Два рода счастья. Два рода счастья_Все. Вебер Г. Два рода счастья Системнофеноменологическая психотерапия Берта Хеллингера
 Скачать 1.73 Mb.
|
|
д) Страдать легче, чем действовать: терапевтические виньетки Если с другим не выйдет Алексис: Еще у меня возникают мысли о том, что моя нынешняя система так запутана. Б. X.: Ты же сказал, что ты счастлив. Что же там запутано? Алексис: Тогда я расскажу о хорошем. Вчера я звонил в Грецию, к телефону подошла моя жена, она говорила обо мне и сказала: «Как ты вернешься, я хочу сразу оказаться в твоей постели». И я подумал: «Бог ты мой, вот же оно!» Что значит тогда все остальное? Б. X.: Вот именно. Так и есть. Алексис: Ведь все идет правильно. Мы вместе, и все идет хорошо. Еще я вчера подумал: «Если с другим ничего не выйдет, скажу это» (громкий смех). Б. X.: Говорят же, что греки — хорошие бизнесмены. Алексис: Ладно уж, сделаю сам. Алексис: Я сделал для себя упражнение на тему «Оставаться сильным или уходить в слабость». То есть, когда у меня появлялись плохие чувства или мысли, мне лучше удавалось с ними справляться. Я думаю, что я в своей жизни часто уходил в слабость и что сейчас это для меня очень хорошо. Только одно заставляет меня еще колебаться. Это связано с моей расстановкой. Я не уверен, должен ли признаться в своей любви. Б. X.: Удивительно, но мне уже случалось встречать людей, которые, приняв неправильное решение, были счастливы Алексис: Значит, счастье лучше, чем правильное решение (все смеются). Б. X.: Точно! Школа конькобежцев Людвиг: Я как раз размышлял о том, не осёл ли я (смех). Мне по-прежнему немного стыдно за то, что я сказал вчера в конце. Б. X.: Все в порядке. Однажды тут был мужчина, у которого была дочь, которую он очень любил. Его дочь очень хотела научиться кататься на коньках. Он купил ей коньки и записал ее в школу, где учили кататься. После занятий дочь вернулась сияющая и сказала: «Это было чудесно, я ни разу не упала». В следующий раз она снова вернулась, вся сияя, и сказала: «Все опять было прекрасно, я ни разу не упала». Тогда отец сказал: «Я заберу тебя из этой школы, она плохая». (Людвиг смеется все громче.) Что-нибудь еще, Людвиг? Людвиг: Пока нет. Второй водопроводный кран Илзе рассказывает, что никак не могла заснуть, потому что все время думала о том, как бы она расставила членов своей семьи. Б. X.: Это, конечно, совершенно бессмысленное занятие, потому что, когда ты будешь это делать, все равно все будет совсем по-другому. Илзе: Я просто не могла это остановить. Я пыталась отогнать эти мысли, но они не уходили. Б. X.: Знаешь, как останавливать навязчивые мысли? Илзе: Считать овец или что-нибудь в этом роде? Б. X.: Нет, это делается более осознанно. Например, если человек не может заснуть, потому что из крана капает вода, ему нужно просто представить себе два крана (всеобщее веселье) или три. Это называется диффузией. Мои «отношения» Макс: У меня много впечатлений. Даже не знаю, о чем говорить. Б. X.: Запрос? Макс: Да, я хотел бы при случае сделать расстановку моих отношений. Б. X.: Знаешь, что значит здесь «отношения»? Макс: Нет. Б. X.: Это не прочно. Член группы: А как? Б. X.: Если бы это было что-то другое, ты бы назвал это по-другому. Что-нибудь еще, Макс? Макс: Нет, достаточно. Слишком много слов Клаус: У меня постоянно всплывают образы моих дедушек. Отец отца считался строгим деспотом. Внешне мы с ним очень похожи, он носил бороду. Второй дед считался ветреником, соблазнителем и совершенно безответственным человеком, и я понимаю, что если я хочу снова пробудить их к жизни, то я должен правильно использовать силу. И вообще, когда я хочу позволить мужскому принципу «расправить плечи», я просто не нахожу для этого места. Б. X. (провоцирующе): Если будешь продолжать в том же духе, это поможет! Клаус: Эти парни нравятся мне уже как образ, но тут что-то такое мешает, что я никак не могу ухватить. Б. X.: Тебе нужно посмотреть на этих мужчин перед лицом их жен, тогда ты узнаешь, что такое мужество. Клаус: Когда ты говоришь «перед лицом их жен», я вижу тут некую взаимосвязь. С одной стороны, я хорошо могу понять мужа.... Б. X.: Слишком много слов. За это время ты мог бы уже все сделать. Следить за источником Алексис: Моя жена звонила мне из Салоников, она упрекала меня, что я ей не позвонил. Я сказал: «Ладно, не упрекай. Я тебя люблю и думаю о вас». Все уладилось. А когда я отошел от телефона, то снова ощутил такую же любовь, как вчера, и на глаза опять навернулись слезы. В обычной ситуации я не могу плакать и я воспринимаю это как очень большое ограничение. Я способен на это только в терапевтической среде. Б. X.: Это то же самое, что работа и отпуск. Выходных дней бывает несколько меньше, чем рабочих. Такие аффективные проявления действенны, только когда они экономны и редки. Алексис: Значит, это мой отпуск. Б. X.: Вот именно. Алексис: Тогда для меня это тоже важно. Я снова чувствую себя оживленным и... Б. X.: Бывают и те, кто, обнаружив в своем саду источник, садятся перед ним и следят, чтобы он не иссяк. Защищаться излишне Лидия: Мне кажется, что мы с моим партнером недостаточно отдаем должное семьям друг друга. Я часто занимаю оборонительную позицию, отступаю, не говорю о том, что думаю и чувствую, а потом, в другой ситуации, становлюсь агрессивной. Я подумала, что решение могло бы заключаться в том, чтобы позитивно смотреть на собственную родную семью и отдавать ей должное, тогда мне больше не нужно будет так бороться. Б. X.: Да, я могу себе это представить. Тогда ты обретешь внутренний покой. Ведь дело вот в чем: когда человек не прав, то ему не нужно защищаться, а если он прав, то тоже не нужно. Еще ты можешь ему сказать: если бы у нас в семье все не было так хорошо, я не могла бы тебя так любить. Воля рока Йозеф: На прогулке мне вспомнилось, что мое появление на свет тоже было очень драматичным: я был обвит пуповиной, а моя мать чуть не умерла от кровотечения. Б. X.: Это важная информация. И что в таком случае делают? Йозеф: Потом мать смотрела на меня как на своего спасителя, потому что я своим криком подозвал к ней медсестер. Но я же понимаю, что так не годится. Б. X.: Мне вспомнилась одна история. Понятия не имею, почему я рассказываю ее сейчас. Надежда на Бога Во время большого наводнения раввин молил Бога о помощи. Но вода поднималась все выше, и в конце концов ему пришлось забраться на крышу. Когда мимо проплывала лодка и сидящие в ней люди хотели его подобрать, он отказался: «Я жду помощи от Господа», и продолжил молиться. Затем над ним пролетел вертолет и хотел его забрать, но он ответил: «Нет, нет, я дождусь помощи от Бога». В конце концов он утонул. Представ перед Богом, он стал жаловаться: «Я так молился, а Ты мне не помог». «Да нет же, — ответил Бог, — я посылал тебе и лодку, и вертолет». (После длительного молчания) Я все еще думаю о твоей ситуации. Каким могло бы быть то внутреннее исполнение, которое бы действительно тебя освободило? Йозеф: Поблагодарить. Б. X.: Правильно, но как? Это должно быть что-то в духе: так сложилось. Ведь человек не может знать, что и как складывается. Читал как-то один капуцин проповедь. Когда он пошел потом в сакристию, к нему подошла одна женщина и сказала: «Ты наставил меня на путь истины, меня так тронула твоя проповедь». Капуцин был любопытен. А не должен был быть. Он стал расспрашивать: «Что же вас так тронуло в моей проповеди?» Женщина ответила: «Один раз вы отвернулись и высморкались. Тогда я подумала: «Горе мне, если от меня так же отворачивается Бог». Вот разница между собственными действиями и божественной волей. VII. ДВИЖЕНИЕ К ЦЕЛОМУ Порядки любви, сопутствовавшие нам в прежних отношениях, имеют силу только в этих узких областях: одни для отношений детей с родителями и другие для отношений родителей с детьми, третьи для свободных союзах и четвертые для отношений в паре. Если применять их шире, например, по отношению к Богу, Судьбе или Целому, они превращаются в беспорядок и абсурд. Некоторые люди относятся к Богу как дети к своим родителям и ищут некоего Бога-отца и Великую Мать. Они верят как дети, надеются как дети, доверяют как дети, любят как дети, как дети испытывают перед ними страх и, возможно, как дети, боятся знать. Или мы относимся к таинственному Целому как к своим предкам или роду, считаем себя его кровными родственниками в сообществе святых или же чувствуем себя отверженными или избранными согласно некоему неумолимому закону, приговора которого мы не понимаем и не имеем возможности на него повлиять. Или мы относимся к Целому как к равному нам члену некой группы. Мы становимся его сотрудниками и представителями, мы с ним торгуемся и вступаем в сделки, заключаем союз и путем договора регулируем права и обязанности, «давать» и «брать», потери и прибыль. Или мы относимся к таинственному Целому так, словно мы состоим с ним в партнерских отношениях, где есть любимый и любимая, жених и невеста. Или мы относимся к таинственному Целому как родители к своему ребенку. Мы говорим ему, что он сделал не так и что ему нужно было сделать лучше, мы ставим его труд под сомнение и, если этот мир не устраивает нас такой, как он есть, то мы стремимся спасти от него и себя, и других. Но если мы относимся к нему как к тайне этого мира, то мы оставляем позади и забываем все известные нам порядки любви, как будто мы уже в море, а все реки и все пути уже достигли цели. Вера в Творение и вера в Откровение Отец одного из участников семинара вышел из ордена, создал семью, и у них с женой родилось много детей. В расстановке он стоял между орденом и своей семьей. Б. X.: Когда видишь такую расстановку, кажется, что в монастыре его отцу было бы легче. Так бывает очень часто, поэтому я об этом говорю. Если человек принадлежал или должен был принадлежать Богу или Церкви, и он покидает орден или Церковь, то зачастую он начинает во всем себя ограничивать и живет потом более ограниченной жизнью, как будто он остался членом ордена или Церкви. У католиков это проявляется еще в большей степени, чем у протестантов, поскольку там больше ограничений (например, обет безбрачия). Уйти может получиться только в том случае, если он пройдет весь путь; это означает, что он должен отойти от веры — на пути к большей вере. Дело в том, что плоха та вера, в представлении которой человек может, должен или имеет право принадлежать Богу как-то особенно, и что этот Бог сердится, когда человек делает то, что соответствует Творению. Вера и неверие так же неразрывно связаны в душе как вина и невиновность, и точно так же как между виной и невиновностью всегда есть взаимодействие, так оно есть и между верой и неверием. Вера в Бога Откровения требует отречения от Бога Творения и вместе с тем от Творения, как мы его воспринимаем. Вера в Откровение дает нам понять, что мир во многих отношениях плох. Веря в это, я должен отрицать то, что я воспринимаю, отречься от Творения и обратиться к Богу Откровения, о котором не известно ничего, кроме того, что кто-то сказал, что Он сказал. Это все, что нам о нем известно. О нем нет никакого опыта, есть только сообщения об опыте, который, как говорят некоторые, у них якобы есть. Таким образом, вера в Бога Откровения — это всегда вера в чье-то свидетельство, и свидетельство этого человека является для меня обязывающим. То есть это всегда вера в человека. В культурном отношении этот вид религии передается через семейные традиции. Вера в Откровение необходима, если я хочу принадлежать к определенной семье, которая разделяет эту веру. Отречение от веры — это всегда отречение от семьи. Все, кто отходят от религии, испытывают одно и то же чувство, не важно протестанты они, мусульмане или католики. Из чего можно сделать вывод, что это не может быть связано с содержанием религии. В первую очередь, это системная динамика, которая тут разворачивается. Вера в Откровение служит тому, чтобы удерживать людей в определенных группах. В вере в Творение, напротив, содержится согласие с миром, таким, как он есть, она соединяет людей. Религии создают границы. При вере в Творение границ нет. Когда человек испытывает уважение перед Творением, перед тем, что есть, он не может оставаться в одной-единственной группе. Кто обращается к тому, что является Творением, должен выйти за пределы своей семьи или группы. Это обладает совершенно иным качеством. Несколько дней назад я прочитал письмо, написанное индейским вождем Сиэтла. В этом письме прекрасно описана вера в Творение. Я прочту небольшую выдержку из этого письма: «Президент в Вашингтоне дает нам знать, что желает купить нашу страну, но как может кто-то купить или продать небо? Эта мысль нам чужда. Если мы не обладаем свежестью воздуха и блеском воды, как можете вы ее купить? Каждый уголок этой земли для моего народа свят. Каждая мерцающая иголка сосны, каждый песчаный берег, каждый клуб тумана в темном лесу, каждая лужайка, каждое жужжащее насекомое. Всё священно в памяти и чувствах моего народа. Мы знаем соки, текущие в деревьях, так же, как мы знаем кровь, текущую по нашим венам. Мы — часть земли, а она — наша часть. Душистые цветы — наши сестры. Медведь, журавль, большой орел — наши братья. Скалистый гребень хребта, сочные поляны, тепло тела пони, человек — все принадлежат одной семье... Если мы продадим вам нашу страну, подумайте о том, что воздух для нас драгоценен, что воздух сообщает свой дух всей жизни, которая вас сохраняет. Ветер, который подарил когда-то первый вздох нашему деду, принимает и его последний. Ветер дает дух жизни и нашим детям. Так что если мы продадим вам нашу страну, вы будете должны сохранить ее нетронутой и святой, как то место, куда человек может прийти, чтобы попробовать на вкус ветер, насыщенный сладостью луговых цветов...» Профессиональный путь Берта Хеллингера В то время, когда Берт Хеллингер в качестве священника католического ордена и руководителя школы находился в Южной Африке, он познакомился с таким видом групповой работы, который принципиально отличался от практиковавшегося тогда в Германии. Тренеры происходили из англо-американского культурного пространства, и обучение было полностью ориентировано на практику. Принимать участие в нем могли только те, кто работал в каком-либо учреждении и собирался непосредственно применять полученные знания на практике. Семинары были экуменические, в них участвовали люди разного цвета кожи. «Существенным отличием, которое произвело на меня глубокое впечатление, было то огромное уважение, с каким тренеры относились к каждому участнику. Они были жесткими, но всегда очень уважительными. Тренеры не позволяли себе ни малейшего злоупотребления. Один тренер, Дэвид, до сих пор стоит у меня перед глазами. Это пример, который действует в моей душе. Решающим импульсом, который я тогда получил, стал вопрос, который он мне задал: «Что важнее: идеалы или люди? Чем ты ради чего пожертвуешь?» Я не спал всю ночь. Я очень ему благодарен». «Потом я стал использовать это на практике, это вошло в мою работу, когда я вернулся в Германию. Следующим поворотным событием стал первый семинар по гештальт-терапии, который проводила в Германии Рут Кон. Я был первым на «горячем стуле». На этой сессии я принял ключевое для моей жизни решение. Позже я отошел от гештальт-терапии, поскольку конфронтация «собаки сверху» и «собаки снизу» часто представлялась мне игрой. Но я не хочу умалить этим ценность гештальт-терапии. Затем я прошел обучение психоанализу в Вене. Во время воскресной встречи студентов — мы экспериментировали тогда с разными вещами — одна женщина предложила: «Давайте просто кричать на букву «А». Что мы с удовольствием и сделали, и когда я рассказал об этом своему аналитику, он сказал, что, возможно, меня заинтересует книга, которую он недавно получил. Это была «The Primal Scream» Янова. Сам он ее не читал. Я заглянул в нее и был восхищен прямотой и тем, как быстро это позволяло прийти к цели. Уже на следующем групповом тренинге, который я вел, я кое-что из этого использовал и был поражен эффектом». Когда Берт Хеллингер выступил в психоаналитическом союзе с докладом о книге и работе Янова, возник скандал, и ему было отказано в признании его как психоаналитика. Поскольку он все равно намеревался изучать первичную терапию, он на девять месяцев отправился к Янову в Лос-Анджелес, и после того, как они с женой Хертой Хеллингер посетили институт первичной терапии в Денвере (Колорадо), они стали использовать первичную терапию в собственной практике. «Тем временем произошло еще одно решающее событие: это был четырехнедельный воркшоп по гештальт-терапии с Хиларион Петцольд. На этом семинаре Фанита Энглиш упомянула трансактный и сценарный анализ и указала мне на книгу Эрика Берна: «Что ты говоришь, когда говоришь «Добрый день». Когда я летел на собеседование к Янову, я купил себе эту книгу. К счастью, из-за поломки мотора самолет опоздал на восемь часов. За это время я прочел почти всю книгу и сразу же использовал некоторые вещи на семинаре, который начинался сразу после моего возвращения. То немногое, что я понял, сразу подействовало». «После этого я перестроил свой подход и на своих курсах работал прежде всего методом сценарного анализа. Во время работы со сценарным анализом мне пришло важное понимание. Трансактные аналитики сводили сценарии к посланиям, которые сообщались человеку. Я обнаружил, что это действует независимо от прямых посланий через произошедшие в системе события. В большинстве случаев речь идет не о тех событиях, которые человек пережил лично. Они могли произойти в другом месте и в другое время, а потом проявиться в сценарии. Внезапно обнаружился системный аспект нескольких поколений. Тогда я занимался еще только системно-ориентированным сценарным анализом, со временем мне стало яснее, по каким законам возникают идентификации и как, снимая идентификации, ликвидировать сценарии. После этого я стал рассматривать работу со сценариями только как дополнение». «Тем временем я прочитал книгу «Невидимые связи» Ивана Бузормени-Надя. На меня произвела большое впечатление идея восстановления баланса, хотя из-за его трудного языка я тогда многого не понимал. Но тот принцип, что существует компенсация через поколения, помог мне пристальнее приглядеться к подобным процессам». Однако Берт Хеллингер не рассматривает баланс между «давать» и «брать» с этической точки зрения. «Я вижу только разрыв, а разрыв между приобретением и потерей порождает динамику стремления к восстановлению баланса». «Затем я занялся семейной терапией и учился у Рут Мак-Клендон и Лесли Кадиса. У них же я впервые увидел работу методом семейной расстановки. Их работа произвела на меня большое впечатление, однако я еще не мог понять эти концепции в полном объеме. Однако семейная терапия понравилась мне настолько, что я подумал, что на самом деле мне стоит заниматься именно семейной терапией. Потом я посмотрел на свою предыдущую работу и сказал себе: «Это хорошая работа, я не откажусь от нее, пока не буду знать другого». Я просто продолжал работать, и спустя год у меня все стало семейно-терапевтическим, и еще добавилось очень важное открытие базового порядка. Оно тоже имеет свою предысторию. Я прочел статью Джея Хейли, где говорилось о «перверсном треугольнике». Эти динамики привели меня к базовому порядку. Это стало ключевым событием, которое позволило мне находить множество других решений. Следующий импульс мне дали семейные расстановки у Теа Шёнфельдер. Через какое-то время я понял принципы и в чем заключается порядок, с тех пор я могу это делать». «Также важно то влияние, которое оказал на меня Милтон Эриксон и нейролингвистическое программирование. Самым главным в НЛП для меня было то, что внимание сфокусировано здесь на решении, а не на проблеме. Важный импульс дал мне также Франк Фарелли с его провокативной терапией. Потрясающее впечатление произвела на меня манера Эриксона проводить терапию. Работа с историями идет, разумеется, от него. Первой историей, рассказанной мной в терапевтической группе, была история о двух Орфеях — «Два рода счастья». ПРИЛОЖЕНИЕ |