Литература. Учебник Литература. 5 класс
 Скачать 0.91 Mb.
|
|
Г С Меркин Литература. 5 класс Литература. 5 класс – 2  FineReader 11 «Литература. 5 класс»: ООО «ТИД «Русское слово -у РС»; Москва; 2010 ISBN 978-5-9932-0449-9 Аннотация Учебник «Литература. 5 класс» соответствует программе по литературе для 5—11 классов (авторы-составители Г.С. Меркин, С.А. Зинин, В.А. Чалмаев), допущенной Министерством образования и науки РФ. Он знакомит школьников с фольклором, произведениями русской и зарубежной литературы от древности до XX пека включительно, содержит хрестоматийные тексты. Учебник соответствует Федеральному компоненту государственного стандарта общего образования. Из русской литературы XX века Успехи, достигнутые русской литературой в XIX, золотом, веке, были приумножены писателями XX столетия: Буниным, Куприным, Горьким; в поэзии заблистали имена Блока, Есенина, Твардовского... Громадный вклад в литературу внесли наши современники. В эту часть учебника вошли произведения русских прозаиков и поэтов XX века. Их стиль повествования уже ближе к современному, но темы, которые они затрагивают, традиционны для русской литературы. Особого внимания заслуживает раздел «Родная природа в произведениях писателей XX века», в котором представлены поэзия и проза, воспевающие красоту русской природы и вызывающие в читателе чувство гордости за неё, ответственности за её будущее. ИВАН АЛЕКСЕЕВИЧ БУНИН 1870-1953 «Я родился 10 октября 1870 года. Отца моего звали Алексеем Николаевичем, мать — Людмилой Александровной... О начале нашем в «Гербовнике дворянских родов» сказано, между прочим, следующее: «Род Буниных происходит от Симеона Бунковского, мужа знатного, выехавшего в XV в. из Польши к великому князю Василию Васильевичу. Правнук его Александр Лаврентьев сын Бунин служил по Владимиру и убит под Казанью. Стольник Козьма Лаврентьев Бунин жалован за службу и храбрость на поместья грамотой. Равным образом и другие многие Бунины служили воеводами и в иных чинах владели деревнями. Все сие доказывается бумагами Воронежского дворянского депутатского собрания о внесении рода Буниных в родословную книгу в VI часть, в число древнего дворянства...» Бунин гордился своим родом. О себе он писал: «Лет с семи началась для меня жизнь, тесно связанная в моих воспоминаниях с полем, с мужицкими избами... В апреле 1887 года я отправил в петербургский еженедельный журнал «Родина» стихотворение, которое появилось в одном из майских номеров. Утра, когда я шёл с этим номером с почты в Озерках, рвал по лесам росистые ландыши и поминутно перечитывал своё произведение, никогда не забуду. Писал и читал я в то лето особенно много, а чтобы ничто не мешало мне в этом и с целью «наблюдения таинственной ночной жизни», месяца на два прекратил ночной сон, спал только днём». Герб рода Буниных В ЕЛЕЦКОМ КРАЕ В Ельце Иван Бунин учился около четырёх с половиной лет — до середины зимы 1886 года, после чего он снова жил в деревне, но не в Бутырках, а в Озерках — в старосветской усадьбе, доставшейся матери по наследству от бабушки Чубаровой, умершей в мае 1881 года. Озерки (в «Жизни Арсеньева» — Батурино) — зажиточная деревня, где были пруд, сады... Жизнь Бунина в Озерках мало чем отличалась, по-видимому, от его жизни в Бутырках, где он дружил с крестьянскими ребятами, бывал с ними в ночном, рассказывал им сказки. Позже, в «Автобиографических заметках», он вспоминал: «От дворовых и матери я в ту пору много наслушался песен, сказок, преданий, слышал, между прочим, «Аленький цветочек», «О трёх старцах», то, что потом читал у Аксакова, у Толстого. Им же я обязан и первыми познаниями в народном и старинном языке». Елец. Улица Шевченко (бывшая Введенская) «По вечерам он уходил на часок в очередную избу на посиделки, — пишет В.Н. Муромцева-Бунина, — куда вносил оживление своими шутками, а иногда и рассказами. Ходил и «на улицу», где «страдали», плясали, и он сам иногда придумывал «страдательные» или плясовые, которые вызывали смех и одобрение». С удовольствием слушал молодой поэт старинные песни, исполнявшиеся на посиделках. Несколько отрывков он записал... По А. К. Бабореко Дом, в котором жил И. Бунин в 1883-1885 гг. Ныне Литературно-мемориальный музей И.А. Бунина (Елец, ул. Горького, д. 1 б) Вопросы и задания 1. Как характеризует И.А. Бунина знание им своих предков и отношение к ним? Что знаете вы о своих предках? До какого колена(поколения)? 2. Что формировало будущего писателя? Густой зелёный ельник у дороги, Глубокие пушистые снега. В них шёл олень, могучий, тонконогий, К спине откинув тяжкие рога. Вот след его. Здесь натоптал тропинок, Здесь ёлку гнул и белым зубом скрёб — И много хвойных крестиков, остинок Осыпалось с макушки на сугроб. Вот снова след, размеренный и редкий, И вдруг — прыжок! И далеко в лугу Теряется собачий гон — и ветки, Обитые рогами на бегу... О, как легко он уходил долиной! Как бешено, в избытке свежих сил, В стремительности радостно-звериной, Он красоту от смерти уносил! 1905 ПОРАЗМЫШЛЯЕМ О ПРОЧИТАННОМ Мы уже неоднократно употребляли слово «тема». Тема — это то, о чём произведение. Как определить тему стихотворения? Самый правильный способ — по имени существительному. Выпишем из стихотворения все существительные; распределим их по смысловым группам, к которым они относятся. Природа (лес, поле, луг): ельник, дорога, снега, тропинка, ёлка, крестики, остинки, макушка, сугроб, луг, ветка, долина — 12 слов, 12 словоупотреблений (то есть употреблений этих слов). Природа (олень): олень, спина, след (2 раза), зуб, рога (2 раза), прыжок, бег, избыток, сила, стремительность — 10 слов, 12 словоупотреблений. Природа (собаки): гон — 1 слово, 1 словоупотребление. Прочее: красота, смерть — 2 слова, 2 словоупотребления. Теперь рассмотрим словарик и сделаем удивительные выводы. Первый: стихотворение Бунина о природе: из 27 словоупотреблений существительных к миру природы относится 24: из них по 12 (поровну!) — к миру природы вообще (лес, поле, луг) и к его обитателю, главному образу стихотворения — оленю. Второй: и образ природы, и образ оленя, как его части, проработаны подробно, в деталях. В «лесу» — это не только ельник , но и остинки, крестики, снега, сугроб, макушки (ёлок), ветки. Образ оленя тоже выписан ярко: мы видим его бег, (могучие) рога, стремительность, силу, здесь очень интересно слово «избыток»: избыток сил. Итак, олень в лесу — основная тема. Причём олень молодой, царственно красивый, сильный. Природа дана поэтом так, чтобы подчеркнуть эту изысканность и величие. Бунин очень скуп на употребление глаголов. Большинство из них относятся к движениям оленя: шёл (1-я строфа); натоптал, гнул, скрёб (2-я); уходил, уносил (4-я). К образу леса относится глагол осыпалось и к собачьему гону — теряется (след собак). Что же из этого следует? Первая строфа задаёт тему: природа (лес) и его замечательный обитатель — олень. Тема раскрывается не в движении, напряжении, а в покое. Воспроизводится состояние природы, поэтому главное внимание уделяется частям речи, которые передают признаки предметов и явлений: густой, зелёный, глубокий, пушистый, могучий, тонконогий, тяжкие. Кстати, определите, какие из этих прилагательных — простые определения, а какие — определения художественные, то есть эпитеты. Какие особенности природы подчёркивает, выделяет поэт эпитетами? Во второй строфе стихотворения глаголов уже больше: три из них относятся к оленю и один — к деревьям (осыпались крестики и остинки с макушек елей). Почему так? Тема развивается, и Бунин определяет не только место события (лес) и образ природы (олень), но и передаёт их в динамике, движении. Мы словно видим это спокойное и уверенное движение оленя в лесу: он спокоен («натоптал тропинок»), ему ничего не мешает: он гнул ветку (питался), видны следы его молодых зубов («белым зубом скрёб»). Олень — дома, в естественной и неопасной обстановке. Совершенно особое место занимает третья строфа. Привычное, уверенно-спокойное состояние оленя ещё сохраняется в первом стихе, как вдруг всё решительно меняется. Вспомните определение кульминации. Олень почувствовав опасность. Удивительным образом передаёт это состояние поэт. Меняется ритм, конструкция фразы, пунктуация. Появляется слово вдруг. Оно само по себе уже говорит о новом повороте событий, о неожиданности. Эта неожиданность подчёркивается и тире. В данном случае оно усиливает впечатление и стремительности, и паузы одновременно. Стремительность обозначена очень точно: вдруг — прыжок! * Обратите внимание на восклицательный знак. Он ведь не случаен, он подчёркивает эмоциональное напряжение. И сразу — результат: олень ушёл от беды. Только сейчас мы понимаем, что беда была рядом, близко: «И далеко в лугу / Теряется собачий гон...» Здесь нас поджидает самое удивительное, неожиданное. Бунин сознательно идёт на нарушение грамматики во имя точности художественной картины. Внимательно прочитайте всё предложение: «И далеко в лугу / Теряется собачий гон — и ветки, / Обитые рогами на бегу...» От собачьего гона переход к веткам, обитым рогами на бегу?! Да ещё многоточие в конце фразы, которое подчёркивает и её незаконченность, и продолжение бега оленя?! Так вроде бы нельзя с точки зрения правил языка, не закончена одна мысль — о собачьем гоне, брошена. Пауза (тире) подчёркивает стремительный бег оленя, уходящего от погони, причём бега нет, но мы-то его почувствовали: он передан через деталь — сбитые на бегу могучими рогами ветки. В грамматике так нельзя, а в поэзии — не только возможно, но иногда необходимо! Здесь тот самый случай. Бунин добился главного: передана динамика, картина не только представлена, но и прочувствована, не только увидена, но и в деталях рассмотрена. Вот и последняя строфа. Прочитаем внимательно, медленно: О, как легко он уходил долиной! Как бешено, в избытке свежих сил, В стремительности радостно-звериной, Он красоту от смерти уносил! Первая фраза — торжество: олень ушёл; он вне опасности. Молодость и сила победили... Что победили? Вот здесь мы и подходим к самому важному — двум словам, стоящим в самой последней строчке: красота — с одной стороны, смерть — с другой. Вот, оказывается, о чём стихотворение, а вот его основная, неочевидная, скрытая тема: о победе красоты над смертью. А не только (и не столько!) о природе. Здесь нас ждёт ещё одно важное открытие. Стихотворение прочитано, но оно не отпускает нас от себя. Мы продолжаем о нём думать. Оказывается, есть ещё нечто. Это человек. Он не назван, но ведь не сами же пришли в лес на «гон» охотничьи собаки! Их ведь кто-то привёл. И появляется мысль о победе добра (красота — это добро) над злом: смерть — это зло. В ДЕРЕВНЕ I Когда я был маленьким, мне всегда казалось, что вместе с рождественскими праздниками начинается весна. «Декабрь — вот это зима»,— думал я. В декабре погода, по большей части, суровая, серая. Рассветает медленно, город с утра тонет в сизом, морозном тумане, а деревья одеты густым инеем сиреневого цвета; солнца целый день не видно, и только вечером замечаешь след его потому, что долго и угрюмо рдеет мутно-красная заря в тяжёлой мгле на западе... Да, это настоящая зима! Я с нетерпением ждал Святок. Когда в конце декабря я бегал по утрам в гимназию, видел в магазинах сотни блестящих игрушек и украшений, приготовленных для ёлок, видел на базаре целые обозы с этими зелёными, загубленными для праздника ёлочками, а в мясных рядах — целые горы мёрзлых свиных туш, поросят и битой, ощипанной птицы, я с радостью говорил себе: — Ну, теперь уж близко праздник! Скоро настоящая зима кончится, и дело пойдёт на весну Я на целые две недели уеду в деревню и буду там встречать начало весны. И мне казалось, что только в деревне и можно заметить, как начинается весна. Мне казалось, что только там бывают настоящие светлые, солнечные дни. И правда, ведь в городе мы забываем о солнце, редко видим небо, а больше любуемся на вывески да на стены домов. И вот наконец наступал давно желанный, радостный день. Вечером вдруг раздавался звонок в сенях нашей квартиры. Я стремглав бежал в прихожую и наталкивался там на высокого человека в большой енотовой шубе. Воротник этой шубы и шапка на голове высокого человека были в инее. — Папочка! — взвизгивал я в восторге. — Уйди, уйди, я — холодный, — говорил отец весело, и, действительно, от него так хорошо пахло морозной свежестью, снегом и зимним воздухом. Весь этот вечер я не отходил от отца. Никогда я не любил его так, как в эти вечера, никогда не засыпал так сладко! Я засыпал упоённый мечтами о завтрашнем путешествии в деревню, и правда — это было весёлое путешествие! Поезд быстро бежит среди ровных снежных полей, вагон озарён утренним солнцем. Белый дым волнующимися клубами плывёт перед окнами, плавно упадает и стелется по снегу около дороги, а по вагону ходят широкие тени. Свет солнца от этого то будто меркнет, то снова врывается в окна яркими, янтарными полосами... Даже весело то, что в вагоне так много народу, так тесно и шумно! Но вот и одинокая, знакомая станция среди пустынных полей. Тихо-тихо в полях после грохота поезда! Откинешься на задок саней, прикроешь глаза и только покачиваешься и слышишь, как заливается колокольчик над тройкой, запряжённой впротяжку, как визжат и постукивают на ухабах полозья. Коренник сеет иноходью, передние поджарые лошади, пофыркивая, несутся вскачь, комья снега бьют в передок, а около саней быстро-быстро, как змея, вьётся длинный кнут кучера. Обернёшься — и кажется, что полоса дороги выскальзывает из-под полозьев, бежит назад, в ровное снежное поле... А потом — шагом по занесённым вьюгами лугам, под обрывами с нависшими тяжёлыми снегами! Огромными раковинами завиваются внутрь гребни снеговых навесов. Ясно и резко отделяются их чистые, холодные изваяния от фона неба: небо снизу кажется тёмно-тёмно-синим! Пристяжные играют, на ходу хватают губами и отбрасывают снег... — Балуй! — грозно кричит кучер, щёлкая кнутом, — и опять постукивают сани на ухабах и звонко заливается колокольчик под мерно качающейся дугою... А между тем уже догорает короткий день; встали лиловые тучи с запада, солнце ушло в них, и наступает тихий, зимний вечер. Над посиневшими снегами залегает к востоку морозная мгла ночи. Сливается с нею вдали снежная дорога, и мёртвое молчание царит над степью. Только полозья тихо скрипят по снегу и задумчиво позванивает колокольчик: лошади идут шагом. Овсянки бесшумно перелетают перед ними по дороге... Мужик на розвальнях пристал за нами где-то на перекрёстке, и заиндевевшая морда его шершавой, низенькой и бокастой лошадки, которая трусит рысцой за нашими санями, равномерно дышит тёплым паром в мой затылок. — Не наезжай! — раздаётся иногда голос нашего кучера среди мёртвого молчания поля. И мужик тоже что-то покрикивает, соскакивает на раскатах и снова бочком, на бегу, вваливается в свои дровни. А кругом всё темнеет и темнеет, и уже ночью въезжаем мы в знакомое село. Ночь тёмная, но звёздная; мелкие звёзды содрогаются острыми синими огоньками, крупные блещут переливчатым блеском разноцветных камней. На селе ещё краснеют кое-где оконца в смутно чернеющих избах... В чистом, морозном воздухе звонко отдаются скрип ворот или лай собачонки. И чувство глубокого довольства и покоя наполняет душу, когда наконец медленно въезжаешь на сугроб перед крыльцом освещённого и тёплого деревенского домика! II — Но где же весна-то? — спросите вы. А разве не весеннее радостное чувство наполняло душу за весь этот весёлый, солнечный день нашего путешествия в деревню? Разве не с весенним чувством открывал я глаза, проснувшись на другое утро в детской? В больших комнатах нашего старинного дома с утра всегда стоял синий полусумрак. Это оттого, что дом был окружён садом, а стёкла окон сверху донизу зарисовал мороз серебряными пальмовыми листьями, перламутровыми, узорчатыми папоротниками. Ещё до чаю я успевал обегать все комнаты, осмотреть все эти рисунки, сделанные морозом за ночь, и даже — побывать в сенцах, где стоят лыжи. — Папа, я пойду покатаюсь немного,— робко говорил я отцу тотчас после чаю. Отец пристально смотрел на меня и с улыбкой отвечал: — Ах ты, дикарь этакий! Настоящий вогул! Ведь ещё холодно, нос отморозишь! — Я только на минутку... — Ну, если так,— беги! — Я вогул, я вогул! — кричал я, подпрыгивая от радости и поспешно снаряжаясь в путь. Резкий, морозный воздух так и охватит всего, когда выйдешь из дому. За садом ещё холодно краснеет заря. Солнце только что выкатилось огнистым шаром из-за снежного поля; но вся картина села уже сверкает яркими и удивительно нежными, чистыми красками северного утра. Клубы дыма алеют и медленно расходятся над белыми крышами. Сад — в серебряном инее... Туда-то мне и нужно! И, став на лыжи, окружённый гончими, я спешил забраться в самую чащу, где можно с головой утонуть в сне1у. — Я вогул! — кричал я собакам, пробираясь по пушистому снегу к пруду под садом. Там, на старых ракитах, до полудня держится густой, махровый иней. Весело отряхнуть его и чувствовать, как он осыпает лицо своим холодным пухом! А ещё веселее смотреть, как на пруде работники прорубают проруби и баграми вытаскивают из воды огромные льдины. Словно квадраты светлых горных хруста-лей, сияют они на солнце, играя зеленоватыми и синими переливами... К обеду солнечный день окончательно разыгрывается. С навеса крыльца падают капли. Как слоновая кость, блестят по деревенскому выгону отшлифованные ухабы дороги. «Весна, весна близко!» — думаешь, прикрывая глаза под лаской солнца. И весь день не хочется уходить со двора! Всё радует Забредёшь ли на двор, где около яслей дремлют, изредка глубоко вздыхая и раздувая бока, меланхоличные коровы, бродят похудевшие за зиму лошади и жмутся в кучу овцы; пройдёшь ли на гумно и слышишь по дороге, как возятся и трещат воробьи в кустах акаций, как они вдруг снимаются всей своей шумной стаей и дождём сыплются на крышу риги,— всё радует... А на гумне, в затишье скирдов и соломенных валов, забитых снегом, особенно уютно. Хорошо полежать под солнцем в омёте, в соломе, которая так резко пахнет мышами и снегом! И весь праздник проходил у меня в этом очаровании солнечными днями, в светлых грёзах о близкой весне. Забудешь, бывало, об уроках, забудешь даже лыжи, и всё сидишь в освещённой солнцем зале, всё глядишь на далёкие снежные поля, которые уже блестят по-весеннему золотистою слюдою крепкого наста. |