Литература. Учебник Литература. 5 класс
 Скачать 0.91 Mb.
|
|
Глава VII ГОНКИ КЛЕЩА И РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ Чем больше старался Том приковать своё внимание к учебнику, тем больше разбегались его мысли. Наконец он вздохнул и, зевая, прекратил напрасные потуги. Ему казалось, что большая перемена никогда не наступит. Было очень душно, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветра. Из всех усыпительных дней это был самый усыпительный. Монотонное бормотание двадцати пяти школьников, зубривших уроки, убаюкивало душу, как гудение пчёл. Там, вдали, в пламенном сиянии солнца мерцали нежно-зелёные склоны Кардифской горы, окутанные дымкой зноя и окрашенные далью в пурпурные тона. Высоко в небе лениво парили одинокие птицы; кроме них, не было видно ни одного живого существа, если не считать двух-трёх коров, да и те спали. Сердце Тома жаждало свободы. Найти бы хоть что-нибудь интересное, чтобы убить это нудное время. Он пошарил у себя в кармане, и вдруг лицо его озарилось восторгом, и он бессознательно возблагодарил Небеса за счастье, которое они даровали ему. Украдкой достал он из кармана коробочку, вынул оттуда клеща и положил на длинную плоскую парту. Клещ, должно быть, тоже просиял от восторга и тоже возблагодарил Небеса, но радость его была преждевременна, потому что, как только он вздумал уйти, Том булавкой повернул его назад и заставил двинуться в другом направлении. Рядом с Томом сидел его друг и приятель, угнетаемый такой же тоской, какая только что угнетала Тома; он с глубочайшей признательностью ухватился за представившееся ему развлечение. Приятеля звали Джо Гарпер. Мальчики дружили всю неделю, но по субботам воевали, как враги. Джо вытащил из-за отворота куртки булавку и стал помогать приятелю муштровать арестованного клеща. Оба чем дальше, тем больше увлекались этим спортом. Наконец Том объявил, что они только мешают друг другу и ни один не получает в полной мере того удовольствия, какое можно извлечь из клеща. Он положил на парту грифельную доску Джо Гарпера и провёл посредине черту сверху донизу. — Вот, — сказал он, — уговор такой: покуда клещ будет на твоей стороне, гоняй его сколько угодно, а я трогать не буду; но если ты упустишь его и он уйдёт ко мне, на мою половину, тогда уж гонять буду я. — Ладно. Начинай! Пускай его! Клещ очень скоро убежал от Тома и пересёк экватор. Тогда за него взялся Джо. Затем клещ повернул и вскоре очутился во владениях Тома. Эти переходы повторялись довольно часто. Пока один мальчик гонял клеща, совершенно поглощённый этим интересным занятием, другой с не ценыпим увлечением следил за ним. Оба склонили головы над доской, и их души умерли для всего остального. Под конец счастье, по-видимому, окончательно перешло на сторону Джо. Клещ, возбуждённый и взволнованный не меньше самих мальчиков, кидался то туда, то сюда, но каждый раз, когда победа была, так сказать, в руках Тома и пальцы его рвались к насекомому, булавка Джо ловко преграждала клещу путь, и тот оставался во владениях Джо. Тому стало наконец невтерпёж. Искушение было слишком сильно. Он протянул руку и стал подталкивать клеща в свою сторону. Джо мгновенно вышел из себя: — Том, не смей его трогать! — Я хочу только немножко подхлестнуть его, Джо! — Это нечестно, сэр, оставьте его в покое! — Эх ты, да я только чуть-чуть... — Оставьте клеща в покое, говорят вам! — А вот не оставлю! — Ты не имеешь права: он на моей стороне. — Да клещ-то чей, Джо Гарпер? — Мне всё равно, чёи бы он ни был... он на моей стороне, и ты не смей его трогать! — Как так — не смей! Клещ мой, и я волен делать с ним всё, что хочу! Вдруг страшный удар обрушился на плечи Тома. Точно такой же достался и Джо. В продолжение двух минут учитель усерднейшим образом выколачивал пыль из их курток; вся школа ликовала и радовалась. Приятели были слишком поглощены своей забавой и не заметили, что незадолго перед тем в классе внезапно водворилась тишина, так как учитель подошёл к ним на цыпочках и наклонился над ними. Довольно долго он следил за их игрой, прежде чем со своей стороны внёс в неё некоторое разнообразие. Когда наконец пробило двенадцать и наступила большая перемена, Том подбежал к Бекки Тэчер и прошептал ей на ухо: — Надень шляпку, будто уходишь домой, а когда дойдёшь до угла, улизни от других, поверни в переулок и возвращайся сюда. Я пойду по другой дороге, тоже убегу от своих и очень скоро буду здесь. Таким образом, Том вышел из школы с одной группой школьников, а Бекки — с другой. Вскоре они встретились в дальнем конце переулка и вернулись в опустевшую школу. Они уселись рядом, положив перед собою грифельную доску. Том дал Бекки грифель и, водя её рукой, создал ещё один удивительный домик. Когда интерес к искусству чуть-чуть ослабел, они принялись болтать. Том был безмерно счастлив. — Любишь ты крыс? — спросил он. — Ой, ненавижу! — И я тоже... когда они живые. Но я говорю про дохлых — вертеть их на верёвочке над головой. — Нет, я крыс вообще не очень люблю. А вот что я люблю — так это жевать резинку. — Ещё бы! Жалко, что у меня её нет. — В самом деле? У меня есть немножко. Я дам тебе пожевать, только ты потом отдай. Это им обоим понравилось, и они стали жевать по очереди, болтая ногами от избытка удовольствия. — Была ты когда-нибудь в цирке? — Да, и папа обещал взять меня туда ещё раз, если я буду хорошая. — А я был в цирке три или даже четыре раза — много раз! Там куда лучше, чем в церкви: всё время представляют что-нибудь. Я, когда вырасту, поступлю клоуном в цирк. — Правда? Вот хорошо! Они все такие разноцветные, милые... — Да-да, и при этом кучу денег загребают... Бен Роджерс говорит: по доллару в день... Слушай-ка, Бекки, была ты когда-нибудь помолвлена? — А это что такое? — Ну, помолвлена, чтобы выйти замуж? — Нет. — А хотела бы? — Пожалуй... Не знаю. А как это делается? — Как? Да никак. Ты просто говоришь мальчику, что никогда ни за кого не выйдешь замуж, только за него, — понимаешь, никогда, никогда, никогда! — потом вы целуетесь. Вот и всё. Это каждый может сделать! — Целуемся? А для чего целоваться? — Ну, для того, чтобы... ну, так принято... Все это делают. — Все? — Ну да, все влюблённые. Ты помнишь, что я написал на доске? — Д-да. — Что же? — Не скажу. — Так, может, я скажу тебе? — Д-да... только когда-нибудь в другой раз. — Нет, теперь. — Нет, не теперь — завтра. — Нет-нет, теперь, Бекки! Ну пожалуйста! Я потихоньку, я шёпну тебе на ухо. Видя, что Бекки колеблется, Том принял молчание за согласие, обнял девочку за талию, приложил губы к самому её уху и повторил свои прежние слова. Потом сказал: — Теперь ты мне шепни то же самое. Она долго отнекивалась и наконец попросила: — Отвернись, чтобы не видеть меня, — и тогда я скажу. Только ты никому не рассказывай, — слышишь, Том? Никому! Не расскажешь? Правда? — Нет-нет, я никому не скажу, будь покойна. Ну, Бекки? Он отвернулся, а она так близко наклонилась к его уху, что от её дыхания стали трепетать его кудри, и прошептала застенчиво: — Я... вас... люблю! Потом вскочила и принялась бегать вокруг скамеек и парт, спасаясь от Тома, который гонялся за ней; потом забилась в угол и закрыла лицо белым передничком. Том схватил её за шею и стал уговаривать: — Ну, Бекки, теперь уж всё кончено — только поцеловаться. Тут нет ничего страшного, это пустяки. Ну пожалуйста, Бекки! Он дёргал её за передник и за руки. Мало-помалу она сдалась, опустила руки и подставила ему лицо, раскрасневшееся от долгой борьбы; а Том поцеловал её в алые губы и сказал: — Ну, вот и всё, Бекки. Теперь уж ты никого не должна любить, только меня, и ни за кого, кроме меня, не выходить замуж, никогда, никогда и во веки веков! Ты обещаешь? — Да, я никого не буду любить, Том, только тебя одного, и ни за кого другого не пойду замуж. И ты смотри ни на ком не женись, только на мне! — Само собой. Конечно. Такой уговор! И по дороге в школу или из школы ты должна идти со мной, — если за нами не будут следить, — и в танцах выбирай меня, а я буду выбирать тебя. Так всегда делают жених и невеста. — Ах, как хорошо! Никогда не слыхала об этом. — Это ужасно весело! Вот мы с Эмми Лоренс... Бекки Тэчер широко раскрыла глаза, и Том понял, что сделал промах. Он остановился в смущении. — О Том! Так я уже не первая... У тебя уже была невеста... Девочка заплакала. — Перестань, Бекки! Я больше не люблю её. — Нет, любишь, любишь! Ты сам знаешь, что любишь. Том пытался было обнять её за шею, но Бекки оттолкнула его, повернулась лицом к стене и продолжала рыдать. Том начал уговаривать её, называл ласковыми именами и повторил свою попытку, но она опять оттолкнула его. Тогда в нём проснулась гордость. Он направился к двери и решительными шагами вышел на улицу. Смущённый и расстроенный, он стал неподалёку от школы, взглядывая поминутно на дверь, в надежде, что Бекки одумается и выйдет вслед за ним на крыльцо. Но она не выходила. Ему стало очень грустно: а ведь, пожалуй, он и в самом деле виноват. Ему было трудно заставить себя сделать первый шаг к примирению, но он поборол свою гордость и вошёл в класс. Бекки всё ещё стояла в углу и плакала, повернувшись лицом к стене. У Тома защемило сердце, он подошёл к ней и постоял немного, не зная, с чего начать. — Бекки, — проговорил он несмело, — я люблю только тебя, а других я и знать не хочу. Никакого ответа. Одни рыдания. — Бекки (просительным голосом), Бекки! Ну скажи что-нибудь... Опять рыдания. Тогда Том вытащил самую лучшую свою драгоценность — медную шишечку от каминной решётки — и, протянув её так, чтобы Бекки могла увидеть её, сказал: — Ну, Бекки... ну, возьми же! Дарю. Она оттолкнула его руку, шишечка упала и покатилась по полу. Тогда Том вышел на улицу и решил уйти куда глаза глядят и в этот день не возвращаться в школу. Бекки вдруг заподозрила что-то неладное. Она бросилась к двери — Тома не было видно. Она обежала вокруг дома, надеясь найти его на площадке для игр, но его не было и там. Тогда она стала кричать: — Том, вернись! Том! Она чутко прислушивалась, но никто не откликнулся. Кругом была тишина и пустыня. Она села и снова заплакала: она чувствовала себя виноватой. Между тем снова начали собираться школьники; надо было затаить своё горе, утихомирить своё разбитое сердце и взвалить на себя бремя долгого, томительного, тоскливого дня. У неё ещё не было подруги, и ей не с кем было поделиться своим горем. Глава VIII БУДУЩИЙ ХРАБРЫЙ ПИРАТ Том сначала колесил но переулкам, сворачивая то вправо, то влево, и в конце концов оставил далеко позади ту дорогу, по которой ученики обычно возвращаются в школу. А потом побрёл в гору — понуро и медленно. По пути он раза два или три перешёл вброд небольшой ручеёк, так как среди мальчишек существует поверье, будто таким образом они заметают за собою следы и ставят погоню в тупик. Через полчаса он уже миновал богатую усадьбу вдовы Дуглас, стоявшую на вершине Кардифской горы. Школа еле виднелась внизу — там, позади, в долине. Путник углубился в густой лес, пошёл, пренебрегая тропинками, в самую чащу и уселся на мху под развесистым дубом. Здесь, в лесу, было тихо и душно. В мёртвом полуденном зное умолкло даже пение птиц. Природа погрузилась в дремоту; её сон по временам нарушался лишь стуком дятла, доносившимся издали. И от этого стука лесная тишина казалась ещё более глубокой, а тоска одиночества — ещё более гнетущей. Сердце Тома терзала печаль, которая была в полной гармонии с окружавшей его природой. Он долго сидел в задумчивости, упершись локтями в колени и положив подбородок на руки. Ему казалось, что жизнь в лучшем случае — суета и страдание, и он готов был завидовать Джимми Годжесу, который недавно скончался. «Как хорошо, — думал он, — лежать в могиле, спать и видеть разные сны во веки веков, и пусть ветер шепчет о чём-то в ветвях, пусть ласкает траву и цветы на могиле, а тебя ничто не беспокоит, и ты ни о чём не горюешь, никогда, во веки веков». Ах, если бы у него была хорошая репутация в воскресной школе, он, пожалуй, был бы рад умереть и покончить с постылой жизнью... А эта девочка... ну что он ей сделал? Ничего. Он желал ей добра. А она прогнала его, как собаку, — прямо как собаку. Когда-нибудь она пожалеет об этом, но, может быть, будет поздно. Ах, если б он мог умереть не навсегда, а на время! Но в молодости сердца эластичны и, как их ни сожми, расправляются быстро. Тома незаметно захватили опять помыслы здешнего мира. Что, если он сию минуту пойдёт куда глаза глядят и таинственно исчезнет для всех? Что, если он уйдёт далеко-далеко, в неведомые страны, за моря, и никогда не вернётся? Каково-то почувствует себя Бекки тогда!.. Он вспомнил, как собирался сделаться клоуном в цирке, но теперь ему было гадко подумать об этом, ибо шутовство и паясничество и цветное трико в обтяжку показались ему унизительными в такое мгновение, когда его душа воспарила к туманным и величавым высотам романтики. Нет, он пойдёт в солдаты и вернётся домой через много лет, покрытый ранами и славой. Или, ещё лучше, уйдёт к индейцам, будет охотиться с ними на буйволов, блуждать по тропе войны, средь высоких гор и бездорожных прерий Дальнего Запада, и когда-нибудь вернётся домой великим индейским вождём и в сонное летнее утро, ощетинившись перьями, размалёванный, страшный, ввалится прямо в воскресную школу с диким воинственным кличем, от которого кровь стынет в жилах. Вот выпучат глаза его товарищи! Вот будут ему завидовать! Но нет, есть на свете ещё более великолепное поприще. Он будет пиратом! Да-да! Теперь он ясно видел перед собой своё будущее, озарённое неописуемым блеском. Его имя будет греметь во всём мире, заставляя людей содрогаться от ужаса. Как гордо будет он носиться по бурным морям на длинном низком чёрном корабле «Демон бури», чёрным, зловещим флагом, развевающимся на носу корабля! И, достигнув вершины славы, он нежданно-негаданно появится в своём старом родном городишке и войдёт в церковь, загорелый, обветренный, в чёрном бархатном камзоле и в таких же штанах, с алой перевязью, в высоких ботфортах, а за поясом у него будут торчать пистолеты, сбоку — нож, заржавевший от пролитой крови, на голове у него будет мягкая шляпа с опущенными книзу полями, с развевающимися перьями, в руке — чёрное развёрнутое знамя, а на знамени — череп и скрещённые кости. И с каким восторгом, с каким упоением он услышит, как шепчутся вокруг: «Это Том Сойер, пират! Чёрный Мститель Испанских морей!» Да, решено! Он окончательно избрал свою дорогу. Он убежит из дому и начнёт новую жизнь. Завтра же утром он отправится в путь. Чтобы быть готовым к утру, необходимо приняться за дело сейчас же. Нужно собрать всё своё богатство. Неподалёку лежало трухлявое дерево. Том подошёл к нему и начал карманным ножом Барлоу копать землю под одним из его концов. Скоро нож наткнулся на какой-то деревянный предмет, и Том по звуку распознал, что внутри пустота. Он сунул туда руку и торжественно произнёс заклинание: — Чего тут не было, приди! А что тут есть, останься! Он соскоблил верхний слой земли, и внизу оказалась тонкая сосновая дощечка. Он поднял дощечку — под нею открылся аккуратно сделанный тайник для сокровищ, дно и стены которого были выложены такими же дощечками. В тайнике лежал алебастровый шарик. Изумлению Тома не было границ. Он со смущённым видом почесал затылок: — Эге-ге! Вот так штука! Он с досадой отшвырнул шарик и принялся размышлять. Дело в том, что его обмануло поверье, которое он и его товарищи принимали за непреложную истину. Если зароешь шарик, произнеся над ним необходимые заклинания, и в течение двух недель не будешь трогать его, а потом откроешь тайник с тем заклинанием, которое сейчас было произнесено, то вместо одного шарика ты найдёшь все, какие были когда-либо потеряны тобою, как бы далеко ни лежали они друг от друга. Но чуда не произошло, это ясно, и всё, во что верил Том, было подорвано в корне. Он столько раз слышал об удачных попытках такого рода и никогда не слышал о неудачных. Ему пришло в голову, что он и сам пробовал этот способ не раз, а потом никогда не мог найти места, где был закопан шарик. Он долго раздумывал и наконец решил, что тут вмешалась какая-то ведьма и разрушила чары. Но ему хотелось окончательно убедиться в этом, и, выискав чистенькое песчаное местечко, в центре которого было углубление в виде воронки, он лёг на землю, прильнул губами к самой ямке и проговорил: — Бук-букашка, расскажи мне, что хочу я знать. Бук-букашка, расскажи мне, что хочу я знать. Песок зашевелился, оттуда на мгновение выполз чёрный жучок и тотчас же испуганно юркнул обратно. — Ага, не говорит! Значит, тут и вправду не обошлось без ведьмы. Я так и знал. Тому хорошо было известно, что с ведьмами тягаться никому не под силу, и он приуныл. Потом ему пришло в голову, что не худо бы найти хоть тот шарик, который он только что бросил, и он принялся терпеливо искать его, но ничего не нашёл. Он вернулся к своему тайнику и стал на то самое место, с которого только что бросил шарик, потом вынул из кармана другой и бросил его в том же направлении: — Брат, поди сыщи брата! Он заметил, где остановился шарик, и стал искать там, но не нашёл. Должно быть, второй шарик или не докатился, или залетел слишком далеко. Он попробовал ещё раз, другой, третий и наконец добился успеха: оба шарика лежали на расстоянии фута друг от друга. В эту минуту с зелёной опушки донёсся слабый звук игрушечной жестяной трубы. Том быстро сбросил с себя куртку и штаны, опоясался одной из подтяжек, разрыл кучу хвороста за гнилым деревом, вытащил оттуда самодельные лук, стрелу, деревянный меч, а также жестяную трубу, мигом вооружился и в одной развевающейся рубашке помчался навстречу врагу. Под большим вязом он протрубил ответный сигнал, потом стал пробираться на цыпочках, настороженно оглядываясь по сторонам, и негромко скомандовал воображаемому отряду: — Стой, молодцы! Останься в засаде, пока не затрублю! Появился Джо Гарпер в такой же лёгкой одежде и тоже вооружённый с головы до пят. Том окликнул его: — Стой! Кто смеет ходить по Шервудскому лесу без моего разрешения? — Гай Гисборн не нуждается ни в чьём разрешении! Кто ты, который... который... — ...смеет обращаться ко мне с такой дерзкой речью? — поспешно подсказал ему Том, так как оба они говорили на память «по книге». — ...который смеет обращаться ко мне с такой дерзкой речью? — Кто я? Я — Робин Гуд, в чём очень скоро убедится твой презренный труп. — Так это ты, знаменитый разбойник! Воистину я буду рад помериться с тобою мечом за обладание дорогами этого весёлого леса. Защищайся! Они выхватили деревянные мечи, бросили остальное оружие на землю, стали в боевую позицию, нога к ноге, и начался серьёзный поединок по всем правилам искусства: два удара вверх и два вниз. Наконец Том сказал: — Ну, драться так драться! Поддай жару! Они так усердно «поддали жару», что оба запыхались и вспотели. — Падай же! Падай! — крикнул Том. — Почему ты не падаешь? — Не стану я падать! Сам падай — тебе ведь хуже моего приходится. — Ну так что ж? Это ничего не значит. Мне падать не полагается. В книге ведь не так — там сказано: «И он одним ловким ударом в спину поразил насмерть злосчастного Гая Гисборна». Ты должен повернуться и подставить мне спину, чтобы я мог ударить тебя. Против такого авторитета возражать не приходилось: Джо повернулся, принял удар и упал. — А теперь... — сказал Джо, поднимаясь на ноги, — теперь дай мне убить тебя — это будет по совести! — Да ведь так нельзя, этого в книге нет! — Ну, это нечестно! Это, по-моему, подлость! — Ну ладно, Джо, — ведь ты можешь быть монахом Таком или сыном мельника Мачем и пристукнуть меня дубинкой по голове. Или, хочешь, я буду шериф ноттингемский, а ты Робин Гуд на одну минутку, и ты убьёшь меня. Это удовлетворило Джо Гарпера, и игра продолжалась. Затем Том опять сделался Робином Гудом и, по вине вероломной монахини, плохо ухаживавшей за его запущенной раной, смертельно ослабел от потери крови, после чего Джо, изображавший собой целую толпу рыдающих разбойников, с грустью оттащил его прочь, вложил лук в его ослабевшие руки, и Том сказал: «Где упадёт эта стрела, там и похороните бедного Робина Гуда, под деревом в зелёной дубраве». Затем он пустил стрелу, откинулся назад и упал бы мёртвым, но кругом оказалась крапива, и он вскочил с неподобающей покойнику прытью. Мальчики оделись, спрятали доспехи и пошли прочь, сокрушаясь, что теперь нет разбойников, и спрашивая себя, чем могла бы современная цивилизация восполнить такой пробел. Оба утверждали, что предпочли бы лучше сделаться на один год разбойниками Шервудского леса, чем президентами Соединённых Штатов на всю жизнь. 1876 Перевод К.И. Чуковского Вопросы и задания 1. Прочтите по ролям фрагмент из шестой главы: «Разговор Тома и Сида», передав чувства Тома, которые он хотел внушить окружающим. 2. Почему все мальчики, в том числе и Том, «души не чаяли» в Геке? 3. Прокомментируйте эпизод, в котором дано описание игры мальчиков («Поединок в Шервудском лесу»), 4. Подготовьте план VI главы. Подумайте, в какой фразе передано ощущение Тома, поверившего в реальность своей мнимой болезни. 5. Подготовьте краткий пересказ эпизода «Признание в любви» (глава VII). 6. Дайте словесный портрет Гека. 7. Определите значение данных слов. Найдите в тексте предложения с ними, подберите синонимы: репортёр, лоцман, публичная лекция, эрудиция, экипирован, репутация, эластично, воспарить. 8. Прочитайте по ролям эпизоды, изображённые на иллюстрациях Г.П. Фитингофа. Удалось ли художнику передать комизм ситуаций? Для того чтобы точно и полно понять мысль автора, вы должны хорошо представить себе, что такое ирония. Ирония — это тонкая, скрытая насмешка. Это форма выражения мысли, когда слова или высказывание обретают в контексте речи значение, противоположное буквальному смыслу или отрицающее его. В иронии самое существенное то, что это возвышение через насмешку, свидетельство авторского превосходства над тем, что оценивается писателем. Ирония предполагает критически-насмешливое отношение к изображаемому под маской серьёзности или похвалы. Отличительной чертой иронии является двойной смысл, при котором истинным будет не прямо высказанный, а противоположный ему, подразумеваемый; чем больше противоречия между ними, тем сильнее ирония. Таким образом, ирония — это один из приёмов создания смешного, комического, а иногда и сатирического эпизода, образа, произведения в целом. Вопросы и задания 1. Расскажите, что такое ирония. 2. Сопоставьте иронию с юмором и сатирой. Попытайтесь определить общее и отличное. 3. Из глав «Тома Сойера» приведите примеры применения иронии как художественного приёма. ЖОЗЕФ РОНИ- СТАРШИЙ 1856-1949 Их было два брата: Жозеф Анри Бёкс, который впоследствии взял себе псевдоним Рони-Старший, и Сера-фен Жюстен Франсуа Бёкс (1859—1948). Оба были писателями. Уроженцы Бельгии, они обосновались во Франции. Некоторые произведения создавали в соавторстве. Наибольшей известностью из созданных Жозефом Рони-Старшим сочинений пользуются те, в которых он обратился к самому началу цивилизации — жизни первобытных людей («Вамирех», «Борьба за огонь» и «Пещерный лев»), В них писатель пытается понять и рассказать нам о чувствах древнего человека, опасностях, которые подстерегали его на каждом шагу, способах борьбы за жизнь. Древние люди должны были вести тяжёлую борьбу с грозными стихиями природы, со страшными и свирепыми хищниками, с враждебными человеческими племенами. Обо всём этом можно узнать и из учебников истории. Однако известные факты в книгах писателя получают художественное истолкование. Его произведения населены живыми людьми, и подчас оказывается, что их внутренний мир, их желания, их отношения при всех различиях с днём сегодняшним чем-то близки и понятны нам. Каждая из книг светится любовью к человеку, сочувствием к нему. В повести «Борьба за огонь» трое молодых отважных воинов, желая вернуть родному племени Уламров потерянный огонь, от которого в то время зависела жизнь людей, пускаются в далёкое странствие по неизведанным землям, где их на каждом шагу подстерегают смертельные опасности. Но мужество и находчивость, разум и воля, верность и крепкая дружба помогают преодолеть все препятствия. Книги Рони-Старшего давно переведены на русский язык, и в наши дни их снова и снова с интересом читают и дети, и взрослые. БОРЬБА ЗА ОГОНЬ (Главы из книги) |