Главная страница
Навигация по странице:

  • Междисциплинарные

  • Учебное пособие для вузов


    Скачать 2.92 Mb.
    НазваниеУчебное пособие для вузов
    Анкорlebedev.doc
    Дата17.05.2018
    Размер2.92 Mb.
    Формат файлаdoc
    Имя файлаlebedev.doc
    ТипУчебное пособие
    #19341
    страница21 из 42
    1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   42
    Глава 2.Социальный иарашрисши иаривй профессии

    В целом такая политика привела к результатам прямо противоположным желаемым. Общественные движения, инициированные отдельными событиями или общим ухудшением ситуации, которое так или иначе связывалось с последствиями научно-техничес­кого развития, приобретали откровенно конфронтаци-онный характер. Они быстро политизировались и часто превращались в значительную деструктивную силу.

    Все это заставило искать новую стратегию, в поис­ке которой государство и политики обратились к науч­ному сообществу, которое также оказывалось «потер­певшей стороной», принимая не всегда заслуженные упреки общества и страдая от последствий неуклюжих действий государственной бюрократии.

    Постепенно сформировалась стратегия взаимодей­ствия с общественными движениями. В ее основе ле­жит «асимметричный ответ» на вызов, который эти движения бросают институтам власти и инновацион­ному сообществу. Эта стратегия исходит из предполо­жения о возможности наихудшего варианта развития событий, когда продуктивный диалог с отдельными общественными движениями оказывается вообще не­возможным из-за преобладания в них иррационально­го элемента.

    Готовиться нужно не к полемике с сектантами, а к «отсечению» ослепленных эмоциями или увлеченных харизматическим лидером членов движения от основ­ной массы вполне здравомыслящих и ориентирован­ных на рациональные оценки людей. Поэтому научная политика должна исходить из реалистического пред­ставления о том, что знает о науке обычный здраво­мыслящий человек, какие научные факты ему извест­ны и насколько он знаком с научной методологией. Эти представления подвергаются интенсивному социоло­гическому и социально-психологическому анализу, результаты которого используются для повышения конструктивности диалога и широко применяются при формировании и модификации научной политики.

    Следующим шагом стало создание условий для пре­образования общественных движений в политические партии (партия «зеленых», к примеру) и вовлечения их в полноценное участие в политическом процессе, где они представляют определенную социальную группу.

    В целом же научная политика постепенно начинает строиться так, чтобы привить обществу осознание того, что риск, связанный с развитием науки и техники, не­отделим от ее достижений. Общественность должна быть информирована о самой природе научного знания, не только о достижениях, но и органических слабостях научного метода, который не является абсолютным, и о природе технических решений, которые даже в самом лучшем случае оптимальны только с точки зрения огра­ниченного, заведомо неполного набора критериев.

    Придется свыкнуться с мыслью, что блага, которые несет с собой развитие науки и техники, являются отно­сительными. Но и развитие инновационного комплекса не является стихийным, неизбежным процессом. Обще­ство может регулировать этот процесс и, в конечном счете, за ним остается выбор, финансировать ли новые достижения инновационного комплекса и связанный с ними новый уровень благосостояния и новый уровень риска, или отказаться от каких-то направлений поиска.
    | Наука и бизнес

    Активная позиция научного сообщества и призна­ние его институтов полноправным субъектом процес­са управления наукой кардинально изменили отноше­ния между наукой, государственной властью и бизне­сом, а тем самым и представления о движущих силах экономического развития.

    Потребность в подобных изменениях выяснилась еще в 70-х годах XX века отнюдь не в связи с управ­лением наукой. Речь шла о поиске новых путей осво­ения высоких технологий. Традиционная система «вне­дрения инноваций», при которой от появления плодо­творной научной идеи до разработки основанного на ее использовании конкурентоспособного рыночного продукта проходит 12— 15 лет, оказалась в новых усло­виях совершенно неэффективной. За это время сменя­лись целые поколения технологий, а прогнозировать изменение рыночной конъюнктуры на такие периоды не удавалось, как не удается и сегодня. В результате резко повышался уровень риска для корпораций, ра­ботающих в самых передовых и важных, в том числе и для безопасности государства, областях. Государство тоже не могло взять этот риск на себя, снижая тем самым уровень конкуренции и подвергая серьезной опасности всю бюджетную политику.

    После длительных поисков и экспериментов уда­лось выяснить, что наиболее перспективный путь — передача основной части инновационного процесса и связанного с этим коммерческого риска самим ученым, точнее, тем из них, кто был на это согласен. Ученые-бизнесмены получали серьезные преимущества — они могли более оперативно следить за развитием иссле­дований в своей области и, соответственно, быстрее конкурентов реагировать на изменения ситуации.

    Потребовались серьезные изменения в законах об интеллектуальной собственности, позволявших авто­рам инноваций их коммерческое использование. Была скорректирована налоговая и кредитная политика, сти­мулирующая развитие мелкого' и среднего инноваци­онного бизнеса, так называемых «венчурных» фирм.

    Скажем сразу, уровень риска для каждого владель­ца фирмы остался по-прежнему высоким. Примерно 75 — 80% венчурных фирм разоряются в первые же годы своего существования. Остальные фирмы встраивают­ся в общую структуру экономики, продавая свои про­дукты крупным корпорациям, государству или конеч­ным потребителям. И лишь единицы типа «Майкро­софт» вырастают в крупные корпорации.

    Однако новая схема распространения инноваций оказалась успешной в главном — интервал между на­учной идеей и появлением конечного продукта был сокращен в среднем до 3 — 4-х лет, а значительная часть риска была распределена между тысячами мелких предпринимателей. Существенно повысился уровень конкуренции.

    Экономические результаты оказались столь впе­чатляющими, что сегодня, к примеру, во всех развитых странах проблема инноваций формулируется только в терминах программ «развития инноваций и малого научного бизнеса». Возросло и общее доверие бизнеса к науке.

    Не менее значительными были и структурные из­менения в отношениях между наукой, производством и бизнесом в сфере высоких технологий. Разорение венчурных фирм постоянно пополняет рынок труда наиболее дефицитной категорией работников — квали­фицированными специалистами, имеющими опыт ра­боты как в науке, так и в бизнесе. Подавляющее боль­шинство из них либо возвращается в прикладные ис­следования, либо уже в качестве наемных менеджеров и консультантов приходит в крупные корпорации.
    | Новые вызовы

    В краткой сводке достижений науки за скобками остаются десятилетия труда сотен исследователей, трудности, мучительные поиски и драматические не­удачи, которых всегда на порядок больше, чем успе­хов. Более того, на каждой стадии работы ее участники совсем не уверены в том, что верный путь, во-первых, вообще существует, а, во вторых, что его выбрали имен­но они, а не их соперники. А если речь идет о судьбах человечества, то к этой драме идей добавляется и ог­ромная личная ответственность: «Кто, если не я?»

    Эти особенности поведения профессионального сообщества особенно отчетливо видны в ситуациях с открытым финалом. В отличие от общественных дви­жений и политиков ученые еще три десятилетия на­зад, после первых успешных опытов по генной инже­нерии и ряду других направлений медико-биологичес­ких исследований, с тревогой отмечали, что отдаленные последствия генно-инженерных манипуляций практи­чески невозможно предсказать с достаточной надеж­ностью. Ситуация полностью выходит из-под контроля при массовом использовании генетически модифици­рованных продуктов (ГМП).

    Крайняя болезненность ситуации заключалась в том, что объектом дискуссии явилось ограничение де­ятельности по достижению главной цели науки — ин­тенсивному пополнению массива научного знания. Потенциальная опасность направленного вмешатель­ства в генетические механизмы, равно как и готовность власти и бизнеса широко использовать результаты такого вмешательства были очевидны и авторам откры­тия, и их коллегам из различных отраслей науки. Столь же очевидной была неготовность профессии к реше­ниям и действиям в столкновении с проблемой.

    Первое решение — использовать опыт физиков-ядерщиков, объявлявших в свое время мораторий на исследования в области ядерных вооружений, пока не будет обеспечен соответствующий контроль со сторо­ны сообщества. Попытка реализовать это решение — мораторий, объявленный рядом крупнейших специа­листов в 70-х годах, — принесла неожиданные и шоки­рующие результаты. Работы по биотехнологиям, кото­рые проводились небольшими коллективами на отно­сительно компактном оборудовании, не только не были свернуты, но, наоборот, стали интенсивно развиваться за счет притока молодых, не слишком разборчивых в средствах, исследователей. В то же время наиболее авторитетная часть профессионального сообщества, соблюдая мораторий, фактически отказалась от конт­роля над развитием этой области.

    Все эти годы сообщество подвергалось массиро­ванному давлению со стороны бизнеса(производите­ли с/х продуктов и фармацевтические корпорации) и ряда общественных организаций, аргументы которых выглядели куда как убедительно. Ученых обвиняли в том, что они, опираясь на неясные предчувствия и гипотетические опасности, препятствуют борьбе с реальными проблемами: недостатком дешевого продо­вольствия для сотен миллионов голодающих и дефици­том эффективных лекарств против смертельных болез­ней. Когда такие, сами по себе убедительные, аргументы подкрепляются сотнями тысяч долларов на рекламные и PR-кампании корпораций, спорить с ними оказыва­ется очень не просто.

    Таким образом, попытки научного сообщества не­посредственно воздействовать на процесс принятия решений успехом пока не увенчались. После долгих поисков был избран другой, традиционный путь — усиление информационного контроля исследований и экспертизы ситуации в целом. Для этого впервые в истории науки сделана беспрецедентная попытка кон­солидированной акции научного сообщества для уско­рения информационного обмена. По инициативе круп­нейших специалистов тысячи исследователей, работа­ющих в биомедицинских исследованиях, выдвинули ультимативное требование издателям научных журна­лов по этой тематике. Учитывая огромное обществен­ное значение современного этапа в развитии биоме­дицинских наук, его влияние на будущее человечества, ученые потребовали открытого доступа ко всем публи­кациям через сеть Интернет. Ученые выразили готов­ность обсудить с издателями возможности компенса­ции их расходов, однако заявили, что готовы с сентяб­ря 2001 года прекратить все виды сотрудничества с журналами (публикацию собственных статей, участие в работе редколлегий, редактирование и рецензирова­ние рукописей и т. п.), издатели которых откажутся выполнить данное требование.

    Не менее интересна и реакция издателей. Редак­тор «Nature» — одного из самых престижных научных журналов — в ответ на ультиматум ученых объявил, что отныне обязательным требованием к авторам статьи станет указание на источники финансирования иссле­дований. Если при этом обнаружится, что исследова­ние выполнено по заказу одной из заинтересованных корпораций, редакция оставляет за собой право отка­заться от публикации и известить соответствующее научное общество о мотивах отклонения. Таким обра­зом, обе стороны конфликта с разных позиций работа­ют на интересы общества.

    Наряду с этим новый толчок получили исследова­ния по биоэтике, были внесены соответствующие до­полнения в уставы целого ряда профессиональных обществ и кодексы поведения их участников (именно в ряде биомедицинских наук такого рода писаные ко­дексы существуют), а главное, формируется серьезная база для взаимодействия между научным сообществом, государственными институтами, представительной властью, бизнесом и общественными организациями. Иными словами, используется весь арсенал инстру­ментов, которыми располагает демократическое обще­ство для обсуждения жизненно важной проблемы и контроля за принятием решений при любом развитии ситуации.

    И сегодня, когда трагический смысл слова «нео­братимость» в связи с клонированием человека посте­пенно начинают чувствовать даже политики, подобное взаимодействие является тем максимумом, который общество может мобилизовать в ответ на новый вызов времени. При этом, как уже говорилось, финал остает­ся открытым: наука — это предвидение, но не Прови­дение.

    Глава 3

    СОЦИАЛЬНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПЕРЕДНЕГО КРАЯ ИССЛЕДОВАНИЙ


    В «классической» социологии науки, связанной, в первую очередь, с работами Р. Мертона и его последо­вателей, практически все характеристики научного сообщества и поведения ученых реконструировались из особенностей научного знания как основной цели науки. При этом предполагалось, что непосредствен­ная организация исследований и взаимодействие ис­следователей заведомо протекают в различных усло­виях, но их мотивация, ориентация, формы работы со знанием и т. п. носят единый для профессии и в этом смысле универсальный характер.

    В то же время по мере того, как научная профес­сия становилась массовой, ее социальные и организа­ционные особенности начали приобретать все большее значение, а их изучение — выделяться в самостоятель­ную сферу социологического исследования, связанную с социологией научных сообществ, но отнюдь не сво­дящуюся к последней.

    Обозначающее это направление понятие «передний край исследований» (research front) вошло в социоло­гию науки на рубеже 60-х гг. XX века как обозначение новой самостоятельной области исследования. Пред­ставление о переднем крае вводилось в расчете на интуитивную ясность и эмпирическую очевидность его содержания для любого работающего ученого. Имелось в виду, что исследовательская деятельность осуществ­ляется на границе познанного и непознанного и что uDt пребывание в этой пограничной зоне придает особый характер как взаимоотношениям между исследовате­лями, так и их отношению к научному знанию — его отбору, оценке, способам обработки.

    «Вход» в систему дисциплинарной публикации об­разует естественную границу между двумя сферами организации знания и связанной с ним деятельности. По одну (внутреннюю) сторону этой границы индивидуаль­ная и групповая деятельность ученых, каковы бы ни были ее конкретные характеристики (цели, мотивы, формы взаимодействия и т.д.), в каждом конкретном случае, приобретает системное значение тогда и постольку, ког­да и поскольку ее результаты оказывают влияние на содержание и динамику знания дисциплины.

    С другой (внешней относительно дисциплинарной системы) стороны границы, т. е. на переднем крае, орга­низация знания уже не задается состоянием дисципли­нарной системы, а отражает принципиально иную фун­кцию знания — интеллектуальное обеспечение ис­следований, прагматика которых, в свою очередь, определяется теми более широкими областями научной и/или практической деятельности, в которые включены исследования. При этом предсказать заранее, какая именно группа результатов (содержательная, методи­ческая, техническая) и для какой именно группы специ­алистов окажется особенно ценной, невозможно.

    Поэтому изучение организации знания на пере­днем крае ведется с совершенно иных позиций, а во многом и на ином эмпирическом материале, нежели исследование организации дисциплинарного знания.

    В отличие от дисциплинарной организации знания, где публикационный массив задавал единую группу обобщенных и относительно стабильных ориентиров для поддержания и развития системы дисциплинарно­го знания, организованной по собственным законам, на переднем крае исследований ориентиры, задающие мотивацию исследователей и воздействующие на вы­бор тематики работы, гораздо более разнообразны и менее организованы.

    Дисциплинарное знание на переднем крае играет роль лишь одного из ориентиров — адреса возможных приложений результатов исследований. До тех пор, пока научное знание дано нам через сведения о ком­муникации по его поводу, мы не в состоянии отделить в этой синкретической картине элементы, характерные для организации знания, от организационных особен­ностей, связанных с разделением труда, техникой ком­муникации, величиной и статусом конкретного иссле­довательского сообщества и другими организационны­ми характеристиками коммуникации, не имеющими прямой связи с ее содержанием.

    Тем самым понятие переднего края приобретает еще одно важное измерение — передний край связы­вает дисциплинарно организованную науку с органи­зационным, и далее, с социальным окружением иссле­дований, являясь своего рода границей между наукой и обществом. Именно в этой пограничной зоне распола­гаются организационные механизмы взаимодействия, а следовательно, здесь имеет смысл искать возможности целенаправленного воздействия на эти механизмы.

    Наиболее подробному исследованию в этой связи подверглись попытки представить науку как объект социального управления.
    1 Структура научно-технического прогресса

    В основу исследований научно-технической дея­тельности была положена принятая на конференции ЮНЕСКО типология видов этой деятельности, связы­вающая научные идеи с конечным продуктом прогрес­са в виде технологий, ноу-хау, образцов продуктов и т. п. Она включала следующие типы научно-техничес­кой деятельности: фундаментальные исследования (в ряде классификаций подразделяющиеся на поисковые и целевые), прикладные исследования, опытно-конст­рукторские разработки, рыночное освоение продукта. В советской литературе вся совокупность этих типов объединялась аббревиатурой НИОКР (научные иссле­дования и опытно-конструкторские разработки).

    Непосредственно к науке в этой типологии отно­сятся фундаментальныеиприкладныеисследования. Эти типы исследований различаются по своим соци­ально-культурным ориентациям, по форме организа­ции и трансляции знания, а соответственно, по харак­терным для каждого типа формам взаимодействия исследователей и их объединений. Все различия, одна­ко, относятся к окружению, в котором работает иссле­дователь, в то время как собственно исследовательс­кий процесс — получение нового знания как основа научной профессии — в обоих типах исследований протекает абсолютно одинаково.

    Социальные функции фундаментальных и при­кладных исследований в современном науковедении определяются следующим образом.

    Фундаментальные исследования направлены на усиление интеллектуального потенциала общества (страны, региона...) путем получения нового знания и его использования в общем образовании и подготовке специалистов практически всех современных профес­сий. Ни одна форма организации человеческого опыта не может заменить в этой функции науку, выступаю­щую как существенная составляющая культуры.

    Прикладные исследования направлены на интел­лектуальное обеспечение инновационного процесса как основы социально-экономического развития совре­менной цивилизации. Знания, получаемые в приклад­ных исследованиях, ориентированы на непосредствен­ное использование в других областях деятельности (технологии, экономике, социальном управлении и т. д.).

    Формирование прикладных исследований как ор­ганизационно специфичной сферы ведения научной деятельности, целенаправленное систематическое раз­витие которой приходит на смену утилизации случай­ных единичных изобретений, относится к концу XIX века и обычно связывается с созданием и деятельнос­тью лаборатории Ю. Либиха в Германии. Уже перед первой мировой войной прикладные исследования как основа для разработки новых видов техники (поначалу военной) становятся неотъемлемой частью общего научно-технического развития, и к середине XX века постепенно превращаются в ключевой элемент науч­но-технического обеспечения всех отраслей народно­го хозяйства и управления.

    Механизмы, регулирующие деятельность и отноше­ния в прикладных исследованиях, определяются их организационным окружением. Хотя в конечном счете социальная функция прикладных исследований направ­лена на снабжение инновациями научно-технического и социально-экономического прогресса в целом, непос­редственная задача любой исследовательской группы и организации состоит в обеспечении конкурентного преимущества той организационной структуры (фирмы, корпорации, отрасли, отдельного государства), в рамках которой осуществляются исследования.

    Эта задача определяет приоритеты в деятельности исследователей и в работе по организации знания: выбор проблематики, состав исследовательских групп (какправило, междисциплинарных), ограничение вне­шних коммуникаций, засекречивание промежуточных результатов и юридическая защита конечных интеллек­туальных продуктов исследовательской и инженерной деятельности (патенты, лицензии и т. п.).

    Ориентация прикладных исследований на внешние приоритеты и ограничение коммуникаций внутри ис­следовательского сообщества резко снижают эффек­тивность внутренних информационных процессов — научной критики как основного двигателя научного познания. Для компенсации этого ограничения при­кладные исследования как отрасль научно-техничес­кого прогресса поддерживаются мощными и весьма дорогостоящими информационными технологиями.

    Знание, полученное в прикладных исследованиях (за исключением временно засекреченных сведений о промежуточных результатах), организуется в универ­сальной для науки форме научных дисциплин (техни­ческие, медицинские, сельскохозяйственные... науки) и в этом стандартном виде используется для подготов­ки специалистов и поиска базовых закономерностей.

    Дальнейшее изучение практики привлечения науки к решению важных общественных проблем показало, однако, ограниченность типологии НИОКР. Дело в том, что строгое разделение типов исследований достаточно успешно прослеживалось лишь в традиционных отраслях хозяйства (промышленности, строительстве, сельском хозяйстве и т. п.), где все усилия научно-технического комплекса были строго ориентированы на получение вполне определенных видов конечного продукта.

    В то время как рос спрос на научное сопровожде­ние для новых, далеко не всегда структурированных областей, само типологическое различение потеряло смысл. В этой связи все чаще стали говорить о меж­дисциплинарных (или комплексных, термин еще не устоялся) исследованиях.
    Междисциплинарные исследования

    Междисциплинарныеисследования—тип органи­зации исследовательской деятельности, предусматри­вающий взаимодействие в изучении одного и того же объекта представителей различных дисциплин.

    Необходимость научного обоснования решений в таких областях, как, например, вопросы развития горо­дов, содержание обучения и воспитания, социальное планирование, воспроизводство природных ресурсов и многих других, не подвергается сегодня сомнению. Нужно, однако, отметить, что связь этой общественно важной проблематики с наукой далеко не всегда опира­ется на структуру исследовательской и инженерно-кон­структорской деятельности, сопоставимую со структур­ным оформлением связи между наукой и технологией.

    Речь, таким образом, идет об укреплении обосно­ванности решений, принимаемых на основепрошлого опытаиздравогосмысла.Этот способ, допускающий методические усовершенствования и усиление инфор­мационной поддержки, останется в ближайшем буду­щем практически единственным средством решения срочных однократных проблем, не поддающихся про­гнозированию.

    Как правило, попытки практического решения такого рода проблем начинаются с формирования эк-спертно-аналитических групп. В качестве участников этих групп приглашаются и наиболее крупные авто­ритеты в области различных наук. Однако эти -ученые выступают в данном случае не в качестве исследова­телей проблемы, а в качестве экспертов, которые дол­жны ознакомиться с ней и дать ей оценку, основыва­ясь на имеющейся (практической) информации и на собственной интуиции.

    Альтернативой является исследование связанных с данными проблемами явлений, хотя подобный путь обработки проблем требует крупных расходов и обе­щает практические результаты лишь через неопреде­ленный промежуток времени.

    Внимание к междисциплинарным исследованиям и даже выделение их в специальный тип исследова­тельской деятельности относится ко второй половине XX века, хотя обсуждение различных аспектов меж­дисциплинарного взаимодействия традиционно при­влекало исследователей науки, историков и философов науки. При этом рассматривались, прежде всего, два типа междисциплинарного взаимодействия; 1) взаи­модействие между системами дисциплинарного зна­ния в процессе функционирования наук, их интегра­ции и дифференциации; 2) взаимодействие исследо­вателей в совместном изучении различных аспектов одного и того же объекта. В дальнейшем проблемати­ка, связанная с первым типам междисциплинарности, практически полностью стала изучаться в рамках ис­следований по классификации науки и ее развития.

    Таким образом, в настоящее время междисципли­нарные исследования рассматриваются прежде всего как проблема исследовательской практики и перевода ее результатов в систему знания. При этом главная задача состоит в том, чтобы преодолеть в процессе исследований отмеченное в свое время И. Кантом про­тиворечие между организацией реальности, законо­мерности организации которой нам не всегда извест­ны, и наукой, знание которой организовано по науч­ным дисциплинам с характерными для каждой из них базовыми допущениями, гипотезами и расширительны­ми интерпретациями сведений о реальности и ее орга­низации. Эта задача, пусть и не всегда в явной форме, стоит перед участниками междисциплинарных иссле­дований любого масштаба.

    Практический характер задачи определяет и поста­новку проблематики как в общем виде, так и в каждом конкретном случае. Успешное осуществление междис­циплинарных исследований предполагает одновремен­ное решение трех видов проблем: методологической (формирование предмета исследований, в котором объект был бы отражен таким образом, чтобы его мож­но было изучать средствами всех участвующих дисцип­лин, а полученные в ходе исследований результаты могли уточнять и совершенствовать исходное изображение); организационной (создание сети коммуникаций и вза­имодействия исследователей, с тем чтобы они могли профессионально участвовать в получении и обсужде­нии, а также привлекать к нему своих коллег из соот­ветствующих дисциплин); информационной (обеспече­ние передачи прикладных результатов междисципли­нарного исследования в практику принятия решений и их технологического воплощения и одновременно пе­редачу собственно научных результатов, полученных участниками, для экспертизы в системы дисциплинар­ного знания).

    Практика реализации крупных междисциплинар­ных проектов, где вся эта проблематика вынужденно формулируется в явной форме, позволила накопить уже довольно большой опыт.

    Ключевую роль играет методологическое обеспе­чение междисциплинарных исследований, которое предполагает создание предметной конструкции, функ­ционально аналогичной предметной конструкции дис­циплины. В эту конструкцию входят следующие глав­ные компоненты:

    • систематически организованное отображение эмпирических данных об объекте, организован­ное обычно в виде его классификации и одно-или многомерных изображений в виде карт и баз данных;

    • исследовательские средства (методы наблюде­ния и эксперимента, математические и физи­ческие модели и т. д.);

    • набор теорий разной степени общности, разра­ботанных в различных дисциплинах;

    • языковые средства, с помощью которых стро­ятся и модифицируются теоретические опи­сания;

    — содержательные предпосылки (как правило, полностью не эксплицируемые), в духе кото­рых происходит интерпретация новых данных, а также выбор направления их поиска.

    Поскольку предмет исследования невозможно «сложить» из его дисциплинарных изображений, ак­цент делается на развитии описаний совокупностей и массивов эмпирических данных, их структуризации и превращению баз данных в базы знаний.

    Свои особенности в организации междисципли­нарных исследований приобретает и формирование системы коммуникаций. Сети дисциплинарной комму­никации дополняются средствами, позволяющими опе­ративное обращение к внешним экспертам или прове­дение экспертной оценки частного вопроса, относитель­но которого пока нет научного решения. Эффективной инновацией является и целенаправленное создание коммуникационных объединений, действующих в ре­жиме «невидимого колледжа», обеспечивающих опе­ративное обсуждение полученных промежуточных результатов и гипотез.

    В условиях все большей глобализации науки осо­бое значение приобретает комплекс проблем, связан­ных с передачей результатов крупных междисципли­нарных исследовательских проектов.

    С одной стороны, речь идет о передаче собственно научных результатов для экспертизы и включения в системы знания соответствующих дисциплин.

    С другой стороны, необходимо организовать кана­лы и правовое обеспечение прикладных результатов (их патентную защиту, в некоторых случаях рекламу и т. п.), а также практических рекомендаций для при­нятия политических и управленческих решений.

    Иными словами, центр интересов социологов «ес­тественным» путем (в связи со спецификой актуаль­ной проблематики) все больше начинает смещаться от исследования поведения ученых к изучению соци­альных проблем научного знания. Эти исследования, однако, проходят уже на новом уровне и с новыми постановками задач.



    Социология научных сообществ блестяще подтвер­дила свою жизнеспособность и превратилась в при­кладную дисциплину, широко связанную с другими областями социологии, информатики, организации науки и т. п.

    С другой стороны, современные социальные про­блемы науки и научного знания становятся полем широкого изучения самых различных аспектов разви­тия общества (исследования научной политики, соци­альных аспектов технологического развития и приме­нения технологий, роли научной экспертизы и т. д.). В этой связи на первый план выходит проблема сохра­нения специфики социологии научного знания, ее места и права на статус самостоятельной области со­циологического исследования.

    Общим исходным пунктом самых различных под­ходов в современной версии социологии знания явля­ется агрессивный социологизм. Вспомним, классичес­кая социология знания начала XX века развивалась как довольно осторожная оппозиция позитивистскому иде­алу науки как совокупности объективного проверяемо­го знания о реальности. Теперь ситуация резко обо­стряется.

    Позитивистский идеал научного знания как сово­купности логически непротиворечивых высказываний о реальности (природе и обществе) уже не просто критикуется (его принципиальная ограниченность была выявлена еще в середине прошлого века), но all

    Глава 4


    КОГНИТИВНАЯ СОЦИОЛОГИЯ НАУКИ -ПОИСКИ ИДЕНТИЧНОСТИ

    объявляется вообще лишь одним из возможных вари­антов конструированиязнания на основе вполне оп­ределенной системы культурных представлений. Не­случайно многочисленные течения социологии знания, исповедующие идеи «конструируемое™» реальности, часто объединяются под общим названием «конструк­тивизма».

    Наиболее жесткая оппозиция классической соци­ологии науки и знания — этнометодологическое1 на­правление в социологии — радикальным образом про­водит идею социальной конструируемости всех социо­культурных феноменов и их рефлексивности. В рамках этого направления реальность, с которой имеет дело наука, трактуется как мир значений, обладающий лишь видимостью объективной фактичности, лишь кажущий­ся существующим сам по себе, независимо от исследо­вателя.

    Можно сказать, что идея конструируемой реаль­ности становится альфой и омегой всех социальных наук, строящихся на базе критики натурализма и объек­тивизма, в том числе и социологии науки второй поло­вины XX в. Реальность оказывается здесь не равно­правным участником диалога, осуществляемого с нею ученым и в эксперименте, и в теоретических принци­пах, а лишь выразителем тех смыслов, которые ей при­писываются и проецируются на нее в ходе межлично-
    : В основе этнометодологии лежит стремление понять процесс коммуникации как процесс обмена значениями, то есть сделать универсальным методом исследования процедуры антропологи­ческого изучения иных культур.

    Этнометодология полагает, что разрыв между субъектом и объектом характерен для позитивистской модели исследования, а действительное исследование необходимо строить на взаимосоп­ряженности исследователя и исследуемого.

    Это направление социологии обращает внимание на то, что коммуникациямеждулюдьмисодержитболеесущественнуюин­формацию,чемта,котораявыраженавербально,чтосуществует неявное,фоновоезнание,некиеподразумеваемыесмыслы,которые молчаливопринимаютсяучастникамивзаимодействияикоторые объединяютих.Поэтому этнометодолог не может занимать пози­цию отстраненного наблюдателя и всегда должен быть включен в контекст повседневного общения и разговора.

    стного взаимодействия. Все и вся в реальности имеет своим источником активность людей, их целеполагание, их желания, ожидания, стремления, мотивы.

    Такая жесткая методологическая позиция конст­руктивизма опирается на результаты этнографических (этнологических) исследований различных культур. В результате этих исследований выяснилось, в частно­сти, что целостность культуры может опираться на вполне различные базовые представления о доказатель­ности и даже о рациональности.

    Социальная реальность, утверждают сторонники конструктивизма в социологии знания, не обладает объективными характеристиками, она приобретает их лишь в ходе речевой коммуникации собеседников, выражающих их в объективных категориях, в терми­нах общих свойств, которые и приписываются затем социальной реальности самой по себе.

    Знания — это также элемент культуры, определя­емый обществом, в котором оно произросло, и они применяются также в соответствии с интересами, су­ществующими в этом обществе. Все знания добывают­ся людьми на основе существующих культурных ре­сурсов. Старые знания — это часть того сырья, кото­рое применяется для добычи нового. Поэтому, невзирая на то, какие интересы управляют генерацией знаний, в процесс всегда замешаны социально поддерживае­мое согласие и модификация существующего понятий­ного содержания.

    Это означает, что пониманиетого,чтотакоезна­ниеинаука,социальноопределено,ипотомувовсене обязательнопостроенонарациональномосновании.

    Это означает также, что наука может быть приме­нена какой-либо социальной группой как, например, обоснование доминирования или контроля за другими социальными группами, и что содержание знаний оценивается по социально институционализованным меркам, что также свидетельствует о контроле.

    Конкретные примеры социально контролируемой науки приводятся в сборнике исследований, посвящен­ных отдельным таким случаям, под названием «Есте­ственный порядок», где, в частности, френология (ана­лиз формы черепа) начала XIX века и ее притязания на знание (и споры вокруг этого) ставятся в связь с тем познавательным интересом, который нарождающа­яся буржуазия проявляла к соединению духовных ка­честв с социальной средой и к поиску научных осно­ваний для иерархии, отличавшейся бы от прежней, но все же отражавшей бы мир так, как его видел новый средний класс. Другой пример —- это объяснение раз­вития статистики и содержания знаний интересами, выразившимися, в частности, в использовании их как оснований для аргументации в пользу или против ев­геники (расовой чистоты).

    Важной новацией в развитии социологии знания является ориентация конструктивизма на широкие эмпирические исследования. В этой связи социологи этнографической школы противопоставляют два уров­ня социологии знания: макросоциологический и мик­росоциологический. Заслугой этнографического на­правления в социологии науки считается переход от спекулятивных макросоциологических схем к микро­анализу социальных групп внутри науки.

    Сознательное ограничение западноевропейской социологии науки полевыми наблюдениями «лабора­торной жизни», активности ученых и их коммуника­ций в определенном месте и времени свидетельствует о растущей неудовлетворенности теми глобальными схемами, которые предлагает структурно-функцио­нальный анализ. Конечно, это ограничение затрудняет изучение социальных и культурных систем в целом, замыкаясь на частных и весьма специфических науч­ных сообществах, и соответственно, абсолютизируя описательные, а не объяснительные модели и методы исследования.

    В противовес объективно научным методам пози­тивистской социологии в качестве ведущего метода социологии знания теперь выдвигается интерпретация действий ученого в ситуациях межличностного обще­ния (в лаборатории, на семинарах и т. п.).

    Сторонники микросоциологии видят ее преимуще­ство в том, что она изучает непосредственное взаимо­действие людей в «естественной», привычной для них среде и формы репрезентации этого взаимодействия, которые конструируются в повседневной жизни.

    Понятие «повседневной жизни» оказывается здесь одним из фундаментальных: микросоциология основана на убеждении, что «надежная или безуслов­ная научная достоверность социально значимых фе­номенов возникает лишь благодаря систематическо­му наблюдению и анализу повседневной жизни». Общая же задача социологии состоит в том, чтобы построить макросоциологическую теорию, анализ социальных систем и социального порядка, исходя из онтологического и методологического примата микро­социологии.

    Этнографические исследования науки сосредоточи­вают внимание на изучении генезиса и трансформации объектов познания по мере развития деятельности уче­ных, на выявлении соответствующих процедур и спосо­бов обоснования рациональности, конституирующих и объекты, и структуру знания.

    При таком подходе акцент делается на объясне­нии механизмов преодоления разногласий и формиро­ванияконсенсусав исследовательской группе. Соци­альная обусловленность научного знания при этом подходе выступает в специфической форме — форме достижения консенсуса, который рассматривается как механизм признания утверждений в качестве истин­ных (вспомним об «удостоверенном научном знании» в концепции Р. Мертона). Именно благодаря консен­сусу вырабатывается базис достоверных и очевидных утверждений, которым затем приписывается объектив­но истинное значение. Этнографическое изучение науки является реализацией концепции науки, подчер­кивающей роль процедур конструирования и для объектов знания, его формы, содержания, и для его операций, а потому и предполагающей микросоциоло­гический качественный анализ локальных групп и межличностного общения.

    Важнейшая посылка такой интерпретации научно­го знания — понимание научной реальности как арте­факта, как конструкта, формирующегося в ходе иссле­довательской работы. Изучение конкретных форм ком­муникации ученых позволяет, по мнению сторонников этнографического направления, понять, как объекты «производятся в лаборатории» и как утверждения уче­ных получают статус «природных фактов».

    Деятельность ученого трактуется здесь, с одной стороны, как «фабрикация вещей», а с другой — как «инструментальная фабрикация знания». Таким обра­зом, природа науки оказывается инструментальной и в связи с артефактическим характером научной реаль­ности, и в связи с инструментальной природой науч­ных операций. Результаты научного труда не только со­здают базу»для технологических и организационных ре­шений, но и сами отягощены зависимостью от этих решений.

    Совершенно иным путем идет та социология на­уки, которая пытается выработать системно-теорети­ческое направление, уточняющее и конструктивно применяющее связи с общей теорией социологии. Наука здесь понимается как крайне специфически функционирующая подсистема, которая конструирует свою деятельность и свою действительность непроиз­вольно.

    Корни этого —• в социальном окружении, с кото­рым она гибко соотносится и взаимодействует, и в то же время наука сама себя организует и набирает при этом собственную динамику, которую нельзя свести к отдельным факторам окружающей среды, «функци­ям» или «помехам». Конечно, это конструктивистский взгляд на науку, но он в решающих моментах отлича­ется от экстремального конструктивизма, которому отдают предпочтение многие теоретики этнометодо-логической направленности.

    Представляется, что это одна из самых многообе­щающих попыток продолжить исследования в русле социологии науки и непосредственно приблизиться к решению проблем более общего социологического характера.
    1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   42


    написать администратору сайта