Иловайский. Закон инациональность
 Скачать 53.98 Kb.
|
1 2 Вопросы лекции: Вопрос № 1. Правовые основания деятельности юридических лиц на территории иностранного государства. Понятие, значение и соотношение юридических категорий «личный закон» и «национальность» иностранного юридического лица Вопрос № 2. Теории (доктрины) определения личного закона и национальности иностранного юридического лица Вопрос № 1. Правовые основания деятельности юридических лиц на территории иностранного государства. Понятие, значение и соотношение юридических категорий «личный закон» и «национальность» иностранного юридического лица Не смотря на явный кризис мирового хозяйства, вряд ли, кто-то рискнет утверждать, что снизились темпы миграции населения между государствами, а вместе с этим прекратилось создание международного рынка труда, движения капиталов и рабочей силы. Перемещение огромных масс населения из стран Азии в развитые европейские страны, который мы наблюдаем последнее время, скорее придало этим процессам ещё более интенсивный характер. Интеграционные процессы идут, может быть медленнее, чем хотелось, но экономики разных государств сотрудничают и взаимодействуют, а осуществляются эти отношения главным образом посредством делового общения между юридическими лицами из разных стран. И в тот момент, когда один из таких субъектов попадает на территорию государства своего контрагента, возникает вопрос: «А каково правовое положение такого рода иностранца на территории принимающего государства?». Ответ на него значим и для самой иностранной организации, т.к. она должна осознавать границы осуществления своих полномочий в другой стране; и для национального юридического лица - партнера такого иностранца, поскольку необходимо выяснить, в какие именно правоотношения можно вступать с подобным субъектом; и для государства, где реализуются указанные отношения, потому что оно должно осознавать степень своей власти над пребывающим на его территории иностранным юридическим лицом. Указанные вопросы в праве, как отмечала профессор Халфина Р.О. теснейшим образом связано с институтом правосубъектности. Трансформация прав и обязанностей, составляющих содержание общего правового и специального статусов, в права и обязанности субъекта как участника различных конкретных правоотношений не возможна без признания за любым лицом правосубъектности. В теории права эта дефиниция понимается, как возможность (способность) лица выступать в качестве субъекта прав и обязанностей[1]. Однако, выяснить «…правоспособен ли и дееспособен ли иностранец…, можно только после предварительного ответа на вопрос, в каком из правопорядков надлежит об этом справиться»[2]. Такого рода применимое право в международном частном праве называется личным законом или статутом лица (lex nationalis). При этом различается личный закон физических лиц (lex personalis) и личный закон юридических лиц (lex societatis). И тот и другой определяются на основе коллизионных норм конкретного государства[3]. К отношениям, в которых участвуют иностранные юридические лица, могут применяться самые разные коллизионные нормы, в зависимости от правовой природы складывающихся отношений. Например, если возникают вопросы, касающиеся договорных обязательств то, в условиях отечественной правовой среды необходимо будет обратиться, или к тому праву, которые сами стороны выбрали для применения к своим отношениям (т.е. был реализован т.н. «принцип автономии воли (lex voluntatis)»[4]), или, если это не было сделано к нормам ст.1211 ГК РФ. В последнем случае будет применяться право одной из сторон обязательства: продавца в случаях договора купли продажи (см. подпункт 1 п.2 ст.1211 ГК РФ), или перевозчика - в договоре перевозки (см. соответственно подпункт 6 п.2 ст.1211 ГК РФ) и т.д. Однако, в ст.1202 ГК РФ закреплены коллизионные правила для выяснения именно вопросов, касающихся правового статуса иностранного юридического лица как такового (т.н. les societatis, т.е. личный закон или личный статут юр лица), а именно: - статус организации в качестве юридического лица; - организационно-правовая форма юридического лица; - требования к наименованию юридического лица; - вопросы создания, реорганизации и ликвидации юридического лица, в том числе вопросы правопреемства; - содержание правоспособности юридического лица; - порядок приобретения юридическим лицом гражданских прав и принятия на себя гражданских обязанностей; - внутренние отношения, в том числе отношения юридического лица с его участниками; - способность юридического лица отвечать по своим обязательствам; - вопросы ответственности учредителей (участников) юридического лица по его обязательствам. В силу п. 2 ст. 1202 ГК РФ, перечисленные вопросы решаются по праву того государства, где было учреждено это юридическое лицо. Если сравнивать отечественное законодательство с коллизионным правом других государств, то оно ничем не уступает аналогичным нормам личного статута юридического лица в зарубежном законодательстве, т.е. и правопорядки других стран решают подобный круг вопросов. Показательным примером в этом случае может выступать ст.155 Федеральный закон Швейцарии 1987г. «О международном частном праве», в которой установлено, что применимое к товариществу право, определяет: a) юридическую природу товарищества; b) порядок учреждения и ликвидации; c) гражданскую право- и дееспособность; d) правила о фирме или наименовании; e) организационную структуру; f) внутренние отношения в товариществе, в частности отношения между товариществом и его участниками; g) ответственность за нарушение норм корпоративного права; h) ответственность по обязательствам товарищества; i) полномочия лиц, действующих от имени товарищества в соответствии с построением его организационной структуры[5]. Если соотнести положения п.1 ст.1202 ГК РФ и указанной выше номы швейцарского законодательства, то получится практически полное совпадение содержания этих норм, за исключением лишь того, что используется разная терминология: Таблица № 1.
Аналогичные регулирования сферы действия личного статута юр лица можно так же найти в ст.25 закона Италии 1995г. «О реформе итальянской системы международного частного права»[6], ст.33 Гражданского кодекса Португалии 1966г.[7], ст.42 Закона Румынии 1992г. «Применительно к регулированию отношений международного частного права»[8]. Из вышеизложенного видно, что личный статут юридического лица используется для решения частноправовых вопросов, которые касаются правого положения организации как самостоятельного субъекта права, участвующего в имущественном обороте. Вместе с тем, любому государству необходимо также обозначить (разграничить) юридические лица, на те которые попадают под его юрисдикцию. То есть, на которые распространяется весь объем существующих на его территории правовых предписаний, и на те, к которым они не могут быть применимы. Вследствие чего, государство стремится установить с такими субъектами определенную коллизионно-правовую связь, которая позволит определить его как свое отечественное юридическое лицо или наоборот, как чужая, иностранная организация. Такого рода разделения основано на понятии национальность юр лица[9]. Однако, вместе с появлением этого термина возникли проблемы с его пониманием, т.к. выделить достаточно внятные и ясные критерии содержания этой категории очень сложно. Если, применительно к физическим лицам, используется публично-правовой критерий гражданства (подданства) или места жительства, то, по отношению организаций, выделить такого рода отчетливые квалификационные признаки пока не удается. Поэтому, в законодательстве разных государств выстраивается собственная правовая система, позволяющая определить, что подразумевают под термином национальность юридического лица. Поскольку в этом случае отсутствует общепринятый перечень признаков, то его определение и сфера применения вызывают путаницу в теоретических работах и правоприменительной практике. И в первую очередь возникает вопрос: «А личный статут юридического лица и его национальность – это идентичные дефиниции, или - это категории, характеризующие разные правовые явления?» По этому поводу существуют как минимум три точки зрения. К первой, можно отнести группу авторов, которые утверждают, что термин «национальность» имеет достаточно большую долю условности применительно к юридическим лицам, как субъектам частного права. Его можно применять лишь только в переносном смысле, понимая, как правовую связь или принадлежность организации к определенному государству. От этого термина, по их мнению, следовало бы отказаться, но он слишком часто используется, поэтому приходится следовать сложившимся традициям и он находит употребление в теории и практике международного частного права разных государств. К правоведам придерживающихся подобного мнения можно отнести Лео Раапе (ФРГ, г.Гумбург)[10], М.Иссада (Алжир)[11], Л.П.Ануфриеву[12] и др. Несколько другую позицию занимают ученые, суть позиции которых сводиться к тому, что они отождествляют эти два понятия, так В.П.Звеков отмечает, что личный закон юридического лица определяет его национальность и решает на этой основе вопросы его статуса[13]. М.М.Богуславский считает, что личный закон юр лица определяется его национальностью[14]. Третью группу составляют юристы, которые утверждают, что термин «национальность юридического лица» используется в нескольких значениях. В этом случае, акцент делается на плоскость публичного права, как международного, так и национального. В этом случае под национальностью организации предлагается понимать её государственную принадлежность, которая позволяет определить пределы действия публично-правовых норм конкретного государства. К этой области относят налогово-правовую сферу; запреты, которые существуют в государстве и связаны с деятельностью юридических лиц; распространение на них международных договоров, в которых участвует конкретное государство, включая применения к таким организациям права дипломатической защиты т.п. Вместе с тем, замечает А.В.Асосков, употребление этого термина в международном частном праве часто превращает его по сути в синоним понятия личный закон юридического лица, поэтому предлагается не использовать его в международном частном праве[15]. Схожие взгляды с вышеизложенным мнением высказывают также Л.А.Лунц[16], Ван Хекке (Нидерланды), А.М.Городисский[17]. Указанная выше проблема о соотношении национальности и личного закона юридического лица не ограничиваются своим теоретическим аспектом. Они приобретает важное значение на практике, т.к. использование разных теоретических подходов к определению вышеуказанных терминов в законодательстве, создает ситуацию их разного смыслового значения, что неминуемому приводит к возникновению таких проблем как скрытая коллизия и конфликт квалификации, положительная и негативная коллизия и др. спорных вопросов сфере юридико-технической проблематики. Тем не менее, в современный период развития международного частного права прослеживается тенденция отделения личного закона (личного статута) юридического лица от его государственной принадлежности (национальности). Тем не менее, чтобы отследить такого рода тенденцию и характер этого явления, в том числе перспективы развития, необходимо рассмотреть основные критерии, которые содержатся в законодательстве различных государств и определяют национальность и личный закон юридических лиц. Вопрос № 2. Теории (доктрины) определения личного закона и национальности иностранного юридического лица Традиционно в международном частном праве выделяют четыре критерия (доктрины или теории) определения личного закона юридических лиц: - критерий места учреждения юр лица или критерий инкорпорации; - критерий местонахождения административного центра юр лица или критерий оседлости; - критерий места осуществления основной деятельности или критерий центра эксплуатации; - критерий государственной принадлежности участников юр лица или критерий контроля. В основе критерия места учреждения юридического лица или критерия инкорпорации (еще его называют критерий Weisse’a and NeyKamp’a) находится идея, согласно которой организация должна иметь государственную принадлежность и личный статут того государства от которого исходит акт о наделении её правоспособностью. По этому поводу известный российский юрист Александр Михайлович Ладыженский (04.10.1891–09.01.1972) утверждал, что «…юридическое лицо, есть создание определенного правопорядка и поэтому должно считаться привязанным к этому последнему»[18]. Указанный критерий возник в XVIII веке в Великобритании. Потребности Британской колониальной империи определяли необходимость инкорпорировать компании по своему праву и одновременно гарантировать им его применение в том месте, где они фактически находятся. Такое положение давало организациям с английской юрисдикцией возможность переносить отдельные органы или своим филиалы и представительства на территории других государств и таким образом получать правовую защиту от метрополии без риска утраты своего правового статуса. А Великобритании это позволяло осуществлять в жизнь свои колониальные экономические интересы[19]. Такого рода критерий используется в трех группах стран. Во-первых, в государствах с традиционной англо-саксонской системой права (США, Великобритания, страны, входящие в Британское Содружество Наций (Индия, Нигерия, Кипр, Австралия, Новая Зеландия, Канада и тд)). Во-вторых, в отдельных странах латинской Америки (Бразилия, Венесуэла, Мексика, Куба, Перу). В качестве примера, в этом случае показательным является определение критерия инкорпорации в ст.20 Закона Венесуэлы 1998г. «О международном частном праве», в которой установлено, что «…существование, правоспособность, деятельность и прекращение юридических лиц частноправового характера определяется правом места учреждения. Под местом их учреждения понимается такое место, в котором выполняются условия по форме и по существу, требуемые для создания упомянутых лиц»[20]. В-третьих, это большинство стран СНГ. Такого рода вектор определения личного закона юридического лица изначально был задан в ст.1211 Модельного Гражданского Кодекса стран СНГ[21]. Поэтому большая часть Стран содружества независимых государств закрепила в своих гражданско-правовых источниках аналогичное правило (см. ст.1272 ГК Армении 1998 г., ст.1111 ГК РФ Белоруссии 1998 г., ст.1100 ГК Казахстана 1999 г., ст.1184 ГК Кыргыстана 1998 г., ст.1175 ГЛ Узбекистана 1996 г., ст.1202 ГК РФ 2002 г. и др.)[22]. Классическим аргументов в пользу существования такого рода доктрины является тезис А.М. Ладыженского о том, что «правосубъектность и физического и юридического лица зависит от государства, которое ее предоставило. Юридическое лицо становится субъектом права в силу признания его таковыми со стороны государства, где учрежден или зарегистрирован его устав, поэтому не только с практической точки зрения, но и теоретически правильным критерием определения личного закона иностранной организации должно быть признано место инкорпорации»[23]. Однако, этот критерий не всегда эффективен на практике и имеет определенные недостатки. Так, такая теория предоставляет возможность для многочисленных манипуляций. Например, создание т.н. компаний почтового ящика, т.е. компания формально зарегистрирована в конкретном географическом месте, но оно используется исключительно для ведения переписки и выполнения публично-правовых формальностей. Место же нахождение его органов управления или деятельность такой организации осуществляется уже на другой территории. Подобная ситуация приводит к тому определенные административно-территориальные образования буквально соревнуются за создание у себя более либерального законодательства в части регистрации (создания) юридических лиц и их налогообложения. Такая ситуация приводит к коллизии (столкновению) норм права различных государств, а также создается правовая возможность обхода закона и злоупотребления правом. В качестве примера можно привести законодательство т.н. оффшорных зон или подобную «конкуренцию» между некоторыми штатами США[24]. Доктрина инкорпорации неоднократно подвергалась критике со стороны правоведов. Так, Михаил Исаакович Брун замечал, что критерий учреждения юридического лица на территории другого государства является недостаточным, для того чтобы отнести такого рода организацию к иностранным субъектам, т.к. весь субстрат этой организации, его центральный орган и вся его функциональная деятельность осуществляется в ином государстве. Более того, при конфликте не спрашивают, где юридическое лицо родилось, какова его национальность теперь в момент конфликта эти характеристики являются второстепенными и не значимыми. Также, как и о физическом лице спрашивают не кто оно по рождению, а кто оно в настоящее время[25]. Поэтому в большинстве законодательств западноевропейских государств, принадлежащих к континентальной правовой семье, используют несколько другой критерий, а именно критерий места нахождения административного центра юридического лица, который еще называют домицилярный критерий или критерий оседлости. Его сущность заключается в том, что применимым является право того государства, в котором находится главный административный центр организации. Это может быть и совет директоров, и правление, и генеральный директор или иной исполнительный, или распорядительный орган такого субъекта. Нормативно критерия оседлости можно закрепить двумя способами. Во-первых, формально устанавливать место нахождения центра управления организации по записи в ее учредительных документах, главным образом в уставе. Поэтому, такую форму определения лично закона юридического лица называют статуарной или формальной оседлостью. И, во-вторых, т.н. эффективная или реальная оседлость, которая учитывает фактическое место нахождения административного центра компании на каждый отдельно взятый момент времени. В законотворческой деятельности разных государств больше распространение нашла вторая разновидность домицилярного критерия, однако возможно сочетания обоих подходов, как, например, это сделано ст.8 Закона Турции 1982 г. «О международном частном праве и международном гражданском процессе», котором установлено, что «Гражданская право- и дееспособность юридических лиц, а также объединение лиц или капиталов подчиняется праву места, где находится указанный в их уставах центр управления. В случае, когда фактический центр управления находится в Турции, может быть применено турецкое право»[26]. Таким образом, в качестве основного способа турецкий законодатель использует формальную оседлость и это закреплено в первой части процитированной нормы. А, факультативно, при определенных условиях применяется реальный подход. Большое распространение критерий осёдлости нашел в законодательстве европейских государств. Впервые он был установлен в ст.129 Закона Бельгии от 18.05.1873г. «О торговых обществах», в которой было закреплено, что «Каждое общество, чей главный управляющий центр находится в Бельгии, подпадает под бельгийский закон, даже если учреждение его было за границей»[27]. Активным приверженцем рассматриваемой доктрины в отечественной цивилистике был М.И. Брун, который выдвигал следующие аргументы в его пользу: «Здесь заключаются договоры от имени юр лица, устанавливаются отношения с другими субъектами права, отсюда посылаются распоряжения должностным лицам юр лица и здесь осуществляется контроль за выполнением указаний юр лица. Непосредственно воздействовать на юридическое лицо можно только через его центральные органы, что осуществимо лишь через государство, где они находятся. Здесь те же отношения, что между головой и туловищем, с одной стороны, и конечностями – с другой. Центральные органы юридического лица - это его голова, а руки и ноги могут распространяться в пространстве. Но всем управляет голова»[28]. Однако, в юридической литературе отмечались и недостатки рассматриваемого критерия. Во-первых, это сложность его применения, поскольку трудно определить фактическое местоположение административного органа или сделать выбор в пользу одного из органов управления, находящихся на территории разных государств. Появляется потенциальная возможность, когда такое юридическое лицо признается «своим» со стороны двух и более государств. То есть возникнет т.н. положительная коллизия. Или, наоборот, со стороны всех возможных государств произойдет отказ от признания в признании национальности юридического лица, т.е. сформируется отрицательная коллизия[29]. Во-вторых, если критерий инкорпораций защищает больше интересы учредителей юридического лица, то критерий оседлости направлен больше на обеспечение интересов страны, в которой оно действует. Отсюда и экстремизм такого рода критерия, т.к. государство, в котором действуют органы такого рода организации, настаивают на том, что действующее в другом государстве требования к созданию, организации и структуре юридического лица не равноценные его собственным требованиям[30]. Другим принципом определения личного статута юридического лица является критерий места осуществления основной деятельности или критерий центра эксплуатации. Его суть к определению личного закона организации выражаются в применении права того государства, на территории которого оно осуществляет свою основную деятельность. Этот критерий часто используется в законодательстве в развивающихся странах, которые таким образом стремятся обеспечить контроль над юридическими лицами других государств, ведущих деятельность на их территории. Тем не менее, такого рода принцип, как правило, используется преимущественно, как альтернативный способ к какому-то основному критерию. Такой вывод подтверждает содержание ст.11 ГК Египта 1948 г., ст.43 Кодекса международного частного права Туниса 1998 г., ст. 41 ГК Испании 1889 г., ст. 25 Закона 1995 г. «Реформы Итальянской системы МЧП»[31] и др. Главный недостаток такого критерия заключается в том, что он, с одной стороны, является неопределенным, а, с другой - неустойчивым. Неопределенность проявляется в том, что юридическое лицо может одновременно осуществлять свою деятельность на территории целого ряда государств. И сделать выбор в пользу одного из них может оказаться весьма трудной задачей. Неустойчивость выражается в том, что в течение какого-то промежутка времени организация может сменить несколько мест своей деятельности. Ладыженский А.М. по этому поводу удачно подмечал, что при реализации такого критерия «…смешивается вопрос правового регулирования деятельности юридического лица с определением его правосубъектности …государство юридически регулирует и контролирует хозяйственную и всякую иную деятельность на его территории как своих, так и иностранных, но отсюда не следует, что оно становится тем самым отечественными лицами»[32]. Четвертой из названных в настоящем разделе доктрин определения личного закона иностранных организаций является критерий контроля или государственной принадлежности участников юридического лица, его еще называют критерием vareilles-sommieres. Такой подход был признан наиболее удачным с политической и экономической точки зрения и активно использовался в период первой и второй мировых войн. Суть такого критерия хорошо видно из циркуляров французского министерства юстиций от 24.02.1916: «…когда речь идет о вражеском характере юридического лица нельзя довольствоваться исследованием правовых форм, применяемых к компаниям: ни места нахождения административного центра, ни других признаков, определяющих в гражданском праве национальность юр лица. Они в этом случае являются недостаточными, т.к. речь идет о том, чтобы выявить действительный характер деятельности организации»[33]. Наиболее известный случай при разрешении которого использовался этот критерий получил название дела Continental Tyre and Rubber Co. V. Daimler.Co от 1915. Из 25 тыс. акций компании Дамлер Ко, зарегистрированной в Великобритании, английским подданным принадлежала всего одна акция, все остальные акции были в руках немецких акционеров. Поэтому, в период первой мировой войны встал вопрос – эта компания своя или вражеская? Она была признана вражеской компанией, т.е. принадлежащей Германии[34]. Такой критерий широко использовался и используется в дипломатической практике США и это хорошо видно из текущей политической и экономической ситуации на мировой арене. Иногда доктрину контроля закладывают в нормы двухсторонних международных договоров о поощрении и взаимной защите капиталовложений, в которых он действенно способствует разграничению юридических лиц на «свои» и «чужие»[35]. Более того с оговорками такой критерий используется в. «Конвенция об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими или юридическими лицами других государств» от 18.03.1965г.[36]; в ст.17 Энергетической хартии от 17.12.1994г.[37]; в ст.22 Ордонанса Мадагаскара от 1962 г. №62-041 «Относительно общих положений внутреннего права и международного частного права»[38] и др. Однако и этот принцип определения личного статута иностранных юридических лиц также имеет свои явные недостатки. Во-первых, в основание его выделения были положены не правовые, а иные социальные (экономические, политические, демографические и т.п.) критерии. Во-вторых, при его применении совершенно непонятно, как поступить с теми компаниями, в которых собран многонациональный коллектив. В-третьих, нет ясности и в вопросе отслеживания изменений национального состава компаний, если он постоянно изменяется, например, акции такой организации имеют обращение на бирже как у российской телекоммуникационной компании, АО «Вымпел-Коммуникации» (сокращённо «ВымпелКом»). На протяжении XX века цивилисты разных стран пытались выдвигать альтернативные вышеперечисленным критерии определения личного статуса иностранных организаций. В основу таких доктрин пытались заложить такие критерии как правопорядок государства, на территории которого происходила подписка на акции юридического лица; или места заключения договора об учреждении юридического лица; или принцип автономии воли. Но все эти попытки не увенчались успехом[39]. Были предприняты попытки решить вопросы перечисленной проблематики и на уровне международной унификации. Так, в рамках Гаагской конференции по международному частному праву была создана «Конвенция о призвании правосубъектности иностранных общества, ассоциаций и учреждений от 01.06.1956. Нормы этого соглашения носили компромиссный характер между сторонниками критерия инкорпорации и оседлости. Тем не менее, за основу был взят критерий учреждения (инкорпорации). Однако его применение было ограниченно для стран, которые в своей правовой системе применяли критерий оседлости (административного центра). Такие государства, согласно конвенции, могли отказать в признании правосубъектности юридического лица, которое имело свой административный центр на территории государства, поддерживающей критерий административного центра, а учреждено было в другой стране, которая поддерживала принцип инкорпорации. Однако, в том случае, если и в стране инкорпорации, и в стране местонахождения административного центра применяется критерий учреждения, такая организация признавалась юридическим лицом в обеих странах и в любой иной третьей стране. Эта конвенция хоть и была подписана со стороны некоторых государств, но так и не вступила в силу[40]. Поэтому в 1968 году была предпринята вторая попытка унификации в этой сфере. Станы Еврозоны опять попробовали соединить указанные критерии рамках европейского сообщества и разработали Конвенцию о взаимном признании компаний (Брюссель 29.02.1968). Основным принципом, который использовался разработчиками в этом нормативе также был принцип инкорпорации. Предполагалось ввести важное правило о том, что в случае, если компания инкорпорирована в одной стране-участнице конвенции, а административный центр такого юридического лица находится в другой стране, то остальные страны ЕЭС (Европейский Экономический Сообщество) должны признать такое юридическое лицо. При этом страна-местонахождение административного центра получала право применять к таким компаниям императивные предписания своих законов, которым подчиняются аналогичные организационно-правовые формы местных компаний, включая нормы, которые регулируют вопросы создания и прекращения деятельности таких организаций. Однако, эти страны столкнулись с тем, что единой основы для классификации разных организационно-правовых форм юридических лиц стран ЕС не существует. В тоже время нахождение административного центра юридического лица вне территорий стран ЕС (например, в Москве), предоставляло государствам ЕС возможность отказывать таким компаниям в признании их правосубъектности по основаниям того, что их детальность не имеет серьезной связи с экономикой какой-либо страны ЕЭС. Конвенция, тем не менее, не вступила в силу, поскольку Голландия отказалась ее ратифицировать[41]. Определенного успеха в создании общих унифицированных норм в области единообразного подхода к определению личного статута юридического лица достигли лишь латиноамериканские страны, которые подписали «Конвенцию о коллизионных вопросах в отношении коммерческих компаний, в которых исполняется критерий учреждения юридического лица (Монтевидео, 1976/1979). Поскольку в этих странах единая правовая основа (право Испании), то такая унификация вполне возможна. Тоже самое возможно на территории стран СНГ, поскольку в основу частного законодательства этих государств положено советское (русское) гражданское право, а также Модельные гражданский кодекс стран СНГ. Не смотря на неудачный опыт разработке унифицированных правил определения личного закона и национальности юридических лиц на международном уровне, для решения практических вопросов, в том числе и для разрешения споров с участием иностранных юридических лиц, все-таки необходимы какие-то критерии и направления для определения государственной принадлежности юридических лиц. Для разрешения такого рода проблематики отдельные представители правового сообщества стали предлагать различные подходы к ее решению. В силу специфики государственного устройства и судебной системы США. Для содействия разъяснению и упрощению общего права и его адаптации к меняющимся потребностям общества в 1923 году в этой стране был учреждён Американский институт права (The American Law Institute; ALI). Это учреждение составляет, утверждает и публикует тексты Свода норм права (Restatements of the Law), Принципов права (Principles of the Law) и т.п. Такого рода кодификации не имеют официального характера и носят рекомендательный характер, но именно на основе этих документов появляются различные правовые доктрины, которые конкретные судьи используют при принятии конкретного решения. В части коллизионных норм в 1934 г. был разработан первый Свода коллизионного права США[42]. Именно на основе такого рода документов и идей Раймонда Абрагамса широкое распространение получила доктрина the internal affairs rule (правила внутренних дел). Согласно её положений, вся деятельность корпорации была разделена на внутреннюю и внешнюю. Вопросы внутренней деятельности должны решаться на основе ее учредительных документов, а внешние правом страны, где эта компания действует. При этом, к внутренним относят отношения по учреждению юридического лица; круг прав и обязанностей его участников; составление учредительных документов и внесение в них изменения и т.п. К внешней деятельности было предложено отнести вопросы правоспособности и сделкоспособности; представительские полномочия органов; ответственность корпорации; обеспечение внесения и поддержания уровня уставного капитала; публикации, содержащие сведения о деятельности корпорации и т.п.[43] Р.Абрагамс различал личный статус юридического лица (он зависит от законодательства и места деятельности организации и регулирует вопросы право и дееспособности юридического лица) и национальный статус (внутренние дела, которые определяют внутреннюю организацию юридического лица, его возникновения и прекращения). Примерно такие же тенденции в поисках применимого правопорядка в деятельности иностранных юридических лиц существует и в государствах западной Европы. В Германии такой правовед, как Грасман, выдвинул учение о дифференцированности, которое также проводит различия между внутренними и внешними отношениями юридического лица. К каждым отношениям устанавливаются различные коллизионные привязки. Для внутренних отношений (в американской доктрине the internal affairs rule это национальный статус) действует право государства учреждения, а для внешних отношений (у Абрагамса личный статус) применяется закон государства, в котором осуществляется предпринимательская деятельность юридического лица. Другой германский ученый-правовед О. Сандрок, выдвинул «теорию наложения», в которой предлагается исходить из критерия учреждения с той особенностью, что перед правом государства учреждения должны иметь приоритет императивные нормы государства – места нахождения центра управления юридического лица[44]. Несколько иные взгляды высказывал такой ученый как Мюль. Он предложит т.н. теорию применения лучшей нормы, согласно которой приоритетным правом является право местонахождения административного центра. Именно в этом месте должен поддерживаться международный порядок, выполняться судебные задачи, соблюдаться интересы государства и общественности. А поэтому должны применяться те нормы права, которые должны считаться лучшими[45]. Таким образом, из всего вышеизложенного видно, что в практике большинства государств, не смотря на закрепление достаточно жестких коллизионных привязок, определяющих личный закон юридического лица, также выделяется и понятие национальность юридического лица. При этом сложность заключается в том, что определение национальности (государственной принадлежности) юридического лица в различных публично-правовых отраслях права одного и того же государства могут быть использованы отличающиеся друг от друга критерии, что приводит в итоге к разным, иногда противоположным, результатам при вынесении судебного решения. [1] Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. – М.: Юридическая литература, 1974. С.126. [2] Брун М.И. Международное частное право // Золотой фонд российской науки международного права. Т.II. – М.: Международные отношения, 2009. С.264. [3] Лунц Л.А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. С.187. Канашевский В.А. Международное частное право: Учебник. - М.: Международные отношения, 2009. С.93, 152-155. Международное частное право: Учебник / Л.П.Ануфриева, К.А.Бекяшев, Г.К.Дмитриева и др.; Ответственный редактор Г.К.Дмитриева. – М.: Проспект, 2003. С.127. [4] В силу ст.1210 ГК РФ стороны договора могут при заключении договора или в последующем выбрать по соглашению между собой право, которое подлежит применению к их правам и обязанностям по этому договору. Такого рода полномочие в международном частном праве называют принципом автономии воли (см. Толстых В.Л. Коллизионное регулирование в международном частном праве: проблемы толкования и применения раздела VII части третьей ГК РФ. М.: Спарк, 2002. С.49-59). [5] Международное частное право: Иностранное законодательство. / - М.: Издательство «Статут», 2001. С.659. [6] Международное частное право: Иностранное законодательство. / - М.: Издательство «Статут», 2001. С.328-329. [7] Там же. С.483. [8] Там же. С. 499-500. [9] Асосков А.В. Правовые формы участия юридических лиц в международном коммерческом обороте. – М.: «Статут», 2003. С.23. [10] Раапе Л. Международное частное право. Сокращенный перевод с четвертого немецкого издания // Под ред.: Лунц Л.А. (Предисл.), Пер.: Гурвич А.М. - М.: Иностранная литература, 1960. С.192. [11] Иссад М.Международное частное право./ Пер. с фр. А.Л. Афанасьевой, Е.Б. Гендзехадзе; Ред., послесл. М.М. Богуславского; Примеч. Л.Р. Сюкияйнена. - М.: Прогресс, 1989. С.355-356. [12] Ануфриева Л.П. Международное частное право. Т.1. - М.: БЕК, 2002. С.39-43. [13] Звеков В.П. Международное частное право. Курс лекций. – М.: Издательская группа НОРМА – ИНФРА М, 1999. С.207-214. [14] Богуславский М.М. Международное частное право: Учебник. – 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Юрист, 1998. С.122-127. [15] Асосков А.В. Указ.соч. С.27. [16] Лунц Л.А. Курс международного частного права: В 3 т. – М.: Спарк, 2002. С.364-367. [17] Городисский А.М. Определение национальности юридических лиц и их признание в других странах // Юридические аспекты осуществления внешнеэкономических связей. – М.: Юридическая литература, 1979. С.150. [18] Ладыженский А.М. Теории национальности юридических лиц в международном частном праве // Советский ежегодник международного права. 1964-1965. – М.: Международные отношения, 1966. С.268. [19] Дубовицкая Е.А. Правоспособность юридических лиц по праву Европейских сообществ (практика Европейского суда) // Вестник Высшего Арбитражного суда РФ. 2000. № 12. С.100. [20] Международное частное право: Иностранное законодательство. / - М.: Издательство «Статут», 2001. С.253. [21] Гражданский кодекс. Модель. Рекомендательный законодательный акт для Содружества Независимых Государств. Часть третья. Принят в г.Санкт-Петербурге 17.02.1996 на 7-ом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств-участников СНГ // Приложение к Информационному бюллетеню. Межпарламентская Ассамблея государств-участников Содружества Независимых Государств. 1996. № 10. С.3-84. [22] Международное частное право: Иностранное законодательство. / - М.: Издательство «Статут», 2001. С.70-141. [23] Ладыженский А.М. Указ.соч. С.272. [24] Щекин Д.М. Налоговые последствия недействительности сделок. 2-е издание, переработанное и дополненное. Научно-практическое издание. - М.: МЦФЭР, 2004. С.211. [25] Брун М.И. Указ.соч. С.317-318. [26] Международное частное право: Иностранное законодательство. / - М.: Издательство «Статут», 2001. С.576. [27] Асосков А.В. Указ.соч. С.33. [28] Брун М.И. Юридические лица в международном частном праве. Кн.1; О личном статуте юридического лица. – Петроград: Издательство «Типография товарищества «Общественная польза», 1915. С.19. [29] Современное международное частное право в России и Евросоюзе. Кн.первая: монография / под ред. М.М.Богуславского, А.Г.Лисицина-Светланова, А.Тунка. – М.: Норма, 2013. С.542. [30] Асосков А.В. Указ.соч. С.13-14. [31] Международное частное право: Иностранное законодательство. / - М.: Издательство «Статут», 2001. [32] Ладыженский А.М. Указ.соч. С.265-266. [33] Ануфриева Л.П. Международное частное право. Т.2. - М.: БЕК, 2002. С.52. [34] Международное частное право. Учебник / Крылов С.Б., Перетерский И.С. - М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР, 1940. С.85. [35] См., например, Соглашение между Правительством РФ и Правительством Японии о поощрении и защите капиталовложений (Вместе с «Протоколом», «Согласованным протоколом»). Заключено в г.Москве 13.11.1998 // Бюллетень международных договоров. 2000. № 10. С. 26 - 35. [36] Конвенция об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими или юридическими лицами других государств" (ИКСИД/ICSID) (Заключена в г. Вашингтоне 18.03.1965) // Советский журнал международного права. 1991. № 2. С.210 - 229. [37] Договор к Энергетической хартии. Подписан в г. Лиссабоне 17.12.1994 // http://treaties.un.org/ по состоянию на 30.07.2018). [38] Международное частное право: Иностранное законодательство. / - М.: Издательство «Статут», 2001. С.425. [39] Канашевский В.А. Международное частное право: Учебник. – М.: Международные отношения, 2009. С.163. [40] Проблемы унификации международного частного права: монография / Н.В. Власова, Н.Г. Доронина, Т.П. Лазарева и др.; отв. ред. А.Л. Маковский, И.О. Хлестова. М.: ИЗиСП, Юриспруденция, 2012. С.71. [41] Международное частное право: современные проблемы. – М.: ТЕИС, 1994. С.271. [42]В 1971г. был опубликован Второй свод законов по международному частному праву, а в 1987 году была начата третья серия Сводов норм права в области законодательства об иностранных отношениях. См. Международное частное право: современные проблемы. – М.: ТЕИС, 1994. С.386. [43]Суворов Л.Л. Проблемы отделения личного статута юридического лица от его государственной принадлежностив современном международном частном праве // Журнал международного частного права. 1995. № 3 (9). С.4. [44] Sandrock O. Die Konkretisierung der uberlagerungstheorie in einigen zentralen Einzelfragen, in: Festschrift fur Gunther Beitzke: zum 70. Geburtstag am 26. April 1979. Berlin, New York, 1978. S. 698 ff [45] Ассосков А.В. Указ.соч. С.41-42. План вспомогательного теоретического материала: Вопрос № 1. Понятие правового режима деятельности иностранного юридического лица Вопрос № 2. Разновидности правовых режимов деятельности иностранных субъектов на территории РФ 1 2 |