Два рода счастья. Два рода счастья_Все. Вебер Г. Два рода счастья Системнофеноменологическая психотерапия Берта Хеллингера
 Скачать 1.73 Mb.
|
|
г) Смотреть на решение Практика психотерапии показывает, что клиенты всеми силами держатся за проблему и избегают ее решения. Это связано с тем, что наличие проблемы, несчастья или симптома дает им внутреннюю уверенность в том, что, сохраняя их, они и впредь будут иметь право принадлежать к семье. Для нашей детской души наличие проблем является доказательством невиновности. С их помощью мы защищаем и упрочаем свое право на принадлежность, и потому любое несчастье связано для нас с глубоким блаженством. В такой ситуации жалеть человека незачем, ведь в глубине души он испытывает удовлетворение. Несмотря на взаимные заверения, мы боимся и избегаем решения проблем, потому что с ним связан страх потери связи и чувство вины, предательства и измены. Стремясь найти решение, мы отступаем от того, что до сих пор ценилось в нашей семье, и испытываем чувство вины. Поэтому не бывает решений без вины и без мужества, чтобы ее принять. Большинство людей это пугает. Решение и счастье воспринимаются нами как опасность, поскольку приводят к одиночеству. А с несчастьем и проблемами мы, напротив, всегда остаемся в хорошей компании. Если терапевт работает, ориентируясь на проблему, он спрашивает: что с ним? Если он работает, ориентируясь на решение, он спрашивает: что может ему помочь? Душевный настрой при этих фокусировках совершенно разный. Когда я спрашиваю: «Что может ему помочь?», это сразу создает доверие. Если же я спрашиваю: «Что с ним?», причем мне даже необязательно произносить это вслух, это отпугивает. Проблема решается при помощи той же любви, которая ее поддерживает. В решение течет та же сила, только с несколько большим пониманием. Терапевтическая задача заключается в том, чтобы найти сначала ту точку, где клиент любит. Если я ее нашел, значит у меня есть рычаг. Та же любовь, которая вызывает проблему, ведет и к ее решению. Катарина: Меня интересует то, что ты очень внимательно смотришь и, если что-то не так, сразу останавливаешь. Для меня это очень важно. Б. X.: Да, это еще одна подоплека. Возможно, она объясняет это еще лучше. Когда человек рассказывает о своей проблеме, он стремится склонить тебя принять его взгляд на мир. Его мировоззрение оправдывает его проблему. Это затягивает с невероятной силой. Поэтому нужно достаточно рано прерывать описание проблем. Пример: Однажды мне позвонила одна коллега и спросила: «Работаешь ли ты методом гипноза?» Я ответил: «Иногда». Тогда она сказала: «У меня есть клиентка, которая была у одного психиатра, и он дал ей постгипнотические задания, которые она теперь выполняет себе во вред». Теперь терапевт искала того, кто еще раз загипнотизирует ее клиентку, чтобы выяснить, какие постгипнотические задания она получила, и даст ей новые внушения, чтобы их изменить. Я сказал: «Это бредовая система, я в нее не войду». Останавливать важно именно там, где используется искушение, где человека соблазняют принять подобную картину мира за реальность. Катарина: Я часто чувствую, что просто не решаюсь кого-то остановить. Б. X.: Тогда просто скажи: «Мне становится скучно». Это тоже способ прерывания, но менее жесткий. Впрочем, работая в группе, всегда можно определить, важно то, что человек говорит, или неважно. Если в группе возникает беспокойство, значит, это несущественно. Тогда я его останавливаю. Я прекращаю слушать, как только перестает быть интересно. Несколько примеров с семинаров: Вера: Я поняла, что у меня есть склонность бороться с мужчинами. Я вдруг обратила на это внимание и просто хотела об этом сказать. Б. X.: Это опять интерпретация, которая тебя принижает и которая наверняка неверна. Она ничего не дает. Дело в том, что проблема возникает посредством ее описания, описание препятствует решению. Ведь будь описание правильным, проблема была бы решена. Если же проблема не решена, значит описание не верно. Дело в том, что обычно люди описывают свою проблему так, чтобы можно было избежать решения. Поэтому мне не нужно слушать, как человек описывает свою проблему. Это описание изначально неправильное. Если бы у клиента было правильное описание, он бы уже не стал об этом говорить. У него уже было бы решение. Потому что в правильном описании содержится решение. Арнольд: Но существует несколько возможных, а может быть, и полезных описаний. Б. X.: Когда есть правильное, выбора уже нет. Для решения проблема не нужна Фридеманн рассказывает, что иногда в работе с клиентами он обнаруживает сценарную фигуру, но «ничего не происходит». Б. X.: Я могу тебе сказать почему. Когда я рассматриваю проблему как проблему, восприятие отказывает. Интуиция активизируется лишь тогда, когда я настраиваюсь на решение. Когда ты говоришь, что нашел сценарную фигуру, ты настроен на дефиницию или диагноз. Когда ты спрашиваешь: «Где наилучшее продолжение?» — ты уже видишь проблески света. Тогда ты идешь с потоком. Для решения тебе не нужна проблема. Однако в психотерапии широко распространена такая техника, когда с проблемами работают так, будто они являются причинами для их решения. Тогда человек застревает на проблеме, а про решение забывает. Запрограммированность на несчастье Арнольд (во время утреннего круга): Мне все еще хорошо. Б. X.: Звучит почти угрожающе. Видите, такой манерой выражаться он программирует себя на несчастье. Арнольд: Да, это точно. Я всегда думаю: когда-нибудь мне будет плохо. Б. X.: И когда это случится, ты вздохнешь с облегчением. Арнольд: Нет, может быть, тем, что я так говорю, я это предотвратил. Б. X.: Как раз-таки нет. Найди себе другую формулировку, которая оставит все открытым. Арнольд: Да, я могу просто сказать: мне хорошо. Б. X.: Вот именно, пожалуй, ты можешь даже сказать «мне псе лучше и лучше». (Арнольд сияет.) Видите эффект? Используя определенную дисциплину мышления, можно вылечить уже одними формулировками. Теория мешает практике Людвиг: Если мужчина еще не отделился от матери и его жена понимает, что он все еще не совсем с ней, это тоже ревность? (Длительная пауза.) Б. X.: Что могло бы помочь? (После паузы.) Если она скажет: «Я уважаю твою любовь к матери». Это был прекрасный пример смещения фокуса с проблемы на решение. Творческое начало действует только в отношении решения, но не проблемы. Движение по направлению к решению — это любовь, интуиция всегда сопутствует доброжелательности и любви. Если я сталкиваю человека с проблемой или ему ее описываю, я нахожусь в превосходящей позиции. Решения мы ищем сообща. Сложности возникают тогда, когда уже после того, как было найдено решение, человек хочет подкрепить его еще и теорией. Тогда он теряет решение. Ни одна теория не способна охватить полноты. Если я хочу найти обобщающую теорию для какого-либо события, я ухватываю лишь краешек от целого. Поэтому постепенно я пришел к отказу от создания теории. Я описываю разные ситуации разного рода и у меня появляется некий эмпирический фон, на котором я работаю. Тогда я остаюсь открытым для нового, и мне не приходится оправдываться ни перед одной теорией, правильно или неправильно я поступил. Этого достаточно! Ларе: Когда мы говорили о принадлежности, я еще раз обратил внимание на то, что никогда не испытывал чувства подлинной принадлежности, даже в детских и юношеских компаниях. Б. X. (перебивая): И что это сейчас дает? Это только описание проблемы, которое ее усиливает. Поэтому описание проблем нужно прерывать. Недавно я прочитал в одной книге фразу, которая прозвучала для меня как откровение. Там говорилось приблизительно следующее: «Если человек испытывает страх перед людьми в какой-либо группе, то преодоление страха заключается в том, чтобы полюбить других». Я испытываю страх только потому, что понимаю, что слишком мало люблю и слишком мало ценю. Стоит мне решиться отдать присутствующим должное, даже если они не такие, как я, и мне уже не нужно бояться. Тогда между нами становится возможен совершенно непринужденный обмен. Так могло бы выглядеть решение, во всяком случае где-то в этом направлении. Накрытый стол Фрауке: У меня не выходит из головы, что я всегда была в сфере влияния моей матери. Сейчас я совершенно сбита с толку, потому что теперь мне кажется, что это было для меня нехорошо, и я теперь все меньше понимаю, почему мне было гак сложно... Б. X. (перебивая): Это ничего не дает, описание проблемы только усиливает ее. А сожаление о том, что было так, как было, делает все еще хуже. Вопрос в том, чего тебе сейчас не хватает, что ты еще можешь взять. Это идет совсем в другом направлении. (Фрауке улыбается.) Видишь! Посмотри на тех, кто в твоем распоряжении, в том числе и во внутренней системе, у кого, возможно, пока нет своего места. Как только ты примешь их для себя, влияние матери станет слабее, а то, что ты от нее получила, все равно сохранится. Тогда больше не будет причин для сожаления. Бывают странные люди: они чуть ли не умирают от голода, но, оказавшись за накрытым столом, вместо того чтобы есть, они все время рассказывают, как страшно они голодны. Типичная психотерапевтическая сцена. Ядовитая фраза Томас: Мне вспомнилась старая ядовитая фраза, которая меня угнетает. Б. X.: Я не желаю ее слышать, я как-то против яда. Томас: Я тоже, она напоминает мне... Б. X. (перебивая): Жил-был один храбрый портняжка, который не уступил в схватке единорогу. Знаешь, как ему это удалось? Когда тот на него бросился, он просто отошел на шаг в сторону. Что-нибудь еще, Томас? Томас: Нет, этого достаточно! В том, чтобы прикидываться дурачком, есть элемент блаженства Хильдегард: Вчера вечером я довольно четко поняла, что мне нужно посмотреть на свою рабочую систему. Мне не ясна моя роль в ней. В принципе я давно уже это знаю. Но я боюсь это выяснять, потому что немного опасаюсь, что, если я все выясню, мне, возможно, придется уйти с работы. Б. X.: Да, такое возможно. Ты сейчас снова подтверждаешь терапевтический принцип: «Страдать легче, чем действовать». Хильдегард (как будто она не слышала): Когда Бригитта делала расстановку своей семьи, у меня сначала было ощущение, что там многие обращаются друг к другу на непонятном, пока не начнешь его учить, языке, и я заметила, что во время работы завеса между мной и реальностью становилась все плотнее. Мне кажется, в этом что-то есть. Б. X.: Да, в том, чтобы прикидываться дурачком, есть элемент блаженства. И обычно люди это умеют. Что-нибудь еще, Хильдегард? Последнее место не самое надежное Мануэли: Сегодня утром мне было так плохо. К тому же я сидела на последнем стуле. Мне было настолько неприятно, что постоянно наворачивались слезы. В тот момент я вдруг поняла, что я здесь — единственная медсестра, в моей семье я в иерархии тоже последняя и в больничной иерархии тоже... Б. X. (перебивая): Если будешь продолжать в том же духе, чего доброго, и сама в это поверишь. Мануэла: Но для меня это проблема. Б. X.: Да, да, проблема возникает путем ее описания. Мануэла: Я почти боялась, что ты так отреагируешь. Б. X.: Даже здесь, вопреки широко распространенному мнению, последнее место не самое надежное. Некоторые люди думают, что, заняв последнее место, они будут в безопасности. Но как поступают со скулящей собакой? Она получает пинок. Видимо, потому что это кажется в какой-то степени адекватным. (Мануэле.) Ты можешь себе представить, что здесь была бы другая медсестра? Мануэла: Да, вполне. Б. X.: И она была бы точно такой же, как ты? Мануэла: Нет, это было бы иначе, она была бы другой. Она не была бы точно такой же, как я. Б. X.: Вот именно. Значит, это не может быть связано с профессией медсестры, иначе все было бы точно так же. Если мы находим здесь хорошее решение, это вовсе не означает, что оно будет реализовано на практике. Нужно видеть, что тот, кто идет другим путем (например, путем страданий), идет этим путем с любовью, пусть и несколько ослепленно. Но вмешиваться тут нельзя. 2. Терапевтическая ориентация а) Интерпретация — это только краешек покрова Интерпретация действенна, только если она верна. Это должна быть такая интерпретация, которая трогает. Здесь тоже проявляется важный терапевтический закон, который я уже упоминал: действенно только то, что затрагивает любовь клиента, что подтверждает и активизирует эту любовь. Во время перерыва мы как раз говорили об интерпретациях и о том, когда они действуют, а когда нет. Позитивные интерпретации часто оказываются произвольным конструктом. Если они надуманы, то обычно они не действуют. Но существуют позитивные интерпретации, в основе которых лежит возникающее из контакта восприятие. Тогда я помогаю клиенту осознать то хорошее, что я воспринял. В основе интерпретации должна лежать истина. Карл споткнулся о слово «истина», и тогда мы нашли такое определение: истина — это то, что служит живому и ведет его дальше. Правильное трудно распознать, но легко понять. Как он не мог слышать мою «истину», так и я не мог слышать его «смысл». Смысл — это часто что-то оторванное. Но мы и тут нашли определение: смысл — это то, что проистекает из живого движения как очередное необходимое исполнение. Алексис: А тогда что такое цель? Б. X.: Цель — часто то, чего я хочу головой. Она оторвана от живого исполнения. Мне не нужно решать предпринять то, что вытекает из живого исполнения. А то, что я намечаю, — это зачастую то, чего я не хочу и что не согласуется с живым исполнением. Поэтому хорошие намерения так часто остаются неосуществленными. (Позже в другом месте): Интерпретация — это лишь краешек покрова. Когда чело-пек дает свое толкование кому-то или чему-то, он стремится таким образом взять происходящее в свои руки и исходит из того, что он на это способен. За этим стоит самонадеянность. Если событие важно такое, как оно есть, то я иду за этим событием. Это смиренная позиция. Алексис: Правильно ли я понял, что для тебя значимо только то, что приходит к исполнению, и то, что произошло? Б. X.: Да, роль играет то, что случилось, то есть события. Описания характеров значения не имеют. Это экономит массу времени, поскольку в этом случае не нужно расспрашивать, что это был за человек. Описания отвлекают и запутывают. Когда я от них отказываюсь, исполнения снова обретают свое значение. Следствием психоаналитического вторжения в нашу культуру стало то, что интерпретации события мы придаем большее значение, чем самому событию. Это полное безумие. Приведу пример: Однажды на курсе для психотерапевтов я попросил рассказать о самых важных событиях из детства. Один член группы рассказал, как дедушка однажды положил ему руку на голову и как это было прекрасно. Потом он как-то получил оплеуху, однажды упал и так далее, а когда ему было пять лет, погиб его отец. Я задал группе терапевтов вопрос: «Что здесь самое важное?» Они назвали все, кроме смерти отца. Это испорченность психоанализом. Еще один пример с семинара: Альберт: Четыре года назад я делал у тебя расстановку моей родительской семьи, а сейчас я увидел, насколько подробно ты рассматриваешь фон. Я понял, что у моей матери тоже не все протекало нормально. Она очень рано потеряла родителей и потом жила у очень строгой сестры матери. Б. X.: Занимаясь системной психотерапией, я не допускаю никаких оценочных описаний, то есть никакого приписывания определенных качеств, например «строгий». Это не имеет никакого значения. Она жила у сестры — точка. Это невероятно сокращает весь процесс. Такие описания совершенно ни к чему. В расстановках это ровным счетом ничего не меняет. Действуют только события и ситуации. Так можно здорово облегчить собственную голову, да? Альберт: Я испытываю симпатию к мужу сестры моей матери, хоть я редко его видел. Я только знаю, что он очень помог нам в лагере для беженцев. А в остальном — возможно, этого тоже нельзя говорить — он был совершенно безумным. Б. X.: Видите, что он сейчас сделал? Он отрезал себе путь к признанию этого человека. Решение всегда связано с признанием. Он сказал о том, что заслуживает признания, а затем последовало то, что признание затрудняет. Знаешь, как это сейчас было? Безумно. Безумие — это не осознавать и не признавать действительность. Что-нибудь еще, Альберт? Альберт: Напротив. (Веселье.) Психологическая интерпретация болезней Сегодня широко распространена тенденция давать болезням психологическое толкование. Когда участница семинара говорит, что несколько лет назад ее сестра заболела раком, а год назад заболел эпилепсией брат, и она хотела бы разобраться, что происходит в ее семье, Б. X. отвечает: «Мне кажется, такой ход мыслей соблазнителен. Пытаться списать подобные события на системные ситуации, то есть задавать такие вопросы, как: «Что я такого сделал, что заболел раком? Какая за этим кроется психологическая динамика?», на мой взгляд, уже слишком. Если рассуждать подобным образом, возникает иллюзия, что все можно взять в свои руки. Тогда не нужно смиряться и склоняться перед роковым событием. Часто это пагубно влияет на душу, поскольку за этим стоит самомнение. Позавчера мне позвонила одна системный терапевт. Из-за загноившегося зуба у нее произошло заражение крови, и с тех пор у нее болит колено. Она сказала, что хочет пройти системную терапию, чтобы колено зажило. Я ответил, что существует нечто такое, как болезни, и их нельзя вот так запросто увязывать с семейными обстоятельствами, иначе создашь себе иллюзорную систему. В каждом конкретном случае нужно смотреть, уклоняется человек от болезни и судьбы или он их принимает и, покоряясь судьбе, ищет то, что ей соответствует. На моем курсе был участник, у которого была тяжело больна сестра. Он сказал, что хочет посмотреть, какой ложной системы убеждений она придерживается, раз она так больна. Я ответил: «Смерти нет дела до наших систем убеждений». К чему все это? Это отрицание реальности и непостоянства. Следить за выбором слов Отношение понятия к вещи схоже с отношением касательной к окружности: она касается ее, но охватить не может, однако такое слово как «земля» весит очень много. Имея дело с любыми понятиями, например, парентификация или идентификация, важно не упускать из виду процесс. Если остаться привязанным к касательной, не охватишь круга. Круг — это движение. Когда окунаешься в происходящее, понятия становятся не нужны, и ты точнее понимаешь, что происходит. Анджела: Да, это прекрасно, это снова та дифференцированность, которую я так ценю. Б. X.: Дифференцированность возникает, когда слышишь слово и, глядя на реальность, проверяешь: точно ли оно? Тогда ты отдаешься во власть действительности, пока не придет то слово, которое будет верно. Нужно забыть все прежние слова и прежние объяснения, оставить позади все намерения и стать зеркалом, тогда упадет свет и приведет к слову, которое верно. Адриан: Меня интересуют две вещи. Во время обеденного перерыва я несколько раз проходил мимо крестов с кровавым изображением Христа. Я начинаю по-другому понимать поговорку «нет худа без добра». Б. X.: Кровавым-то был некто другой. Адриан: Я имею в виду, что это образы, которые произвели на меня ужасное впечатление. Б. X.: Нет, нет, нет, действуют слова. Если ты выбираешь неправильное слово, оно оказывает неправильное воздействие. Точнее сказать: истекающим кровью. (С юмором.) У нас тут еще и своего рода школа мышления. Эрих: Я по-прежнему думаю о том, что ты говорил о пропаганде. Б. X.: Это отвлекает. Ты уходишь в образ, а не в предмет. Вот тебе пример: человек видит указатель, на котором написано: «Зальцбург», и, вместо того, чтобы отправиться в Зальцбург, он разглядывает указатель. Тогда это называется толкованием сновидений или работой с образами. Названий тут множество. Что-нибудь еще, Эрих? |