья! – Хорошо, работайте! Остальные все по домам… Разом! Кто-то включил свет над ларьком, и столпившиеся люди увидели над палаткой такой плакат: ПРОХОЖИЕ, НЕ ЖАЛЕЙ! Здесь сидят люди, которые трусливо по ночам обирают сады мирных жителей. Ключ от замка висит позади этого плаката, и тот, кто отопрет этих арестантов, пусть сначала посмотрит, нет ли среди них его близких или знакомых. Было утро выходного дня. В честь годовщины победы красных под Хасаном комсомольцы поселка устроили в парке большой карнавал – концерт и гулянье. Девчонки убежали в рощу еще спозаранку. Ольга торопливо доканчивала гладить блузку. Перебирая платья, она тряхнула Женин сарафан, из его кармана выпала бумажка. Ольга (подняла и прочла) «Девочка, никого дома не бойся. Все в порядке, и никто от меня ничего не узнает. Тимур». «Чего не узнает? Почему не бойся? Что за тайна у этой скрытной и лукавой девчонки? Нет! Этому надо положить конец. Папа уезжал, и он велел… Надо действовать решительно и быстро». В окно постучали. Георгий. Оля, выручайте! Ко мне пришла делегация. Просят что-нибудь спеть с эстрады. Сегодня такой день – отказать было нельзя. Давайте аккомпанируйте мне на аккордеоне. Оля, я с пианисткой не хочу. Хочу с вами! У нас получится хорошо. Можно, я к вам через окно прыгну? Оставьте утюг и выньте инструмент. Ну вот, я его вам сам вынул. Вам только остается нажимать на лады пальцами, а я петь буду. Ольга. Послушайте, Георгий, в конце концов вы могли не лезть в окно, когда есть двери… В парке было шумно. Вереницей подъезжали машины с отдыхающими. Дежурный. С инструментами, сюда не пропускаем. Сегодня праздник. Ты сначала сходи домой, умойся и оденься. Прохожий. Так ведь, здесь же без билета, бесплатно! Дежурный. Все равно нельзя. Здесь пение. Ты бы еще с собой телеграфный столб приволок. И ты, гражданин, обойди тоже. Здесь люди поют… музыка. А у тебя бутылка торчит из кармана. Прохожий. Но, мне нужно… я сам тенор. Дежурный. Проходи, проходи, тенор. Вон бас не возражает. И ты, тенор, не возражай тоже. Георгий и Ольга стояли на подмостках, такие простые, молодые и веселые, что Жене захотелось обнять их обоих. Карнавал. После концерта. Ольга. Все так. Но я не знаю, куда пропала Женя. Георгий. Она стояла на скамье, и кричала: «Браво, браво!» Потом к ней подошел… какой-то мальчик, и они исчезли. Ольга. Какой мальчик? Георгий, вы старше, скажите, что мне с ней делать? Смотрите! Утром я у нее нашла вот эту бумажку! Ох, и попадись мне этот мальчишка под руку, то-то бы я с ним поговорила! Георгий. Да, а главное, что это и есть Тимур – мой отчаянный племянник. Ольга. И ты вы знали! И вы мне ничего не говорили! Откинув его руку, она побежала по аллее. Она свернула на узкую кривую тропку, и только тут она наткнулась на Тимура, который стоял перед Фигурой и Квакиным. Послушай. Мало вам того, что вы облазили и обломали все сады, даже у старух, даже у осиротевшей девчурки; мало тебе того, что от вас бегут даже собаки, – ты портишь и настраиваешь против меня сестренку. У тебя на шее пионерский галстук, но ты просто… негодяй. Тимур. Это неправда. Вы ничего не знаете. Ольга убежала. Квакин. Ну что, комиссар? Вот и тебе, я вижу, бывает невесело? – Тимур. Да, атаман. Мне сейчас тяжело, мне невесело. И лучше бы вы меня поймали, исколотили, избили, чем мне из-за вас слушать… вот это. Квакин. Чего же ты молчал? Ты бы сказал: это, мол, не я. Это они. Мы тут стояли, рядом. Фигура. Да! Ты бы сказал, а мы бы тебе за это наподдали. Квакин. Гордый. Хочет плакать, а молчит. Фигура. Давай-ка сунем ему по разу, вот и заплачет. Квакин. Он… гордый, а ты… ты – сволочь! Сима. Тимур! Тебя ищет (он, кажется, очень сердит) твой дядя. Тимур. Да, иду, я знаю. Сима. Ты сюда вернешься? Тимур. Не знаю. Гейка. Тима! Что это? Ведь мы же ничего плохого никому не сделали. А ты знаешь, если человек прав… Тимур. Да, знаю… то он не боится ничего на свете. Женя. Оля! Ольга. Уйди! Я с тобой больше не разговариваю. Я сейчас уезжаю в Москву, и ты без меня можешь гулять с кем хочешь, хоть до рассвета. Женя. Но, Оля… Ольга. Я с тобой не разговариваю. Послезавтра мы переедем в Москву. А там подождем папу. Женя. Да! Папа, а не ты – он все узнает! Дядя Тимура. Мне надоели твои ночные похождения. Надоели сигналы, звонки, веревки; Что это была за странная история с соседской дачей? Тимур. Это была ошибка. Дядя Тимура. Хороша ошибка! К этой девочке ты больше не лезь: тебя ее сестра не любит. Тимур. За что? Дядя Тимура. Не знаю. Значит, заслужил. Что это у тебя за записки? Что это за странные встречи в саду на рассвете? Ольга говорит, что ты учишь девочку хулиганству. Тимур. Она лжет, а еще комсомолка! Если ей что непонятно, она могла бы позвать меня, спросить. И я бы ей на все ответил. Дядя Тимура. Хорошо. Но, пока ты ей еще ничего не ответил, я запрещаю тебе подходить к их даче, и вообще, если ты будешь самовольничать, то я тебя тотчас же отправлю домой к матери. Тимур. Дядя, а когда вы были мальчишкой, что вы делали? Как играли? Дядя Тимура. Мы?.. Мы бегали, скакали, лазили по крышам, бывало, что и дрались. Но наши игры были просты и всем понятны. Таня и Нюрка. Женька! Что с тобой? Женя, бежим! Там пришел баянист, там начались танцы – пляшут девчонки. Они схватили ее, затормошили и подтащили к кругу, внутри которого мелькали яркие, как цветы, платья, блузки и сарафаны. Женя, плакать не надо! Меня когда бабка колотит, и то я не плачу! Девочки, давайте лучше в круг!.. Прыгнули! Женя. Пр-рыгнули! И, прорвавшись через цепь, они закружились, завертелись в отчаянно веселом танце. Только что они убежали, как на крыльцо вошел почтальон. Он стучал долго, а так как ему не откликались, то он спросил у соседа. Почтальон. Не уехали ли хозяева в город? Сосед. Нет, – отвечал сосед, – девчонку я сейчас тут видел. Давай я приму телеграмму. Женя пришла. Сосед вручил телеграммы. Дрожащими руками она оборвала заклейку и прочла. В первой было: «Буду сегодня проездом от двенадцати ночи до трех утра тчк Ждите на городской квартире папа». Во второй: «Приезжай немедленно ночью папа будет в городе Ольга». Женя. Простите! Вы не знаете, какой это гудит поезд? Сосед. Двадцать три пятьдесят пять. Это сегодня на Москву последний. Женя. Как – последний? А когда следующий? Сосед. Следующий пойдет утром, в три сорок. Девочка, что с тобой? Ты плачешь? Может быть, я тебе чем-нибудь смогу помочь? Женя. Ах нет! Теперь уже мне не может помочь никто на свете. Нет! Оставаться одной и терпеть такую муку сил у нее больше нет. Она зажгла свечку и, спотыкаясь, через сад пошла к сараю. Вот и чердак. Веревка, карта, мешки, флаги. Она зажгла фонарь, подошла к штурвальному колесу, нашла нужный ей провод, зацепила его за крюк и резко повернула колесо. Тимур спал, когда Рита тронула его за плечо лапой. Толчка он не почувствовал. И, схватив зубами одеяло, Рита стащила его на пол. Тимур вскочил. – Ты что? – спросил он, не понимая. – Что-нибудь случилось? Собака смотрела ему в глаза, шевелила хвостом, мотала мордой. Тут Тимур услыхал звон бронзового колокольчика. Недоумевая, кому он мог понадобиться глухой ночью, он вышел на террасу и взял трубку телефона. Тимур. Да, я, Тимур, у аппарата. Это кто? Это ты… Ты, Женя? И только на три часа? Женя, ты плачешь? Я слышу… Ты плачешь. Не смей! Не надо! Я приду скоро… Да, вот он, последний, в двадцать три пятьдесят пять. Следующий пойдет только в три сорок. Поздно! Неужели ничего нельзя сделать? Нет! Поздно! Тимур. Женя, садись. Вперед! В Москву! Садись, Женя! Держись крепче! Ну, вперед! Вперед, двигаем! Время подходило к трем ночи. Полковник Александров сидел у стола, на котором стоял остывший чайник и лежали обрезки колбасы, сыра и булки. Александров. Через полчаса я уеду. Жаль, что так и не пришлось мне повидать Женьку. Оля, ты плачешь? Ольга. Я не знаю, почему она не приехала. Мне ее так жалко, она тебя так ждала. Теперь она совсем сойдет с ума. А она и так сумасшедшая. Александров. Оля, я не знаю, я не верю, чтобы Женька могла попасть в плохую компанию, чтобы ее испортили, чтобы ею командовали. Нет! Не такой у нее характер. Ольга. Ну вот! Ты ей только об этом скажи. Она и так заладила, что характер у нее такой же, как у тебя. А чего там такой! Она залезла на крышу, спустила через трубу веревку. Я хочу взять утюг, а он прыгает кверху. Папа, когда ты уезжал, у нее было четыре платья. Два – уже тряпки. Из третьего она выросла, одно я ей носить пока не даю. А три новых я ей сама сшила. Но все на ней так и горит. Вечно она в синяках, в царапинах. А она, конечно, подойдет, губы бантиком сложит, глаза голубые вытаращит. Ну конечно, все думают – цветок, а не девочка. А пойди-ка. Ого! Цветок! Тронешь и обожжешься. Папа, ты не выдумывай, что у нее такой же, как у тебя, характер. Ей только об этом скажи! Она три дня на трубе плясать будет. Александров. Ладно. Я ей скажу. Я ей напишу. Ну и ты, Оля, не жми на нее очень. Ты скажи ей, что я ее люблю и помню, что мы вернемся скоро и что ей обо мне нельзя плакать, потому что она дочь командира. Ольга. Все равно будет. И я дочь командира. И я буду тоже. Отец посмотрел на часы, подошел к зеркалу, надел ремень и стал одергивать гимнастерку. Вдруг наружная дверь хлопнула. Раздвинулась портьера. И, как-то угловато сдвинув плечи, точно приготовившись к прыжку, появилась Женя. Но, вместо того чтобы вскрикнуть, подбежать, прыгнуть, она бесшумно, быстро подошла и молча спрятала лицо на груди отца. Лоб ее был забрызган грязью, помятое платье в пятнах. Ольга. Женя, ты откуда? Как ты сюда попала? Женя показала ей на портьеру, и Ольга увидела Тимура. Он снимал кожаные автомобильные краги. Висок его был измазан желтым маслом. У него было влажное, усталое лицо честно выполнившего свое дело рабочего человека. Здороваясь со всеми, он наклонил голову. Женя. Папа! Ты никому не верь! Они ничего не знают. Это Тимур – мой очень хороший товарищ. Отец встал и, не раздумывая, пожал Тимуру руку. Ольга. Ну… тогда здравствуй… Женя. Папа, ты уже встаешь? Наши часы спешат. Александров. Нет, Женя, это точно. Женя. Папа, и твои часы спешат тоже. Папа, возьми нас с собой на вокзал, мы тебя проводим до поезда! Александров. Нет, Женя, нельзя. Мне там будет некогда. Женя. Почему? Папа, ведь у тебя билет уже есть? Александров. Есть. Женя. В мягком? Александров. В мягком. Женя. Ох, как и я хотела бы с тобой поехать далеко-далеко в мягком!.. …Утром, не найдя дома ни Тимура, ни мотоцикла, вернувшийся с работы Георгий тут же решил отправить Тимура домой к матери. Он сел писать письмо, но через окно увидел идущего по дорожке красноармейца. Красноармеец вынул пакет и спросил: – Товарищ Гараев? – Да. – Георгий Алексеевич? – Да. – Примите пакет и распишитесь. Красноармеец ушел. Георгий посмотрел на пакет и понимающе свистнул. Да! Вот и оно, то самое, чего он уже давно ждал. Он вскрыл пакет, прочел и скомкал начатое письмо. Теперь надо было не отсылать Тимура, а вызывать его мать телеграммой сюда, на дачу. В комнату вошел Тимур – и разгневанный Георгий стукнул кулаком по столу. Но следом за Тимуром вошли Ольга и Женя. Ольга. Тише! Ни кричать, ни стучать не надо. Тимур не виноват. Виноваты вы, да и я тоже. Женя. Да, вы на него не кричите. Оля, ты до стола не дотрагивайся. Вон этот револьвер у них очень громко стреляет. Георгий. Так это тогда ночью здесь была ты, Женя? Женя. Да, это была я. Оля, расскажи человеку все толком, а мы возьмем керосин, тряпку и пойдем чистить машину. На следующий день, когда Ольга сидела на террасе, через калитку прошел командир. Он шагал твердо, уверенно, как будто бы шел к себе домой, и удивленная Ольга поднялась ему навстречу. Перед ней в форме капитана танковых войск стоял Георгий. Ольга. Это что же? Это опять… новая роль оперы? Георгий. Нет. Я на минуту зашел проститься. Это не новая роль, а просто новая форма. Ольга. Это, то самое?.. «Мы бьем через железо и бетон прямо в сердце»? Георгий. Да, то самое. Спойте мне и сыграйте, Оля, что-нибудь на дальнюю путь-дорогу. Ольга взяла аккордеон: …Летчики-пилоты! Бомбы-пулеметы! Вот и улетели в дальний путь. Вы когда вернетесь? Я не знаю, скоро ли, Только возвращайтесь. . хоть когда-нибудь. Гей! Да где б вы ни были, На земле, на небе ли, Над чужими ль странами – Два крыла, Крылья краснозвездные, Милые и грозные, Жду я вас по-прежнему, Как ждала. Ольга. Вот. Но это все про летчиков, а о танкистах я такой хорошей песни не знаю. Георгий. Ничего. А вы найдите мне и без песни хорошее слово. Ольга задумалась, и, отыскивая нужное хорошее слово, она притихла, внимательно поглядывая на его серые и уже не смеющиеся глаза. Женя, Тимур и Таня были в саду. Женя. Слушайте, Георгий сейчас уезжает. Давайте соберем ему на проводы всю команду. Давайте грохнем по форме номер один позывной сигнал общий. То-то будет переполоху! Тимур. Не надо. Кто-то. Почему? Не надо! Мы других так никого не провожали. Женя. Ну, не надо так не надо. Вы тут посидите, я пойду воды напиться. Она ушла, а Таня рассмеялась. Тимур. Ты чего? Таня. Ну и молодец, ну и хитра у нас Женька! «Я пойду воды напиться»! Женя. Внимание! Подаю по форме номер один позывной сигнал общий. Тимур. Сумасшедшая! Да сейчас сюда примчится сто человек! Что ты делаешь? Но уже закрутилось, заскрипело тяжелое колесо, вздрогнули, задергались провода: «Три – стоп», «три – стоп», остановка! И загремели под крышами сараев, в чуланах, в курятниках сигнальные звонки, трещотки, бутылки, жестянки. Сто не сто, а не меньше пятидесяти ребят быстро мчались на зов знакомого сигнала. Женя. Оля, мы пойдем провожать тоже! Нас много. Выгляни в окошко. Георгий. Эге, да у вас команда большая. Ее можно погрузить в эшелон и отправить на фронт. Женя. Нельзя! Крепконакрепко всем начальникам и командирам приказано гнать оттуда нашего брата по шее. А жаль! Я бы и то куда-нибудь там… в бой, в атаку. Пулеметы на линию огня!.. Пер-р-вая! Ольга. Пер-р-вая… ты на свете хвастунишка и атаман! Ну что ж, если провожать, так провожать с музыкой. Они вышли на улицу. Ольга играла на аккордеоне. Потом ударили склянки, жестянки, бутылки, палки – это вырвался вперед самодельный оркестр, и грянула песня. Они шли по зеленым улицам, обрастая все новыми и новыми провожающими. Сначала посторонние люди не понимали: почему шум, гром, визг? О чем и к чему песня? Но, разобравшись, они улыбались и кто про себя, а кто и вслух желали Георгию счастливого пути. Когда они подходили к платформе, мимо станции, не останавливаясь, проходил военный эшелон. В первых вагонах были красноармейцы. Им замахали руками, закричали. Потом пошли открытые платформ с повозками, над которыми торчал целый лес зеленых оглобель. Потом – вагоны с конями. Кони мотали мордами, жевали сено. И им тоже закричали «ура». Наконец промелькнула платформа, на которой лежало что-то большое, угловатое, тщательно укутанное серым брезентом. Тут же, покачиваясь на ходу поезда, стоял часовой. Эшелон исчез, подошел поезд. И Тимур попрощался с дядей. К Георгию подошла Ольга. Ольга. Ну, до свиданья! И, может быть, надолго? Георгий. Не знаю… Как судьба! Гудок, шум, гром оглушительного оркестра. Поезд ушел. Ольга была задумчива. В глазах у Жени большое и ей самой непонятное счастье. Тимур взволнован, но он крепится. Тимур. Ну вот, теперь я и сам остался один. Впрочем, завтра ко мне приедет мама. Женя. А я? А они? А это? И она ткнула пальцем на красную звезду. Ольга. Будь спокоен! Ты о людях всегда думал, и они тебе отплатят тем же. Тимур. Я стою… я смотрю. Всем хорошо! Все спокойны, Значит, и я спокоен тоже! |