Современная социология и ее крупнейшие представители. Современная социология и её крупнейшие представители
 Скачать 170.5 Kb.
|
СОВРЕМЕННАЯ СОЦИОЛОГИЯ ИЕЁ КРУПНЕЙШИЕ ПРЕДСТАВИТЕЛИО системах Т. ПарсонсаПарсонс предложил структурно-функциональный подход к анализу явлений. Логика его рассуждений была следующая: всякая система подчиняется закону самосохранения как самоупорядочения и сохранения собственных границ. Всякая система предстаёт открытой. Чтобы следовать этим принципам система должна выполнять 4 основных функции: А- адаптации, G – целеполагания, I – интеграции, L – латентную. Графически это выглядит следующим образом: Основные функции и системы по Т. Парсонсу  A - адаптацияG  - целеполагание A L I - интеграция L - латентностьG IСтруктура живой системы: А – Физико-химическая система. G – Органическая система. I – Действий система. L- Телическая (трансцендентная) система. Структура системы действий: A – Организм как система. G – Личность как система. I – Социальная система. L- Культура как система. Структура социальной системы: A – Экономическая система. G – Политическая система. I – Система социентальной общности. L – Система социализации. Среди систем действует кибернетический принцип иерархии, когда вверху находятся более информационные системы, а внизу – более энергоёмкие. Как, например, в структуре системы действий:  Информация КультураСоциальная система Личность Энергия Организм Функция – это, в частности, отношение части к целому (5 значений слова функция, по Мертону). Действие – это целенаправленное, нормативно регулируемое и мотивированное поведение в ситуации. Действие состоит из действующих лиц и ситуации (ситуационного окружения). О социологии ЛуманаСоциологам читается спецкурс «Современная социология», где рассматриваются концепции Т. Парсонса, Н. Лумана, Э. Гидденса, П. Бурдье. Особенно трудна для постижения социология Лумана. Основные его идеи можно представить следующим образом. Современное общество есть аутопойетическая и самореферентная система, т.е. современное общество самовоспроизводит и самоопределяет себя. Оно уже больше не нуждается ни в какой внешней среде для самовоспроизводства. Нет необходимости ни в Боге, ни в системе трансцендентных ценностей, выполняющих латентную функцию, согласно Т. Парсонсу. И в этом заключается принципиальное отличие в понимании общества между Луманом и Парсонсом. Одна из аксиом Парсонса заключалась в признании самовоспроизводящейся системе ценностей и норм, имеющих значение для общества в целом. Н. Луман утверждает обратное, что эта аксиома не применимо как раз к современному глобальному обществу, она не применима к описанию общества на уровне всего общества. Н. Луман считает, что одна из функций современного общества, проявляющаяся в его аутопойетичности и самореферентности, состоит в снятии общего нормирования, что позволяет анализировать современное общество без привлечения нормативных суждений, без привлечения «категорических» императивов и «трансцендентных» систем. И здесь надо обратить внимание, что Н. Луман подходит социологически очень конкретно к описанию общества. Дело в том, что не всякое общество предстаёт аутопойетической и самореферентной системой. Н. Луман старается описать новые социальные реалии, новый тип социального общества, которого раньше человечество не знало. И для теоретического осмысления, описания этого нового общества нужны новые средства, понятия. Для этих целей приходится социологу обратиться к современной кибернетике, теории систем, к теории вероятностей и др. современным наукам. Общество является одной из наиболее сложных систем, поэтому и нужны здесь заимствования из наук, изучающих более простые системы. Н. Луман выделил три типа общества: архаические общества, общества высокой культуры и современные, глобальные общества. Между ними есть существенные различия. Архаические общества, по определению Лумана, - это малоразвитые общества, дифференцированные на равные единства – сегменты по принципу родства или совместного проживания. Здесь слабое разделение труда на основе возрастных и половых ролей. Почти нет политического господства, либо оно только формируется. Общества высокой культуры – это более крупные и комплексные общества. Им уже знакомо функциональное разделение, и прежде всего в сфере политики и религии. Для них характерна социальная стратификация, наличие городов, где наблюдается экономическое разделение труда. «Иногда они образуют огромные империи». «Современное общество – общество, постепенно охватывающее весь населённый мир в одну гигантскую социальную систему». Структурно оно основано на функциональном разделении, а не на стратификационном. Функциональное разделение охватывает такие области социума как политика, экономика, научные исследования, сфера семьи. Это общество создаёт неподвластное центральному контролю многообразие возможностей переживаний и действий, ускоряющих общественные изменения в «дотоле неведомых истории масштабах». Современное общество «может индустриально-технически перестроить свои отношения с естественной окружающей средой, добившись более высокого уровня относительной независимости». В этих трёх типах общества по-разному решаются социальные проблемы. Н. Луман показывает это на примере взаимопомощи. Так, в архаическом обществе взаимопомощь понималась, как обязанность помогать либо отдавать излишки. Само общество в известной степени основывалась на взаимопомощи. В обществах «высокой культуры» помощь основывается на морально обоснованной, упорядоченной в соответствии с социальными слоями структуре ожиданий. Помощь здесь оценивается как нравственный и религиозный долг. Она мотивируется индивидуализированной моралью и религией. Но общество уже не включало в себя помощь как необходимый элемент, хотя подобные вероучения и соответствующие моральные принципы взаимопомощи способствовали интеграции общества. Современное глобальное общество не основывается на взаимопомощи и не интегрируется посредством вероучений или систем нравственных норм. «Зато оно формирует окружающую среду, способную создать организованные социальные системы, специализирующиеся на помощи. Благодаря этому помощь становится услугой с недосягаемым уровнем гарантированности». Таким образом, современное общество проблему помощи, как и др. социальные проблемы, решает через создание соответствующих социальных систем, организаций, институтов, «посредников», т.е. системно. При этом на организацию помощи влияют уже не столько моральные факторы, сколько системные факторы тех же организаций помощи, - кто эффективнее работает, тот получает больше субсидий и т.п. Н. Луман не отрицает существования и личной помощи как социальной формы. «Конкретная помощь так же возможна и так же имеет смысл, как и раньше, - и сегодня можно взять за руку пожилого человека и помочь ему перейти через улицу с оживлённым движением. Вот только пафосу помощи действительно пришёл конец. Можно помогать, а можно и не помогать, если у тебя в этот момент другие цели. Общество признаёт, в том числе нормативно, свободу индивидуального решения. В этом заключаются условия индивидуализации и добровольности, которые без исчезновения общественного нормирования просто бы не могли появиться». В условиях глобального общества меняется само понятие «помощи». Так проблема «помощи развивающимся странам», которую надо решать в глобальном масштабе, не умещается в прежние формы «помощи». Они требуют планового управления социальным развитием, самой общественной эволюцией. «И с тех пор, как стало ясно, что земля круглая и ресурсы ограничены, напрашивается новое, глобальное определение помощи, а именно как проблемы распределения». Для её практического решения не достаточно ни морали, ни религии. И пока, к сожалению, нет и достаточных политических, организационных и научных ресурсов. Но, следуя принципу «невероятности коммуникаций», можно всё же ожидать вероятного её разрешения самим обществом. К глобальному обществу привели качественные изменения в прежнем типе общества. Это изменения в экономике, где утвердилась рыночная форма, предполагающая свободную конкуренцию и мировое хозяйство. В социальной сфере – это переход от стратификации к функциональной дифференциации, - важнейшее социальное изменение. Дело в том, что стратификация для своего существования нуждалась во «внешних» системах, выполняющих латентную функцию, функцию легитимности. В конечном счёте стратификационная иерархия упиралась «своим верхним концом» для устойчивости в неподвижного Бога. Для общества функциональной дифференциации ничего подобного не надо. Как можно оценить социальное учение Н. Лумана? Он, несомненно, правильно обратил внимание на изменившийся характер современного общества. Он поставил проблему адекватного его социологического описания и понимания. Н. Луман правильно выделил такие черты современного общества, как его аутопойетичность, самореферентность, глобализм, системность, институциональность и др. И в то же время не со всеми его идеями можно согласиться. Глобальное общество обладает не только чертами аутопойетичности и самореферентности, но и чертами открытости, интерреферентности. Об этом, в частности, свидетельствуют проблемы «социального риска», «социальных конфликтов», от которых не может избавиться и аутопойетическая и самореферентная система. – Примерами являются глобальная экологическая проблема, религиозные войны, движение антиглобалистов и другие. Вопрос об отношении к природе, вопрос об её соответствующем описании и понимании в рамках той или иной гуманитарной теории, от социологии и философии до этики, является определённой «лакмусовой бумажкой» на реальность этих теорий, как раньше таковой являлась проблема Бога. Н. Луман не учитывает в должной степени и ценностный фактор, в частности морально ценностный. А ведь моральные ценности трансцендентны, и в этом смысле всеобщи, абсолютны. Следовательно, они присущи и глобальному обществу, его системным элементам, институтам. И если это не столь важно для самого подобного общества, то это важно для человека. И согласится ли человек жить в таком аутпойетическом и самореферентном обществе, которому нет дела до морали, до моральных оценок, до религии?! Одной из причин исторического поражения марксизма было пренебрежение им в теории и на практике морали и религии. Н. Луман сказал бы, что то, что случилось с марксизмом и должно было случится в условиях общества «высокой культуры». Марксизм действовал не в его парадигме, хотя исторически принадлежал ему. И общество расправилось с ним. Иное дело современное глобальное общество, для такого общества марксизм не подходит уже по другим, содержательным причинам. Но не произойдёт ли подобное и с теориями типа Лумана?! Я именно так считаю. Вот только нужны рациональные обоснования, доказательства для подобного интуитивного вывода! О ЛуманеДумается, что возразить Н. Луману можно и с точки зрения субъекта. Любой системный подход плохо учитывает субъективный фактор, как и развитие предмета. Так вот, точка зрения Лумана есть точка зрения определённого субъекта, а именно субъекта конца XX века, при этом принадлежащего к социальной группе разделяющей атеистический взгляд на мир. С точки зрения именно такого субъекта религия и мораль трансцендентная ничего не значат, они воспринимаются как продукты определённого социального времени, т.е. как нечто относительное, историческое. Но сама подобная точка зрения относительна. Эта точка зрения субъекта не видящего ничего объективного и трансцендентного за ценностями религиозными и моральными. Это парадокс герменевтики, герменевтический круг. Но если подобный субъект не замечает интеллигибельного трансцендентного содержания предметов, то это ещё не значит, что его и в реальности нет. Как разорвать герменевтический круг? Один из путей – вера в трансцендентность. Другой путь – теории трансцендентные, думается, более обоснованы, способны рационально объяснить более широкий круг явлений, нежели теории имманентные. В любом случае, теории не признающие трансцендентное не более обоснованы, нежели признающие таковое. Другими словами, имманентизм не более обоснован, чем трансцендентализм К критике современной социологии Против точки зрения Н. Лумана и др. можно также возразить, что их социология не учитывает в должной степени и связь общества с природой и с Богом, а не только с человеком. Их исходная посылка о самореферентности и аутопойетичности общества может быть принята лишь отчасти. Дело в том, что современное общество действительно обладает свойствами и аутопойетичности и самореферентности, но не в абсолютной степени. Общество есть лишь часть универсума, которая может быть адекватно понята лишь в единстве с другими частями космоса, в том числе и в связи с человеком, с природой и с Богом. Теории аутопойетического общества предстают абстракциями. Да, подобное общество даже может проектироваться, конструироваться, но насколько оно будет жизнеспособным?! Глобальные проблемы, в том числе экологическая, свидетельствуют об ограниченности таких теорий и социальных конструкций, и даже об их социальной и нравственной вредности. социологии Э. ГидденсаЭ. Гидденс стал известен прежде всего своей теорией структурации через которую он «разрушил» прежнее «сильное понятие» общества, берущее своё начало от учения об обществе как определённом организме. Сторонниками такого понятия общества были многие учёные – от Дж. Локка до Г. Спенсера и Т. Парсонса. Примечательно, что Ф. Тённис разделял понятия общности и общества, и считал, что если Гоббс использовал понятие общности, то Локк – понятия общества. Биологический организм и социальный организм различал и соотечественник Гидденса Г. Спенсер, который выделял и общие черты между организмом и обществом. Так, для общества характерна пространственная дифференциация, чего нет в биологическом организме, и вследствие пространственной дифференциации в обществе существует символическая коммуникация. Главной же отличительной чертой общества от биологического организма, по Спенсеру, было наличие здесь автономии и первенства частей, индивидов перед целым, в то время как в организме части служат целому. Можно сказать, что Э. Гидденс развил точку зрения на общество Спенсера. Но в начале надо отметить его учение о субъекте, которым он также разрушил некоторые концептуальные фантомы, симулякры в социологии, психологии, философии. В классической и неоклассической социологии, в частности в веберовской господствовали понятия рационального субъекта и целерационального действия. Теория действия Э. Гидденса включает три раздела: стратификационную модель агента, стратификационную модель действия и учение об интенциональности действия. Упорядоченные в пространстве и во времени действия представляют практику. В стратификационной модели агента Э. Гидденс предлагает отказаться от традиционной психологической триады «эго», «суперэго» и «ид». Его модель следующая:
Гидденс считает, что одним из главных недостатков прежних социологических теорий было то, что они не изучали повседневные практики. Но именно изучение последних позволило показать, что под поверхностном контуром целерационального действия существует толща экзистенциального опыта, и что рациональный расчёт осуществляется в до-рефлексивном контексте практического сознания. Поэтому олицетворением модернистского типа личности по Гидденсу является не рационально мыслящий капиталист-предприниматель, и не учёный, опирающийся на науку и технику, а игрок, человек риска. Это человек, который способен увидеть не шаблонность событий, предложить новые действия в рутинных практических контекстах. Стратификационная модель агента, рассмотренная выше, является составной частью стратификационной модели действия:  Рис. 1. Стратификационная модель агента  Рис 2. Стратификационная модель действия Основное понятие в стратификационной модели действия – это «рефлексивный мониторинг действия». Рефлексивный мониторинг действия есть неотъемлемая характеристика повседневного действия любого человека, означающая, что индивиды «не только сознательно отслеживают ход своей деятельности, ожидают, что другие поступят аналогично, но что они рутинно отслеживают физические и социальные контексты, в которых находятся». Надо сразу же отметить, что Э. Гидденс действительно уловил специфику действия человека общества модернити, или постиндустриального общества. Сейчас довольно широко представлен подобный тип человека как «человека риска». В современных условиях очень трудно рационально учесть все факторы и приходится действовать интуитивно, рискованно. Но «человек риска» может быть хорош на практике, но не в науке. Он не творец, а творчество нового существенная черта науки как формы познания. Творчество предполагает открытие принципиально нового по отношению к старому, что просто не осознаётся «человеком риска», чего он просто не знает. В мышлении «человека риска» нет должной фундаментальности. Рационализация действия, по Э. Гидденсу, есть умение индивида находить и объяснять самому себе причины и цели действия. Рационализацию действия следует отличать от дискурсивного обоснования действия. Умение обосновывать составляет суть дискурсивного сознания. Рационализация отличается от обоснования по трём факторам: 1. Индивид может привлекать обоснования, которыми он практически не руководствовался.
Теория структурации ориентирована на изучение механизмов социальных изменений современности, на структурирование социальных явлений, социальной жизни, действий субъекта. В основании теории лежит посылка, что социальные институты не только определяют действия индивидов, но и воспроизводятся посредством рефлексивных действий, - так идёт структурирование. Э. Гидденс подверг критике традиционный функционализм и структурализм, типа Парсонса или Мертона. Функционализм в социологии исходил из аналогии общества с живым организмом, где структура соотносилась с анатомией, а функция – с физиологией. Структурализм возник как подход, применяющий структурно-лингвистические модели для объяснения культурных феноменов. Важнейшими здесь были идеи Ф. Де Соссюра, а именно: разделение языка и речи, объяснение знака через связь обозначаемого и обозначающего, а также дуалистический принцип синхронии и диахронии. О социологии Гидденса (продолжение) Синхрония изучает отношения, которые связывают сосуществующие элементы в систему; диахрония – отношения между элементами, следующими друг за другом во времени и не образующими систему. Считается, что язык может быть подвергнут синхронному анализу, а речь - диахронному. Применительно к анализу социальных систем дуальность этих понятий фиксируется в терминах «статика» и «динамика». При этом по замечанию Э. Гидденса динамика интерпретируется скорее как функционирование, а не изменение. Однако средства, с помощью которых воспроизводятся и существуют лингвистические или социальные системы, одновременно содержат в себе и источники трансформации. Поэтому, не изучая изменения, чем грешит функционализм, нельзя адекватно понять и саму систему. Другим недостатком структурализма и функционализма является то, что они отдают предпочтение социальной структуре, считая её «внешней» по отношению к субъекту, и не учитывают в должной степени сам субъект, человеческую активность. Поэтому важной задачей социальной теории становится адекватное понимание человеческой активности и создание теории действий субъекта, избегающей крайностей. Предметом социальных наук, в соответствии с теорией структурации, является не опыт индивидуального актора, и не существование какой-либо формы социальной тотальности, а социальные практики, упорядоченные в пространстве и во времени. Итак, структура по Гидденсу есть генеративные (порождающие) правила и средства, организованные как имманентные свойства социальных систем, благодаря которым обеспечивается связь во времени и пространстве. Другими словами, социальные структуры есть структурирующие свойства. Социальные системы состоят из практик, организованных как взаимозависимость субъекта действия и группы. Эти взаимодействия размещены во времени и пространстве. Таким образом, социальные системы обладают структурными свойствами и представляют «структурированную целостность». Социальная система по Гидденсу – это воспроизводящаяся социальная практика. Социальные системы существуют синтагматически - в пространстве и во времени в виде реальных отношений людей и коллективов. Они обладают структурными свойствами, но сами структурами не являются. Дуальность структуры – это способность структурных свойств социальных систем выступать как в качестве средства, так и в качестве результата практики. Она проистекает из самовоспроизводящегося характера социальной жизни и выражается во взаимной зависимости структуры и субъекта действия. Гидденс считает, что социальные системы отличаются от органических, и он всячески старается изгнать из социологической теории органические интуиции. Так, он отказался от понятия «социальной дифференциации» и ввёл понятие «пространственно-временной дистанциации». Обычно пространство и время понимаются как «хранилища», «вместилища», где хранятся социальные системы. Но нет никаких социальных законов, независимых от пространства и времени. Все социальные обобщения правомерны только в определённом пространстве и времени. Общества различаются не степенью дифференциации, а масштабом пространственно-временной дистанциации. Любая социальная система «растягивается» в пространстве и во времени. Социальные системы осваивают пространство и время. Итак, в соответствии с теорией структурации социум есть сложное сплетение социальных практик, размещённых в пространстве и во времени и образующих множество социальных систем, анализ которых надо вести в дискурсе пространственно-временной дистанциации. Институциональные порядки (структуры) имманентны повседневным практикам. Они являются как продуктами социальных практик, так и средствами, организующими повседневную жизнь людей. Таким образом, согласно Гидденсу социальные практики первичны относительно социальных систем. Социальная жизнь предстаёт по своей сущности как сплетение повседневных практик. На элементарном уровне она представляет собой непрерывное существование индивидов в конкретных контекстах. Упорядоченные практики конституируют социальные системы и, в частности, общество. Социальная система представляет собой общество, или социальную тотальность, если она удовлетворяет следующим критериям: а) ассоциация социальной системы с определённой «территорией обитания»; б) наличия легитимированных прерогатив относительно занимаемого пространства; в) интенциональное распределение практик среди участников в социальной системе; г) общее сознание принадлежности к определённому сообществу с определённой идентичностью. О социологии Э. Гидденса (продолжение). «Критическая теория позднего модерна» Э. Гидденса В данной части социологического учения Э. Гидденса можно выделить такие разделы, как:
4. Учение о глобализации. Социологическая теория Э. Гидденса поставлена под сомнение постмодернистскими концепциями, которые считают, что универсальные теории социальной жизни являются анахронизмом модерна. Э. Гидденс принял вызов, и постарался так модернизировать понятия модерна, чтобы подвести под них и те явления, которые питают постмодернистские теории. Поэтому «концепция позднего модерна» Э. Гидденса является дальнейшим развитием теории структурации. Но вначале следует определиться с понятиями «модерна», «постмодерна». Дело ещё в том, сто сам Э. Гидденс использует не понятие «модерна» а понятие «модернити». И это для Э. Гидденса имеет существенное значение. Термины «модерн» и «постмодерн» для Э. Гидденса означают особое мироощущения, они относятся «главным образом к стилям или направлениям в литературе, живописи, скульптуре и архитектуре, касаясь аспектов эстетической рефлексии о природе модернити». «Модерните» означает определённый исторический тип общества. Оно характеризуется пространственно-временной дистанциацией, для которой характерны четыре институциональных оси:
4.Власть (формы монопольного контроля) государства над средствами насилия в пределах чётко очерченных территориальных границ. Э. Гидденс утверждает, что «с точки зрения институционального развития для модернити главное значение имеют два особых организационных комплекса: национальное государство и систематическое капиталистическое производство». «Постмодерните» означает, что общественное развитие «уводит нас от институтов модернити в направлении к новому и особому типу общественного строя». И идея «критики позднего модерна» Э. Гидденса состоит в том, что это новое состояние всё того же «модерните», и, следовательно, может быть описано в дискурсе модерните. Что отличает «модерните»? Или, другими словами, что отличает социальную жизнь в условиях модерните? По Гидденсу самой отличительной чертой модерного типа социальной жизни является её беспрецедентный динамизм. Данный динамизм модернити Э. Гидденс объясняет тремя взаимосвязанными факторами, которые также отличают модерните от традиционного типа общества:
Есть два основных механизма «открепления»: «символические значки» и «экспертные системы», представляющие собой две основных разновидности «абстрактных систем». В качестве «символических значков» выступают прежде всего деньги, в качестве экспертных систем – специализированные знания.
Рефлексивный мониторинг есть во всех человеческих действиях. Но с началом модернити рефлексивность получает особый характер: социальные практики здесь постоянно критически оцениваются и трансформируются в свете поступающей о них информации, и это носит всеобщий, абсолютный характер. Кроме того, рефлексивность в условиях модернити связана с противопоставлением традициям. Как пишет о традициях Э. Гидденс: «Традиция – способ интеграции рефлексивного контроля действия и пространственно-временной организации сообщества, средство взаимодействия с пространством и временем, обеспечивающее преемственность прошлого, настоящего и будущего любой деятельности или опыта». «Традиционным культурам, - отмечает Э. Гидденс, - свойственно почитание прошлого, и символы ценятся потому, что содержат и увековечивают опыт поколений». Э. Гидденс отмечает, и совершенно правильно, что в цивилизациях, существовавших до эпохи модернити, рефлексивность связана с толкованием традиций, здесь «на весах времени чаша «прошлого» существенно перевешивает чашу «будущего»». «Более того, поскольку грамотность является монополией немногих, стандартизация повседневной жизни определяется традицией в её привычном смысле». В условиях модернити развивается письменность и связанная с письменностью рефлексивность. Письменность расширяет границы пространственно-временной дистанциации, и создаёт ситуацию, когда рефлексивное постижение нового знания может быть отделено от традиции. От себя отметим, что в традиционных культурах традиции даже религиозные, религиозный культ, выполняют различные функции, и не только собственно религиозные, а и практические и т.п. В обществах модернити, и особенно постмодернити (постиндустриальные общества, общества позднего модернити по Э. Гидденсу) в религиозных нормах, традициях отделяется более чётко их религиозное содержание от другого. И исповедующие ту или иную религию начинают почитать свой религиозный культ уже за собственно его религиозный характер. Для этого нужна определённая культура. Меняется мотивация религиозных действий, повышается чистота религиозного мотива. Новая рефлексивность, присущая модернити, увеличивает знание. Начиная с эпохи Просвещения знание связывалось с уверенностью и с властью над предметом знания. Однако в эпоху модернити со временем всё более очевидным становится ограниченность такого понимания знания. Особенно это свойственно общественным наукам. Но «тезис о том, что большее знание об общественной жизни (даже если таковое в высшей степени подкреплено опытом) равносильно большему контролю над нашей судьбой, является ложным». И дело в том, что само знание о социальных институтах, как отмечалось выше не раз, входит в понятие этих институтов. Социум включает в себя как свой элемент знание о себе самом. – Это главная причина всей парадоксальности социального знания и жизни социума. И чем больше социального знания о социальной жизни, тем менее она предсказуема. И особо значимую роль в рефлексивных связях играет социология из-за её наиболее обобщённого типа рефлексии. Э. Гидденс обращает внимание ещё на три фактора, которые влияют на границы «рациональности» в обществе:
Все эти тенденции в рефлексивности особенно ярко проявились в современную эпоху позднего модернити. Эта эпоха оценивается многими исследователями как качественно новое состояние общества, т.е. как постмодернити. Э. Гидденс занимается анализом тех явлений, которые связываются с постмодернити и старается показать, что это лишь тенденции модернити. Итак, что же связывается с постмодернити? – Во-первых, постмодернизм (постиндустриальное общество) связывается с отмеченным выше антифундаментализмом в эпистемологии, т.е. с уменьшением значимости научного фундаментального знания. «Мы обнаружили, что ничего нельзя знать наверняка». И власть теперь связывается не только со знанием. Первым из философов, кто высказал подобный пессимистический взгляд о знании, был Ф. Ницше. Не случайно он рассматривается как предтеча, пророк постмодернити. Но Э. Гидденс правильно замечает, что «однако семена нигилизма изначально присутствовали в философии Просвещения. Если сфера разума полностью освобождена, никакое знание не может покоиться на безусловном основании, ибо даже понятия, которых придерживаются наиболее твёрдо, могут считаться обоснованными лишь «в принципе» или «до дальнейшего рассмотрения». Иначе они станут догмой и выпадут из той самой сферы разума, которая прежде всего и определяет, что такое обоснованность». – Отметим, что подобную мысль о связи нигилизма с Просвещением задолго до Э. Гидденса неоднократно высказывал Н.А. Бердяев. Во-вторых, постмодернити связывается с «концом истории». Однако этот тезис есть лишь превратно выраженная ещё телеологическая модель истории, связанная и с христианским провиденциализмом, и с историцизмом, что нашло своё деистическое воплощение в просветительской идеи «царства разума» как конечной цели и результата всемирного исторического процесса. Для модернити свойственен историзм, признание открытости истории, творения истории самим агентом, на чём настаивает и постмодернити. «Использование истории с целью делать историю» - это явление, возникшее в модернити. Историчность (историзм) означает использование прошлого для формирования настоящего, но она не означает уважения к прошлому, что характерно для традиционализма, например. Знание о прошлом нужно как средство разрыва с ним, или лишь для поддержки того, что может быть оправдано на принципиальной основе. Модернити, и связанная с нею историчность, ориентирует нас прежде всего на будущее, которое всегда открыто. «Это фундаментальный аспект пространственно-временного «расширения», возможность и необходимость которого обусловлена модернити». Но подобное понимание истории, свойственное модернити, снижает значимость идеи прогресса как «светлого будущего до идеи непрерывного изменения». Однако Э. Гидденс призывает быть осторожным с абсолютным отрицанием фундаментализма, историцизма, прогресса. Так, если говорить о постмодернити как завершающей стадии модернити – это уже значит признавать прогресс! И как тогда Ницше, который провозглашается отцом теории постмодернити, мог за сто лет до начала постмодернити это предсказать?! Э. Гидденс справедливо считает, что необходимо отвергнуть как не заслуживающую серьёзного интеллектуального рассмотрения идею о невозможности систематического знания о тенденциях общественного развития. Тогда вообще нельзя было бы написать ни одной книги обо всём подобном. Примечательно, что, например, Ницше и Хайдеггер дать критику основных требований Просвещения были не в состоянии с «более высоких или лучше обоснованных требований», - они лишь дистанцировались от требований Просвещения. В-третьих, постмодернити провозглашает «смерть субъекта», констатируя растворение человеческой личности в сегодняшнем социальном опыте. Но согласно Э. Гидденсу, личностная идентичность не является естественной данностью, а имеет социальную конституцию. Сам процесс классовой самоидентификации стал возможен только в эпоху модернити. В-четвёртых, для позднего модернити очень характерна глобализация. Глобализация стала важнейшей проблемой для современной социологии. Существуют разные теории, оценки практики глобализации. Как её понимает и оценивает Э. Гидденс? У него есть краткое определение глобализации: «Я определяю её как действие на расстоянии». Или более развёрнутая дефиниция: «Глобализация есть интенсификация социальных отношений всемирного масштаба, которые связывают удалённые локальности таким образом, что события, происходящие в одном месте, формируются тем, что происходит за много миль от них, и наоборот». Глобализация Э. Гидденсом трактуется как естественное продолжение изначальных тенденций модернити. И анализ глобализации в современном мире он поэтому осуществляет на основе четверичной институциональной модели модернити. Гидденс выделяет четыре основных измерения глобализации: 1. Глобальная взаимосвязь и разделение труда в модерном индустриализме. – Но индустриализм в модернити изначально был основан на разделении труда как на уровне трудовых операций, так и в плане региональной специализации по профилю промышленности, производства сырья или готовой продукции и т.п. Глобальная взаимосвязь и разделение труда оформились после Второй мировой войны. – [PS. Не означает ли это, что надо учитывать подобную реалию глобализации и Россией, и вписаться в современное разделение труда как поставщик сырья?!. Что здесь зазорного? – Только надо практически и разумно организовать всё, и извлечь из всего максимальную выгоду. Так если бы СССР не стремился стать прежде всего индустриальной страной, а обращал должное внимание и на аграрный сектор, то мы бы жили лучше, и были бы у нас развитые и индустрия и сельское хозяйство. Не повторить ошибок!] 2. Глобальная взаимосвязь экономических процессов, определяемых в первую очередь капиталистическими механизмами, рынком, корпорациями. – Это то, что И. Валлерстайн (Уаллерстайн) обозначил как «мировая система». 3. Глобальная система международных отношений между национальными государствами. – Это по Э. Гидденсу изначально было свойственно модернити. Сама идея государственного суверенитета является рефлексивной: суверенитет над данной территорией опосредуется признанием территориальных границ данного государства другими государствами. Сам феномен международных отношений является сугубо модерным. 4. Глобальный военный порядок (глобальный характер военной власти – МПЕ.). – Но уже мировые войны показали, что военная сила приобретает глобальный характер: исходно локальный конфликт втягивает в себя весь мир. 5. Культурная глобализация. - Это связано с трансформацией технологий коммуникации. Механизированные технологии коммуникаций оказывали, начиная с книгопечатания, определённое влияние на усиление глобализации во всех её аспектах. В настоящее время наблюдается постепенный упадок европейской, или западной, глобальной гегемонии. Обратной стороной этого процесса предстаёт растущее распространение современных институтов по всему миру. Но «упадок Запада» связан не со старостью европейской цивилизации. Дело в том, что модернити не является лишь одной их цивилизаций среди прочих. Упадок влияния Запада связан не с ослаблением воздействия институтов, впервые там появившихся, а, напротив, есть результат их глобального распространения. Институциональные измерения модернити не отличают теперь столь явно западные страны среди других. Всё это предстаёт процессом глобализации. [PS. Думается, всё же надо признать качественное отличие современного общества, национальных отношений, военного миропорядка, экономики, индустриализации от прошлого, и совсем недавнего прошлого, скажем, прошлого шестидесятилетней давности. И яркой отличительной чертой современной жизни предстаёт, действительно, глобализация. Теперь конфликт в Чечне оборачивается глобальной поддержкой чеченских сепаратистов и глобальными проблемами международных отношений для России.. Такого раньше не было.– Вспомним хотя бы войну в Чехословакии в 1968 году и прочее. И терроризм стал глобальным и антитеррористическая война с ним приобрела глобальный характер. – МПЕ.] Э. Гидденс оценивает глобализацию диалектически, выделяя в ней противоречивые тенденции. Так, капитализация, связанная с развитием рынка, порождает и главные формы отчуждения, вскрытые Марксом. XX век показал, что сложные системы, подобные современным экономикам, не могут быть эффективно подчинены кибернетическому контролю «сверху», в них сигнализация должна идти «снизу». И это характерно не только для национальных хозяйственных систем, но и в мировом масштабе. Э. Гидденс прогнозирует постдифицитную хозяйственную систему, где основные предметы уже не являются дефицитом, и где рыночные критерии есть лишь сигнальные устройства, а не средства отчуждения. В эпоху глобализации меняется роль национальных государств, ибо наряду с международными организациями возникают различные формы самоуправления в виде корпораций, местных объединений, демократических средств массовой информации и т.п. Э. Гидденс считает, что мировое правительство представляется невероятным, учитывая степени суверенитета национальных государств. «Мировое правительство» будет скорее предлагать совместную выработку глобальной политической стратегии, совместную выработку программ, скоординированные подходы к разрешению конфликтов и т.п. Наряду с глобальными практиками развиваются локальные практики, в частности связанные с растущей потребностью в локальной автономии и региональной культурной идентичностью. Что касается военной силы, то есть шанс избежать глобальной военной катастрофы, что не исключает «оркестровых» локальных войн. – [PS. Но становится реальностью глобальный характер терроризма и глобальный характер войны с терроризмом. – МПЕ]. Э. Гидденс считает, что гуманизация технологии будет сопряжена с усилением моральных аспектов в нынешних «инструментальных» отношениях между человеком и природой. Так согласно гипотезе Лавлока наша планета есть единый организм, даже живое создание, поэтому забота о состоянии планеты аналогична моральной заботе о здоровье. – [PS. Моё учение о моральных ценностях как об объективных качествах позволяет без подобного органицизма положительно решить вопрос о нравственном отношении к земле и к самой планете Земля.] Для позднего модерна характерны также и другие явления: «ценностный политеизм», неоконсерватизм, «утопический реализм» и др. Все эти процессы в условиях модернити диалектичны. Так, сегодня преобладает скепсис в отношении самой возможности универсальных ценностей. Но фрагментация и плюрализация – это одна сторона социальной жизни в условиях модернити, а другая состоит в том, что в этих условиях как раз утверждаются универсальноразделяемыеценности, вытекающие из ситуации глобальнойвзаимосвязи. Э. Гидденс пишет, что современный мир – это мир, где много иных, но нет совершенно чужих. В этом мире люди сталкиваются с глобальными рисками, общими для всех. Отсюда следует, что универсальные ценности, формирующиеся сегодня, рождаются опытом глобального космополитизма [PS. Я бы сказал – опытом глобального трансцендентизма.]. Новая этика предполагает признание святости человеческой жизни и всеобщего права на счастье и самореализацию в сочетании с обязанностью содействовать развитию всеобщей солидарности и сохранению среды человеческого существования. Универсальные ценности, по Э. Гидденсу, вовсе не исчезают в глобализующемся посттрадиционном обществе, или обществе модернити; напротив, возможно, они впервые в человеческой истории получают реальную точку опоры. (См.: Giddens A. Beyond Left and Right. The future of radical politics. Cambridge: Polity Press, 1994). – [PS. И думается, что здесь – в вопросе об универсальных ценностях – Э. Гидденс прав!] |