данте. Занятие 10 божественная комедия
 Скачать 61.21 Kb.
|
|
Творческие задания: Найдите в монографии Д.Д.Благого «Мастерство Пушкина» (М., 1955) сравнение первоначального плана «Евгения Онегина» и «Божественной комедии» Данте. Сравните те роли и обличия, в которых является в «Евгении Онегине» автор, с ликами автора «Божественной комедии». Мы уже знаем, как ценил Пушкин «единый план» «Божественной комедии» Данте, построенный по принципу тройственного членения. Принципу тройственного членения следует, как'видим, Пушкин в основном и в композиции «Евгения Онегина». Весь роман делится на три части, каждая из которых складывается в свою очередь из трех «песен» — глав. Продуманно и стройно располагается фабульносюжетный материал и в каждой из трех частей. Первая часть представляет собой своего рода экспозицию: в каждой из трех глав — «песен», составляющих первую часть, дается развернутый образ-характеристика каждого из трех главных героев романа — Онегина, Ленского, Татьяны. Первая глава почти полностью посвящена Онегину. Центральное место во второй главе отдано Ленскому {девятнадцать строф из сорока посвящено непосредственно ему; описание семьи Лариных дается также по связи с Ленским, причем уже и здесь больше всего строф отведено Татьяне — шесть строф; Ольге — три; Лариной-матери — четыре). Это подчеркивается и пушкинским названием главы в плане: «Поэт». Вполне соответствует содержанию третьей главы пушкинское название: «Барышня». Как первая глава — Онегину, третья глава почти целиком отдана Татьяне, образ которой в описании ее влюбленности в Онегина, в ночном разговоре с няней, в письме к Онегину и т. д. раскрывается с такой же полнотой, как в первой главе образ Онегина. Как видим, не посвящено специальной главы Ольге, и это совершенно закономерно, поскольку в романе она играет второстепенную роль. Основные образы романа, при всей индивидуальной жизненности каждого из них, носят столь обобщенный, типизированный характер, что это позволяет Пушкину построить фабулу своего произведения, воссоздающего широчайшую картину пушкинской современности, на отношениях между собою всего лишь четырех лиц — двух молодых людей и двух юных девушек. Остальные лица, входящие в роман в качестве не бытового фона, а его — в той или иной степени — участников (их тоже очень немного: мать и няня Татьяны, Зарецкий, гене184 рал — муж Татьяны), имеют чисто эпизодическое значение. 2. Наложите план распределения грешников в дантовом аду на порядок следования помещиков и городских чиновников в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя. Так, в первом круге ада, Лимбе, сидели праведные язычники, а Гоголь “посадил” туда Манилова. В Манилове прослеживаются некоторые греческие черты, такие как греческие имена детей и “храм уединенного размышления”, построенный как портик. Во втором круге находились сладострастники, у Гоголя здесь – Манилов со своей женой, а также Коробочка, которая собиралась почесать пятки Чичикову, как своему покойному мужу. В третьем круге Данте поместил чревоугодников, которых терзал Цербер, трехголовый пес. Из “Мертвых душ” сюда можно отнести самого Чичикова и Собакевича, а также в какой-то степени Ноздрева, большого любителя выпить. Причем у Ноздрева имелось огромное количество собак, в этом улавливается связь с Цербером. Четвертый круг ада был отведен для скупых и растратчиков. В поэме можно найти трех основных героев, которые могли бы сидеть в этом круге: это Собакевич, просивший огромную цену за ничего не стоящих мертвых людей, Плюшкин, который из-за своей скупости сам жил, как животное, и крестьян своих обдирал как липки, а также Ноздрев, тратящий деньги на бесполезные вещи и так же легко проигрывающий их в карты. Пятый круг, или Стигийская низина, описывается в “Божественной комедии” как место мучений гневных и вялых. К гневным относится Ноздрев, рассердившийся и чуть не убивший Чичикова за то, что он отказался играть с ним в шашки. Ну а к вялым можно отнести его зятя Межуева, который, по словам Гоголя, относится к тем людям, которые, кажется, готовы спорить о чем угодно и ни за что не согласятся плясать под чужую дудку, а кончается тем, что признают все, что отрицали, “и пойдут потом поплясывать под чужую дудку как нельзя лучше”. Но в отличие от Данте, у Гоголя четвертый круг опущен ниже пятого, то есть после Плюшкина начинается подъем к чистилищу. Этот перелом обозначается появлением нехарактерных для Других помещиков деталей: во-первых, о Плюшкине автор говорит не как о типе людей, а дает как бы краткую биографическую справку. Во-вторых, в плюшкинском поместье появляйся церкви. И, в-третьих, если у предыдущих помещиков вместо садов были подстриженные вялые кусты или зеленый забор, то у Плюшкина настоящий сад, правда, сильно зарос-ший, а Шекспир говорит: “Душа – это сад, а садовник в нем воля”, следовательно, у Плюшкина появляется душа. Поэтому мы понимаем, что “мертвые души” — это не столько мертвые крепостные, сколько сами помещики. И не случайно Н. В. Гоголь хотел провести сквозь все три тома, то есть от ада к раю, только Чичикова и Плюшкина. После Стигийской низины Данте попадает в город Дит, а Чичиков в город N, Дантевстречает демона Флегия, а Чичиков – стражника с усами словно на лбу и поэтому похожего на черта, Данте встречает окровавленных Фурий, существ, очень похожих на женщин, а Чичиков – “особенного рода существ, в виде дам в красных шалях и башмачках без чулок…”. Далее по тексту можно обнаружить и другие схожие с библейскими мотивы, такие, как сравнение бала с мушиной суетой, мосты, напоминающие чертей, упоминания Страшного суда. Также следует отметить и наличие других аналогий с гомеровскими произведениями: многие места как будто написаны гекзаметром, правда, сплошным текстом, а также ветвистые сравнения, вроде сравнения головы Собакевича с тыквой, за которые современники называли “Мертвые души” “русской Илиадой”. Обо всем этом можно рассуждать бесконечно, но как тяжело сознавать, что мы имеем только первый и часть второго тома, а сколько же еще блистательного текста, уничтоженного автором, было впереди! Но все равно “Мертвые души” – прекраснейшее произведение русской литературы, которое ценят не только русские читатели, но и иностранцы. Не случайно чешский переводчик К. Гавличек-Боровской в предисловии к “Мертвым душам” писал: “Надеюсь, что именно в настоящее время я приобрету благодарность нашего общества, познакомивши его с этим замечательным произведением первого русского романиста…” |