контрольная. Янка Рам Моя младшая жена (СИ)
 Скачать 2.52 Mb.
|
Глава 40 – Свидание (Тимур)– Нам сюда, через парк. За ним кладбище у храма. У ворот Ляся, вздрогнув, замирает. – Почему мы здесь? Ты сказал – к маме. – Мама умерла… Похоронена здесь. Я иногда прихожу сюда. Разговариваю с ней. – Я могу пойти с тобой? – не двигается она с места. – Конечно. – Макрух… Не очень хорошо женщине на кладбище быть. На похоронах – харам. А так… Муж должен решить – можно или нет. Я никогда не была… – Можно. Пойдём. Здесь уже несколько лет не хоронят. Потихонечку облагораживают. Перед тем, как зайти, Ляйсан перевязывает шарф, покрывая голову. Хорошенькая… Наивный, чуть испуганный взгляд… От переполняющей нежности делаю шаг ближе и притягиваю к себе. Закрывая глаза, хочу прикоснуться к губам. Но её пальчик ложится поперёк моих. – Нельзя… – строго шепчет она. – Харам. Неуважение к мёртвым. – Ладно, – вздыхаю я. – Харам так харам. Веду её за руку по центральным аллеям. Её большие удивлённые глаза рассматривают фотографии на памятниках. Заходим в невысокую оградку. На памятнике фото… – Гаранина Ирина Тимуровна, – читаю я вслух. Ляся смотрит на фото, прижимая руки к груди. Обнимаю её сзади. – Мама умерла восемь лет назад. – Ты был любимый сын? – Нет… – качаю головой. – Любимый был Ренат. А я был старший. С меня требовали, а его баловали. Но я не в обиде. Это помогло мне стать мужчиной. А ему до сих пор ничего не помогает. К сожалению. – Ирина Тимуровна… – выговаривает задумчиво Ляся. – Мой отец говорил: строгость важнее любви. Строгость – задел для достоинства и ответственности. Любовь как птичка… порхает, а толку нет. Мама дала тебе больше, чем Ренату. – Не знаю… Мне иногда не хватало… мм… безусловного принятия, что ли. – Как это? – Ты любим, что бы ты ни сделал. Ляся со вздохом опускает взгляд. – Такой любви у нас не бывает. – Теперь будет, – сжимаю её. – Это вообще единственная форма любви. Остальное – это что‑то другое. – Мне кажется, мама любила нас так. Но скрытно. Чтобы не оскорбить отца. Я буду всех твоих детей любить так. – Катя сказала про Аллу? – Да. – Прости, детка… Так вышло. – За что?.. Дети – хорошо. Если она беременна… Молчим… Я улетаю мыслями в тот день, когда забирал Лясю. – Твоя мама очень переживала, – вспоминаю я трясущиеся руки Марики, – когда тебя отдавали мне. Ты ей никогда не звонишь… Она тебе не звонит… – Отец запретил. – Ясно. Что будет, если ты позвонишь? – Мама не ответит, наверное. – А если ответит? Отец рассердится? – Если до сих пор сердится – мама не ответит. Она предана слову отца. Она очень достойная женщина. – Позвони тогда. Если тебе, конечно, хочется. А вдруг… – А твой отец? – Я его не помню. Алексей Гаранин. Он тоже мёртв. Помню только отца Рената. Но мама недолго с ним прожила. – У вас разные отцы?! – Да. – Ренату нужно ехать к своему отцу. В свой род. – Зачем? – Иначе он опустится. У нас так говорят. Станет недостойным. Если мальчика не воспитывают мужчины из рода отца – это очень плохо. Ты говоришь – до сих пор не мужчина. Значит, надо его отправить к отцу. – Отличная мысль! Но мама просила, чтобы он был при мне. – Женщины не могут решать. Вот мама что решила? Плохо решила! Женщины недальновидны. Мужчины мудры. Их ум не затуманен чувствами. Что из её решения вышло? А теперь смотрит на своего сына и страдает. Что он не мужчина. Пьёт! Гуляет! Её позорит. Мама страдает, что неправильно распорядилась его судьбой. – Думаешь? – Конечно. – Я подумаю об этом. Ну что ж… Знакомство состоялось. Пойдём? – Спасибо… – тихо шепчет Ляся, глядя на мамино фото. Выходим. – Почему ты сказала спасибо? – Потому что моего мужа она воспитала хорошо. Как мужчину. Ответственный, великодушный, добрый, сильный, благочестивый… – Ой… ой… – смеюсь я. – Это всё приятно слышать, но боюсь, я не столь прекрасен. – Женщина, говорящая мужу только об его достоинствах, получает от него из этого сосуда. Говорящая о недостатках – из другого. – Лисица… – ухмыляюсь я. Но и правда работает! Очень хочется оправдывать её ожидания. И вдвойне стыдно за косяки. Выходим снова в парк. – Ну ты сегодня у меня философ! – целую в макушку. – Загрузила меня. – Плохо?.. – смущается она, заглядывая мне в глаза. – Хорошо. Очень интересно. У машины снова тяну её ближе к себе. Опускает взгляд, зажимаясь. Очень хочется поцеловать! До ломоты и искр из глаз. – Лясь… – шепчу ей. – Я очень скучаю. – Я должна поехать с тобой? – Нет, – ломая себя, качаю головой. Опять это «должна»!!! – Ты должна сделать так, как хочешь, как считаешь правильным для себя. Но если ты захочешь ко мне – позвони, я приеду и заберу тебя. Это тебя не обяжет ни к чему. Обещаю. – Да, Катя так сказала. Катя сказала ещё: говорить то, что внутри. Что ты не рассердишься. Наоборот. Я хочу сказать. Можно? – Давай… Нужно! – Тимур… – складывает она умоляюще руки. – Я не хочу жить с Аллой! Обнимая, глажу по спине. – Ты не будешь с ней жить. Обещаю. Мы будем жить только вдвоём. И больше никаких женщин. Если ты захочешь. Если нет… Сдуваюсь, не находя слов продолжить. – Но это харам – оставить женщину, носящую твоего ребёнка. Даже после развода она должна оставаться в твоём доме. Пока носит, пока кормит. Я не могу просить тебя не жить с ней. Она будет переживать. И может выкинуть ребёнка, или он может родиться нездоровым. И я очень расстраиваюсь из‑за этого. Не хочу такой грех на себя брать. И тебя о нём просить! Как мне надо поступить? Ты – муж, скажи! – Я буду думать. На автомате веду машину к дому Катерины. Хотя отдавать Лясю не хочется. И я не столь благочестив, как кажется моей девочке. И тревожит меня сейчас не психологическое состояние Аллы, а совсем другой вопрос. – Лясенька… – притормаживаю на обочине. Сжимаю её кисть. Как правильно задать вопрос?! Чтобы она не уклонилась от ответа. Тело вырывается из‑под контроля, я притягиваю её, преодолевая несмелые попытки уклониться. – Я хочу тебя… поцеловать. Чуть заметно отрицательно качает головой, испуганно глядя на меня. Мою грудную клетку сводит. Но я выясняю все эти моменты: – Тебе не нравится?.. Когда я тебя целую? – Нравится… – кусает губы, неровно дыша. – Почему тогда «нет»? – Катя сказала… ты ничего не… ммм… вложил. Души не вложил… Просто так получил… Не будешь ценить меня. У вас так нельзя… – теряя звуки, шевелит она припухшими губками. Сглатываю, облизывая свои горящие. – Маленькая моя, я в тебя всё‑всё вложу… – шепчу я, касаясь её губ. – Если я тебе нужен… если ты меня любишь… или полюбишь… Чёрт… – рвано выдыхаю. В глазах темнеет, теряю мысль. Прикасаюсь к её губам. Но пальчик опять останавливает меня, ложась поперёк моих. – Мужчины много обещают… Девушки доверчивые… Улыбаясь, целую этот пальчик. Мне даже приятно, чёрт возьми, что она, наконец, выдаёт хоть какую‑то упругость, а не только податливость, которая может завести нас на поводу моих желаний за пределы её. – Как ты хочешь, чтобы было?.. Ещё раз целую пальчик. – Надо спросить Катю… – задумчиво. – О, нет… – смеюсь я, страдальчески постанывая, – ради бога, только не это! Давай сделаем так… Пока я решаю вопрос с Аллой, ты пишешь мне, ни с кем не советуясь, как ты хотела бы жить дальше. Честно и зная, что меня не рассердит и не расстроит. Пишешь не как хорошая девочка. Как плохая, эгоистичная и очень сильно любящая себя. Договорились? – Что писать?.. – Десять «хочу» и десять «не хочу» про своё будущее, – вспоминаю я нашу с Катериной попытку сходить к семейному психологу, которая закончилась ничем. Но была очень просветляющей по поводу несовпадения наших картинок. – Я буду ждать. Озадаченно хмурится, опуская руку. Белоснежные зубки скользят по нижней губе. Не выдерживая, впиваюсь на мгновение лёгким поцелуем. И тут же отпускаю, любуясь румянцем. Ловлю её взгляд. Поджимая губы, прячет улыбку, пытаясь казаться строгой. – Можно, я тебя просто пообнимаю? – Кате не расскажешь?.. – сводит жалобно бровки. – Никому не скажу. Дурочка… Иди ко мне. И мы сидим, обнявшись и глядя в лобовое на проезжающие машины… То самое приятие, которого мне не хватало всю жизнь, заполняет до краёв. Тепло… |